Армадэль.
Том 2. Книга четвертая.
Глава II. Человек нашелся

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Коллинз У. У., год: 1866
Категория:Роман


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Глава II

ЧЕЛОВЕК НАШЕЛСЯ

Нили вошла в комнату, неся поднос с чаем, поджаренным хлебом и маслом, что составляло неизменный завтрак больной.

- Что это значит? - спросила миссис Мильрой таким недовольным тоном, как будто в комнату вошла не та служанка.

Нили поставила поднос на стол возле кровати.

- Мне захотелось принести вам ваш завтрак, мама, хоть один раз, - отвечала она, - и я попросила Рэчел пустить меня.

- Поди сюда, - сказала миссис Мильрой, - и поздоровайся со мной.

Нили повиновалась. Когда она наклонилась поцеловать мать, миссис Мильрой схватила ее за руку и грубо повернула к свету. На лице ее дочери были ясные признаки расстройства и огорчения. Страх пронизал все тело миссис Мильрой в одно мгновение. Она испугалась, не узнала ли мисс Гуильт, что письмо ее было распечатано, и не поэтому ли не пришла сиделка.

- Пустите меня, мама, - сказала Нили, вырываясь из рук матери, - мне больно.

- Скажи мне, почему ты принесла мне сегодня завтрак? - настаивала миссис Мильрой.

- Я вам сказала, мама.

- Нет! Ты придумала предлог, я это вижу по твоему лицу. Говори! Что такое?

Дочь уступила решительному требованию матери. Она тревожно смотрела в сторону, на посуду, стоявшую на подносе.

- Я была расстроена, - сказала она с усилием. - И мне не хотелось оставаться в столовой, мне хотелось прийти сюда и поговорить с вами.

- Расстроена! Кто расстроил тебя? Что случилось? Не замешана ли тут мисс Гуильт?

Нили посмотрела на мать с внезапным любопытством и испугом.

- Мама, - сказала она, - вы прочли мои мысли, и, уверяю вас, вы испугали меня. Да, это мисс Гуильт.

Прежде чем миссис Мильрой успела сказать слово, дверь отворилась и заглянула сиделка.

- У вас все есть, что нужно? - спросила она спокойно, как обычно. - Мисс хотела непременно сама отнести вам поднос. Не разбила ли она чего-нибудь?

- Отойди к окну, мне нужно поговорить с Рэчел, - сказала миссис Мильрой.

Как только дочь ее повернулась спиной, она торопливо сделала знак сиделке, чтобы та подошла.

- Не случилось ли чего-нибудь неприятного? - спросила она шепотом. - Вы думаете, что она подозревает нас?

- Я говорила вам, что это будет сделано как надо, - отвечала она. - И это сделано, она не имеет ни малейшего подозрения. Я ждала в комнате и видела, как она взяла письмо и распечатала.

Миссис Мильрой вздохнула с облегчением.

- Благодарю, - сказала она так громко, чтобы дочь ее услышала. - Мне не нужно ничего больше.

Сиделка ушла, а Нили вернулась к матери. Миссис Мильрой взяла Нили за руку и посмотрела на нее внимательнее и ласковее обыкновенного. Дочь интересовала ее в это утро, потому что могла рассказать что-нибудь о мисс Гуильт.

- Я думала, что ты, как всегда, здорова и весела, дитя, - сказала она, осторожно продолжая прерванный приходом сиделки разговор. - Но дело, кажется, обстоит не так. Ты как будто нездорова и не в духе. Что случилось?

Если бы между матерью и дочерью было хоть какое-то взаимопонимание, Нили, может быть, призналась бы во всем. Она, возможно, сказала бы откровенно: "Я выгляжу нездоровой потому, что моя жизнь складывается несчастливо. Я люблю мистера Армадэля, и мистер Армадэль прежде любил меня. У нас было маленькое разногласие один раз, в котором я была виновата. Мне хотелось признаться ему в этом и в тот день и после, а мисс Гуильт стоит между нами и не допускает меня к нему. Она сделала нас чужими, она совсем изменила его отношение ко мне и отняла его у меня. Он смотрит теперь на меня не так, как прежде. Он говорит со мной не так. Он никогда не остается со мной один, как оставался прежде. Я не могу сказать ему тех слов, какие мне хочется сказать. Я не могу написать ему, потому что это будет выглядеть как попытка вернуть его. Между мной и мистером Армадэлем все кончено, и в этом виновата гувернантка. Каждый день между мисс Гуильт и мной идет тайная война. И что бы я ни говорила, чтобы я ни делала, она всегда одержит надо мной верх и всегда сделает меня виноватой. Все, что я видела в Торп-Эмброзе, нравилось мне, все, что я делала в Торп-Змброзе, доставляло мне счастье, прежде чем приехала она. Ничего не нравится мне и ничего не делает меня счастливой теперь!" Если бы Нили привыкла выслушивать советы матери и чувствовать ее любовь, она могла бы сказать такие слова. Теперь же слезы выступили на ее глазах, и она молча повесила голову.

