| Автор: | Кроуфорд Ф. М., год: 1903 |
| Категория: | Роман |
X
Июнь расстилался над Италией, как газовый вуаль и гирлянда на голове невесты. Душистое сено сушилось в долинах Тоскании, листья смоковниц покрывали своей тенью водянистые плоды, вырастающие на вьющихся ветках раньше самих листьев и которые народ называет "смоковным цветом", так как настоящие фиги появляются позже. Молодые серебристые побеги оливкового дерева рассыпали снежные цветы, состоящие из маленьких белых звёздочек; жёлтый колючий тёрн ещё цвёл в гористой местности, а красивая смесь диких цветов ослепительных оттенков, похожих на румянец молодой девушки, расцветала на горячем лоне земли.
Рано утром Жильберт ехал по вершине низкого холма, покрытого травой и защищённого с востока от солнца высокими горами. Он пил свежий ароматный воздух, как будто это была райская вода - чудный напиток, возвращающий от смерти к жизни. Он чувствовал в своём сердце глубокое спокойствие; с тех пор, как он не видел более своего отца, он никогда не испытывал такого мирного настроения. Он не понимал, как это случилось, но был уверен, что Беатриса его любит и убежала к французскому двору в надежде найти его там и со дня на день ожидала его приезда. Он также был убеждён, что Церковь не пожелала бы окончательно разлучить его с Беатрисой. Разве не друг ему королева Франции? Она похлопочет об его деле перед папой, который поймёт все, отстранит препятствия. Он думал обо всех этих вопросах и чувствовал, что все его блестящие надежды, как солнце, поднимаются на горизонте.
Достигнув конца хребта, Жильберт остановился, прежде чем спуститься, затем он посмотрел на широкую долину и змеившуюся между деревьями реку, сверкавшую, как серебро на солнце, затем переходившую в темно-синий цвет, а местами в чёрный, как чернила. Белая, широкая и пыльная дорога вела во Флоренцию, следуя извилинам реки. Жильберт снял шляпу, чтобы чувствовать свежесть утра на своём челе и нежное дуновение лета на белокурых волосах. Сидя в седле в глубоком молчании, ему казалось, что он находится в священном месте Божьего собора.
-- Божий мир, превосходящий все разумение, -- повторил он совсем тихо и почти невольно.
-- Теперь, да будет мир Божий со всеми вами. Аминь, -- ответил Дунстан.
Но в его голосе было нечто, заставившее Жильберта повернуть голову, он видел на лице этого человека странную улыбку, как будто его что-то развеселило, но в то же время его чёрные глаза, были устремлены на какое-то отдалённое зрелище. Дунстан указал на то, что заметил, и Жильберт тоже стал смотреть туда. Он увидел отдалённое сверкание, медленно приближавшееся к ним и белеющее по дороге, которая тянулась вдоль блестевшей реки.
-- Приближающиеся люди приготовились сегодня к сражению, -- сказал Жильберт, -- так как они все в кольчугах, и их навьюченные мулы идут позади.
-- Не вернуться ли нам и не взобраться ли на гору, чтобы дать им проехать? -- спросил Дунстан, умевший сражаться, как дикая кошка, но обладавший однако инстинктивной осторожностью этого животного.
-- Досадно не видать сражения, -- ответил Жильберт.
И он стал спускаться. Тропинка была прорыта в вышину человеческого роста копытами животных, сновавших там веками. Местами она была очень узка, и два вьючных мула с трудом могли там встретиться. Молодые побеги трех или четырехлетнего каштана поднимались зеленой, плотной массой с обеих сторон тропинки, и, время от времени, ореховые ветви, почти соединяя свои широкие листья над дорогой, образовали глубокую, прохладную сень, пропитанную приятным запахом земли и зелени. У подножья горы светлый ручей стекал, капля по капле, в маленький водоём, вырытый путешественниками. Разлившаяся вода образовала из земли и старых сухих листьев чёрную, густую грязь.
Жильберт даль лошади остановиться и напиться; его слуги ждали своей очереди.
-- Пст!..
