Элоиза к Абеляру

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Колардо Ш., год: 1760
Примечание:Перевод Владислава Озерова
Категория:Стихотворение
Связанные авторы:Озеров В. А. (Переводчик текста)

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Элоиза к Абеляру (старая орфография)

СОЧИНЕНИЯ ОЗЕРОВА.

Издание Александра Смирдина.

САНКТПЕТЕРБУРГ.

В Типографии Второго Отделения Собственной
Его Императорского Величества
Канцелярии.
1846.

ЭЛОИЗА К АБЕЛЯРУ,

ГЕРОИДА КОЛЯРДО.

ЭЛОИЗА К АБЕЛЯРУ. (*)

(*) Этот перевод был первым опытом поэзии Озерова. Помещаем его с предисловием переводчика и выпискою о жизни Абеляра.

Часто предисловия служат похвальными словами сочинениям, пред коими они поставлены. Красоты многих книг никто бы и не знал, если б сами авторы не имели предосторожности выказать наперед совершенства их, совершенства, которые они одни видят. Я не намерен говорить здесь о своем переводе, того менее о своих дарованиях. Сказать мне, что я чувствую, сколь дар мой мал, подумают, что я испрашиваю помилования от критиков, а выписать из Буало сей часто употребляемый стих:

La critique est aisée, et l'art est difficile,

сочтут меня по справедливости надменным. Иметь от природы дар к стихам необходимо нужно. Человек с холодной душою, с тусклым воображением, будет писать рифмы: но родиться искусным стихотворцем невозможно; а чтоб приобресть искусство, нужно время и упражнение. Я предлагаю читателям первый опыт мой в стихах. У меня спросят: зачем для первого омыта и выбрал столь трудное творение? С обработанного и усовершенного языка предприять перевесть лучшую героиду на наш язык, начинающийся образоваться, конечно было дерзко. Но на сие отвечаю, что природа в том виновна. Читая Колярдо, я был восхищен; мне открылся пут Парнасский, и я почувствовал вдохновение Аполлона, о котором прежде и мысли не имел. По окончании я сравнял перевод свой с прежде появившимся и напечатанным в ежемесячных сочинениях 1786 года. Но известный мне автор или переводил то же письмо, но другого сочинителя, или в преложении сам сделал многия перемены. Я видел в нем картины, превосходящия мои описания, но вообще более ума, нежели чувства, и потому решился издать свой перевод. Знаю, что в нем многия места подлежат критике, и её ожидаю, чтоб просветиться. Мне должно было объявить эту мысль, чтоб оправдаться в смелости предприятия: вот для чего пишу предисловие.

Абеляр, не столько известный своими сочинениями, сколько любовию к Элоизе, родился в 1079 году. Он с молодости занимался словесными науками, и вскоре в философии и богословии превзошел своих учителей Шампо и Ансельма. Возбужденные завистью, они возстали против него; но гонения их были тщетны. Абеляр, приобрев славу, был определен в Париже к приходской церкви, куда обратил весь город.

Вскоре Абеляр свел знакомство с Элоизою, происходившею из дона Монморанси. Иные утверждают, что она была побочная дочь шануана (бельца, который, по Римскому закону, также не может вступать в брак). Элоиза соединяла изящнейший разум с чрезвычайною красотою. Сим двум превосходнейшим особам своего века стоило друг друга увидеть, чтоб друг друга полюбить, и они нашли средство предаться безпрепятственно своей страсти. Элоиза жила у дяди своего шануана Фюльбера, Абеляр выпросил,у него себе жилище в том же доме, обещаясь ему платить за то большие деньги и сверх того обучать даром племянницу его. Фюльбер радостно согласился на это предложение, и позволил Абеляру учить Элоизу во всякое время дня и ночи, и даже наказывать ее, если она будет невнимательною. Любовники воспользовались такою свободою и жили совершенно счастливо. Некоторое время скрывали они свой союзе от любопытных взоров домашних; но, мало по малу стали иметь менее предосторожности, и тайное их сообщение, сперва подозреваемое, сделалось, наконец всему городу известным. Один дядя ничего о том не знал, и сам с прочими пел любовную повесть своей племянницы: однакож наконец понял загадку песни. Взбешен будучи, что учинился посмешишем всего Парижа, он сурово поступил с Элоизою и выгнал Абеляра из своего дома.