- Ну, - сказала миссис Мильрой, начиная терять терпение. - Ты хотела сказать мне что-то о мисс Гуильт. Что же это?

Нили сдержала слезы и сделала усилие, чтобы ответить:

- Она раздражает меня безумно, мама. Я терпеть ее не могу. Я сделаю что-нибудь...

Нили замялась и сердито топнула ногой.

- Я брошу что-нибудь ей в голову, если это продолжится дольше! Я бросила бы что-нибудь и сегодня, если бы не ушла из комнаты. О! Поговорите об этом с папа! Найдите какую-нибудь причину, чтобы отказать ей. Я поступлю в школу, я сделаю все на свете, чтобы избавиться от мисс Гуильт!

Избавиться от мисс Гуильт! При этих словах, при этом отголоске в сердце дочери единственного страстного желания, затаенного в ее собственном сердце, миссис Мильрой медленно приподнялась на постели. Что это значило? Неужели та помощь, которая ей была нужна, пришла именно с той стороны, с которой меньше всего она думала получить ее?

- Почему ты хочешь избавиться от мисс Гуильт? - спросила она. - На что ты можешь пожаловаться?

- Ни на что! - сказала Нили. - Вот это-то и досадно. Мисс Гуильт не дает мне повода пожаловаться на что-нибудь. Она в полном смысле слова гнусная женщина. Она сводит меня с ума, а между тем она образец приличия во всем. Может быть, это дурно, но мне все равно - я ее ненавижу! Глаза миссис Мильрой рассматривали лицо дочери с таким интересом, как никогда еще не случалось до сих пор. Очевидно, что-то скрывалось за всем этим, что-то, может быть, необыкновенно важное для реализации ее собственной цели, и это необходимо было выяснить. Она ласково и очень осторожно, все глубже и глубже проникала в душу Нили, проявляя все горячее участие к тайне дочери.

- Налей мне чашку чая, - попросила она, - и не волнуйся, моя милая. Зачем ты говоришь со мной об этом? Почему ты не поговоришь с твоим отцом?

- Я пробовала говорить папа, - отвечала Нили, - но это ни к чему не привело. Он слишком добр для того, чтобы понять, какая это негодная женщина. Она всегда прекрасно к нему относится, она всегда старается быть ему полезной. Я не могу заставить его понять, почему я терпеть не могу мисс Гуильт, я не могу заставить понять это и вас, я только понимаю это сама.

Она хотела налить чай и опрокинула при этом чашку.

- Я пойду вниз, - воскликнула Нили, залившись слезами. - Я ни на что не гожусь, я не могу даже налить чашку чая.

Миссис Мильрой схватила ее за руку и остановила. Как ни незначительно было это обстоятельство, но намек Нили на прекрасные отношения между майором и мисс Гуильт пробудил ревность ее матери. Сдержанность, которую миссис Мильрой проявляла до сих пор, исчезла в одно мгновение, исчезла даже в присутствии шестнадцатилетней девушки, а эта девушка была ее родная дочь.

- Останься здесь! - сказала она с жаром. - Ты пришла куда следовало. Продолжай бранить мисс Гуильт. Мне приятно слышать тебя, я тоже ее ненавижу.

- Вы, мама! - воскликнула Нили, с удивлением смотря на мать.

С минуту миссис Мильрой не решалась сказать более. Теплые воспоминания о ее супружеской жизни в давнее и счастливое время заставляли поберечь от огорчений молодость и пол ее дочери. Но ревность не уважает ничего ни на небесах, ни на земле, ничего, кроме себя самой. Медленный огонь страданий, разожженный самой миссис Мильрой, день и ночь горевший в груди этой жалкой женщины, вспыхнул с новой силой в глазах ее, когда полные сарказма слова слетали с ее губ.

