| Автор: | Коллинз У. У., год: 1872 |
| Категория: | Роман |
Глава XLIX. НА ПУТИ К КОНЦУ. ТРЕТЬЯ СТАНЦИЯ
До сих пор во всех сомнительных или затруднительных случаях Оскар обычно подчинялся мнению других. На этот раз он заговорил первый и высказал свое собственное мнение.
-- Нет, кажется, надобности терять время на обсуждение наших различных мнений, - сказал он. - Это дело касается преимущественно меня. Подождите здесь, пока я схожу к моей родственнице.
Он сказал это без своей обычной нерешительности и взял шляпу, не взглянув ни на мистера Финча, ни на меня. Я все более и более убеждалась, что гнусная измена Нюджента произвела на Оскара такое впечатление, которое сделало его опасным человеком. Решив помешать ему избавиться от нас, я заставила его вернуться и выслушать то, что хотела сказать ему. В ту же минуту мистер Финч поднялся и встал между дверью и Оскаром. Видя это, я сочла благоразумным удержаться на время от вмешательства и предоставить мистеру Финчу возможность высказаться первому.
-- Подождите минуту, Оскар, - сказал мистер Финч торжественно. - Вы забыли обо мне.
Оскар угрюмо ждал со шляпой в руке.
Мистер Финч остановился, очевидно, соображая, какие слова ему произнести. Его уважение к материальному положению Оскара было велико, его уважение к самому себе, в особенности в настоящем кризисе, было, если это возможно, еще больше. Вследствие первого чувства он был в высшей степени учтив, вследствие второго в высшей степени тверд в выражении своего мнения.
-- Позвольте мне напомнить вам, милый Оскар, что мое право на вмешательство, как отца Луциллы, по меньшей мере, равняется вашему, - продолжал ректор. - В час, когда дочь моя нуждается в помощи, я обязан присутствовать. Если вы пойдете к вашей родственнице, мое положение требует, чтоб я пошел тоже.
Ответ Оскара на это предложение подтвердил серьезные опасения, которые он внушал мне. Он решительно отказался от требования мистера Финча.
-- Извините, - сказал он. - Я хочу идти туда один.
-- Позвольте мне узнать причину? - спросил ректор, все еще сохраняя дружелюбный тон.
-- Я хочу повидаться с братом наедине, - отвечал Оскар, потупив глаза в землю.
Мистер Финч, все еще сдерживаясь, но не отходя от двери, взглянул на меня. Я поспешила вмешаться, пока они не поссорились.
-- Я смею думать, - сказала я, - что вы оба ошибаетесь. Один ли из вас пойдет, оба ли вы пойдете, результат будет один и тот же. Шансы сто против одного, что вас не впустят в дом.
Они оба повернулись ко мне и спросили, что я этим хочу сказать.
-- Вы не можете применить силу, - сказала я. - Вам придется сделать одно из двух: или назвать свои имена слуге у двери, или не называть. Назвав их, вы предупредите Нюджента о том, что его ожидает, а он не такой человек, чтобы впустить вас при подобных обстоятельствах. Скрыв свои имена, вы будете приняты за посторонних. Можно ли предположить, что Нюджент доступен теперь для посторонних? Согласится ли Луцилла в своем теперешнем положении принять мужчин, которых она не знает? Верьте мне, вы не только ничего не выиграете, если пойдете туда, вы затрудните доступ к Луцилле.
С минуту все молчали. Мужчины понимали, что мои доводы нелегко опровергнуть. Оскар опять заговорил первый.
Так вы сами хотите идти туда? - спросил он.
-- Я хочу послать письмо Луцилле, - отвечала я. - Письмо дойдет до нее.
-- А если Луцилла откажет? - спросил мистер Финч.
-- Она не откажет, - отвечала я. - Между нами, действительно, произошло небольшое недоразумение перед моим отъездом за границу. Я хочу сослаться на это недоразумение, как на причину, побудившую меня написать ей. Я обращусь к ее чувству справедливости, прося ее дать мне возможность оправдаться. Она не откажет в такой просьбе.