Между тем следствия любви сделались явными: Элоиза была беременна. Она уведомила о том своего любовника, который, увезши ее от дядя, послал в Бретань к сестре своей, где она разрешилась сыном, который вскоре умер. Это происшествие довершило гнев и ярость Фюльбера. Чтобы его успокоить, обещал ему жениться на его племяннице, на что шануан охотно согласился; но Элоиза, по чрезвычайной страсти и особенной нежности, лучше хотела называться любовницею Абеляра, нежели его женою. Долго противилась она, но наконец, склонилась на сей брак, который с общого согласия долженствовал пребыть тайным. Элоиза возвратилась к Фюльберу; но он против своего обещания разгласил о союзе племянницы с её учителем.

Абеляр, опасаясь, чтоб такое разглашение, могущее лишить его прихода и учеников, не было принято за достоверное, свез Элочзу в женский монастырь Аржантель, где она с прочими светскими там жившими девицами носила монашескую одежду. Фюльбер, вообразив, что его все обманывают и что тут кроется новая измема, принял варварское намерение отомстить одним ударом Элоизе и Абеляру. Злодеи введены были ночью в комнату несчастного учителя и привели его в состояние .

Один современный писатель замечает, что сие плачевное происшествие сокрушило весь Париж, особенно женщин. Смерть супруга, или любовника, говорит он, не столько бы для них была огорчительна, как подобное несчастие Абеляра. Но нельзя изобразить прискорбия Элоизы. Одне нежные и чувствительные души могут себе представить отчаяние сей горестной любовницы.

Абеляр, излеченный от своей раны, чтоб сокрыть позор, заключился в монастырь Се. Дионисия, где произнес монашеские обеты. Он принудил Элоизу последовать своему примеру. Она повиновалась, и при своем пострижении, держала и обливала слезами последнее письмо Абеляра, в котором он уверял ее в вечной своей любви. "Подходя к алтарю, говорит она, я несла с сердцем моим вместе сердце моего любовника, и мои обеты принесли в жертву и то и другое."

С сего времени жизнь Абеляра была сцеплением злополучий. Ненавидимый своими собратиями, гонимый ими, из монастыря исключенный, обруганный и лично и за сочинения, он был заключен в темницу. Оттуда с трудом освободившись, но быв без пристанища, скитаясь и нуждался во всем, он удалился в пустыню близ города Ножан при СенеПараклет. Тут построил он жилище, питался плодами и кореньями, и привлек для своего пропитания нескольких учеников, коих вскоре лишился гонением.

Наконец несчастие, казалось, перестало преследовать Абеляра. Он был определен игуменом над одним монастырем. Но тут претерпел он от своих монахов огорчения чувствительнее прежних. Эти жестокие люди, заставив его испытать все, что ненависть и бешенство могут изобресть злейшого, несколько раз покушались на его жизнь. Сперва хотели его отравить; потом подкупили злодеев, чтобы его умертвить; и наконец, неуспев в сем преступном замысле, они сами решились предать его смерти. Абеляр избавился от сих варваров и пошел искать другого себе пристанища.

Элоиза, сделавшись начальницею в своем монастыре, не более Абеляра была спокойною. Монахи Св. Дионисия завладели монастырем Аржантель и изгнали оттуда монахинь, которые все разошлись по разным сторонам. Абеляр предложил Параклет убежищем Элоизе, и она с несколькими своими подругами там и поселилась. Сии любовники после долгих трудов, с пособием и других в соседстве живших господ, основали игуменство, в коем Элоиза была первою игуменьею. В сем жилище Абеляр проводить некоторую масть года. Но злословие исполнило отравы и это последнее его утешение. Неприятели его приписали ему в преступление связь его с Элоизою, как будто плачевное состояние, в коем он находился, не долженствовало избавить его от всех подозрений.