Многие девушки в возрасте Нили не поняли бы значения, скрывавшегося под этими словами. К несчастью дочери, она настолько хорошо знала свою мать, что понимала ее. Нили вся вспыхнула, отскочила от кровати.

- Мама! - сказала она. - Вы говорите ужасные вещи. Папа добрейший, милейший и лучший из людей... О! Я не хочу этого слышать! Я не хочу этого слышать!

В ярости миссис Мильрой сжала кулаки, сжала тем сильнее, чем более она сама чувствовала, правда, против своей воли, что была неправа.

- Дерзкая дура! - свирепо закричала она. - Неужели ты думаешь, что мне нужно, чтобы ты напоминала мне о том, чем я обязана твоему отцу? Разве я должна учиться, как говорить о твоем отце, и как думать о нем, и как любить, и как уважать его, у такой молоденькой девчонки, как ты! Я окончательно разочаровалась в жизни, могу сказать тебе, когда родилась ты. Я желала сына, а не тебя, дерзкая девчонка! Если ты найдешь когда-нибудь человека такого сумасбродного, который вздумает на тебе жениться, счастлив будет он, если ты будешь любить его хоть наполовину, хоть на десятую, хоть на сотую часть того, как я любила твоего отца. А! Можешь плакать, когда уж поздно, можешь выпрашивать прощение у матери после того, как оскорбила ее, зеленая девчонка! Я была красивее, чем ты, когда вышла за твоего отца. Я бросилась бы в огонь и воду за твоего отца! Если бы он попросил меня отрезать мои руки, я сделала бы это, я сделала бы это для того, чтобы угодить ему.

Она вдруг отвернулась к стене, забыв дочь, забыв мужа, забыв все, охваченная волной мучительных воспоминаний о своей погибшей красоте.

- Мои руки... - повторила она слабым голосом. - Какие руки были у меня, когда я была молода!

Она украдкой с трепетом засучила рукав своей блузы.

- О! Если бы поглядеть на них теперь, поглядеть на них теперь!..

Нили упала на колени возле кровати и спрятала в одеяло свое лицо. В отчаянии стремясь найти утешение и помощь где бы то ни было, она инстинктивно бросилась к матери - и вот чем это кончилось.

- О мама! - умоляла она. - Вы знаете, что я не имела намерения оскорбить вас. Я не могла вынести, когда вы так говорили о папа. О! Простите, простите меня!

Миссис Мильрой опять повернулась на кровати и рассеянно посмотрела на дочь.

- Простить тебя? - повторила она, все живя мыслями, обращенными к прошлому, и постепенно возвращаясь к настоящему.

Я прошу у вас прощения, мама, я прошу у вас прощения на коленях. Я так несчастна, мне так нужно хоть немножко доброты! Неужели вы не простите меня?

- Подожди, - возразила миссис Мильрой. - А! - сказала она через некоторое время. - Теперь я знаю! Простить тебя! Да, я прощаю тебя с одним условием.

Она взяла руку Нили и проницательно посмотрела ей в лицо.

- Скажи мне, почему ты ненавидишь мисс Гуильт? Ты имеешь твои собственные причины ненавидеть ее, и ты еще не призналась в них.

Нили опять опустила голову. Яркий румянец, который она скрывала, спрятав свое лицо, залил даже ее шею. Мать это увидела и дала ей время успокоиться.

- Скажи мне, - повторила миссис Мильрой более спокойным тоном, - за что ты ненавидишь ее?

Ответила дочь неохотно, произнося отрывисто слова и отдельные фразы.

- За то, что она старается...

- Старается что?

- Старается заставить одного человека, который слишком...

- Слишком молод для нее...

- Жениться на ней?

- Да, мама.

Заинтересовавшись в крайней степени услышанным, миссис Мильрой наклонилась еще больше и ласково погладила дочь по волосам.

- Кто это, Нили? - спросила она шепотом.

- Вы никогда не скажете, что я вам сказала, мама?

- Никогда! Кто это?

- Мистер Армадэль.

Миссис Мильрой молча опустилась на изголовье. Ясное признание дочери в первой ее любви, которое привлекло бы все внимание других матерей, не заняло ее ни на минуту. Ее ревность, устраивая все для доказательства ее собственных выводов, постаралась и сейчас исказить услышанное от дочери.

