Прерия.
Глава XXVI

Глава XXVI

Во время этих событий, происходивших на возвышенности, всадники внизу не пребывали в бездействии. Враждебные отряды стояли на противоположных берегах реки, причем каждый из них старался вызвать другого на какой-нибудь неосторожный поступок насмешками и бранью. Но вождь поуни сразу понял, что его хитрый противник не имеет ничего против того, чтобы затянуть время мелкими схватками, бесполезными для обеих сторон. Поэтому он изменил свои планы и удалился от берега, чтобы заставить самый большой отряд врага перейти через реку. Вызов не был принят, и волки принуждены были придумать какой-то иной способ для достижения своей цели.

Не желая терять драгоценное время на бесплодные попытки заставить неприятеля переправиться через реку, молодой вождь поуни проскакал галопом со своим отрядом вдоль берега, ища удобного места, где можно было бы быстро и безопасно переправиться на противоположный берег. Лишь только его намерение было понято, сзади каждого из всадников сиу было посажено на лошадь еще по человеку, и Матори мог, таким образом, соединить все свои силы, чтобы воспрепятствовать переправе. Увидев, что его план раскрыт, и не желая утомлять лошадей, которые могли бы оказаться негодными для дальнейшей службы даже в случае, если бы им удалось перегнать более тяжело нагруженных животных сиу, Твердое Сердце привел свой отряд в порядок и остановился у самой реки.

Так как местность была слишком открытая для обыкновенных приемов войны дикарей, а времени было мало, то храбрый поуни решился на один из тех подвигов личной храбрости, которой так отличаются индейские воины и которым они часто бывают обязаны своей самой громкой славой. Выбранное им место благоприятствовало его намерению. Река, глубокая и быстрая в большей части своего течения, в этом месте достигала почти двойной ширины, и рябь воды показывала, что она течет по мелкому дну.

В центре течения находилась большая обнаженная песчаная мель, чуть-чуть подымавшаяся над уровнем реки. Ее цвет и характер показывали опытному глазу, что нога могла твердо и безопасно упереться в нее. Молодой вождь переговорил со своими воинами, сообщил им о своем намерении и бросился в воду. Частью вплавь, но больше, пользуясь своей лошадью, он благополучно добрался до мели.

Опытность Твердого Сердца не обманула его. Когда его лошадь, фыркая, выбралась из воды, она очутилась на колеблющейся, но сырой и плотной песчаной мели, как нельзя лучше приспособленной к тому, чтобы выказать лучшие качества благородного животного. Лошадь, казалось, чувствовала всю выгоду своего положения и несла своего воинственного всадника с эластичностью и величием, которые сделали бы честь самому дрессированному, лучшему боевому коню. У самого вождя кровь быстрее текла по жилам от возбуждения. Он сидел на лошади, очевидно, чувствуя, что глаза воинов двух племен следят за всеми его движениями: насколько зрелище такой природной грации и мужества было приятно и лестно для его товарищей, настолько же оно было тяжело и унизительно для их врагов.

Внезапное появление поуни на песчаной мели вызвало общий взрыв гнева у тетонов. Они бросились к берегу. Сразу полетело пятьдесят стрел, послышалось несколько ружейных выстрелов; многие из воинов намеревались кинуться в воду, чтобы наказать дерзкого врага. Но громкий голос Матори остановил возбуждение толпы, почти готовой нарушить повиновение вождю. Он не только не позволил никому из воинов замочить ноги, не только не допустил повторения бесполезных попыток прогнать неприятеля, но велел всему, отряду удалиться от берега, а сам сообщил свои намерения одному или двум из своих самых приближенных воинов.

