Август
Пусть все покинут нас. Одни поговорим.
Останься, Цинна, ты, а также ты, Максим.
(Все удаляются, за исключением Цинны и Максима.)
Власть повелителя над морем и землею,
Власть обладателя державой мировою,
Величье без границ и мой великий сан,
Который мне трудом, пролитой кровью дан,
Все то, что связано с высоким положеньем,
С докучным для меня придворных восхищеньем, -
Вот благо, издали пленяющее нас
И тяжкое, едва пришел свершений час.
Приятное душе, чего мы так хотели,
Уж нас не радует, коль мы достигнем цели.
И так как разум наш - таков его закон -
Всегда к чему-нибудь стремиться обречен,
Едва свершив подъем, спуститься он желает.
Стремился к власти я и вот владыкой стал,
Но, думая о ней, я все ж ее не знал.
Нашел я в ней, свершив заветные желанья,
Заботы без конца и вечные терзанья,
Сокрытую вражду и смерть на всех путях,
Отравленный покой и бесконечный страх.
Знал Сулла до меня величье этой власти,[59]
И Цезарь, мой отец, считал ее за счастье.
Но разною они ценили власть ценой:
То, что отверг один, то крепко взял другой.
Злодей окончил жизнь во всем судьбой хранимым,
Как добрый гражданин, превознесенный Римом,
А Цезарь доблестный в сенате ясным днем
В кругу своих друзей пал, поражен клинком.
Примеры эти мне могли бы пригодиться,
Когда чему-нибудь у них я мог учиться.
Один меня влечет, другой внушает страх.
Но зрим себя порой мы в ложных зеркалах.
Не часто прочитать мы можем в том, что было
Там, где убит один, другой судьбой спасен,
Что губит одного, другой тем вознесен.
Вот почему душа сомнением объята.
Вы заменили мне Агриппу, Мецената.[60]
Как мне теперь мои сомненья разрешить,
Могли б, подобно им, меня вы научить.
Забудьте же мой сан, и римлянам постылый,
И мне уж самому давным-давно не милый.
Не повелителем, хочу быть другом вам;
И Рим и власть свою вам отдаю я сам.
Европа, Азия и Африка - пред вами:
Республика иль трон - решите это сами.
Вы мне во всем - закон, и только так, друзья,
Монарх иль гражданин, готов вас слушать я.
Цинна
Хотя великого полны мы удивленья,
Тебе покорным быть хочу без возраженья;
Свою почтительность преодолев, готов
Оспаривать я смысл твоих последних слов.
Почувствовать себя хоть на минуту вправе
На эти доводы свободно возразить,
Коль разрешаешь ты во всем себя судить.
Нет смысла уходить от власти, столь законной,
Не преступлением, а доблестью врученной.
Чем благороднее, приятней сан для нас,
Тем подозрительней становится отказ.
Оставь же, государь, подобные сомненья;
Ведь честно своего достиг ты возвышенья,
И без насилия, с открытою душой,
Правления страны переменил ты строй.
Рим покорил себе величьем бранной славы,
И вот над всей землей царит он, величавый.
Закон твой был ему по праву силы дан,
А взявший силой власть не есть еще тиран,
Когда объединил он государства части
И, справедлив в делах, по праву стал у власти.
Так Цезарь поступал; и должен ныне сам
Ты осудить его иль Цезарем стать нам.
То Цезарь - лишь тиран и заслужил паденье.
И пред богами сам ты должен отвечать
За кровь, что принужден был прежде проливать.
Но можешь ты судьбы возмездья не бояться:
Богами ты храним, и дни твои продлятся.
Грозили гибелью уже не раз тебе,
Но обнаживший меч сражен был сам в борьбе.
Все гибли замыслы, столь нужные кому-то.
Убийц немало есть, но среди них нет Брута.
Но если бы пришлось встать перед злом таким,
Все ж лучше умереть владыкой мировым.
Вот что посмел бы я сказать владыке Рима.