Сии супруги принуждены были разстаться навсегда, и провели остаток дней своих в слезах и горести. Абеляр скончался в 1141 году, 63 лет от рождения; а Элоиза умерла таких же лет в 1164 году. Они были положены в одной гробнице, где смерть, соединив прах сих любовников, сокрыла их от зависти и злобы людей, и предала вечному покою.

Среди молчания, в жилище тишины,
Где души суеты и страсти лишены,
Где Богу лишь сердца навеки посвященны,
Чем чувства днесь мои жестоко толь смущенны?
Теснится грудь моя, во мне пылает кровь...
Какая страсть? .. Любовь, злосчастная любовь!
Она у алтарей меня не оставляет,
Мой Абеляр... Но нет... Супруг... Увы, постой,
Постой, несчастная, и имя то сокрой?
Ты Богу, одному супругой нареченна.
О, сколь злосчастливо была я обольщенна!
Я мыслила, что здесь престану ввек гореть,
Что здесь спокойствие в душе я буду зреть:
Письмо твоей руки обман тот истребило.
Под пеплом скрытый огнь внезапно вспламенило.
Сто раз зрю письмена, целую те черты,
Что вредны сердцу столь, разрушив все мечты.
Но что я говорю... не вредны, но любезны,
Но услаждающи дня горестны и слезны.
В чертах сих образ твой драгой мне предстоит.
Сей образ я люблю, мой дух боготворит.
Любовник мой!... О, стыд, в убежище священном
Что мыслю, что глашу, и в сердце что прельщенном
В ответ к тебе писать я ныне здесь хочу?
Пишу... но нет, письмо слезами омочу;
Черты ими сотру, и слов ты не познаешь:
Мне Бог днесь о любви писать претит к тебе:
Покорна... но, увы, сама я не в себе!
Мне сердце пламенно любовь одну вещает:
Рука ту страсть в письме дрожаще помещает.
О, мрачны храмины, где грех порабощен;
Где ко спасению лишь смертный обращен;
Где добродетель зрят обеты приносящу,
По воле узницей и без грехов стенящу;
Откуда до небес восходит томный глас,
И где пощением страстей всех жар погас!
О, хладны мраморы! о вы, святые мощи,
Пред коими курим и служим дни и нощи!
Почто, когда я вся любови предана,
Почто, подобно вам, я чувстве не лишена?
Молитвы все мои, поклоны и лощенья,
Оковы, тягости и тела удрученья,
Все тщетно для меня: и огнь мой не исчез,
Хоть льются по груди горьчайши токи слез.
Когда я, Абеляр, письмо твое читала,
Любовь мне делала отраду при тебе,
В разлуке же любовь влечет ко злой судьбе.
То вижу я тебя украшенна венцами,
Довольным, счастливым: путь стелешь мне цветами;
Или в пустыне ты мне видишься согбен,
Со прахом на челе, под рясой удручен,
Пред алтарем стоящ, в слезах и воздыхая,
И дни свои во мрак и скорби погружая.
И так мы жизнь должны во кельях проводить,
Забыть друг друга в них и страсть всю истребить:
Так вера ревностна в судьбах определила,
Когда меня с тобой сурово разлучила.
Но, нет,- пиши ко мне, мне чувство сообщай;
Без ропота терпеть меня ты научай!
Разделим грусть: ты плачь над скорбями моими;
А я начну стенать печалями твоими...
Несчастным отдан плач отрадою одной.
Пусть эхо съединит свой глас с моей тоской;
Оно любовников в бедах не оставляет;
Ни рок, враги, ничто не может запретить
Томиться, рваться нам и в скорбях слезы лить.
Но слезы, говоришь, для Бога лить мне должно:
Ах, нет, не может быть: так помышлять безбожно!
Бог смертным не тиран, он милостив отец;
Зреть скорбь людей не есть творения конец.
Пиши ко мне, пиши: такое сообщенье
Любящимся сердцам в разлуке утешенье.
Конечно, дар письма любовь изобрела,
В неволе страждущим любовникам дала.
