Закон и жена.
Часть вторая.
Глава XXVI. Исповедь жены

Глава XXVI
ИСПОВЕДЬ ЖЕНЫ

Милый муж мой!

Мне нужно рассказать тебе нечто неприятное об одном из друзей твоих.

Ты никогда не поощрял меня к откровенности. Если б ты дозволил мне быть с тобою на такой короткой ноге, как другие жены с мужьями, я бы лично сообщила тебе все. Но я не знаю, как ты принял бы мои слова, и потому пишу.

Человек, от которого я тебя предостерегаю, есть твой друг, Мизеримус Декстер. Нет более фальшивого и коварного существа на свете. Не вздумай бросить мое письмо! Я все ждала доказательств, которыми могла бы убедить тебя. Теперь эти доказательства у меня в руках.

Ты, может быть, помнишь, что я выразила неудовольствие, когда ты в первый раз пригласил его к нам. Если б ты дал мне возможность тогда объясниться с тобой, я представила бы тебе основательные причины, вследствие которых я чувствовала отвращение к твоему другу. Но ты не стал меня слушать и поспешно обвинил меня в несправедливости к несчастному уроду, тогда как я всегда чувствовала сострадание к таким людям. Я даже питаю к ним почти родственное чувство, так как я сама, хотя и не урод, но тоже некрасива. Я была против Декстера и не желала видеть его в нашем доме, потому что он еще до моего замужества делал мне предложение, и я имела основание думать, что он и до сих пор сохранил ко мне преступную любовь. Не была ли я обязана, как хорошая жена, воспротивиться его присутствию в Гленинче? И не был ли обязан ты, как добрый муж, поощрить меня к откровенности?

А мистер Декстер живет у нас уже несколько недель и позволил себе не раз уже говорить мне о своей любви. Он оскорбил меня, оскорбил тебя, заявив, что он обожает меня, а ты меня ненавидишь. Он обещал мне безмятежное счастье, если я уеду с ним за границу, и предвещал мне самую несчастную жизнь в доме моего мужа.

Почему я не пожаловалась тебе и не потребовала немедленного удаления этого чудовища? Могла ли я быть уверена в том, что ты поверил бы мне, если б твой сердечный друг отказался от своих оскорбительных слов? Я слышала однажды, как ты говорил, (не предполагая, что я слышу тебя), что безобразные женщины всегда очень высокого о себе мнения. Ты мог бы обвинить меня в тщеславии, кто знает!

Впрочем, я не желаю себя оправдывать этим. Я несчастная, жалкая ревнивица, постоянно сомневающаяся в твоей привязанности и опасающаяся, что другая женщина займет мое место в твоем сердце. Мизеримус Декстер воспользовался моей слабостью. Он объявил мне, что может доказать (если я позволю), что ты в глубине своего сердца питаешь ко мне отвращение, что ты проклинаешь час, когда был до того безумен, что взял меня в жены. Я, насколько могла, боролась с искушением увидеть это доказательство. А велико было искушение для женщины, которая никогда не была уверена в искренности твоего чувства, и я поддалась ему. Скрыв отвращение, которое внушал мне Декстер, я позволила ему высказаться, позволила высказаться злейшему твоему и моему врагу. "Зачем?" - может быть, спросишь ты. Затем, что я горячо любила тебя, тебя одного, и затем, что предложение Декстера подтверждало сомнение, которое давно гнездилось у меня в душе.

Прости меня, Юстас, это первая и последняя моя вина перед тобою. Я не буду щадить себя и опишу тебе подробно все, что было сказано между нами. Ты можешь наказать меня, когда узнаешь, что я это сделала, но ты будешь по крайней мере предупрежден и увидишь своего ложного друга в настоящем свете.

- Как можете вы доказать, что мой муж втайне ненавидит меня? - спросила я его.

- Я могу вам доказать это его собственноручным признанием: вы увидите его дневник, - отвечал он.

- Его дневник заперт, - сказала я, - и ящик, в котором он хранится, тоже заперт. Как же вы достанете его из-под двух замков?

- Я могу отпереть без замка, не рискуя, что муж ваш это заметит. Вам остается только предоставить мне случай увидеться с вами наедине. Я же обязуюсь принести к вам в комнату дневник.