И то же ты бы мог услышать от Максима.
Максим
Да, я согласен с тем, что Август возведен
По праву доблести и разума на трон,
Что, щедро кровь пролив, рискуя головою,
Бесспорно, властью он владеет мировою.
И он сложить ее не может без того,
Он Цезаря тогда ославил бы Тираном,
Убийство б оправдал в своем сужденье странном.
Да, Рим по праву твой, и ты хозяин в нем -
Ведь властны мы всегда в наследии своем,
Мы иль храним его, иль жаждем отказаться.
Но всяких низких чувств нам надобно чуждаться.
Ты, покоривший все, свой утвердивший дом,
Величья своего останешься ль рабом?
Так будь же сам собой, страстям не уступая,
Им не сдавайся в плен, душой их побеждая,
И подданным своим старайся доказать,
Что самого Себя ты в силах побеждать.
Ты Риму славному обязан был рожденьем.
Так отплати ему свободы воскрешеньем!
А Цинна хочет счесть великою виной,
Что сделать ты хотел свободным край родной!
Он доброту твою раскаяньем считает
И добродетель тем безмерно унижает.
Подобный замысел должны мы презирать,
Долг пред отечеством мог выполнить ты свято,
Дав Риму больше, чем он дал тебе когда-то.
Ужель признательность столь тяжкая вина,
Когда и самый дар превысила она?
Так продолжай же путь, одним богам внимая.
Ты славу обретешь, насилье презирая,
Потомки помянут тебя немало раз,
Но не за эту власть, - за отреченья час.
К верхам могущества вести нас может счастье,
Но доблесть высшая - отказ от этой власти.
Немногие из нас способны презирать
Все то, что может власть достигнутая дать.
Подумай и о том, что ты правитель в Риме,
А здесь, какое бы тебе ни дали имя,
Не любят тираний, к ним злобою горя,
И в императоре все видят лишь царя.[61]
Тираном кажется он Риму непременно.
Кто предан власти - раб, кто любит - в том измена,
Кто терпит иго - слаб, его должны хулить,
А то, что это так, не может быть сомнений -
Уж десять видел ты напрасных покушений.
Что, коль опасность ждет в одиннадцатый раз?
Ведь, может, все, о чем я говорю сейчас,
Есть только верный знак, что небо посылает.
Иных путей тебя спасти оно не знает.
Зачем ты доводам вверяешься пустым?
Прекрасно умереть владыкой мировым,
Но смерть нельзя признать достойною и правой, -
Коль жизнь нас доброю не увенчала славой.
Цинна
Любовь к отечеству была всегда важна, -
Но благу общему должна служить она;
Свобода, будто бы желаемая Римом,
Была бы для него благодеяньем мнимым,
Несущим только вред, и не равна тому,
Что Цезарь может дать народу своему.
Тому, кто заслужил, он раздает награды,
За злодеяния карает без пощады,
Со справедливостью распределяет он
В народоправстве же иначе все бывает;
Рассудка голосу народ уж не внимает,
Все честолюбием захвачены права,
Продажны почести, а честность - лишь слова.
Ничтожнейший тиран, чьей власти нет и года,
Сознав, что краткий срок он нужен для народа,
Счастливых замыслов срывает ранний цвет,
Чтоб не отдать плода идущему вослед.
И, коль грядущее его уж не тревожит,
Он с поля общего берет себе, что может,
И верит, что легко простит потерю тот,
Кто так же, как и он, поступит в свой черед.
Всех хуже государств то, где народ - владыка.[62]
Август
Однако Рим таков, от мала до велика,
И ненависть к царям, что длится пять веков,
Что с молоком всосать младенец здесь готов,
В сердцах, мне кажется, вовек неистребима.
Максим
Оздоровительных народ не хочет мер,
В обычаях ему, не в разуме - пример;
И заблуждение, отвергнутое, Цинной,
Народу кажется отрадою единой.