Когда поуни заметили, что враги бросились к берегу, двадцать всадников тотчас же въехали в реку. Но лишь только они увидели, что тетоны удалились, они отъехали прочь, предоставив своего молодого вождя его давно испытанному искусству и хорошо известной храбрости. Распоряжения, отданные им, когда он покидал отряд, были вполне достойны его самоотверженности и смелости. Пока на него будут нападать отдельные воины, он должен полагаться на Уеконду и на свою собственную силу; но если сиу атакуют его в большом количестве, товарищи должны поддержать его, если понадобится, до последнего человека. Воины строго повиновались этим великодушным приказаниям; и хотя сердца многих горели желанием разделить славу и опасность их вождя, между всеми ними не было воина, который не сумел бы скрыть свое нетерпение под личиной обычной сдержанности индейцев. Они наблюдали за ходом дела проницательным, ревнивым взглядом, и ни единого восклицания удивления не вырвалось из их уст, когда они увидели, - как и мы скоро увидим, - что попытка их вождя могла повести столько же к миру, сколько и к войне.

Матори недолго объяснял свои планы товарищам. Вскоре он отпустил их, отдав приказание присоединиться к остальным. Сам он вошел в воду, сделал несколько шагов и остановился. Потом он несколько раз поднял руку, обратив ее ладонью к врагу, и сделал еще несколько знаков, считающихся среди обитателей этих местностей доказательством миролюбивых намерений. Затем, как бы в подтверждение своей искренности, он бросил ружье на берег, вошел дальше в воду и снова остановился, чтобы посмотреть, как примет поуни его мирные предложения.

Лукавый сиу не напрасно рассчитывал на благородную, честную натуру своего молодого противника. Пока летели стрелы, и дело, казалось, шло к общей атаке, Твердое Сердце скакал галопом по песку, все с тем же присущим ему гордым, уверенным видом. Увидев хорошо знакомую фигуру вождя тетонов, вошедшего в воду, он с торжеством махнул рукой, и, потрясая копьем, издал пронзительный боевой клич своего народа - это был вызов врагу. Но когда он заметил примирительные жесты Матори, то, хотя и отлично знал все коварные приемы, употребляемые дикарями на войне, все же решил не выказывать более недоверчивости, чем ее выказал его враг. Подъехав к самому краю песчаной отмели, Твердое Сердце отбросил ружье далеко от себя и вернулся на прежнее место.

Оба вождя были теперь одинаково вооружены. У каждого было по копью, луку, колчану и по ножу. У каждого был также щит из шкур, который мог служить защитой против внезапного нападения. Сиу не колебался более: он еще дальше вошел в реку и вскоре вышел на отмель. Если бы кто-нибудь мог наблюдать за выражением лица Матери, когда он переходил через реку, отделявшую его от самого страшного и ненавистного изо всех его соперников, он мог бы подметить проблески тайной радости, прорывавшиеся сквозь дымку хитрости и бессердечного коварства, покрывавшую его смуглое лицо. Но были и другие моменты, когда можно было подумать, что блеск глаз тетона, его раздувающиеся ноздри выражали чувство, происходившее из более благородного источника, более достойного индейского вождя.

Поуни спокойно и с достоинством ожидал своего врага. Тетон заставил свою лошадь сделать два-три круга, чтобы умерить ее нетерпение и самому удобнее усесться в седле после переправы, потом приблизился к поуни. Твердое Сердце тоже подъехал на такое расстояние, с которого ему было одинаково удобно подвинуться вперед или уехать назад, и остановился, не спуская своих сверкающих глаз с врага. Наступила продолжительная, многозначительная пауза, во время которой два знаменитых воина, в первый раз встречавшиеся с глазу на глаз с оружием в руках, смотрели друг на друга, как люди, умеющие оценить достоинства храброго, пусть и ненавистного врага. Но выражение лица Матори было гораздо менее сурово и воинственно, чем лицо вождя волков. Тетон отбросил щит на плечо, как бы желая выказать свое доверие к врагу, сделал приветственный жест и заговорил первым.

- Пусть поуни взойдут на горы, - сказал он, - и взглянут на утреннее и вечернее солнце, на страну, снегов и на страну цветов - и они увидят, что земля очень велика. Почему же они не находят места для своих поселений?