"Притворство, - думала она, - обманувшее мою дочь. Меня оно не обманет".

- Что же, мисс Гуильт удается ее план? - спросила она вслух. Мистер Армадэль начинает ею интересоваться?

Нили взглянула на мать в первый раз. Самая трудная часть признания была высказана. Она сказала правду о мисс Гуильт и открыто упомянула имя Аллэна.

- Он чрезвычайно ею интересуется, - сказала она. - Это невозможно понять, это просто ослепление. Я не имею сил говорить об этом!

- Каким образом ты узнала секреты мистера Армадэля? - спросила миссис Мильрой. - Неужели он выбрал тебя для того, чтобы сообщить о своем интересе к мисс Гуильт?

- Меня! - с негодованием воскликнула Нили. - Уж и то довольно дурно, что он сказал папа.

При появлении имени майора в рассказе интерес миссис Мильрой возрос до крайней степени. Она опять приподнялась с изголовья.

- Сядь на стул, - сказала она. - Сядь, дитя, и расскажи мне все, каждое слово, запомни, каждое слово!

- Я могу только пересказать вам, мама, что сказал мне папа.

- Когда?

- В субботу. Я принесла папа завтрак в его мастерскую, а он сказал: "У меня только что был мистер Армадэль, и я хочу предостеречь тебя, пока я не забыл". Я ничего не ответила, мама, я только ждала. Папа продолжал рассказывать о том, что мистер Армадэль говорил с ним о мисс Гуильт и задал о ней вопрос, который никто в его положении не имел права задавать. Папа сказал, что он был обязан шутя предостеречь мистера Армадэля быть деликатнее и осторожнее вперед. Это не очень меня интересовало, мама. Для меня все равно, что мистер Армадэль делает или говорит. Зачем мне этим интересоваться?..

- Оставь себя в стороне, - резко перебила миссис Мильрой. - Продолжай. Что сказал твой отец, что он делал, когда говорил о мисс Гуильт? Какой у него был вид?

- Такой, как обыкновенно, мама. Он ходил взад и вперед по мастерской. Я взяла его под руку и стала ходить вместе с ним.

- Да, мама. Он сказал, что мистер Армадэль сначала упомянул, что он очень интересуется мисс Гуильт, а потом спросил, может ли папа сказать ему что-нибудь о ее семейных несчастьях.

- Что!!! - закричала миссис Мильрой.

Это слово вырвалось у нее почти пронзительным криком, и белая глазурь на ее лице растеклась везде.

- Мистер Армадэль сказал это? - продолжала она, все более поднимаясь на кровати.

Нили вскочила и старалась уложить мать.

- Мама! - воскликнула она. - Вы страдаете, вы больны! Вы испугали меня!

- Ничего, ничего, ничего! - сказала миссис Мильрой. Она была так сильно взволнована, что не могла придумать в ответ ничего, кроме самого обыкновенного предлога.

- Мои нервы расстроены сегодня, не обращай внимания, я повернусь на другую сторону. Продолжай, продолжай! Я слушаю, хотя не смотрю на тебя.

Она отвернулась к стене и судорожно сжала дрожащие руки под одеялом.

- Я поймала ее! - прошептала она самой себе, едва дыша. - Я поймала ее наконец!

- Я боюсь, что говорила слишком много, - сказала Нили. - Я боюсь, что я оставалась здесь слишком долго. Не пойти ли мне вниз, мама, и прийти после?

- Продолжай! - машинально повторила миссис Мильрой. - Что сказал твой отец потом? Говорил он еще что-нибудь о мистере Армадэле?

- Ничего больше, кроме того, что папа отвечал ему, - возразила Нили. - Папа повторил мне свои собственные слова. Он сказал: за неимением добровольных признаний самой мисс Гуильт, мистер Армадэль, все, что я знаю или желаю знать - вы извините меня, если я скажу все, что нужно знать всем другим, - это то, что мисс Гуильт доставила мне совершенно удовлетворительную аттестацию, прежде чем она вошла в мой дом. Это было строго, не правда ли, мама? Я нисколько о нем не сожалею: он вполне это заслужил. Потом папа предостерег меня. Он велел мне остановить любопытство мистера Армадэля, если он обратится ко мне, как будто он обратится ко мне и как будто я стану слушать его, если бы он и обратился! Вот и все, мама. Вы не будете предполагать, что я рассказала вам это для того, чтобы помешать мистеру Армадэлю жениться на мисс Гуильт? Пусть он женится на ней, если хочет. Мне все равно! - сказала Нили голосом несколько ослабевшим и с таким лицом, выражение которого не согласовывалось с ее заявлением о равнодушии. - Я желаю только избавиться от несчастья иметь гувернанткой мисс Гуильт, я лучше пойду в школу. Мне было бы приятно поступить в школу. Я совсем переменила свое мнение об этом, только у меня недостает духа сказать папа. Я не знаю, что такое случилось со мной, у меня не лежит душа ни к чему теперь, а когда папа сажает меня на колени вечером и говорит: "Поболтаем, Нили", я не могу не расплакаться. Не сможете ли вы сказать ему, мама, что я раздумала и желаю поступить в школу.