Питая эту мысль, стремясь к мечте своей,
Столь часто он ступал по головам царей,
Их достояние отдав на разграбленье!
Где мог бы он найти приятнее правленье?
Сказать осмелюсь я, что не всегда одно
Правленье на земле народам суждено.
Повсюду с нравами страны оно согласно,
И изменить его пытались бы напрасно.
Таков закон небес; он нам за годом год
Различие меж них разумно бережет.
Так, Македония царю была бы рада;[63]
Свободе с давних пор привержена Эллада;
Парфяне с персами властителей хотят,[64]
И нужен римлянам один лишь консулат.[65]
Цинна
По мудрости небес - и в этом нет сомнений -
Но так же верно то, что место или век
Меняют все, что мог замыслить человек.
Рим от царей имел и стены и рожденье,
От консулов своих - и славу и значенье;
А в наши времена ты от своих щедрот
Так сделал, что сейчас счастливым стал народ.
Уже не отданы мы войнам без защиты.
Ворота Януса оружию закрыты[66] -
То, что при консулах мы видели лишь раз,
То, чем второй наш царь всех осчастливил нас.
Максим
Но волею небес смененное правленье
Не стоит крови нам и не несет мученья.
Цинна
Народ - и то богов незыблемый закон -
За счастье дорого платить был обречен.
Кровь при Тарквинии[67] нам землю обагряла,
При первых консулах сражались мы немало.
Максим
Когда сражался он за вольность прежних дней?
Цинна
Когда бы небо нам дать рабство не решило,
Оно бы Рим рукой Помпея защитило.
Но смерть его теперь для будущих времен
Всем знак того, что Рим другой избрал закон,
Что славу он найдет в том самом человеке,
Который вольности лишил его навеки.
Он ослепил весь Рим величием своим,
Но, полный славы, сам не насладился им.
С тех пор как город стал владыкою вселенной
И множество богатств его сокрыли стены,
С тех пор как в подвигах, в величье стольких дней
Рождает граждан он, что всех царей сильней, -
Здесь, голоса скупив, патриции все время
Дают почувствовать народу власти бремя,
А тот, в златых цепях, считает, что закон,
Полученный с верхов, им снизу возглашен.
Терзаясь завистью, питая лишь интриги,
Здесь все в кровавые вступать готовы лиги:
[68] а Цезарю - мой дед,
Тебе - Антоний, все глядели злобно вслед.
Вот почему у нас немыслима свобода -
Гражданских войн она причина для народа.
Средь тяжких смут ее и горестных невзгод
Кто - равенство, а кто - властителя зовет.
Чтоб Рим сейчас спасти, пусть правит тот над нами,
Кто мир восстановить способен меж врагами.
Ты родину свою не можешь не любить,
От распрей должен ты ее освободить.
Власть Суллы захватил и, расставаясь с нею,
К насилию открыл путь Цезарю, Помпею.
Зол столько не могло б на нашу долю пасть,
Когда б семье своей он отдал эту власть.
Убийство Цезаря, потворствуя их видам,
К насилью привело Антония с Лепидом;
И римлянами Рим повержен был бы в прах,
Когда бы крепко власть ты не держал в руках.
Отрекшись от нее, ты Рим, лишенный славы,
И в жилах у него оставшаяся кровь
С начавшейся войной польется вновь и вновь.
Ты любишь родину, ты сжалишься над нами!
Моими молит Рим тебя сейчас устами.
Припомни - за тебя немалою ценой
Он должен был платить, в нем кровь лилась рекой;
И, коль покой ему теперь послали боги,
Уже подумать он не может без тревоги,
Что, уходя, его ты хочешь одарить
Добром, какого он не в силах сохранить.
Коль мы такой ценой должны искать другого,
Коль дорога тебе честь края, нам родного,
Коль тот печальный дар возьмет страна моя, -
Не смею высказать все, что предвижу я.
Ты должен сохранить себя, власть оставляя
Тому, кто возродил былое счастье края.