- Слышал ли тетон, чтобы воин-волк когда-нибудь заходил в его поселения просить места для своей хижины? - ответил молодой воин, бросив на врага взгляд, полный гордости и презрения, которого не пробовал скрыть. - Когда поуни охотятся, разве они посылают гонцов спросить Матори, нет ли кого-нибудь из сиу в прериях?

- Когда холод наступает в хижине воина, он ищет буйвола для пищи, - продолжал тетон, стараясь сдержать гнев, вызванный презрительными словами молодого поуни. - Уеконда сотворил больше животных, чем индейцев. Он не сказал: "Этот буйвол будет для поуни, а тот для дакота; этот бобр для конзы, а тот для омагау". Нет, он сказал: "Их достаточно. Я люблю моих красных детей, и я дал им большие богатства. Самая быстрая лошадь не должна дойти из поселения тетонов в поселение волков, пока солнце не взойдет. От городов поуни далеко до реки озагов. Есть место для всех, кого я люблю". Зачем же краснокожему нападать на своего брата?

Твердое Сердце так же вскинул щит на плечо, опустил один конец копья на землю, слегка оперся на другой его конец и ответил с улыбкой, в значении которой нельзя было ошибиться:

- Разве тетоны устали от охоты и войн? Они хотят стряпать дичь, а не убивать ее? Разве они собираются дать волосам покрыть их головы, чтобы враги не знали, где найти их скальпы? Полно, ни один воин-поуни не пойдет искать себе жены среди столь трусливых сиу!

Выражение свирепой ярости мелькнуло на лице тетона при этом ужасном оскорблении; но он быстро подавил это проявление чувства и принял вид, более подходящий для осуществления намеченного.

- Так должен говорить о войне молодой воин, - ответил он с замечательным хладнокровием, - но Maтори больше видел несчастных зим, чем его брат. Когда ночи были длинны и тьма была в его хижине, пока молодые люди спали, он думал о тяжелой жизни своего народа. Он сказал себе: "Тетон, сосчитай скальпы у твоего очага. Они все красные, кроме двух! Разве волк уничтожает волка, или гремучая змея нападает на своего брата? Ты знаешь, что они не делают этого; поэтому, тетон, ты не прав, когда с томагавком в руках идешь по дорожке, ведущей к поселению краснокожих".

- Сиу хотел бы лишить воина его славы? Так он сказал бы своим молодым воинам: "Ступайте собирать коренья в прериях, ищите ям, чтобы спрятать там свой томагавки: вы больше не храбрые люди".

- Если язык Матори когда-либо выговорит это, - возразил хитрый тетон с притворным негодованием, - то пусть его вырежут женщины и сожгут вместе с объедками буйвола. Нет, - прибавил он, приближаясь на несколько футов к неподвижному Твердому Сердцу, как бы желая убедить его в своем искреннем доверии к ному, - у краснокожего никогда не будет недостатка во врагах: они обильнее листьев на деревьях, птиц в небе или буйволов в прериях. Пусть мой брат широко раскроет свой глаза: неужели он нигде не видит врага, которому он мог бы нанести удар?

- Давно ли тетон пересчитывал скальпы воинов, сушащиеся у очага одной из хижин поуни? Рука, которая принесла их туда, и здесь готова добыть еще восемнадцать-двадцать новых.

"Она - моя"? Выслушай голоса стариков. Они говорят нам, что в их время много индейцев ушло из лесов под восходящим солнцем; они наполнили прерии своими жалобами на грабежи Длинных Ножей. Там, куда приходит бледнолицый, краснокожий не может оставаться. Земля слишком мала. Бледнолицые всегда голодны. Посмотри: они уже здесь.

Говоря это, тетон указал на палатки Измаила, ясно видные с этого места, и остановился, чтобы видеть впечатление, которое произвели его слова на душу бесхитростного врага. Твердое Солнце слушал, как человек, в уме которого возник целый ряд новых мыслей, вызванных рассуждениями тетона. Он подумал с минуту, прежде чем спросил:

- Что говорят мудрые вожди сиу? Что следует делать?

