Автор: | Купер Д. Ф., год: 1842 |
Категория: | Роман |
Глава XVII
Приступите к делу, господин секретарь: почему собрались мы на совет? Шекспир. "Генрих VIII" |
На следующее утро с палубы "Прозерпины" увидели, что они находятся на расстоянии не более мили от Капри. Пользуясь дневным светом, пустили в ход подзорные трубы, желая высмотреть, нет ли где признаков присутствия "Блуждающего Огня" вдоль крутых и живописных берегов этого острова. Но на этом обширном водном пространстве под громадными, окаймляющими его горами и при необыкновенной прозрачности воздуха самые большие суда теряли в своих размерах, и весьма возможно, что "Блуждающий Огонь" мог неделями стоять на якоре близ устья какой-нибудь речки, не будучи никем замечен.
Куф последним поднялся на палубу уже около семи часов утра. Он окинул взглядом присутствующих и обратился к Гриффину:
- Я вижу вдали два судна, выходящие из залива; интересно бы знать, что это за суда?
- Вот они как на ладони! Это фрегат и корвет, очевидно, посланные нам в помощь.
Час спустя оба приближающихся судна подошли уже на расстояние человеческого голоса; командиры фрегата и корвета пересели в гички, Роллер на своей лодке, взятой на буксир первым, сопровождал их, и все подплыли к "Прозерпине".
Капитаном нового фрегата, "Терпсихоры", был сэр Фредерик Дэшвуд, молодой баронет, полный отваги и жизни, отдававший предпочтение деятельной жизни моряка перед спокойным и праздным прозябанием, обеспеченным шестью тысячами фунтов стерлингов дохода и в двадцать два года достигший звания командира хорошего судна.
Командиром корвета был некто Лейон, старик шестидесяти лет, добившийся настоящего своего положения путем долгой и трудной службы.
Оба одновременно поднялись на палубу "Прозерпины", где их встретил капитан Куф со своими офицерами.
- Здравствуйте, Куф, - приветствовал его Дэшвуд, подавая концы пальцев. - Что это вздумалось Нельсону послать нас сюда в такое чудное утро? Я, впрочем, отчасти знаю: на нас возлагается обязанность выследить и захватить люгер, как сообщил мне лейтенант, подавая вот этот пакет от нашего маленького Нелли, в которого все старые служаки, кажется, влюблены, как в хорошенькую девушку.
- Нет, сэр Фредерик, - возразил Лейон, - я никогда не позволю себе называть адмирала иначе, как лордом Нельсоном, или милордом, со времени его пожалования в герцоги Бронте.
- Вот данные нам инструкции, господа, - начал Куф. - Нам предписывается составить военный совет: мне, сэру Дэшвуду, капитану Лейону, Винчестеру - старшему лейтенанту моего фрегата, и Сприггсу - старшему лейтенанту фрегата "Терпсихора", с целью произвести расследование и произнести приговор над Раулем Иваром, французским гражданином, обвиняемом в шпионаже, и Итуэлом Вольтом, матросом, обвиняемом в дезертирстве. Все в порядке, и вот приказы, лично относящиеся к вам, господа.
- С нами Бог! Я был далек от мысли о подобного рода приказе! - воскликнул Лейон, не любивший этого рода обязанностей офицеров.
- Совершенно разделяю с вами вашу антипатию к этим обязанностям, капитан Лейон, - сказал Куф, - но это неизбежно. Теперь вы потрудитесь, господа, вернуться на ваши суда, так как я нахожу более удобным бросить якорь близ Капри, где мы можем простоять некоторое время, - вероятно, очень недолго, - и прийти к соглашению по этому делу. Вам дан будет сигнал, когда можно будет открыть наш военный совет.
Капитаны вошли в свои гички и вернулись на свои суда, после чего все три корабля направились к назначенному месту, где и бросили якоря. Десять минут спустя с "Прозерпины" раздался выстрел из пушки и поднят был флаг, означавший открытие заседания военного совета.
Не входя в подробности, скажем только, что все требуемые законом формальности были тщательно соблюдены в данном случае. Быстрота действия вполне соответствовала решительному характеру адмирала, надеявшегося воспользоваться этим разбирательством и судом для облегчения поимки не дающегося в руки "Блуждающего Огня".
Члены совета явились в полной парадной форме, торжественно произнесли присягу и сохраняли на своих лицах подобающую важность во все время суда. Не теряя напрасно времени, отдали распоряжение ввести арестантов.