Любовница в письме все чувства объясняет,
И не стыдясь весь жар свой страстный изъявляет.
Увы! союз пред сим законен был для нас:
Но злой сразил удар... настал плачевный час;
Расторглись узы все, природа возстенала.
Воспомни, как твой глас я радостно внимала,
Когда под дружбою ты предлагал любовь!
Из уст твоих текла, в мою лилася кровь,
Вспалила сердце мне, наполнила все чувства;
Я мыслила в тебе зреть ново божество;
В объятиях твоих теряла существо.
О, сколь казалась страсть и сладостна и нежна!
Я счастие лишь в ней обресть была надежна,
Богатство, славу, честь, кумиры всех людей,
Я в жертву принесла одной любви моей.
В прелестной страсти той вселенную забыла;
Мир, Бога Самого в тебе я находила.
То помнишь Абеляр: ты сам мне предлагал
Свершить обрядный брак; ты сам всегда желал
Торжественный обет принесть пред алтарями,
Что сильна страсть в гробу окончится лишь с нами:
Почто, сказала я, для нас такой союз?
Свободною родясь, любовь не терпит уз.
Любовь не есть порок, она лишь добродетель,
Виной бывает зла, но также благ содетель.
Сколь часто видим мы, что брачные венцы
Сильнейшей страсти суть несчастные концы.
Поверь, что сделан брак для душ обыкновенных,
В свидетели любви не призовем Творца,
Но внемлем страсти лишь, соединив сердца;
Всю жизнь ей посвятим, и ей займем все чувство;
Изучим мы любви прелестное искусство:
Дар боле нравиться, в весельях утопать,
И, словом, лишь любовь в любови обретать.
Пускай могущий царь великость повергает,
С престола низойдя, мне скипетр предлагает,
Державой за любовь наградою сулит;
Тем блеском он меня, ни честью не прельстит:
Презрю, отвергну все; и скипетр и державу
Ногами я поправ, в тебе зреть буду славу.
Ты знаешь, Абеляр, в душе твоей мой трон,
Величества и честь имиышньщ блеск корон.
Любезной быть твоей: вот титло дорогое!
Скажи ты имя мне, какое бы иное
Могло мою любовь сильнее выражать.
Тебя под словом тем я стану обожать.
О, сколь, мой друг, любить, любимой быть приятно!
Сей первый есть закон: все прочее мечта.
Счастливей смертных всех любовников чета.
Взаимны чувства в них их склонность съединяет:
Лишь мыслит что один, другой то исполняет;
В забавах и в играх проходят все их дни;
Веселья совершив, веселий ждут они;
В источнике любви пьют сладкий ток блаженства,
Забвенье мрачных зол и благ несовершенства.
Мы счастья ищем все; любовь ведет к нему;
Она влечет сердца к веселью одному;
Она причина благ и чувств всех услажденье.
Сей участи и мы вкушали наслажденье.
Но все исчезло вдруг. О, грозна нощь?.. О, страх!..
Я зрю убийц твоих, у них злой меч в руках;
Из сердца твоего меня извлечь стремятся;
Их души зверския злодейства не стыдятся.
Где я тогда была? Что делала тот час?
Мой плач, мой стон, мой вопль смягчили бы за нас.
К ногам злодеев сих в отчаяньи б припала;
Коль в Абеляре вы караете любовь,
Не он, виновна я: ною пролейте кровь;
Разите сердце мне, оно любовью страстно;
Когда же тщетен плач, моление напрасно;
То знайте, что удар жестокий отвращу,
И прежде здесь его я умереть хощу!
Но что... не внемлете... какое изступленье!
Мой вопль считаете за ново преступленье!
Увы, что вижу я! .. Окровавлен уж меч...
Веселья рушились... мой стыд кончает речь.
Какое же тогда настигло время злое!
Напасть одну прешед, злосчастье зрим другое.
Воспомни, Абеляр, тот слезный день для нас,
В который мне воззвал могущий веры глас;