Слезы выступили на глазах девушки, и она не заметила, что мать даже не повернулась на кровати, чтобы взглянуть на нее.

- Да-да, - рассеянно сказала миссис Мильрой. - Ты добрая девушка, ты поступишь в школу.

Такая краткость ответа и тон, которым он был произнесен, показали Нили ясно, что внимание ее матери было обращено не на нее и что бесполезно было бы продолжать разговор. Она спокойно встала, не сказав ни слова упрека. Для нее не было новостью не находить сочувствия у своей матери. Она посмотрелась в зеркало и сполоснула холодной водой свое лицо.

"Мисс Гуильт не увидит, что я плакала", - подумала Нили, возвращаясь к постели проститься с матерью.

- Я утомила вас, мама, - сказала она покорно. - Позвольте мне теперь уйти и вернуться немножко позже, когда вы отдохнете.

- Да, - повторила мать по-прежнему машинально. - Немножко позже, когда я отдохну.

Нили ушла. Как только дверь затворилась за ней, миссис Мильрой вызвала сиделку. Несмотря на рассказ, выслушанный ею, она так же твердо, как прежде, придерживалась своих ревнивых предположений.

"Мистер Армадэль может верить ей, и моя дочь может верить ей, - думала взбешенная женщина, - но я знаю майора, и она не может обмануть меня!"

Вошла сиделка.

- Вы взволнованы, - возразила сиделка. - Вы не сможете писать.

- Подайте мне письменную шкатулку! - повторила миссис Мильрой.

- Еще что? - спросила Рэчел, ставя шкатулку на постель.

- Приходите через полчаса, вы мне будете нужны, чтобы отнести письмо в большой дом.

- Господи помилуй! - воскликнула она тоном искреннего удивления. - Что вы еще задумали? Неужели вы хотите писать...

- Я буду писать к мистеру Армадэлю, - перебила миссис Мильрой, - а вы отнесете письмо к нему и подождете ответа. Помните, ни одна живая душа в доме, кроме нас с вами, не должна знать об этом.

- Зачем вы пишете к мистеру Армадэлю? - спросила Рзчел. - И почему никто не должен этого знать, кроме нас с вами?

- Подождите, - отвечала миссис Мильрой, - и вы увидите.

- Я буду помогать вам с открытыми глазами, - сказала она, - но с закрытыми помогать не хочу.

- О! Если бы я могла владеть моими ногами и руками! - застонала миссис Мильрой. - Если бы я могла обойтись без тебя, негодная тварь!

- Вы владеете вашей головой, - возразила неумолимая сиделка, - и вам следовало бы знать, что теперь нельзя доверяться мне вполовину.

Это сказано было грубо, но справедливо, вдвойне справедливо после распечатывания письма мисс Гуильт. Миссис Мильрой уступила.

- Я желаю знать, о чем вы напишете мистеру Армадэлю.

- О мисс Гуильт.

- Какое дело мистеру Армадэлю до вас и мисс Гуильт? Миссис Мильрой показала письмо, возвращенное ей почтамтом.

- Наклонитесь, - сказала она. - Может быть, мисс Гуильт подслушивает у дверей. Я расскажу шепотом.

- Вы знаете, что почтальон ходил с этим письмом в Кингсдоун Крешент, - тихо сказала миссис Мильрой. - И вы знаете, он нашел, что миссис Мэндевилль уехала, и никто не мог сказать ему куда.

- Ну что же дальше? - спросила шепотом Рэчел.

- Как же вы заставите его пойти к этой двери?

- Разве он не влюблен в мисс Гуильт?

- Да.

- А! Понятно! - сказала сиделка.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница