| Категории: | Критическая статья, Биография |
| Связанные авторы: | Корнель П. (О ком идёт речь) |
КОРНЕЛЬ (Corneille), Пьер (6.VI.1606, Руан, - 1.X.1684, Париж) - франц. драматург. С 1647 - чл. Франц. академии. Сын адвоката. Образование получил в иезуитской школе, затем изучал право и вступил в корпорацию адвокатов. Лит. деятельность начал с галантных стихов, позднее вошедших в сб. "Поэтическая смесь" ("Mélanges poétiques", 1632). Имела успех первая комедия К. "Мелита, или Подложные письма" ("Mélite, ou les Fausses lettres", пост. 1629, изд. 1633). За ней последовали другие комедии, трагикомедия "Клитандр, или Освобожденная невинность" ("Clitandre ou l'Innocence délivrée", пост. 1630--31, изд. 1632), трагедия "Медея" ("Médée", пост. 1635, изд. 1639), в которой уже наметились некоторые черты присущего К. стиля. Все эти произведения были лишь поисками жанровой формы, и только трагикомедия "Сид" ("Cid", пост. и изд. 1637), сюжет к-рой заимствован у испанского драматурга "Юность Сида"), ознаменовала начало расцвета франц. классицизма. Сделав содержанием пьесы трагич. конфликт долга и страсти, К. открыл ту драматич. ситуацию, к-рая вскоре стала доминантой европ. классицизма. Эта ситуация отражала противоречия между личностью и складывавшимся в форме абсолютной монархии нац. гос-вом. Однако полное разъединение частной и политич. жизни в "Сиде" еще не произошло. Долг здесь имеет во многом форму рыцарского принципа фамильной чести, а любовь героев еще неотделима от большого мира обществ. жизни, она вбирает в себя этот мир, требует героич. свершений и потому не только противоречит долгу, но и укрепляет его. Честь и любовь выступают в драме К. как силы равноправные, и только патриотич. подвиг Сида разрешает казавшийся неразрешимым конфликт. И хотя в "Сиде" еще сильна атмосфера рыцарской вольницы, герои мало считаются с королевской властью и действуют самостоятельно, - высшим началом жизни для К. является гос-во как воплощение разума и общенац. интересов. Правда, этот мотив открыто звучит только в финале, но он наличествует в драме с самого начала. Поведение героев трагедии всегда определял разум, в нем они находили высшее мерило для оценки своих действий и поступков. В финале лишь расшифровывается социальный смысл идеи "разума". Она сливается здесь с идеей гос-ва, носителем к-рой у К. является королевская власть. Рационализм определяет и худож. форму "Сида", первого высокого образца классицистич. трагедии. В драме все время ощущается присутствие всеорганизующей воли автора. Эстетически ценным является для К. лишь до конца проясненное, логически стройное и упорядоченное. Этому служит и соблюдение трех единств - места, времени и действия (см. Классицизм), к-рые К. трактовал шире и свободнее, чем многие современные ему драматурги. Содержание "Сида", однако, не вполне укладывается в рационалистически строгую форму, как и сами герои драмы не умещаются в рамки абсолютистского порядка. Недаром "Сид" вызвал бурную полемику. Против К. выступили Ж. де Скюдери, Ж. Мере; кардинал А. Ж. Ришельё потребовал от Академии офиц. осуждения "Сида". В 1638 было опубл. "Мнение французской Академии о трагикомедии "Сид"". Хотя нападки Академии касались гл. обр. отступлений К. от поэтики классицизма, истинная причина осуждения заключалась в той атмосфере вольницы, к-рая царила в "Сиде".
"Гораций" ("Horace", пост. 1640, изд. 1641) и "Цинна, или Милосердие Августа" ("Cinna ou la Clémence d'Auguste", пост. 1640--41, изд. 1643), написанные на сюжеты из истории Древнего Рима. "Гораций" - образцовая трагедия классицизма. Благо родины ("grandintérêt d'État") движет героями трагедии, определяет их патриотич. пафос. Любовь и семейные связи в "Сиде" противопоставлены друг другу, в "Горации" - вынесены за одни скобки. Долг перед гос-вом противостоит здесь всем другим связям человека - дружеским, родственным, любовным. Герои трагедии живут как бы в двух различных мирах - малом и большом, частном и общественном. В частной жизни семьи Горация и Куриация связаны тесными узами; в обществ. жизни Куриаций олицетворяет для Горация Альбу-Лонгу, враждебное Риму гос-во. Конфликт между Римом и Альбой-Лонгой становится в трагедии внутренним, психологическим, протекающим в душе самого героя. Совершая патриотич. подвиг, убивая Куриация, Гораций одновременно рвет, как путы, все естеств. связи и привязанности, в самом себе убивает естеств. человеч. чувства. В этом отсечении всего личного и заключена особая доблесть героя; долг его приобретает значение лишь в противоположность другому началу - чувству. Логич. продолжением подвига Горация является убийство Камиллы. Для Горация она теперь не сестра, не невеста, оплакивающая гибель жениха, а недостойная римлянка, льющая слезы над поверженным врагом отчизны. Бесчеловечность Горация, отказывающего Камилле даже в праве на горе, есть выражение духа гос-ва, превращающегося в силу, отчужденную от человека, а потому бесчеловечную и жестокую; недаром Rome (Рим) и homme (человек) рифмуются в трагедии контрастно. Голос Камиллы, голос человечности, становится голосом протеста. Он необходим в этой драме, проникнутой пафосом утверждения складывающегося нац. гос-ва. К. видел историч. прогрессивность абсолютизма, но не закрывал глаза на противоречия обществ. развития. Это придало его трагедии величие, мощь и глубину. Актуальные проблемы своего времени К. решает на сюжетном материале, взятом из далекого прошлого. Римская и совр. история в "Горации" сближены. В трагедии нет историч. колорита, римский сюжет является зеркалом современного, его метафорой, обобщением. Монархич. структура Франц. гос-ва в трагедии К. почти не ощущается. Гражд. пафос "Горация" перерастает рамки сословной монархии. Вот почему эта трагедия стала одной из популярнейших пьес в эпоху франц. бурж. революции конца 18 в. Сюжет "Цинны" - заговор аристократов-республиканцев против Октавиана Августа. Впервые у К. монарх становится центр. героем, а проблема монархич. власти - гл. темой. Но политич. тезисы К. воплощает в идейных поединках своих героев, за к-рыми стоят определ. характеры и страсти. Защитники республики Цинна и Максим слабы, нерешительны, боятся ответственности, в идею республики уже не верят и действуют лишь под влиянием своих страстей. Им противостоит Август. Личные чувства толкают его на жестокую расправу с заговорщиками, но высшие интересы гос-ва заставляют быть великодушным. Милосердие Августа не от сердца. Только подавив в себе частного человека, подчинив свою волю разуму, он становится идеальным государем. И тогда не только беспринципный Цинна, но и цельная, непоколебимая Эмилия отказываются от борьбы: мстившая Октавиану, кровавому тирану, казнившему ее отца, она протягивает руку Августу, как мудрому монарху. Фраза Августа: "Будем друзьями, Цинна", более всего запомнившаяся современникам, выражает идею примирения, к-рым заканчивается драма. Это лишает "Цинну" подлинно трагич. конфликта и пафоса, присущего "Горацию", где К. касался осн. противоречия времени - отношения личности и гос-ва. В "Цинне" он ближе к политич. поверхности жизни. Действит. основа конфликта драмы: судьба дворянской фронды и неизбежность примирения ее с монархией. Но раскаявшийся фрондер, каким выглядит в трагедии Цинна, для роли трагич. героя оказался непригодным, и хотя в монологах Эмилии слышится более широкий протест против абсолютизма, в драме уже сказывается внутр. узость франц. классицистич. трагедии, в к-рой гос. и политич. сфера отождествлялась с жизнью королей и придворной знати. Оптимизм "Цинны", однако, имеет свою изнанку. Король, перестав быть для К. только олицетворением разума, выявлен здесь и как частный человек, притом потенциальный тиран, опасный тем, что обладает ничем не ограниченной властью. Между идеалом К. и реальной практикой франц. абсолютизма намечается расхождение. Гос. деятельность Ришельё находилась в резком противоречии с политич. программой, провозглашенной в финале трагедии. Поэтому тираноборч. тирады Эмилии и Цинны звучали крамольно и злободневно, и силы оппозиции рукоплескали этой монархич. драме.
