| Автор: | Крашевский Ю. И., год: 1839 |
| Категории: | Роман, Историческое произведение |
XXIV
То, о чем Костуха напрасно просит приора, и как весело распевает, презрев подаянием
Следующие два дня прошли спокойно. Начальство дало шведам отдых, чтобы ободрить их к новым трудам; монастырь же готовился к обороне. Только напуганная шляхта, в которую даже успехи оружия не могли вдохнуть мужества, занималась распространением среди своих присных всякого рода сказок: то пугала друг друга минами; то искала поводов трусить и бояться приготовлений к новому штурму в самом факте молчания шведов.
Приор решил ничего не замечать и ничего не слышать. Рука Божия, явно простертая над святым местом, исполняла его бодростью и надеждой. Наконец здравый смысл говорил настоятелю, что шведы слишком много грозят, чтобы на самом деле быть грозными, и что зима их прогонит. Кордецкий с уверенностью рассчитывал на их отступление в непродолжительном времени и спокойно ждал событий.
Под вечер, на другой день после вылазки (то есть 2 декабря), старая нищенка, несколько дней уже не бывавшая в монастыре, снова постучала в ворота и, когда была впущена, торопливо направилась к приору, стоявшему неподалеку с монахами. Они обсуждали вопрос о распределении съестных припасов, в которых уже чувствовался недостаток.
- Отец благодетель, - сказала Костуха, ухватив настоятеля за подол мантии, - прикажите следить за пани Плаза: она в сговоре с Кшиштопорским и наверно знает, что сталось с деточкой.
- Ну, ну, старушка моя, - успокаивал приор, - есть у нас поважней, о чем думать; раз ее выкрали да припрятали, то мы непременно найдем бедняжку... но думать об этом теперь слишком трудно.
- Но несчастненькая страдает! - завопила Констанция.
- Пани Плаза ведь только под подозрением: доказательств нет. Сами знаете, как враждебно настроена шляхта, зовет на нас громы небесные за то, что не сдаемся. А если так искать, наугад, то их только хуже раздразним. Бог даст, когда все это кончится и начнут разъезжаться, мы уж усмотрим, чтобы девушку не похитили.
Констанция не смела возражать. Покивав головой и поцеловав край рясы отца настоятеля, она прямехонько направилась к Кшиштопорскому. Присев на ступеньках, старуха собралась докучать своему врагу, но тот, как только услышал ее "добрый вечер, пан Николай", так сейчас скрылся.
Констанция усмехнулась.
- Удрал, трус, - шепнула она и пошла.
На дворе не было ни единого уголочка, в который бы она не заглянула под каким-нибудь предлогом. Долго простояла она под окном Плазов, прислушивалась к разговорам, наконец, под предлогом попросить подаяния пошла к Замойским. А тут, откуда ни возьмись, сам мечник. Старуха, заметив его, хотела было улизнуть, но пан Замойский, увидев Костуху, крикнул:
- А! Вот и ты, старушка моя! Хорошо, что наведалась! Давненько собираюсь я дать тебе милостыньку за то, что ты верная и честная слуга Божией Матери. Много должны мы тебе за пули; и храбрая же ты: не один усач мог бы тебе позавидовать. Постой-ка...
- Спасибо, пан мечник, спасибо! На милостыньку не льщусь, а жрать мне дают: то кусок хлеба, то еще что-нибудь, к чему же мне деньги? И лохмотья кое-какие греют спину... не голодаю... зачем же зря таскать с собой деньги? Дайте тем, кто беднее меня, кто сам не знает, на что ему деньги, а мне они зачем?
И она засмеялась по-прежнему дико и с деланной радостью.
- Служка Божьей Матери, служка Божьей Матери... - повторяла она, - да разве я не богаче королей и вельмож у такой госпожи? К чему деньги, когда Она заботится обо мне? Приданого все равно не сколочу и замуж не выйду... разве что за незаурядного жениха... например, татарского хана или китайского королевича... а так, за этих голодранцев сенаторов и гетманов, которые около меня увиваются, да сохрани меня Бог, ради них бросать службу!
Мечник усмехнулся.
- А ты кто такая? - спросил он.
кощеевы года, высмотрела я себе хорошее местечко на паперти, такое, что лучшего и найдешь, как на погосте...
И вновь рассмеялась.
- Неужели нет у тебя ни родных, ни знакомых, которые бы тебя приютили?
- А они мне на что? Худо мне, что ли? Родные не признают нищенки, так как в кармане у нее пусто; из милости жить... так уж лучше на Божьей, чем на людской... Да и так мне сдается, что уж недалеко до конца... а у моей Пани служба хорошая: и весело мне, и вольготно...
С этими словами она, как нарочно, подбоченилась, приподняла сермягу и вприпрыжку пошла распевать:
Сноски
1 Маргарита.
2