Особенный свист, какой испускают итальянцы с целью привлечь внимание, быстро и ясно раздался из-под низких ветвей орехового кустарника.
Жильберт быстро повернул голову по направлению звука, Показалось смуглое лицо, окаймлённое узким кожаным шлемом, неправильно усеянным ржавыми железными кружками. Затем длинная рука, покрытая такого же рода кольчугой, отодвинула в сторону самые низкие ветви и сделала по направлению, откуда ехал Жильберт, жест рукой, положенной плоско поперёк груди со спрятанным большим пальцем, только слегка двигая его.
-- Зачем мне возвращаться? -- спросил Жильберт спокойным голосом.
-- Потому что... - вполголоса ответил человек с загорелым лицом на грубом итальянском наречии, -- потому что мы, пистойцы, ожидаем флорентийцев и не хотим, чтобы здесь были всадники. А затем... если вы не хотите...
Внезапно появилась правая рука, державшая копьё, и один этот жест угрожал проколоть Жильберта насквозь.
Он был без кольчуги и находился как раз у ног своего противника. Но в тот момент, как Жильберт положил руку на свой меч, пристально глядя на противника, он внезапно увидел странное зрелище. Длинная стрела пронзала голову пистойца, и с минуту он продолжал смотреть на Жильберта широко раскрытыми глазами. Затем, все ещё продолжая стоять, его тело стало медленно склоняться к самому себе, как будто он цеплялся за себя, и потом, бряцая сталью, покатилось из чащи кустов в лужу, где копьё сломалось под ним.
Дело в том, что маленький Альрик, саксонский конюх, подозревая грозившую Жильберту опасность, спокойно спустился на землю и направлял свой лук на врага. Глаз юноши был очень верен, хотя он впервые стрелял в человека.
-- Прекрасно сделано, мальчик! -- воскликнул. Жильберт.
Когда Жильберт хотел продолжать путь, но Дунстан помешал ему.
-- Этот человек был лишь часовым, -- сказал он. -- Немного далее вы найдёте весь лес, переполненный вооружёнными людьми, поджидавшими всадников, которых мы видели там. Наверно я умру с вами; но зачем умирать, как крысе в ящике с хлебом? Поедемте ещё немного вперёд, а затем обойдём лес и выедем на дорогу в том месте, где она достигает Тибра, внизу, в долине.
-- Но мы предупредим флорентийцев, что они попадут в засаду, -- сказал Жильберт.
и бедную одежду.
Жильберт, достигнув дороги, пустил свою лошадь галопом навстречу всадникам. Он вдруг остановился за двенадцать шагов перед ними, подняв свою правую руку раскрытой. Рыцари и оруженосцы медленно продвигались, все одетые в кольчуги; некоторые из них были в кафтанах с вышитыми девизами и большинство с обнажёнными головами; их стальные шлемы и забрала висели на седельной пуговице.
-- Сударь! -- закричал Жильберт громким и ясным голосом. -- Вы направляетесь в засаду. Каштановый лес наполнен пистойцами.
Всадник, ехавший впереди, как глава над всеми, подъехал совсем близко к Жильберту. Это был уже немолодой человек со смуглым, гладким лицом, тонко выточенным, как барельеф на раковине, а его волоса были серо-железного цвета и коротко подстрижены.
Жильберт рассказал ему, что с ним случилось в лесу, Слушая его, всадник молча и с задумчивым видом рассматривал лицо Жильберта почти с наглым упорством.
Если вы хотите, я провожу вас по дороге, где проехал сам, -- сказал молодой человек, -- и вы можете въехать в чащу, откуда будете сражаться с большой выгодой.
Но флорентиец улыбнулся такой простой тактике.
Чтобы испробовать направление ветра, он протянул правую руку, высунув её в отверстие, сделанное у запястья рукава кольчуги, так что железная перчатка кольчуги оставалась висящей. Почувствовав, что ветер дул к лесу, он подозвал к себе оруженосца.
-- Возьмите десять человек, зажгите факелы и подожгите эти молодые деревца.