В который пред алтарь ты вел меня как мертву;
Сам жертвой будучи, меня влачил на жертву.
Дрожащею рукой ты наложил покров,
И ждал в молчании моих обетных слов.
Но клятву лишь свою из уст я испустила,
Ветр бурный заревел, раздался в тучах гром,
Померк лампадный свет, потрясся храм и дом,
Весь ангелов собор той клятвой изумился,
Всевышний в небесах победой удивился:
В таком сомнении тогда Сам пребыл Бог,
Чтоб победить тебя, всесилен быв, возмог.
Сколь праведно, увы, сомнение то было!
Когда обет несла, мне сердце изменило;
Тобой наполненна, клялася Богу я,
Иль лучше, я рекла все клятвы для тебя.
Прийди же, Абеляр, прииди, чтоб в утешенье,
Осталось в жизни мне твое драгое зренье.
Прийди: и мы еще любви познаем власть.
В глазах мы будем зреть, в сердцах обрящем страсть.
Я пламенем горю... жар сильный ощущаю...
Пускай крови твоей мой жар я сообщаю.
В забвеньи дай ты мне прилечь на грудь твою;
Дай с уст твоих собрать отраду всю мою.
Дражайший Абеляр, мою делишь ли радость?
Обняв меня рукой, прижми к груди своей;
Хоть то любви мечта, но предадимся ей.
О, восхищение! в весельях утопаю...
И бедствие твое в восторге забываю!
Целуй меня, целуй... без чувств я, чуть дышу...
Я в мыслях пламенных веселье совершу..
Но что сказала я?Какое заблужденье!*
Мне ныне предстоит иное услажденье.
Прийди: но чтоб меня пред жертвенник влачить;
Чтоб иго веры несть в терпеньи научить;
Наставить, как тебе, коль только есть возможно,
И Бога и закон предпочитать мне должно.
Воспомни, что тебя здесь робки девы ждут;
Во правилах твоих смиренну жизнь ведут.
Ты пастырь их, прииди: пусть идут за тобою;
Спасенья в подвиге подай пример собою!
Се ты дал вид иной сим каменным горам:
Жилище основав, на них воздвигнул храм.
Твоей рукою здесь места преобразились;
Ты миру создал дом приятной простоты;
Нет блеска вовсе в нем, нет лишней красоты!
Имение сирот тот дом не возвышало,
Й злато суевер его не украшало.
Богатство дома все в смиреньи состоит;
Невинность тихая убежище в нем зрит,
И добродетель здесь в покрове безопасном.
Во замке мрачном сем, безмолвием ужасном
(Куда, средь светла дня и небеси без туч,
Проходит со трудом лишь слабый дневный луч),
Под сводом каменным, под сенью страшных башен,
Твоим сиянием был прежде дом украшен:
Не столько в полдень зрят блестящим солнца круг.
Но ты оставил нас: с твоим отъездом вдруг
Настала темна ночь, простерла покрывала,
И скорбь снедающа во мраке прелетала.
Увы! где Абеляр? Вот глас, что слышен днесь!
И все сердца печаль делят со мною здесь.
Смущенна будучи подруг моих слезами,
Утешь невинным дев и скорбь их прекрати,
Спокойствие с собой, утехи возврати!
О, хитростный предлог! о, ложно состраданье!
Не грусть моих подруг, не плач их, не рыданье
Ведут мое перо: любовь, любовь одна,
Что я тебя зову, злосчастная вина.
Прийди, внимай лишь мне: одна я призываю,
Одна тоски конца с тобою ожидаю.
Прийди, любовник мой, отец, и брат, и друг!
В противность небесам, прийди ты, мой супруг!
Ниток чистейших вод, что с шумом с гор стремится
И на лугах журча по камешкам катится,
Ни красота полей, ни тень густых древес,
Что с гордостью верхи возносят до небес,
Ни тихи озера, что небо отражают,
Луч солнечный прияв, струями ослепляют,--
Ни что уж без тебя меня не веселит:
Природы зрелище печаль не уменьшит.
Прискорбная тоска, дщерь мрачна отвращенья,