- Как могу я предоставить вам такой случай? - спросила я. - Что вы хотите этим сказать?

Он указал на ключ, бывший в двери, ведшей из моей спальни в маленький кабинет:

- Благодаря моему уродству мне, может быть, не удастся воспользоваться первым подходящим случаем, чтобы пройти к вам незамеченным. Мне нужно выбрать удобную для себя минуту. Дайте мне ключ, а дверь оставьте запертой. Потом же, когда заметят, что нет ключа, вы скажете, что это не беда, так как дверь заперта и нечего беспокоиться о ключе. Этого будет достаточно для успокоения прислуги, а я буду обладать средством свободного с вами общения, чего никто не станет и подозревать. Согласны вы?

Я согласилась; да, я сделалась сообщницей этого двуличного негодяя. Я унизила себя и оскорбила тебя, согласившись на похищение твоего дневника. Я знаю, как неблагородно я поступила; не могу ничем извинить себя, могу только повторить, что люблю тебя и сомневаюсь в твоей любви. А Мизеримус предложил мне положить конец этим сомнениям, показав мне самые сокровенные твои мысли и чувства, написанные твоей собственной рукой.

Он придет ко мне через час или два, когда тебя не будет дома. Я скажу ему, что для меня недостаточно один раз взглянуть в дневник, и попрошу его принести дневник еще завтра, в такое же время. Но задолго до назначенного часа ты получишь эти строки из рук сиделки. По прочтении их уйди со двора, как обыкновенно, потом вернись потихоньку, отопри ящик, и ты не найдешь в нем своего дневника. Спрячься в маленький кабинет, и ты увидишь свой дневник в руках твоего друга, когда он выйдет из моей комнаты".

Я читала твой дневник.

Наконец я знаю, как ты в действительности относишься ко мне. Я прочла то, что мне обещал Декстер, твое собственноручное признание в ненависти ко мне.

слов; запечатав конверт и надписав твой адрес, я положу его под подушку. Его найдут после моей смерти, и ты получишь его, Юстас, когда все будет кончено и нельзя уже будет помочь.

Да, я не хочу более жить, хочу умереть.

Я уже многим пожертвовала ради своей любви к тебе, и теперь, когда я знаю, что ты меня не любишь, последняя жертва мне будет легка. Моя смерть принесет тебе свободу и соединит с мистрис Бьюли.

Ты не знаешь, как трудно мне было скрывать свою ненависть к ней и пригласить ее приехать к нам, несмотря на мою болезнь. Я никогда не была бы в состоянии сделать это, если б не любила тебя так сильно и не боялась рассердить тебя, обнаружив свою ревность. И чем ты вознаградил меня за это? Пускай ответит твой дневник: "Я нежно поцеловал ее сегодня утром и надеюсь, что она, бедная, не заметила, каких мне стоило это усилий".

Теперь я знаю все, знаю, что ты смотрел на свою жизнь со мной, как на "чистилище", что ты из сострадания скрывал, как "отвратительны были тебе мои ласки". Я только препятствие, "тяжелое препятствие" между тобою и женщиной, которую ты любишь так нежно, что "боготворишь землю, до которой она коснулась своими ногами". Пусть будет по-твоему! Я не хочу более стоять между вами. В этом не будет ни жертвы, ни заслуги с моей стороны. Жизнь для меня невыносима теперь, когда я знаю, что человек, которого я так глубоко и так искренне любила, внутренне содрогается от моего прикосновения.

А средство покончить с жизнью у меня под руками. Мышьяк, который ты два раза покупал по моей просьбе, хранится в моем несессере.

Я обманула тебя сказав, что он нужен для хозяйства. Я хотела испробовать его как средство для исправления дурного цвета лица, не пустое кокетство побуждало меня к тому, а желание быть в твоих глазах более красивой и привлекательной. Я уже приняла некоторую часть яда, но у меня еще достаточно его, чтобы покончить с жизнью. Яд будет употреблен с пользой. Он, может быть, не исправил бы цвета моего лица, но теперь освободит тебя от безобразной жены.