В трагедии "Полиевкт..." ("Polyeucte martyr", пост. 1641--42, изд. 1643) К. снова создает героич. характер, напоминающий Сида и Горация. Но долг в этой трагедии проявляется уже не в политич., а в нравств.-религ. сфере. И хотя вера героя проникнута духом рационализма, само обращение к образу религ. мученика связано с разочарованием К. в разумности абсолютистского гос-ва. Это сказалось на образе Древнего Рима у К. И здесь, и в "Смерти Помпея" ("La mort de Pompée", пост. 1643, изд. 1644) Римское гос-во предстает как арена борьбы честолюбивых страстей и эгоистич. интересов.
"Лжец" ("Le menteur", пост. 1643, изд. 1644), повторяющая сюжет пьесы Х. Руиса де Аларкона-и-Мендосы "Сомнительная правда", сыграла важную роль в формировании франц. комедии классицизма, но сам К. после неудачи с пьесой "Продолжение лжеца" ("La suite du menteur", пост. 1643, изд. 1645) больше не обращался к жанру комедии. Разочарование в абсолютистском гос-ве усиливается в драмах "Родогуна..." ("Rodogune, princesse des Part-hes", пост. 1644--45, изд. 1647), "Ираклий, император Востока" ("Héraclius, empereur d'Orient", пост. 1646, изд. 1647) и др. произведениях конца 40-х гг., получивших впоследствии название трагедий "второй манеры" К.
Начавшееся уже со времени правления Мазарини перерождение абсолютистского гос-ва, как и деградация дворянской фронды, - такова историч. почва, на к-рой вырастают поздние драмы К. Образ монарха-тирана, движимого не интересами гос-ва, а личным честолюбием, становится центр. фигурой корнелевского театра. Политика остается по-прежнему гл. нервом драматургии К., но теперь она сводится к придворной интриге, династич. борьбе за престол. Оставаясь поэтом героич. воли, К. больше не находит для нее разумного обществ. содержания и потому она предстает как иррациональная, преступная, извращенная сила. Положит. герои, как правило, нерешительны, пассивны, добродетели их не выходят за пределы частной жизни. В "Родогуне" и следующих за ней трагедиях изображен мир дворцовых интриг и преступлений, к к-рому уже не приложимы масштабы грандиозного трагич. действия. Отсюда взвинченность и неправдоподобие образов и ситуаций. Сам К. теперь утверждает, что сюжет прекрасной трагедии должен быть неправдоподобным (предисл. к трагедии "Ираклий"). Новый смысл приобретает и обращение писателя к истории. Если раньше историч. сюжет служил средством типизации совр. материала, то теперь он призван прежде всего придать достоверность историч. факта исключит. характерам и положениям. Классицистич. форма перестает отвечать содержанию трагедии К. Принцип благородной простоты и ясности сменяется нарочитой запутанностью интриги, драму движет слепая случайность, а не разумная воля героя. Утрачивает свой внутр. смысл и строгая иерархия жанров. К. делает попытки отойти от канонов классицизма, создать новые жанровые формы, промежуточные между трагедией и комедией. В героич. комедии "Дон Санчо Арагонский" ("Don Sanche d'Aragon", пост. 1649, изд. 1650) принц Санчо в плебейском обличии сына рыбака Карлоса совершает подвиги и завоевывает любовь королевы. Пьесу эту любили романтики, она оказала влияние на "Эрнани" и "Рюи Блаз" В. Гюго. Демократич. тенденция драмы К. явилась отголоском обществ. подъема, вызванного оживлением оппозиционных к абсолютизму сил в нач. 50-х гг. Эта тенденция еще сильнее проявилась в самом значит. произв. позднего К. - трагедии "Никомед" ("Nicomède", пост. и изд. 1651), заканчивающейся нар. восстанием. Образ героя, иронизирующего над своими врагами, внутренне цельного и неколебимого, в чем-то сродни нар. эпич. характерам. Никомед близок и ранним героям К.