(Этот план, позвольте мне сказать в скобках, был придуман мной на пути в Сиденгам. Я не объявляла его, пока не узнала, как намерены поступить мои спутники.) Оскар, стоя со шляпой в руках, взглянул на мистера Финча, не покидавшего, также со шляпой в руках, своего места перед дверью. Если б Оскар настоял на своем намерении идти к своей родственнице, лицо и манеры ректора выражали с учтивейшею откровенностью, что он последовал бы за ним. Поставленный между духовным лицом и женщиной, твердо решившимися настоять каждый на своем, Оскар, если только он не хотел публичного скандала, должен был уступить одному из нас. Он выбрал меня.
-- Если вам удастся повидаться с ней, - спросил он, - что вы сделаете?
-- Я или привезу ее сюда, к ее отцу и к вам, или попрошу ее повидаться с вами обоими там, где она живет, - отвечала я.
Оскар, взглянув опять на неподвижного ректора, позвонил и приказал принести письменные принадлежности.
-- Еще один вопрос, - сказал он. - Если Луцилла примет вас у себя, намерены вы повидаться...
Он остановился, глаза его избегали встречи с моими.
-- Намерены вы повидаться еще с кем-нибудь, - спросил он, не решившись опять назвать брата.
-- Я намерена повидаться только с Луциллой, - отвечала я. - Не мое дело встревать между вами и вашим братом. (Да простит мне Бог эту ложь. Я ни на минуту не оставляла намерения вмешаться в их дела.) - Пишите ваше письмо, - сказал Оскар, - только с условием, что я увижу ответ...
-- С моей стороны, полагаю, будет лишнее вступать в такой же договор, - прибавил ректор. - Как отец...
Я признала его отцовское право, не дав ему сказать больше.
-- Вы оба увидите ответ, - сказала я и села писать письмо. Вот все, что я написала:
"Милая Луцилла! Я только сейчас вернулась с континента. Во имя справедливости и прошлого я прошу вас повидаться со мной немедленно, никому не говоря об этом. Я даю вам слово убедить вас в течение пяти минут, что я никогда не была недостойна вашей любви и вашего доверия. Посланный ждет ответа".
Я дала прочесть письмо обоим джентльменам. Мистер Финч, недовольный своей второстепенною ролью, не сделал никакого замечания. Оскар сказал:
-- Я не имею ничего против этого письма и не сделаю ничего, пока не прочту ответа.
Он продиктовал мне адрес своей родственницы, и я сама отдала письмо слуге.
-- Далеко это отсюда? - спросила я.
-- Не более десяти минут ходьбы, сударыня.
-- Понимаю, сударыня.
Он ушел. Прошло, сколько мне помнится, не менее получаса, прежде чем он вернулся. Вы составите себе хоть приблизительное представление, как мучительно было наше ожидание, если я скажу вам, что никто из нас не произнес ни слова за время между уходом и возвращением слуги.
Он вошел с письмом в руках.
Мои руки так дрожали, что я с трудом развернула его. Прежде чем я успела прочесть хоть слово, почерк письма заставил меня содрогнуться. Оно было написано незнакомой рукой, а имя Луциллы внизу было начертано тем крупным детским почерком, который я видела, когда она написала свое первое письмо Оскару в те дни, когда была еще слепа!
Письмо заключалось в следующих странных словах:
"Я не могу принять вас здесь, но могу повидаться в вашей гостинице, я повидаюсь, если вы меня подождете. Я не в состоянии назначить время. Могу только обещать воспользоваться первой возможностью ради вас и ради себя.
ЛУЦИЛЛА".
Только одним можно было объяснить такие странные выражения: Луцилла не могла поступать самостоятельно. Как Оскар, так и ректор вынуждены были теперь согласиться, что мое мнение о нашем положении было справедливо. Если мне нельзя было войти в дом, то для мужчин это было бы вдвойне невозможно. Оскар, прочитав письмо, удалился, не сказав ни слова, на противоположную сторону комнаты. Мистер Финч решил выйти из своего второстепенного положения, действуя впредь самостоятельно.
-- Должен ли я сделать заключение, - начал он, - что с моей стороны было бы бесполезно пытаться увидеть свою дочь?
-- Ее письмо говорит само за себя, - отвечала я.
-- Если вы попытаетесь увидеться с вашей дочерью, вы, по всей вероятности, помешаете ей приехать сюда.