- Они говорят, что по следам мокассина каждого бледнолицего надо идти, как по следу медведя. Что бледнолицый, раз попавший в прерии, никогда не должен возвращаться оттуда. Что путь должен быть открыт для приходящих и закрыт для уходящих. Вон там их много. У них есть лошади и ружья. Они богаты, а мы бедны. Придут ли поуни на совещание с тетонами? А когда солнце зайдет за Скалистые горы, они скажут: это - волку, а это - сиу.

- Нет, тетон! Твердое Сердце никогда не убивал чужестранцев. Они приходят в его хижину и едят, и уходят без всякого вреда. Когда мой народ призывает моих молодых людей на путь войны, мокассины Твердого Сердца последними вступают на него. Но лишь только его поселение скрывается за деревьями, она оказывается впереди всех. Нет, тетон, рука его никогда не подымается против чужеземца.

- Безумец! Так умри же с пустыми руками! - крикнул Матори, натягивая лук и внезапно посылая смертоносную стрелу прямо в обнаженную грудь своего великодушного, доверчивого врага.

Предательское дело коварного тетона было слишком быстро выполнено и слишком хорошо обдумано для того, чтобы поуни мог принять обычные меры защиты. Щит его по-прежнему висел на плече, и даже стрела выпала из колчана и лежала в руке, державшей лук. Но быстрый взгляд молодого храбреца успел подметить движение врага, и сообразительность не покинула его. Сильным, порывистым движением он натянул повод лошади: она встала на дыбы, всадник низко пригнулся к ней, и лошадь заменила ему щит. Прицел был так верен, и сила, с которой была брошена стрела, так велика, что стрела прошла в шею животного и, пробив шкуру, вышла на противоположной стороне.

несмотря на то, что сражающимся приходилось употреблять много времени на заботу о том, чтобы защищаться. Содержание колчанов быстро истощилось, а крови для того, чтобы утолить ярость битвы, было пролито еще недостаточно.

Тогда начались быстрые, мастерские эволюции на лошадях. Всадники то описывали круги, то бросались друг на друга, то отскакивали назад, подобно летающим над водой ласточкам. Копья наносили страшные удары. Наконец, тетон был принужден соскочить с лошади, чтобы избегнуть удара, который мог оказаться для него смертельным. Поуни проткнул копьем его лошадь, и, пустив в галоп своего коня, с громким криком торжества поскакал. Но вдруг его собственный конь зашатался и упал под бременем ноши, которой он уже не мог нести. Матори ответил на его преждевременный победный крик и с томагавком и ножом в руке бросился на запутавшегося в поводе юношу. Несмотря на всю ловкость Твердого Сердца ему не удалось вовремя выбраться из-под упавшего животного. Он видел всю безнадежность своего положения. Ощупал нож, зажал его лезвие между большим и указательным пальцами и с поразительным хладнокровием бросил его в приближающегося врага. Острый нож перевернулся в воздухе несколько раз, и лезвие его, попав в обнаженную грудь пылкого сиу, ушло в нее по самую рукоятку.

Матори дотронулся рукой до ножа и, по-видимому, колебался, вытащить его или нет. На одно мгновение лицо его потемнело от неумолимой ненависти и ярости, потом словно какой-то внутренний голос подсказал ему, что нельзя терять времени, и он, шатаясь, дошел до края отмели и остановился, поставив ноги в воду. Хитрость и коварство, так долго заслонявшие более светлые и благородные черты его характера, исчезли, уступив место никогда не замиравшему чувству гордости, впитанной им в юности.

- Щенок волков! - сказал он с ужасающей улыбкой, выражавшей удовольствие. - Скальп могущественного дакоты не будет сушиться у очага поуни!

