| Автор: | Коллинз У. У., год: 1876 |
| Категория: | Роман |
Глава XX. Зеленый флаг
-- Поздравляю вас, мистер Джермень, с вашим умением живописать словами. Ваш рассказ дал мне ясное представление о мистрис Ван-Брандт.
-- Вам нравится портрет, мисс Денрос?
-- Могу я говорить со своей обычной откровенностью?
-- Конечно.
-- Ну, откровенно скажу, мне не нравится ваша мистрис Ван-Брандт.
Прошло десять дней, и вот уже мисс Денрос приобрела мое доверие!
Какими способами убедила она меня поверить ей тайные и священные горести моей жизни, которые до сих пор я поверял только своей матери? Я легко могу припомнить, как быстро и тонко ее сочувствие слилось с моим, но не могу проследить временных рамок этого сближения, посредством которого она поняла и победила мою обычную сдержанность. Самое сильное влияние, влияние зрения, ей недоступно. Когда свет проник в комнату, мисс Денрос была закрыта вуалью. Во всякое другое время занавеси были задернуты. Экран стоял перед камином - я мог смутно видеть только очертание ее лица и больше ничего.
Тайну ее влияния, может быть, следует отчасти приписать простому и сестринскому обращению, с которым она говорила со мною, а отчасти тому неописуемому интересу, который сопровождает ее присутствие в комнате. Отец ее сказал мне, что "она вносит с собой воздух небесный".
Насколько мне известно, я могу только сказать, что она вносила с собой что-то, так тихо и непонятно овладевавшее моей волей и заставлявшее меня так же бессознательно повиноваться ее желаниям, как если бы я был собакой.
История любви моей юности, во всех ее подробностях, даже подарок зеленого флага, мистические предсказания бабушки Дермоди, потеря всех следов моей маленькой прежней Мери, спасение мистрис Ван-Брандт из реки, появление ее в беседке, встреча с ней в Эдинбурге и Лондоне, окончательная разлука, оставившая следы горя на моем лице, - все эти события, все эти страдания, поверил я ей так откровенно, как поверял этим страницам. И результатом этого были, когда она сидела возле меня в темной комнате, слова, сказанные с опрометчивой пылкостью женского суждения и сейчас написанные мной: "Мне не нравится ваша мистрис Ван-Брандт!"
-- Почему? - спросил я.
Она ответила тотчас:
-- Потому что вам никого не следует любить, кроме Мери.
-- Но я лишился Мери тринадцатилетним мальчиком.
-- Имейте терпение - и вы найдете ее опять. Мери терпелива, Мери ждет вас. Когда вы встретитесь с ней, вам стыдно будет вспомнить, что вы любили когда-нибудь мистрис Ван-Брандт. Вы будете смотреть на вашу разлуку с этой женщиной как на самое счастливое событие в вашей жизни. Я, может быть, не доживу, чтобы услышать об этом, но вы доживете и признаетесь, что я была права.
Ее ни на чем не основанное убеждение в том, что время еще сведет меня с Мери, отчасти раздражало, отчасти забавляло меня.
-- Вы, кажется, согласны с бабушкой Дермоди, - сказал я. - Вы думаете, что наши две судьбы составляют одну. Все равно, сколько бы ни прошло времени и что ни случилось бы за это время, вы думаете, что мой брак с Мери только отложен и больше ничего?
-- Я вполне в этом убеждена.
-- Не знаю почему, но, кроме того, вам неприятна мысль о моем браке с мистрис Ван-Брандт?
Она знала, что этот взгляд на ее причины был отчасти справедлив, и чисто по-женски заговорила о другом.
-- Зачем вы называете ее мистрис Ван-Брандт? Мистрис Ван-Брандт - тезка предмета вашей любви. Если вы так любите ее, зачем вы не называете ее Мери?
Мне было стыдно сказать ей настоящую причину - она казалась мне совершенно недостойной человека со здравым смыслом и решительного. Заприметив мою нерешительность, она настояла, чтобы я ответил ей, она принудила меня сделать это унизительное признание.
-- Человек, разлучивший нас, называл ее Мери, - сказал я. - Я ненавижу его такой ревнивой ненавистью, что он сделал мне противным это имя. Оно потеряло для меня всякое очарование, когда произносилось его губами.
Я ожидал, что она станет смеяться надо мной. Нет! Она вдруг подняла голову, как будто смотрела на меня пристально в темноте.
-- Как, должно быть, вы любите эту женщину! - сказала она. - Видите вы ее теперь во сне?
-- Я никогда не вижу ее теперь во сне.
-- Может быть, если придет время, когда ей понадобится помощь и когда у нее не будет другого друга, к которому она могла бы обратиться, кроме меня.
-- А призрак вашей маленькой Мери?
-- Никогда!
-- Но вы прежде видели ее, как предсказывала бабушка Дермоди, во сне?
-- Да, когда был мальчиком.
-- А после не Мери, а мистрис Ван-Брандт стала являться вам во сне - стала являться вам и духом, когда была далека телесно? Бедная старушка Дермоди! Не думала она при жизни, что ее предсказание выполнит другая женщина!
Вот к какому результату эти расспросы привели ее. Если бы она расспросила подробнее, если бы бессознательно опять не сбила меня с толку следующим вопросом, сорвавшимся с ее губ, она непременно вложила бы в мою душу мысль, смутно зарождавшуюся в ее душе, о возможном тождестве между Мери, первым предметом моей любви, и мистрис Ван-Брандт.