-- В качестве отца, - продолжил мистер Финч, - я не могу остаться в бездействии. В качестве духовного лица я имею, кажется, право обратиться к приходскому ректору. Очень может быть, что он уже получил уведомление об этом ложном браке. В таком случае я обязан не только из уважения к самому себе, но и из уважения к церкви переговорить с моим досточтимым собратом. Я хочу переговорить с ним.
Он подошел к двери и прибавил:
-- Если Луцилла приедет во время моего отсутствия, я уполномочиваю вас, мадам Пратолунго, задержать ее своим авторитетом до моего возвращения.
С этим прощальным поручением мне он вышел из комнаты.
Я взглянула на Оскара. Он медленно подошел ко мне с другой стороны комнаты.
-- Вы, конечно, подождете здесь? - сказал он.
-- Конечно. А вы?
-- Я уйду ненадолго.
-- Без всякой цели. Чтоб убить время. Я не могу более выносить ожидание.
Я почувствовала твердую уверенность, судя по тону его ответа, что, освободившись от мистера Финча, он решил идти прямо в дом своей родственницы.
-- Вы забыли, - сказала я, - что Луцилла может приехать, пока вас здесь не будет. Ваше присутствие в этой или в соседней комнате может оказаться необходимым, когда я расскажу ей, что сделал ваш брат. Предположите, что она не поверит мне, что я тогда сделаю, не имея возможности обратиться к вам за подтверждением моих слов? Ради ваших собственных интересов и ради интересов Луциллы я прошу вас остаться со мной.
Сославшись только на эту причину, я ждала, что он скажет. Поколебавшись с минуту, он отвечал с притворным равнодушием:
-- Как вам угодно! - и пошел опять на противоположную сторону комнаты.
-- Придется отложить на время, - сказал он, говоря с собою.
-- Отложить что? - спросила я.
Он взглянул на меня через плечо.
-- Потерпите немного, - отвечал он. - Скоро все узнаете.
Я не сказала ничего. Я поняла по тону его ответа, что разговаривать с ним бесполезно.
Через некоторое время, как велик был промежуток, я не берусь определить, в коридоре послышался шелест женских платьев.
Минуту спустя раздался стук в нашу дверь.
Я сделала знак Оскару отворить боковую дверь, близ которой он стоял, и уйти на первое время. Потом ответила на стук так твердо, как только могла:
-- Войдите.
Вошла незнакомая мне женщина, одетая как почтенная служанка. Она вела за руку Луциллу. Первый же взгляд на моего друга подтвердил мою страшную догадку. Какой увидела я Луциллу в первый день нашего знакомства в приходском доме, такой увидела я ее и теперь. Опять ко мне обратились мертвые глаза, как и тогда отражающие падающий на них свет. Слепая! О, Боже, прозрев только несколько недель назад, ослепла опять!
Это ужасное открытие заставило меня забыть все остальное. Я бросилась к ней и заключила ее в свои объятия. Я взглянула на ее бледное, истомленное лицо и зарыдала на ее груди.
Она осторожно подняла мою голову рукой и ждала с ангельским терпением, пока не пройдет первый взрыв моего горя.
-- Не плачьте о моей слепоте, - сказала она тихим, нежным голосом, так хорошо мне знакомым. - Дни, когда я видела, были самыми несчастными днями моей жизни. Если вы по лицу моему видите, что я грустила, я не о глазах моих грустила.
Она замолчала и горько вздохнула.
Эти слова вернули мне присутствие духа.
-- Я приехала, чтобы помочь вам, - начала я, - а вместо того веду себя, как безумная.
Она слабо улыбнулась.
-- Как это похоже на вас, - напомнила она и нежно потрепала меня по щеке, как в былое время.
Повторение этой ласки тронуло меня до глубины души. Я едва не задушила себя, стараясь удержать глупые, малодушные, бесполезные слезы, готовившиеся выступить опять.
-- Пойдемте, - сказала она. - Будет плакать. Сядем и поговорим, как будто мы в Димчорче.
Я подвела ее к дивану, мы сели рядом. Она обняла рукой мою талию и положила голову на мое плечо. Опять слабая улыбка озарила, как потухающий свет, ее милое лицо, бледное и истомленное, но все еще прекрасное, все еще лицо рафаэлевой Мадонны.
