Осада Ченстохова.
Часть первая.
Глава XVII

XVII 

Какой ответ дает Кордецкий через посла, и каких груш принесла Костуха осажденным

Была уже поздняя ночь, когда письмо это попало в руки Кордецкого. Он находился в своей келье с несколькими монахами, мечником, панами Чарнецким и Малаховским. Орудия с обеих сторон начали понемногу стихать, и приказ приора, отданный им на стенах, чтобы поддерживать огонь до тех пор, пока шведы не перестанут тревожить обитель, был исполнен охотно и исправно.

Послушник Рудницкий принес письмо и ввел Куклиновского, которого не отправили назад за поздним временем, отложив это на утро.

- Посмотрим, что нам пишет генерал! - сказал, распечатывая письмо, Кордецкий.

- Любопытно, - добавил пан Замойский, - но если бы даже он лез с поцелуями, я все равно не очень ему доверяю. Что я вижу! - вскрикнул он, бросив взгляд на бумагу. - Ведь это явственный приказ его величества короля о занятии Ченстохова. А что, отец приор, не говорил ли я вам, что мы плохо придумали, что не надо было начинать с этого конца, вот и сбили нас с пути! Смотрите, как осилили нас, честное слово, стоит черным по белому: занять Ченстохов! Что же мы теперь предпримем?

Все, казалось, сильно были озабочены, один только приор улыбался.

- Ну, это не доказательство, - сказал он спокойно.

- Вы смеетесь, отче, а это плохо, так как не будете же вы отрицать, что он сбил нас с позиции.

- Нет, дорогой мечник.

- Как это? Вы говорите, нет королевского приказа, а он вам показывает этот приказ, да вдобавок прислал собственноручный, думая, что, может быть, пожелаете его спрятать в архив.

- Неужели правда! - заметил пан Петр. - Впрочем, это вовсе не мое дело; биться это так, а вступать с ними в такие переговоры не стоит. Прикажите лучше на каждое письмо отвечать огнем. Послов не впускать, так как это все шпионы, прекратить всякие разглагольствования и рубиться... Таков мой совет.

- Отчего же, пан Петр, не попробовать использовать все для защиты, что встретится? - спросил Кордецкий. - Напротив даже, если мы будем с ними препираться, меньше прольем крови.

- Ба! Но они нас победят хитростями. Письмо это опасная вещь...

- Нет, пан мечник; нет, пан Петр; с помощью Божией, и этого не устрашимся.

- Но, например, вот здесь доказательство неопровержимое, как его уничтожить?

- Очень легко.

- Не знаю, я в данном случае чувствую бессилие, - сказал, кланяясь, Замойский.

- А между тем дело такое простое и ясное, - сказал с улыбкой приор, показывая на карту. - Ченстохов - это город; Ченстохов, имейте в виду; монастырь же, разве вы не знаете, всегда и везде называется Ясной-Горой, слывя в целом мире под именем Clarus Mons. Пусть же Миллер занимает Ченстохов, а Ясной-Горы мы ему не дадим.

Из всех уст разом вырвался радостный и веселый крик.

- Отлично, великолепно, добрейший отец приор! Пошлем же ему сейчас победный ответ.

- Подождите, нам нечего спешить, - возразил Кордецкий. - Сейчас уже ночь, для нас и несколько часов иметь в запасе хорошо; завтра и то не сразу пошлем к нему письмо. Мы должны дорожить каждым часом, так как каждая минута оплачивается человеческой жизнью; тянуть, медлить, торговаться, вот в чем дело...

С уважением, молча взглянули на приора присутствующие, и никто ему не противоречил ни единым словом, так как все были согласны с ним.

- А теперь, - сказал Кордецкий шляхте, - пойдем осмотреть стены и ободрить солдат.

Сказав это, он накинул свой плащ и, опережая гостей, вышел из своей кельи по коридору во двор, начав с северной стороны свой гетманский осмотр, с достоинством вождя, с вдохновением и спокойствием капеллана, с мужеством солдата. Уже все орудия молчали. Их разогревшиеся жерла еще дымились в холодном ночном воздухе; возле пушек лежали люди; пушкари - под палатками; одни молились на четках, другие доканчивали ужин, третьи беседовали о событиях минувшего дня. Ни одной жертвы не было в обители с самого начала войны, и хотя Миллер старался сделать брешь в слабых стенах с северной стороны, но не повредил ни одного кирпича. Веселый смех и говор людской в одном месте остановили приора. Какая-то фигура в темноте, взобравшись на стену, бросала оттуда что-то солдатам.

Перепуганный Замойский, видя, что кто-то силится перелезть через стену, подскочил с криком:

- Кто это? Что такое здесь?

Голова, покрытая плахтой, ответила ему из-за стены:

- Слуга Матери Божьей! Ничего, добрейший пан мечник, ничего! Это я! Старая слуга Пресвятой Девы Ченстоховской принесла солдатам немного шведских груш. Самой мне их уже не укусить, так как зубов нет; пусть они поживятся.

Солдаты смеялись и собирали рассыпавшиеся пули разного калибра, которые бросала им старая нищенка, насобиравшая их с утра порядочное количество. Подошел приор, и лицо его прояснилось.

- Это наша помощница, которую мы утром видели под стенами. Видите, заботится о нашем снаряжении. Берите, берите, запас беды не делает, и это дар Божий; кто знает, как долго протянется осада. Лишнее никогда не мешает.

- Один Бог знает, - ответил Кордецкий, - жаль только, что может указать дорогу неприятелям.

Брат Павел не хотел меня впустить, так как было поздно; я и должна была таким путем отдать солдатам то, что собрала... Спокойной ночи, господа, мне пора спать, желаю спокойной ночи! Шведы спят - тсс! Не будите лиха, когда оно спит... Люли! Люли!

Голос ее удалялся, слабел и затих...