Мужчины взяли жаровню, поддерживаемую углём весь день во время пути из боязни, чтобы не остаться без огня ночью в лагере. Они зажгли факелы, сделанные из смолёной пакли. Вскоре поднялся густой дым, и раздался треск горящих зелёных веточек. Глава флорентийцев надел стальной шлем и надвинул забрало. Все, кто был с обнажёнными головами, последовали его примеру.
Сударь, -- сказал рыцарь Жильберту. -- Теперь, когда вы оказали нам большую услугу, вам надо встать позади нас, так как скоро здесь начнётся сражение, а на вас нет кольчуги.
-- Время очень жаркое, чтобы надевать железную одежду, -- ответил смеясь Жильберт, -- но если я не насилую рыцарских обычаев вашей страны, предлагая вам моё общество, я встану с вашей левой стороны, чтобы вы могли увереннее наносить удары вашей правой рукой.
-- Сударь, -- ответил глава, -- вы слишком любезны. Из какой вы страны?
-- Я англичанин, сударь, и норманнской крови, -- ответил Жильберт.
И он сказал своё имя.
Жино Буон дель Монте, к вашим услугам, -- сказал всадник, называя себя.
-- Нет, сударь, -- ответил смеясь Жильберт, -- рыцарь не может служить простому оруженосцу.
Никогда не стыдно для благородного человека служить другому благородному человеку, -- возразил флорентиец.
Дым изгнал пистойцев из леса, и оба склона горы, откуда спустился Жильберт, были покрыты всадниками в кольчугах и пешими слугами, одетыми в кожу, и с таким же бедным вооружением, как мёртвый часовой.
Буон дель Монте вложил свои ноги в широкие стремена, укрепился на седле, натянул уздечку, все время следя за движениями неприятеля.
его ударов. В Англии или во Франции он, разумеется, надел бы кольчугу, уложенную на спине вьючного мула, но здесь, во время мягкой итальянской весны, при утреннем ветерке, наполненном запахом диких цветов, жужжанием пчёл и щебетанием пташек, сражение имело вид безобидной игры. Он чувствовал себя совершенно в безопасности, одетый в суконную куртку, как будто она была из стали.
Положение флорентийцев было лучшее, так как в случае неудачи позади была широкая дорога их страны; пистойцы же, изгнанные из леса густым дымом и пожаром чащи, вынуждены были взобраться на такой крутой склон горы, что многие из них должны были сойти с лошадей. Таким образом они оказались скученными в узкой неровной долине между дорогой и подножьем скалистой горы. Буон дель Монте видел своё преимущество, он поднял меч над головой и своим ясным голосом отдал команду, так что было слышно каждое слово.
Мгновенно покой природы был нарушен возгласом войны. Галоп лошадей был задержан, сверкнули мечи, раздался вой людей, и стрелы пронзили густые облака пыли, внезапно поднявшейся, как дым от взрыва. Во главе атаки скакали друг возле друга итальянец и норманн, непроницаемые чёрные глаза и спокойные черты оливкового оттенка находились рядом с юной, неустрашимой фигурой молодого норманна с бледным, сияющим лицом, белокурыми, развевающимися по ветру волосами, с большими глубокими, синими, как сталь, глазами, с раздувающимися ноздрями человека, созданного для сражений.
Борьба была короткая и оживлённая, так как флорентийцы распространялись от своего главы направо и налево и загоняли неприятеля в узкую равнину против утёсистой горы. Буон дель Монте наносил удары твёрдо и уверенно, согласно итальянскому обычаю. Смертельные удары приходились то в лицо, то в горло, и сколько раз грудь была пронизана, несмотря на кольчугу и стёганные безрукавки. Но удары Жильберта, как молнии наносились гибкой кистью, позади которой находилась нормандская рука, а над ней спокойное бледное лицо с тонкими губами, все более и более сжимавшимися, по мере того, как ударялся его меч, каждый раз разбивавший одну жизнь. Итальянец уничтожал людей ловко и быстро, но, по-видимому, это было ему противно. Нормандец убивал, как блестящий ангел-истребитель, орудие быстрого, молчаливого гнева Бога на человеческий род.