-- Странная мы пара, - размышляла она с минуткою вспышкой своего прежнего неотразимого юмора. - Вы мой злейший враг, и вы залились слезами, лишь только увидели меня. Вы поступили со мной возмутительно, а я обнимаю вас, прижимаюсь головой к вашему плечу и ни за что в мире не отпустила бы вас от себя!
Ее лицо омрачилось опять, голос внезапно изменился.
-- Скажите, - продолжала она, - как случилось, что обстоятельства свидетельствовали так ужасно против вас? Оскар убедил меня в Рамсгете, что я должна забыть вас, никогда не видеть вас. Я согласилась с ним, надо сознаться, моя милая, я согласилась с ним и разделяла некоторое время его ненависть к вам. Но когда моя слепота вернулась, это прошло само собой. Мало-помалу, по мере того как свет угасал, мое сердце обращалось к вам. Когда мне прочли ваше письмо, когда я узнала, что вы близко от меня, мне до безумия захотелось увидеть вас. И вот я здесь - убежденная, прежде чем вы разъяснили это мне, что вы стали жертвой какой-то страшной ошибки.
Я попробовала в благодарность за эти великодушные слова начать оправдываться немедленно. Напрасно. Я не могла думать ни о чем, я не могла говорить ни о чем, кроме ее слепоты.
-- Подождите несколько минут, - сказала я, - и вы все узнаете. Я не могу еще говорить о себе, я могу говорить только о вас. О, Луцилла, почему вы удалились от Гроссе? Поедемте со мной к нему сегодня. Пусть он попробует помочь вам. Сейчас же, дорогая моя, пока еще не поздно.
-- Уже поздно, - сказала она. - Я была у другого глазного доктора, у незнакомого. Он сказал то же, что сказал мистер Себрайт. Он не думает, что мне можно возвратить зрение, он говорит, что операцию не следовало бы делать.
-- Почему вы обратились к другому доктору? - спросила я. - Почему вы скрывались от Гроссе?
Услышав это, я сама поняла причину, руководившую Нюджентом, о которой потом прочла в ее дневнике. Если б он позволил Луцилле увидеться с Гроссе, наш добрый доктор заметил бы, что ее положение тяготит Луциллу, и счел бы, может быть, нужным раскрыть обман. Я продолжала уговаривать Луциллу поехать со мной к нашему старому другу.
-- Вспомните наш разговор по этому поводу, - сказала она, решительно покачав головой. - Я говорю о нашем разговоре перед операцией. Я сказала вам тогда, что привыкла к своей слепоте, что хочу возвратить себе зрение только для того, чтоб увидеть Оскара. И что же я почувствовала, когда увидела его? Разочарование было так ужасно, что я почти желала ослепнуть опять. Не содрогайтесь, не вскрикивайте, как будто я говорю что-нибудь ужасное. Я говорю правду. Вы, зрячие, придаете слишком много значения вашим глазам. Помните, я сказала это вам тогда.
Я помнила отлично. Она сказала тогда, что никогда искренне не завидовала людям, обладающим зрением. Она даже насмехалась над нашими глазами, презрительно сравнивая их со своим осязанием, называя их обманщиками, беспрерывно вводящими нас в заблуждение. Все это я вспомнила, но нимало не примирилась со случившейся катастрофой. Если б она согласилась меня выслушать, я продолжала бы уговаривать ее ехать к Гроссе. Но она решительно отказалась слушать.
-- Нам нельзя быть долго вместе, - сказала она. - Поговорим о чем-нибудь более интересном, прежде чем я вынуждена буду расстаться с вами.
Ее лицо омрачилось.
-- Не могу сказать определенно, что я пленница, - сказала она. - Но за мной следят. Когда Оскара нет со мной, его родственница, хитрая, подозрительная, лживая женщина, всегда занимает его место. Я слышала, как она сказала на днях своему мужу, что я отказалась бы от брака, если бы за мной не следили строго. Не знаю, что я стала бы делать, если бы не одна из служанок, добрейшая женщина, сочувствующая мне и помогающая мне.
Она замолчала и вопросительно подняла голову.
-- Где служанка? - спросила она.
-- Служанка, вероятно, ждет внизу, - сказала я. - Продолжайте.
-- Если бы не это доброе создание, - продолжала Луцилла, - я не была бы теперь здесь. Она принесла мне ваше письмо, она прочла его и написала ответ. Мы уговорились с ней уйти из дому при первой возможности. Одно обстоятельство было в нашу пользу - нас стерегла только родственница. Оскара не было дома.
