Почтампт в Неаполе

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Почтампт в Неаполе (старая орфография)

Почт-Амт в Неаполе.

Идучи с площади Largo del Castello к Molo, видите глухой переулок, в котором в почтовые дни на многих деревянных досках разкладываются реэстры полученных писем. Там во всякое время найдете толпу народа и приметите некоторые странности, каких нигде нет, кроме Неаполя. Письма означены нумерами, a имена тех, кому они принадлежат, вписаны в реэстры по алфавиту; надобно заметить, что имена, не прозвища, и то не все - ибо Князья должны искать писем своих под литерою Р (Principe). Здесь собирается множество таких людей, которые, не умея грамоте, хотят знать, нет ли к ним писем. Досужий грамотей, стоящий со связкою лоскутков белой бумаги, пользуясь невежеством своих собратий, достает себе спокойное пропитание. Любопытный подходит к нему, кладет в руку несколько копеек и называет себя по имени; грамотей пробегает глазами реэстры; нашед желаемое имя, записывает нумер на лоскутке бумаги и отдает его своему просителю, которой идет в Почт-Амт и, без дальних околичностей, получает письмо. Не спрашивают, имеет ли он на то право, или нет; требуется только, чтобы заплачены были деньги за пересылку. Письма заграничные не вносятся в реэстры, но лежат кучею в комнате. Чужестранцу, пришедшему спрашивать о письмах, указывают на кучу и заставляют самого рыться в ней, сколько угодно. Ему позволяется выбирать, что захочет, лишь только заплатил бы деньги. Не нужно сказывать, какие от того произходят безпорядки. Всякой чужестранец хорошо сделает, если письма своя будет надписывать на имя какого-нибудь из здешних банкиров.

Не один записыватель нумеров нашел здесь серебрянную руду для своих карманов; он только с большею, нежели другие, удобностию достает ее. На дворе, под открытым небом, стоит полдюжины столиков; за столиками сидит полдюжины человек, в изношенных кафтанах и с изношенными лицами. У каждого из них по перу в руке; перегнутый полулист бумаги лежит в готовности; стоят только обмакнут перо в чернилицу и красноречие польется рекою во все четыре части света. Напротив писца находится стул, на котором приходящий может садиться и сказывать мысли свои, a писец обработывает их, по своему уменью. Там видите сидящую старуху, в другом месте матроса, в третьем солдата, здесь пригожую девушку; все они имеют отцов, матерей, приятелей, странствующих близко и далеко, в старом свете и новом; каждой хочет меняться мыслями с любезным человеком, но не каждой может сделать это без посторонней помощи. Я сам был свидетелем, как одна старушка толковала с безносым (каких здесь очень много) Автором писем, которой, чтоб не потерять ни минуты, заблаговременно написав на верьху бумаги: Неаполь. 2-го Ноября 1804 года, слушал бесконечное содержание послания к сыну старушки, странствующему Бог знает где. Слезы и кашель перерывали слова, которые уже по крайней мере двадцать раз повторены были; казалось, что язык был здоровее всех членов её тела. Безносый человек терпеливо слушал, сокращал обилие мыслей и клал их на бумагу. По окончании и по прочтении письма, услужливый писец подал перо старухе для подписания, на которое однакож она, для некоторых, ей известных причин, не согласилась, и просила, чтобы вместо ее он сам исполнил этот обряд. Секретарь подписал её имя, сложил письмо, запечатал облатом, надписал наверху почетной титул её сына, и подал ей для дальнейшого отправления. Мать левою рукою ухватила письмо - в котором изображалось только её желание, но не чувство сердечное, не любовь матерняя - a правою вынула из кармана несколько копеек и опустила в давно уже протянугаую руку безносого. Между тем как старуха пошла в Почт-Амт, писец с поспешностию приготовил другой листок бумаги, не зная и не заботясь, радость или печаль он вверит ей. - Вообще вся сия переписка производится весьма откровенно, и Почт-Амт не имеет никакой нужды - как водится в некоторых Християнских Государствах - разпечатывать частные письма; вместо того он посылает своих служителей, чутких и догадливых, которые, ходя между народом, слушают, о чем пишут в письмах; впрочем голосистые матросы и солдаты сказывают в слух свои мысли писцам, делая сильные телодвижения и даже ударяя по столу кулаками. Гораздо труднее для Почт-Амтского агента подслушать стыдливую девушку. Я видел и девушек, которые, сидя подле писцов, сказывали им свои мысли, бьюсь об заклад, что письмо одной из них было к верному, или к неверному, нос не мешал косо посматривать обоими глазами.

сцена переменяется на улице; в то время перья отдыхают, а работают только губы. Легко догадаться, что здесь наблюдатель также найдет для себя иного любопытного. Напряженное внимание слушателя, перемена страстей, удовлетворенная или обманутая надежда, с другой стороны совершенное равнодушие читателя, одинакий голос при чтении печальных и радостных писем - вот явления, которых нигде на улице не увидите, кроме в одном только Неаполе.

Публичное письмоводство ежедневно производится с большею или меньшею деятельностию; Италиянцы не стыдятся своего невежества - и это вот главная черта характера, которою они отличаются от французов. Простолюдимы во Франции столько же умеют читать и писать, как и в Италии, однакож они не согласятся на улице выказывать свое незнание. Француз гордится, не смотря на свое невежество; Италиянец не умеет быть гордым.