Она сушит траву, цвет ею увядает
И, к корню наклонясь, со стеблем умирает;
Ноля стоят без жатв; нет зелени в лугах,
И нет величества в утесистых горах;
Безгласно эхо здесь, зефир не веет боле,
И птички стонут лишь в своей печальной доле.
Таков плачевный вид обители твоей!
Сей вид приличен днесь злой горести моей.
Во мрачной келии, в неволе, заключенна,
В слезах влачу все дни и жизнью отягченна.
Но яд любви еще в крови моей течет,
Еще к веселию он мысль мою влечет.
Отсутствием твоим невинной пребываю;
Невинность тяжку ту стократно проклинаю.
Кто... я... чтоб я могла любовь преодолеть?
Душе моей нельзя толико сил иметь.
Пред тем, как в сердце мне спокойствие вселится,
Пред тем, как страсть моя разсудку покорится,
Сколькратно я, увы! еще должна любить,
Еще надеяться, желать, отчаяваться,
То мыслью обнимать, то сердцем разрываться,
Волненье чувствий всех испытывать в себе,
Но в чувствах разных тех лишь мыслить о тебе!
Непобедима власть, любви влиянье злое!
Обеты я несла, а мыслю здесь иное;
Супругой будучи безсмертному Царю,
Я к Абеляру вся любовию горю;
Меж веры и любви я колебаться смею.
Смягчись, о Боже, Ты над слабостью моею;
Волнующим страстям законы положи,
И путь спасения погибшей укажи!
Из хаоса извлек Ты стройную вселенну:
В десницу днесь прийми всю власть свою безмерну!
Ах, еслиб действием неизреченных сил
Несчастную любовь во мне ты истребил!
Услыша голос мой против врага любезна
Защиты требует моя молитва слезна...
Но, нет, защита та была бы зла напасть;
Питаюсь ей одной, одной ей существую,
И буду я мертва, коль душу дашь иную.
О вы, в сих храминах сотрудницы мои,
В священных узах здесь влекущи дни свои,
О, сколь вы счастливы! вас страсти не смущают;
В вас души томные восторги ощущают;
Могущей вере вы предавшися одной,
Ни сколь не мучимы любовною тоской;
В едином Боге днесь источник благ вы зрите
И благочестием в смирении горите.
В всегдашней тишине проходят ваши дни;
Ваш сон в ночи прервут моления одни:
А я в любви томлюсь, когда заря восходит;
Горю, как солнца шар в моря лучи низводит;
Не погасает огнь в прохладности ночей,
И сон, покойный сон бежит моих очей.
Когде же усыплюсь, то мыслям вспламененным
Явится Абеляр любовью оживленным.
В нем прежний вижу жар, в нем прежни зрю черты;
В объятиях моих он страсти отвечает;
Любовь взаимный жар веселием венчает.
В забвении моем исчезнет естество,
И небо, и земля, и само Божество...
Но сон, увы! пройдет, и злое пробужденье
Осудит страсть мою на новое мученье!
Нет более в тебе волнений таковых,
Не знаешь, Абеляр, ты сих мучений злых.
Подобно той воде, что из ключей биется,
Кровь в сердце днесь твоем холодная лиется.
Отрад любовных всех лишенный злой судьбой,
Твой ныне век, как смерть, стал вечный лишь покой.
Душа твоя не есть любви престолом боле;
Влачишь ты жизнь свою как будто по неволе:
С трудом раскроешь взор при восхожденьи дня;
Не зрят во взоре том любовного огня;
Как слабый свет зари, луч тихий испускаешь,
И томность сердца нам в глазах своих являешь.
Прийди же, Абеляр: чего страшишься днесь?
Навеки охладев ко сладостям любовным,
Тебе ль страшиться льзя быть с слабостям преклонным?
Могу ли льститься я, что нравлюся тебе?
Увы, мой Абеляр, во злой твоей судьбе,
Мой страстный огнь к тебе тому огню подобен,
Близ мертвых что горя, дать жар им не удобен.
Любовь твой хладный дух не может вспламенить;
