| Автор: | Крашевский Ю. И., год: 1859 |
| Категория: | Роман |
XXXV
Много было хлопот по случаю похорон Мотруны. О болезни ее никто ничего не знал, думая, что цыганка умерла скоропостижно, священник не хотел хоронить, а крестьяне боялись, чтобы не наехали приказные. Благодаря стараниям Солодухи, опасения были устранены, и умершей отдан последний долг без участия полиции.
Когда зарыли страдалицу, Маруся села на свежей холодной могиле и залилась горючими слезами. В нескольких шагах от нее стояла Солодуха и думала крепкую думу, в голове знахарки решалась судьба сиротки. Старуха хорошо понимала последнюю просьбу покойницы, но не решалась исполнить ее.
"Покойница поручила ее мне, - думала Солодуха, - да не так-то легко посадить себе на шею чужое дитя, не столько она сделает, сколько съест, не столько доставит радости, сколько хлопот... Э, да и жаль бедняжки... Нас бы она не обременила, куска хлеба даром не съела бы: хоть воды принести помогла бы. Да было бы и веселее, а то как уйдет этот старый черт, хоть со стенами говори! Что тут делать!.. И так дурно, и так не хорошо... Ну, так и быть: возьму сироту. Дитя-то не избалованное, привыкло горе мыкать".
Солодуха подошла к Маше.
- Послушай, Маруся, - произнесла нетвердым голосом старуха, - полно плакать. Делать нечего, перекрестись, помолись Богу, да пойдем...
Девушка ничего не слышала и не трогалась с места, старуха взяла ее за руку и повела за кладбищенские ворота, поравнявшись с избушкой, она спросила:
- Возьми теперь, что надо...
- Откуда? - произнесла девушка, с удивлением взглянув на старуху.
- Из своей избы. Ведь ты будешь жить у меня.
- Как? У меня есть своя изба, зачем мне чужая?
Солодуха остолбенела, пробормотала что-то под нос, пожала плечами и медленно перекрестилась.
- Ужели ты думаешь одна остаться здесь?
- Что же делать? Пришлось остаться одной...
- Христос с тобою, голубушка. Что ты тут станешь делать?
- Жила же с матерью, проживу и одна... С голоду не помру, а своя изба все лучше чужой.
Солодуха не верила своим ушам, никогда и не думала она, чтобы дитя могло так смело, так спокойно говорить в труднейшую минуту жизни. Маруся в самом деле говорила так спокойно, что всякий подумал бы, что ее сиротство и будущность не заключают в себе ничего страшного, необыкновенного. Знахарка снова начала ворчать и качать головой.
- Так ты не шутя думаешь остаться здесь? Ты не боишься?
- Останусь! - произнесла девушка решительно. - Как же быть! Избенка-то дорого стоила тятеньке, да и мамонька в ней жила! И умерла тут же, голубушка, и оставила мне избу! Как же покинуть ее? Еще развалится, или отдадут кому-нибудь...
- И, полно! Кому она понадобится? - перебила Солодуха. - В ней никто не станет жить, хоть заплати. Пойдем-ка в хату, там поговорим да помаракуем, ты сама не знаешь, что говоришь...
Взяв за руку Марусю, старуха вошла в избу. В бедной мазанке никогда не было весело, теперь она представляла картину, еще более печальную, чем прежде: на полу лежала куча щепок, стружек и два полена, на которых стоял гроб, на скамье коврига хлеба и толстое полотенце, принесенное какой-то сердобольной бабой для исполнения обряда погребения, но оказавшееся ненужным, на постели остался след тела, долго лежавшего в ожидании погребения, по углам все было в страшном беспорядке. Огонь совершенно потух, и холодный ветер, пробирающий до костей, дул в щели и окна бедной лачуги.
Девушка при виде предметов, возбуждавших множество горьких воспоминаний, снова залилась слезами. Солодуха усадила ее на скамье, а сама начала ходить взад и вперед по избе. Маруся не сводила глаз с постели, на которой так недавно лежала мать, и слезы обильными ручьями катились по ее щекам.
- Тут настоящий пустырь, - произнесла Солодуха, тщательно осмотрев все углы, - словно метлой кто вымел... И что ты тут станешь делать? Я старуха, довольно пожила на свете, больше твоего знаю, а заплати мне - не стану жить здесь. Ты пропадешь!
Мы знаем, что знахарка не слишком охотно согласилась взять сироту под свое покровительство и даже придумывала средства сбросить с себя такую обузу, но, быть может, противоречие сиротки возбуждало в ней и укрепляло желание поставить на своем, потому Солодуха употребила все средства, чтобы привлечь к себе Марусю.
- Что болтать-то попусту, - сказала она наконец, остановившись перед сироткой, - как была у меня в последний раз твоя мать, со слезами просила, умоляла меня и старого, чтобы призрели тебя... Что же? Умирающему отказать нельзя... Вот мы и дали ей слово. Хотя и нам тяжело жить, да кусок хлеба для тебя найдем, а служба у нас не Бог весть какая... У нас найдешь, что перекусить, и угол теплый, а тут что? С одного холоду умрешь.
Маша, слушая старуху, вытерла глаза, встала и, всхлипывая по временам, отвечала:
- Послушай, бабушка, доброе у тебя сердце, Господь наградит тебя! Да меня не уговоришь: я ни за что не покину избы. А если захочешь делать доброе дело, так когда-нибудь принеси кусок хлеба - и будет с меня!
- Христос с тобою, милая! Да где ты слышала, чтобы девушка, нет, не девушка, а дитя... Ведь ты дитя... Чтобы дитя жило одно-одинешенько? Да и мужчины не живут одни.
- Да мало ли чего, бабушка, не бывает на свете, - отвечала девушка, качая головой. - Что же? Другой матери не купить. Думаешь, бабушка, что я опущу руки и умру с голоду?
- Ну, так разве пойдешь милостыню просить?
- Никогда мы милостыни не просили, и я просить не буду, - произнесла Маруся, смело глядя в глаза старухе, которая, вероятно, вспомнив Ратая, прикусила язык.
- И выпрошенный хлеб такой же, как всякой другой, - одумавшись, поправилась сиротка, - только я не хочу его. Еще я, слава Богу, молода, не бойся, голубушка, что-нибудь да заработаю.
Она бросилась к Солодухе, с чувством поцеловала ее жилистую руку и заставила старуху забыть неосторожное оскорбление.
- К чему, бабушка, обременять себя сиротой? Ведь хлеба у вас не больно много, - сказала Маша, спустя минуту. - Да коли будет возможность, так, не бравши меня к себе, будешь помогать. Вот позволишь придти к себе, поговорить, посоветоваться, а коли не хватит у меня куска хлеба - дашь перекусить чего-нибудь - и довольно!
тяжко, когда побредет куда Ратай, и некому слова вымолвить, не на кого посмотреть, собаку поцеловала бы, если бы та заговорила, вот как скучно и тошно! А ты что? У тебя язык чешется, а сердце разбивается... О, не вытерпишь, говорю тебе, не вытерпишь.
- А вот увидим. Поживешь, другую песню запоешь, - заключила знахарка, взяв в руку палку. - Прощай! Да не забывай: как круто придется, иди ко мне...
Солодуха вышла, не веря решимости Маруси, она ждала, что сирота догонит ее, но напрасно оглядывалась старуха: дверь оставалась закрытой, никто не думал гнаться за бабой.