Он вытащил нож из раны, с презрением швырнул его в сторону врага и кинулся туда, где течение было всего сильнее, с торжеством размахивая рукой даже после того, как тело его навеки погрузилось в воду. Твердое Сердце к этому времени освободился. Безмолвие, царившее до тех пор в обоих отрядах, внезапно нарушилось. Около пятидесяти воинов ринулись вниз: одни, чтобы убить победителя, другие, чтобы защитить его. Битва подвигалась ближе к началу, чем к концу. Но молодой победитель оставался нечувствительным к угрожавшим ему опасностям. Он бросился к ножу, пробежал с быстротой антилопы вдоль мели, вглядываясь в воду, которая скрывала его добычу. Темное, кровавое пятно указывало место, где утонул тетон, и молодой вождь, вооружившись ножом, бросился в воду, решившись умереть в реке, или вернуться с желанным трофеем.

Они успешно оттеснили неприятеля к противоположному берегу, и, продолжая битву, вышли на берег. Тут их встретили пешие тетоны, и поуни пришлось, в свою очередь, отступить.

Битва продолжалась, но с большей осторожностью, характерной для дикарей. По мере того, как горячий порыв, заставивший противников броситься в смертельную борьбу, начал остывать, вожди вернули свое влияние и могли благоразумно сдерживать силу нападения. По совету своих вожаков, сиу стали прятаться за различными прикрытиями - в траве, за кустами или небольшими возвышениями. Поэтому и нападение врагов невольно стало более осторожным, и, конечно, менее опасным.

Борьба, таким образом, продолжалась с переменным успехом и без больших потерь. Сиу удалось забраться в густую роскошную траву, куда лошади их врагов не могли зайти; если бы даже это и удалось им, то они оказались бы более чем бесполезными. Необходимо было выгнать тетонов из этого прикрытия или же отказаться от битвы. Несколько отчаяанных атак было отбито, и впавшие в уныние поуни начинали уже подумывать об отступлении, когда вблизи раздался хорошо знакомый боевой клич Твердого Сердца, и в следующее мгновение вождь появился среди них, размахивая скальпом великого сиу, как знаменем, которое должно было вести их к победе.

Его встретили взрывом восторженных криков, и воины бросились за ним в траву с пылом, который на мгновение опрокинул все препятствия на пути. Но кровавый трофей в руке вождя возбудил как нападающих, так и атакованных. У Матори в отряде осталось много храбрецов, и тот самый оратор, который на совещании выражал такие мирные мысли, выказывал теперь самое великодушное самоотвержение, стараясь вырвать реликвию человека, которого он никогда не любил, из рук неумолимых врагов его народа.

Успех оказался на стороне более многочисленного отряда. После серьезной борьбы, во время которой все вожди выказали много личной неустрашимости, поуни, теснимые сиу, захватывавшими каждый фут земли, который уступали их враги, принуждены были отступить. Если бы тетоны остановились на том месте, где кончилась трава, вероятно их дело было бы выиграно, несмотря на незаменимую потерю, понесенную ими в лице Матори. Но самые отважные из них увлеклись настолько, что сделали ошибку, совершенно изменившую ход сражения и внезапно лишивую их преимуществ, приобретенных с таким трудом.

врагов, не думая о безрассудстве своего поступка, воины-сиу с громкими криками выскочили вперед. Каждый из них горел желанием прославиться, ударив тело мертвеца. Их встретил Твердое Сердце с кучкой избранных воинов, твердо решившихся спасти честь своего племени от такою позора. Произошла рукопашная схватка. Обильно полилась кровь. Когда поуни стали удаляться с трупом, сиу бросились по их следам, и, наконец, все, сколько их было выскочили с громкими криками, из прикрытия, угрожая сломить всякое сопротивление простым численным превосходством.

Участь Твердого Сердца и его товарищей, которые скорее готовы были умереть, чем отказаться от своего намерения, была бы быстро решена, если бы не неожиданная, могущественная помощь. Из маленького леска налево послышался громкий крик, за которым немедленно последовал залп из страшных западных ружей. Человек пять-шесть сиу подкочили в предсмертной агонии, а руки всех остальных опустились, словно среди, них внезапно упала молния, чтобы помочь волкам. Затем появились Измаил и его сильные сыновья; они напали на своих недавних союзников-изменников, ясно выражая и взглядами, и словами свое отношение к их коварству.