Люблю тебя" а ты не можешь уж любить!
Ах, участи твоей мне должно ль быть завистной!
Монашеска степень, долг, мною ненавистной,
И строгость звания, и келий мрачный зрак,
Твой вид в душе моей не истребят никак..
На гробы мертвых ли когда паду стеняща,
Иль ниц пред алтарем когда в слезах лежаща,
Ни ужас меж гробов, ни святость алтарей
Здесь мысли пламенной не развлекут моей.
Везде я зрю тебя, и сердце сокрушенно
Лишь бьется для тебя, любовью упоенно.
К молению ль когда сзовут во храме нас:
Служение ль идет и фимиам курится:
Сквозь взвивы дымные мне образ твой явится.
При виде таковом забуду празднество,
Священников, и храм, и веры торжество;
Я вся вострепещу, преклонятся колени,
И руки распрострю к твоей дражайшей тени.
Когда вкруг алтаря оплот небесных сил
Сияющи главы трепеща преклонил;
В тот таинственный час, как жертву совершают,
Как вздохи рвения молитвы заглушают,
Как страх, священный страх объемлет все сердца,
Тебе молюсь, тебя люблю как благ творца.
Но бойся, Абеляр, власть вышня превозможет,
Сразить мой страстный дух и от тебя отторжет.
Мой долг меня зовет, иду... Но нет, прийди,
Сразися за меня и совесть победи!
Прииди, дерзай ты стать между небес и мною:
Оставлю небеса и шествую с тобою.
Верховным благом ты душей моей сочтен,
Но что глашу?... Беги, оставь меня здесь мертву
И Богу уступи несчастнейшую жертву.
Беги, и от меня морями отделись;
В противной моему край мира преселись!
Единым воздухом с тобой дышать боюся.
От зла к раскаянью путь долгий предстоит;
С раскаянья на зло мгновенье совратит.
К спасенью моему следы твои опасны.
Разрушим наш союз, не мысли обо мне
И страсть мечтой почтем во глубочайшем сне!
Простите прелести, что душу уловляли;
Простите сладости, что сердце заблуждали;
Дражайший Абеляр, любезнейший супруг!
Но, ах, что слышу я... глас горестно стенящий!
Ужель?... Но так, вот он, вот час мой приходящий!
В едину нощь молюсь в пещере мрачной той,
Тут томная свеща близ гроба догорала,
И ужас храмины трепеща освещала:
Но только лишь сей луч во мрачности погас,
Как вдруг услышала стенания и глас;
И своды каменны стон жалостно вторили.
"Постой, вещал мне глас, не плачь, отринь свой страх!
"Мой гроб тебе отверст, здесь ждет тебя мой прах.
"Спокойства ищешь ты; спокойства нет меж смертных;
"Оно им здесь дано, оно в жилище мертвых.
"Я страстью мучалась подобною тебе,
"Но злым бедам конец в гробу нашла себе:
"Неслышны боле здесь любовников стенанья;
"Здесь кончится любовь, все вздохи и страданья.
"Здесь набожность сама теряет злой свой страх.
"Сей Бог, что нам гласят имеяй, меч в руках,
"И страсти временны навеки отомщает,
"Сей Бог кончает скорбь и слабости прощает."
Коль истинно сие: о Боже! Отче мой!
О, светла благодать! о, мудрость сокровенна!
О, добродетель, дщерь небес неоцененна!
Вы все, являющи веселья без конца,
Введите в дом меня небесного Отца.
Закрой мне очи ты: страсть с жизнью лишь теряю;
Прииди ко мне, прийми в сей мной желанный час
Последний поцелуй, последний вздоха глас!
А ты, коль смерть сотрет твои красы жестоки,
Коль скорби дней твоих нить тяжку прекратят,
Пускай в единый гроб навек нас съединят!
Чтоб в надписи любовь злу повесть описала;
Чтоб нежные сердца та надпись ужасала;
"Могущая любовь,
"Се ты виной их бед, смутив в них жарку кровь:
Теките токи слез на гроб четы несчастной,
И да страшимся все любови столько страстной!"