Чтоб смело мы могли довериться судьбе,
Назначь достойного преемника себе!
Август
Мне дорог мой покой, но Рим еще дороже,
И что бы ни могло со мной произойти -
Пускай погибну я, лишь бы его спасти.
Напрасно жаждет грудь спокойствия простого.
Прав, Цинна, твой совет, и власть беру я снова.
Но в ней я помощи жду от обоих вас.
Правдивость ваших чувств мне дорога (Сейчас.
В советах, что вы мне давать готовы оба,
Вам родина важна, а с ней моя особа.
Одна любовь могла на спор вас вдохновить,
И оба вы должны награду получить.
Тебя в Сицилию, Максим, я посылаю,
Чтоб плодородному ты дал законы краю.
Ты именем моим в ней должен управлять,
За каждый твой приказ я буду отвечать.
Эмилию даю тебе я, Цинна, в жены.
Как Юлии,[69] почет ей будет заслуженный.
Необходимость нас, тревоги без конца
Но к милостям моим ей все открыты двери,
Что утешением послужит ей в потере.
Скажи, что мною ты сейчас был послан к ней.
Я знаю, многих ты уже ей стал милей,
Тебя обрадует она своим ответом.
Прощай же! Ливии иду сказать об этом.
Максим
Что думаешь о том, в чем убеждал ты нас?
Цинна
Что думал прежде я, то мыслю и сейчас.
Максим
Вождь заговорщиков стал другом тирании!
Цинна
Вождь заговорщиков простил ее впервые.
Максим
Свободным видеть Рим хочу.
Цинна
Освободить
И я его хочу, но вместе с тем - отмстить.
Жестокость Августа не знает утоленья,
Средь землепашцев страх, Рим полон мертвецов -
А он раскаяться и отдохнуть готов.
Когда от наших рук он примет наказанье,
Раскаяньем купить он сможет оправданье.
Он был жесток, провел кровавых много мер,
И безнаказанность была б плохой пример.
За римлян мы отмстим. Узнав об этой доле,
Пусть смеет кто мечтать о цезарском престоле!
Не вверит деспотам народ судьбы своей.
Будь с Суллой строже мы, стал Цезарь бы скромней!
Максим
Но гибель Цезаря, столь славного во многом,
Была для Августа жестокостей предлогом.
Свободы жаждал Брут - принес лишь гнет цепей!
Будь Цезарь не убит, стал Август бы скромней.
Цинна
Поступок Кассия, страх Рима неустанный
Вновь возвращают век, где властвуют тираны.
Но это время к нам уж больше не придет,
Коль выберет себе иных вождей народ.
Хотя мы и вожди, но нам еще неясно,
Как избежать путей, где шествовать опасно.
Есть ли заслуга в том, чтоб счастья не искать,
Когда себя должны мы смерти подвергать.
Цинна
Однако разве мы правы, воображая,
Что вылечим болезнь, корней не обрезая;
Для излечения здесь мягкость не нужна,
На рану тяжкую прольет лишь яд она.
Максим
Кровь ран тебе нужна, мне нужно исцеленье.
Цинна
Ты хочешь без труда добыть освобожденье.
Максим
Все средства хороши, чтоб выйти из цепей,
Цинна
Мы их должны порвать лишь доблестью своей.
Максим
Всегда желанною останется свобода.
В ней - благо высшее для римского народа.
Цинна
Не может благом быть то, что дается нам
Тираном, кто терзать привык свободу сам.
Дар деспота, чьим был он долго достояньем,
И тот, кто сохранил в душе свободы жар,
Не сможет не презреть из рук тирана дар.
Максим
Ты и Эмилию готов возненавидеть?
Цинна
Тирана милостей я не хотел бы видеть.
Когда за Рим родной я отомщу сполна, -
Найду ее, хотя б была в аду она!
Да, смертью Августа куплю себе я право,
Взяв за руку ее своей рукой кровавой,
Над урною его брак совершить, чтоб он
За все свои дары был кровью награжден.