Удар был слишком силен и сломил мужество тетонов. Многие из их храбрейших вождей уже пали, оставшихся их поданные сейчас же покинули. Некоторые из отчаявшихся смельчаков оставались на поле битвы и с достоинством встретили смерть под ударами ободрившихся поуни. Второй залп из ружей отряда скваттера завершил победу поуни.

Сиу бежали теперь к более отдаленным прикрытиям с той же быстротой и отчаянной решимостью, с какой несколько минут тому назад бросились в битву. Торжествующие враги поскакали в атаку, словно чистокровные, хорошо дрессированные, охотничьи собаки. Со всех сторон неслись крики победы, вопли мщения. Некоторые из беглецов пытались было унести тела своих павших воинов, но горячее преследование быстро заставило их покинуть убитых, чтобы сохранить живых. Среди попыток сохранить честь сиу от пятна, налагаемого по мнению сиу нахождением в руках врагов скальпа павшего воина, только одна увенчалась успехом.

Мы уже видели, как один из вождей восставал на утреннем совещании против начала враждебных действий. Но после того, как он напрасно поднял голос в защиту мира, рука его не уставала в исполнении долга во время войны. Мы уже упоминали о его подвигах: благодаря его мужественному примеру, тетоны защищались, как герои, увидев смерть Матори. Этот воин, которого звали на образном языке его племени Хищным Орлом, последним отказался от надежды на победу. Когда он увидел, что страшные ружья подоспевшего подкрепления лишили его отряд выгоды положения, приобретенных с таким трудом, он угрюмо удалился под градом стрел в укромное место, где в лабиринте высокой травы была спрятана его лошадь. Тут он совершенно неожиданно встретился с соперником, готовым оспаривать у него лошадь. Это был Боречина, престарелый друг Матори, тот, который говорил против разумных доводов Хищного Орла. Он лежал, пронзенный стрелами, и был, очевидно, в предсмертных муках.

свое поселение, чтобы их оскорбляли женщины и дети?

сейчас же вскочил на ее круп, привязал поясом товарища и выехал на открытую равнину, надеясь на хорошо известную быстроту бега животного. Поуни не замедлили увидеть всадников, и некоторые из них повернули лошадей, чтобы броситься в погоню за ними. Скачка продолжалась на расстоянии мили, и за все это время страдалец не издал ни одного звука, хотя вдобавок к страданиям тела он с огорчением замечал, что враги приближаются к ним с каждым скачком их лошадей.

- Остановись, - сказал он, подымая ослабевшую руку, - орел моего племени должен шире расправить свои крылья. Пусть он отнесет белые волосы старого воина в поселение!

Между людьми, движимыми одинаковым стремлением к славе и так хорошо знакомыми с романтическими принципами чести своего племени, не было необходимости в долгих разговорах Старик, шатаясь, встал на колени и, бросив взгляд на земляка, как бы для того, чтобы проститься с ним, подставил шею для удара, который призвал сам. Нескольких ударов томагавка и кругообразного движения ножа было достаточно, чтобы отделить голову от тела, о котором индейцы менее заботятся. Тетон снова сел на лошадь как раз вовремя, чтобы избегнуть града стрел, посланных вдогонку разочарованными преследователями. Потрясая суровой окровавленной головой, он поскакал с криком торжества и вскоре видно было, как он скакал по равнинам, как будто действительно уносимый могучими крыльями той птицы, от которой получил свое лестное прозвище. Хищный Орел благополучно достиг своего поселения. Он был одним из немногих сиу, спасшихся от резни этого рокового дня; и в продолжение многих лет один он из всех спасенных мог возвышать на совещаниях свой голос, пользуясь неизменным доверием.

Нож и копье преградили отступление большей части побежденных. Даже удалявшиеся женщины и дети были рассеяны победителями. И солнце зашло за волнистую линию западного горизонта, прежде чем закончилось жестокое дело этого злополучного дня.