После провала трагедии "Пертарит..." ("Pertharite, Roy des Lombards", пост. 1651, изд. 1653), вызванного не столько худож. недостатками драмы, сколько содержавшимися в ней намеками на события англ. революции, К. вынужден был уехать в Руан, где в течение семи лет ничего не писал для театра. Он занимался переводами церк. поэзии и работал над теоретич. соч. по вопросам театра. К театр. деятельности К. вернулся в 1659, написав трагедию "Эдип" ("Œdipe").
"Серторий" ("Sertorius", пост. и изд. 1662), "Софонисба" ("Sophonisbe", пост. и изд. 1663), "Отон" ("Othon", пост. 1664, изд. 1665) и др. свидетельствуют о творч. упадке. Поэт героич. периода становления нац. гос-ва, К. оказался глух к новым проблемам времени. Попытка его соперничать с кончилась поражением. Трагедия К. "Тит и Береника" ("Tite et Bérénice", пост. 1670, изд. 1671), написанная на тот же сюжет, что и "Береника" Расина (пост. одновременно), лишь подчеркнула триумф его соперника. По примеру Расина К. вводит в свои трагедии любовную интригу, но любовь является лишь придатком к политич. теме, данью галантным вкусам двора. С театром К. окончательно простился своей пьесой "Сурена..." ("Suréna, général des Parthes", пост. 1674, изд. 1675), в к-рой снова прозвучала важнейшая тема позднего творчества драматурга - обличение королевского деспотизма. Последние десять лет жизни К. провел в Париже, в стороне от лит. и театр. дел, почти ничего не писал. Умер в большой нужде, всеми забытый. Новая слава пришла к К. в эпоху Просвещения и во время франц. бурж. революции конца 18 в.
"Сид", "Гораций", "Цинна", "Смерть Помпея", "Родогуна" были переведены Я. Б. Княжниным (1788). К. был особенно популярен в годы борьбы с деспотизмом Екатерины II и во время декабристского движения. В условиях борьбы с самодержавием особый интерес вызывала "Цинна", воспринятая как тираноборч. трагедия. Ее заново переводил П. А. Катенин; в его переводе был пост. "Сид" (Петербург, 1822). "Там наш Катенин воскресил Корнеля гений величавый", - писал по этому поводу в 1-й гл. "Евгения Онегина" А. С. Пушкин, причислявший К. к истинным гениям трагедии (см. "Пушкин-критик", 1950, с. 99). В. Г. Белинский, в 40-х гг. изменив свой первоначально отрицат. взгляд на франц. трагедию как на "ложно классическую", оценил "страшную внутреннюю силу... пафоса" трагедии К. (Собр. соч., т. 3, 1948, с. 56). В конце 19 в. появились новые переводы "Сида", "Горация", "Родогуны". В сов. время были заново переведены "Сид" (М. Лозинским), "Гораций", "Цинна", "Родогуна" и "Никомед".
Соч.: Œuvres, v. 1--12, P., 1862--68; в рус. пер. - Избр. трагедии, М., 1956; О драме. Из рассуждений П. Корнеля, М., 1885.
Лит.: "Сид", СПБ, 1895; Мокульский С. С., Корнель и его школа, в кн.: История франц. лит-ры, т. 1, М. - Л., 1946, с. 405--38; Сигал Н. А., П. Корнель, 1606--1684, Л. - М., 1957; Tachereau éd., P., 1855; Gasté "Cid", P., 1899; G., Corneille, 2 éd., P., 1905; Dorchain A., P. Corneille, P., [1918]; éroïnes de Corneille, P., 1924; Riddle "Médée" to "Pertharite", Baltimore, 1926; Crétin œuvre de Corneille, P., 1927; Croce éd., Bari, 1929; Klemperer V., P. Gorneille, MЭnch., 1933; L., Corneille, P., [1945]; , Corneille et la Fronde, Clermont-Ferrand, 1951; Dort ôles du théâtre de Corneille..., P., 1962 (имеется библ.); M.-O., Les conceptions dramatiques de Corneille. D'après ses écrits théoriques, Gen. - P., 1962 (имеется библ.).
Библиографич. изд.: Picot élienne..., P., 1876; Verdier P., Pelay à la bibliographie cornélienne, P., 1908.