Максим
Но ведь Эмилию прельстить едва ли может
Рука в крови того, кто ей отца дороже.
А силою ее ты не захочешь взять.
Цинна
Довольно, во дворце нас могут услыхать.
Мы говорим с тобой весьма неосторожно
В том месте, где легко друзей подслушать можно.
Как к цели нам прийти спокойней и верней.
Знал Сулла до меня величье этой власти... - Август имеет в виду период диктатуры Суллы (82-79 гг. до н. э.), сопровождавшейся жестокими преследованиями противников аристократической олигархии, чьим ставленником он был. За год до смерти, в 79 г. до н. э., Сулла отрекся от власти, но сохранил авторитет и многочисленных сторонников. Древнеримский историк Плутарх (ок. 45-120) в "Сравнительных жизнеописаниях" говорил о завидной судьбе Суллы, ибо он в покое и безмятежности окончил дни свои. Сулла был похоронен на Марсовом поле рядом с гробницами царей.
Вы заменили мне Агриппу, Мецената. - Марк Випсаний Агриппа (ок. 63-12 гг. до н. э.) - зять и сподвижник Августа, деливший с ними власть; Гай Цильний Меценат (между 74 и 64-8 гг. до н. э.) - друг и приближенный Августа, покровитель поэтов (отсюда меценат). Греческий писатель Дион Кассий (ок. 155-235 гг. н. э. в книге "Римская история" описывает длинные беседы Августа со своими сподвижниками на тему о власти. В трагедии Корнеля Цинна придерживается взглядов, близких тем, которые у Диона Кассия высказывает Меценат; Максим выражает мнение Агриппы.
И в императоре все видят лишь царя. - После установления в Риме республики (VI в. до н. э.) титул царя ассоциировался с тиранией. Римские императоры, начиная с Августа, пытались противопоставить титулу царя титул императора и связать этот последний с традициями республики. В частности, сохранился консулат, хотя консулы при императорском режиме утратили власть и значение, которое они имели при республике.
Всех хуже государств то, где народ - владыка. - В XVII в. во Франции республиканский строй ассоциировался с феодальной вольницей. Сирано де Бержерак (1619-1655), писатель, в чьем творчестве ярко выражено демократическое настроение, тем не менее утверждал: "Народное государство - это самый тяжкий бич, который бог обрушивает на государство, если желает наказать его". Но это сказано в памфлете "Письмо против фрондеров", т. е. против бунта крупных феодалов, увлекавших за собой народную толпу.
Так, Македония царю была бы рада... - Македония после длительных войн с Римом в 148 г. до н. э. стала одной из римских провинций.
Парфяне с персами властителей хотят... - В отличие от Македонии Парфянское государство, возникшее в III в. до н. э. на территории Персии, не желало подчиниться Риму и долгое время (до начала III в. н. э.) сохраняло значение сильной, независимой державы.
И нужен римлянам один лишь консулат. - Во главе Римской республики всегда стояли два консула, управляющие страной.
напоминает, что в Период правления Августа врата храма Януса закрывались трижды, в знак наступления мира. В период республики ("при консулах") это случилось лишь раз, после победы в 1-й Пунической войне (264-241 гг. до н. э.), а ранее - при втором легендарном царе Нуме Помпилии (конец VIII - начало VII в. до н. э.), отличавшемся миролюбием.
Кровь при Тарквинии... - Тарквиний Гордый (седьмой легендарный царь, согласно легенде, царствовал с 616 по 579 г. до н. э.) был жесток и деспотичен. Свергнут народом, установившим затем республику.
Так Сулла - Марию... - Гай Марий (ок. 157-86 гг. до н. э.) - консул, полководец; стоял во главе Римской республики. Сулла был его противником, но пришел к власти уже после смерти Мария.
Как Юлии... - Юлия - дочь Августа; была изгнана за дурное поведение. Ее место Август хочет отдать Эмилии.