Удары следовали за ударами с бряцанием стали, атака за атакой, стрелы извивались до тех пор, пока мёртвые падали грудами, а лошадиные подковы превратили траву, вымоченную в крови, в зеленую и красную пену; до тех пор, пока вооружённые руки протягивались поднятыми и медленно падали, не находя более, кому нанести удар. Тогда острие меча Буона дель Монте отдохнуло на его ноге среди семи рядов тесно сплочённых кольчуг и тонких струек крови, тихо стекавшей с длинного потускневшего клинка меча.
Сударь, -- сказал любезно Буон дель Монте, -- у вас чудесное и тонкое лезвие, хотя вы не наносите ударов по-нашему. Я ваш должник за безопасность моей левой стороны. Не ранены ли вы, сударь?
-- Совеем нет, -- ответил Жильберт, смеясь и вытирал своё широкое лезвие о гриву лошади.
Тогда Буон дель Монте посмотрел снова на него, улыбнулся и сказал:
-- Вы получили красивое украшение.
И он принялся смеяться, бросив взгляд на шляпу Жильберта.
Украшение? -- спросил он.
Жильберт поднёс к шляпе руку и вскрикнул, почувствовав стальное острие.
Стрела пронзила верхушку его красной суконной шляпы и осталась там, как длинная женская шпилька. Он подумал, что если бы она попала на два пальца ниже, то он походил бы теперь на человека, убитого Альриком в лесу. Он вытащил её из крепкого сукна и отбросил подальше. Но маленький Альрик, предоставивший проводнику позаботиться о мулах, участвовавший в атаке пешим, поднял её, сделал на ней пометку ножиком и бережно убрал в свой колчан, переполненный стрелами, поднятыми на траве. Дунстан, который тоже присоединился к сражавшимся, искал среди мёртвых тел хорошего меча, так как его собственный сломался.
-- Флоренция ваша должница, -- сказал час спустя Буон дель Монте в то время, как они возвращались после битвы. -- Без вашего предупреждения многие из нас лежали бы мёртвыми в этом лесу. Возьмите, пожалуйста, часть добычи, какую желаете. И если вы захотите остаться с нами, архиепископ сделает вас рыцарем, так как сегодня вы заслужили рыцарство.
Но Жильберт улыбнулся и поник головой с серьёзным видом.
Благодарю Бога, -- сказал он, -- я ни в чем не нуждаюсь. Очень вам благодарен за ваше любезное гостеприимство, но я не могу остаться с вами, так как я пустился в путь по приказанию дамы. Что же касается долга Флоренции, сударь, то она широко его заплатила, позволив мне познакомиться с вами.
-- И снискать мою дружбу, сударь, -- добавил Буон дель Монте, не уступал в любезностях рыцарскому юноше.
Они переломили вместе хлеб, выпили вина и расстались. Буон дель Монте дал Дунстану маленький мешочек с золотом, а Альрику с погонщиками мулов - горсть серебра; затем Жильберт удалился с своими слугами, и все были очень довольны.
ни людей, которые сражались, ни причины их ссоры. Он атаковал, потому что видел людей атакующих, он наносил удары из любви к сражению и убивал потому, что в его природе было желание убивать. Но теперь, когда кровь была пролита, и солнце, взойдя при жизни, закатывалось в присутствии смерти, Жильберт Вард сожалел о происшедшем, и его храбрая атака производила на него впечатление бессмысленной сечи, за которую он должен нести покаяние, а не получить рыцарство.
-- Я стою не более, чем дикое животное, -- сказал он Дунстану, рассказывая, что испытывает. -- Пойди, постарайся найти священника и попроси, чтобы он помолился за тех, кого я сегодня убил.
-- Я отправлюсь туда, -- ответил Дунстан, -- но все-таки забавно видеть льва, плачущего по телятам, которых он сам убил.
-- Лев убивает, чтобы иметь возможность кормиться, -- возразил Жильберт, -- и люди, сражавшиеся сегодня, дрались за какое-нибудь дело, я же наносил удары ради удовольствия убивать, которое в нашей крови, и я этого стыжусь. Попроси патера помолиться также и за меня.