Она внезапно остановилась на последнем слове. Слабый шорох в другом конце комнаты, не замеченный мною, уловил ее тонкий слух.
-- Что это за шум, - спросила она. - Нет ли кого-нибудь в комнате?
Заметив, что я смотрю на него, он попросил меня знаком не выдавать его присутствия. Он, очевидно, слышал то, что мы говорили друг другу, прежде чем я увидела его. Он притронулся к своим глазам и с соболезнованием сжал руки, намекая на слепоту Луциллы. Каково бы ни было его настроение, это печальное открытие огорчило его: влияние Луциллы на него было теперь добрым влиянием. Я сделала ему знак остаться и сказала Луцилле, что ей нечего опасаться. Она продолжала.
-- Оскар уехал сегодня рано утром в Лондон, - сказала она. - Можете отгадать зачем? Он уехал за брачным разрешением, он уже огласил нашу свадьбу в церкви. Моя последняя надежда на вас. Вопреки всему, что я говорила ему, он назначил двадцать первое число - через два дня! Я сделала все, что могла, чтоб отложить свадьбу, я выдумывала всевозможные препятствия. О, если бы вы знали!
Усиливавшееся волнение захватило ей дух.
-- Нельзя терять драгоценных минут, - продолжала она. - Мне надо быть дома прежде, чем вернется Оскар. О, дорогой друг мой, вы так находчивы, вы всегда знаете, что сделать. Найдите мне какой-нибудь способ отложить свадьбу. Выдумайте что-нибудь непредвиденное и заставьте их подождать.
-- Неужели вы хотите сказать, Луцилла, что вы уже не любите его? - спросила я.
-- Не знаю, - отвечала она. - Я могу сказать вам, что во мне произошла страшная перемена. Пока я обладала зрением, я могла отчасти объяснить это, я полагала, что новое чувство сделало меня новым существом. Но теперь я опять утратила зрение, теперь я опять такая же, какой была всю жизнь, а ужасная бесчувственность все не покидает меня. Я так мало питаю чувств к нему, что иногда мне трудно уверить себя, что это действительно Оскар. Вы знаете, как я прежде обожала его. Вы знаете, как я прежде радовалась, что выхожу за него замуж. Представьте себе, как я страдаю теперь, чувствуя совсем другое.
Я взглянула опять на Оскара. Он подошел еще ближе. Я могла ясно видеть его лицо. Доброе влияние Луциллы начало сказываться. Я увидела слезы на его глазах, я увидела, что любовь и сочувствие заменили ненависть и жажду мести. Передо мной стоял Оскар, каким я знала его в былое время.
-- Я не хочу уехать от него, - продолжала Луцилла. - Я не хочу покинуть его. Я прошу только подождать. Время должно помочь мне стать опять самой собою. Я была слепа всю жизнь. Неужели несколько недель, в продолжение которых я видела, лишили меня навсегда чувств, созревавших во мне целые годы? Этого быть не может! Я могу ходить по дому, я могу узнавать вещи осязанием, я могу делать все, что делала прежде. Чувство к нему должно возвратиться, как все остальное. Только дайте мне время! Дайте мне время!
-- В комнате кто-то есть? - спросила она. - Кто-то плачет? Кто это?
Оскар стоял возле нас. Крупные слезы текли по его щекам, единственный слабый стон, вырвавшийся у него достиг моего слуха, как и слуха Луциллы. Будь что будет, результат зависел от милости Божией. Время настало.
-- Кто это? - с нетерпением повторила Луцилла.
-- Попробуйте, милая моя, не угадаете ли вы сами, кто это? - сказала я.
Лишь только Луцилла почувствовала снова знакомое прикосновение, кровь схлынула с ее лица. Ее слепые глаза страшно расширились. Она стояла пораженная. Потом с долгим слабым вскриком, с вскриком захватывающего дух восторга, она страстно обвила его шею руками. Жизнь возвратилась на ее лицо, ее милая улыбка заиграла на раскрытых губах, дыхание стало частым и трепетным. Тихим голосом упоения, целуя его в щеку, она прошептала чарующие слова:
-- О, Оскар! Я узнаю вас опять!