Не позволяй вскрывать меня после смерти. Покажи это письмо доктору, который меня лечит. Оно докажет, что я самоубийца, и избавит невиновных от подозрения. Я не желаю, чтобы кто-нибудь пострадал из-за меня. Я сниму ярлык со склянки и использую яд полностью, чтобы не навлечь неприятности на дрогиста.

Я должна на минуту остановиться и отдохнуть, чтобы потом продолжить письмо. Оно уже довольно длинно, но это мои прощальные слова, и я могу, конечно, подольше побеседовать с тобой в последний раз".

Я вчера выгнала тебя из комнаты, когда ты пришел узнать, как провела я ночь. Я наговорила о тебе много нехорошего сиделке. Прости меня, Юстас. Я точно с ума сошла, ты знаешь, почему".

О, муж мой! Я покончила с жизнью, чтобы освободить тебя от ненавистной жены. Я приняла весь яд, остававшийся в бумажке. Если этого будет недостаточно, чтобы отравиться, то у меня есть еще в склянке".

Ты только что вышел, дав мне успокоительных капель. Мое мужество изменило мне, когда я тебя увидела. Я думала: "Если он ласково взглянет на меня, я покаюсь ему во всем и позволю ему возвратить меня к жизни". Но ты вовсе не взглянул на меня, ты смотрел только на лекарство, и я отпустила тебя, не вымолвив ни слова".

Я начинаю чувствовать действие яда. Сиделка спит у меня в ногах. Я не разбужу ее, не позову на помощь. Я хочу умереть".

Страдания сделались невыносимы, я разбудила сиделку, послала за доктором.

Никто ничего не подозревает. Странно сказать, боли совершенно прекратились, я, видно, слишком мало приняла яда. Нужно приняться за склянку, в которой его значительно большее количество. К счастью, ты не подле меня, и я по-прежнему хочу умереть, или, лучше сказать, жизнь мне опротивела, и я не хочу жить. Чтобы сохранить мужество и твердость, я не велела сиделке посылать за тобой, я даже отослала ее вниз. Я одна и могу достать яд из несессера".

Я только успела спрятать склянку, как вошел ты. При виде тебя мною снова овладела слабость. Я решилась попытаться спасти свою жизнь, или, лучше сказать, я решилась предоставить тебе случай ласково обойтись со мной. Я попросила чашку чая. Если б ты, оказывая мне эту услугу, сказал мне доброе слово или нежно взглянул на меня, я бы не решилась принять вторую дозу яда. Ты исполнил мое желание, но не был ласков. Ты подал мне чай, как подал бы напиться собаке. И после того ты удивился, Юстас (ты в это время, вероятно, думал о мистрис Бьюли), что я уронила чашку, возвращая ее тебе. Я не могла удержать ее, у меня руки дрожали. Если б ты был на моем месте, у тебя тоже задрожали бы руки. Ты вежливо пожелал мне, выходя из комнаты, чтобы чай принес пользу, и даже не взглянул на меня. Ты смотрел на разбитую чашку.

Едва ты переступил порог моей комнаты, как я приняла вторично яд, и двойную дозу.

У меня к тебе небольшая просьба. Сняв со склянки этикетку и убрав ее, чистую, в свой несессер, я забыла предпринять ту же предосторожность с бумажным пакетиком, и на нем остался ярлык дрогиста. Я бросила ее на одеяло с другими ненужными бумагами, а моя сердитая сиделка, жалуясь на беспорядок, схватила все бумажки и куда-то задевала их. Надеюсь, что дрогист не пострадает из-за меня. Прошу тебя, скажи всем, что он невиновен.

Декстер, мне что-то вдруг вспомнился он, положил твой дневник обратно в ящик и просил у меня ответа на его предложение Есть ли совесть у этого негодяя? Если есть, то даже он почувствует угрызение, когда моя смерть даст ему ответ.

Сиделка снова возвратилась в мою комнату, и я опять выслала ее, сказав, что желаю остаться одна.

адрес, спрятать под подушку, чтобы нашли его только после моей смерти.

пока еще не поздно спасти мне жизнь. Но тебя здесь нет. Тем лучше! Тем лучше!

Еще раз прости! Будь счастливее, чем был со мною. Я люблю тебя, Юстас, и прощаю тебя. Когда тебе не о чем будет думать, думай иногда как можно снисходительнее о своей бедной, безобразной.