-- Скажите мне, - продолжала она. - Если бы вы теперь встретились с вашей маленькой Мери, какова бы она была? Какой внешне женщиной ожидали бы вы увидеть ее?
Я не мог удержаться от смеха.
-- Как я могу сказать, - возразил я, - после такого продолжительного времени?
-- Постарайтесь! - сказала она.
Прикидывая мысленно образ маленькой Мери, пытаясь представить ее взрослой, я искал в моей памяти образ слабого и ласкового ребенка, которого помнил, и набросал портрет слабой и деликатной женщины - решительный контраст с мистрис Ван-Брандт!
Сложившееся было хрупкое представление в душе мисс Денрос о личности Мери тотчас исчезло, уничтоженное важным заключением, к которому привел контраст. Одинаково не зная развития здоровья, силы и красоты, которому время и обстоятельства подвергли мою Мери детского возраста, мы оба одинаково бессознательно сбили с толку друг друга. Еще раз я лишился возможности узнать правду, а между тем открытие висело на волоске.
-- Я гораздо больше предпочитаю ваше описание Мери, - сказала мисс Денрос, - вашему описанию мистрис Ван-Брандт. Мери соответствует моему представлению о том, какой должна быть привлекательная женщина. Как вы могли сожалеть о потере этой другой особы (я терпеть не могу румяных женщин!), я понять не могу. Не могу вам выразить, как я интересуюсь Мери. Я желаю побольше узнать о ней. Где этот хорошенький подарок, который бедняжка вышивала для вас так прилежно? Покажите мне зеленый флаг!
Она, очевидно, предполагала, что я ношу при себе зеленый флаг. Я несколько сконфузился, отвечая ей:
-- К сожалению, не могу исполнить вашего желания. Зеленый флаг спрятан где-то в моем Пертширском доме.
-- Он не с вами? - воскликнула она. - Вы оставляете где попало вещь, которую она подарила вам на память? О, мистер Джермень, вы действительно забыли Мери! Женщина, на вашем месте, рассталась бы скорее со своей жизнью, чем с единственным воспоминанием о том времени, когда она любила в первый раз.
Она говорила с такой необыкновенной серьезностью, с таким волнением, должен я вам сказать, что чрезвычайно удивила меня.
-- Милая мисс Декрос, - возразил я, - флаг не потерян.
-- Надеюсь! - быстро отозвалась она. - Если вы потеряете зеленый флаг, вы лишитесь последней вещицы, напоминающей вам о Мери, - и более того, если мое мнение справедливо.
-- Какое же ваше мнение?
-- Право, вы несправедливы ко мне. Умоляю вас отвечать мне с вашей обычной откровенностью. Чего лишусь я, лишившись последней вещицы, напоминающей мне Мери?
-- Вы лишитесь единственной надежды, которая осталась во мне для вас, - ответила она серьезно, - надежды на вашу встречу и брак с Мери в будущем. У меня была бессонница прошлую ночь, и я думала о трогательной истории вашей любви на берегах светлого английского озера. Чем больше думаю, тем больше убеждаюсь, что зеленому флагу бедного ребенка предназначено иметь свое невинное влияние на вашу будущую жизнь. Счастье ожидает вас в этом искреннем подарке на память. Я не могу ни объяснить, ни оправдать этого мнения. Это, должно быть, одна из моих странностей. Такая, как обучение кошек представлять под музыку моей арфы. Но будь я вашим старым другом, а не другом нескольких дней, я не оставила бы вас в покое. Я просила бы, умоляла, настаивала, как только может настаивать женщина, пока не добилась бы, чтоб подарок Мери был таким же неразлучным вашим спутником, как портрет вашей матери в медальоне на вашей часовой цепочке. Пока с вами флаг, с вами и влияние Мери. Любовь Мери все связывает вас дорогими прежними узами - и вы с Мери после долгих лет разлуки встретитесь опять!
Мечта сама по себе была мила и поэтична. Серьезность, с которой она была выражена, должна была иметь влияние на человека даже более жестокого по природе, чем был я. Я сознаюсь, что мисс Денрос заставила меня стыдиться, чтобы не сказать больше, что я пренебрегал зеленым флагом.
-- Я отыщу его, как только вернусь домой, - сказал я, - и позабочусь, чтобы он старательно сохранялся.
тревожились о целости дорожной письменной шкатулки - вот этой шкатулки, которая стоит на столе. Есть в ней что-нибудь ценное?
спутница.
Мисс Денрос встала и подошла к стулу, на котором я сидел.
-- Пусть флаг Мери будет вашим постоянным спутником, - сказала она. - Вы с излишней признательностью говорили об услугах, которые я оказывала вам как сиделка. Вознаградите меня свыше моих заслуг. Примите в соображение, мистер Джермень, суеверные фантазии одинокой мечтательной женщины. Обещайте мне, что зеленый флаг займет место между сокровищами в вашей шкатулке!
Бесполезно говорить, что я принял в соображение и дал обещание, - дал, серьезно вознамерившись сдержать его. В первый раз после нашего знакомства она протянула свою бедную, исхудалую руку мне и пожала мою руку. Необдуманно, под впечатлением признательности, я поднес ее руку к моим губам, прежде чем выпустил ее. Мисс Денрос вздрогнула, задрожала и вдруг молча вышла из комнаты.