Рауль Ивар и Итуэл Больт появились одновременно, хотя из различных частей судна; до сих пор между ними не дозволено было никаких переговоров. Когда они заняли указанные места, им прочли обвинительный акт, и так как оба понимали английский язык и в переводчике не оказалось надобности, то прямо приступили к делу. Так как Раулю предстояло судиться первому и Итуэл мог явиться свидетелем по его делу, то этого последнего на время удалили, чтобы ему были неизвестны показания обвиняемого.
- Теперь следует привести к присяге синьора Андреа Баррофальди, - заявил Медфорд, офицер, исполнявший роль королевского прокурора. - Но сначала я сам присягну, как посредник между членами суда и свидетелями, не знающими английского языка. Вот католическая Библия, синьор: я скажу вам итальянский текст присяги, а вы повторите его за мной.
- Синьор вице-губернатор, знаете ли вы этого человека?
- Как же, синьор! Я имел честь принимать его у себя на острове Эльбе.
- Под каким именем и при каких обстоятельствах вы его знали?
- Он назвал себя сэром Смитом и рекомендовался, как капитан на службе английского короля.
- Как называл он судно, командиром которого явился?
- "Крыло-и-Крыло", люгер; но я позднее узнал, что это был "Блуждающий Огонь", французский корсар. Капитан удостоил меня двумя визитами под фамилией сэра Смита.
- А теперь вам известно, что его имя Рауль Ивар и что он капитан французского корсара?
- Знаю ли я это? Гм! Я знаю только то, что мне сказали: что сэр Смит - Рауль Ивар, а "Крыло-и-Крыло" - "Блуждающий Огонь".
- Показание такого рода не может нас удовлетворить, нам недостаточно того, что "говорят", синьор Баррофальди. Не можете ли вы лично подтвердить верность сообщенных вами сведений?
- Не могу, синьор.
Совещание на минуту было прервано. Послали за Вито Вити, с которого также сняли присягу, при этом его внимание было исключительно поглощено крестом на переплете Библии.
- Синьор Вити, - обратился к нему королевский прокурор после предварительных вопросов, - видели вы арестованного до настоящей минуты?
- Да, синьор, и даже чаще, чем мне было бы приятно об этом вспомнить. Не полагаю, чтобы когда-либо двое высокопоставленных должностных лиц города были более одурачены, чем вице-губернатор и я. Но, видно, бывает, что самые умные люди обращаются в грудных младенцев, точно туман застилает им глаза.
- Сообщите совету, при каких обстоятельствах все это случилось, синьор подеста.
- Да вот как, синьор. Андреа Баррофальди, как вам известно, вице-губернатор острова Эльбы, а я недостойный градоначальник Порто-Феррайо. Само собой, наша обязанность наблюдать за всем, что относится к общественному спокойствию, и в особенности осведомляться о поводах прибытия к нам иностранцев. Вот, недели две-три тому назад заметили люгер или фелуку...
- Что же это было, люгер или фелука? - спросил королевский прокурор, держа перо наготове, чтобы записать ответ.
- И то, и другое, синьор.
- Значит, было два судна?
- Нет, синьор. Я хочу только сказать, что эта фелука была люгер. Томазо Тонти пытался сбить меня на этот счет; но я недаром прослужил градоначальником приморского города, успел приглядеться ко всевозможным фелукам: есть корабли-фелуки, фелуки-люгеры...
При этом ответе члены совета не могли сдержать невольной улыбки, а Рауль готов был расхохотаться.
- Итак, синьор подеста, - продолжал королевский прокурор, - арестованный прибыл к вам в Порто-Феррайо на люгере.
"Крыло-и-Крыло", состоит на службе английского короля и зовут его сэр Смит.
- Он вам это сказал? А вы не знаете, что этот люгер - знаменитый французский корсар, называющийся "Блуждающий Огонь"?
- Теперь я знаю, что это говорят, синьор, а тогда мы с вице-губернатором думали, что он называется "Крыло-и-Крыло".
- Ну, а сами-то вы лично не знаете, что находящийся здесь перед вами арестант действительно Рауль Ивар?
- Да как же я могу это знать, синьор? Мне не доводилось принимать у себя корсаров, если они не назывались сэром Смитом.
Королевский прокурор и члены совета с недоумением посматривали один на другого. Никто из них ни на минуту не сомневался в том, что арестованный ими человек и есть именно Рауль Ивар, но им необходимо было законное доказательство для произнесения приговора.
Спросили Куфа - не признался ли подсудимый в своем тождестве с упомянутым лицом? Но ни Куф, ни другие офицеры не могли сказать, чтобы он положительно сознался, хотя в том, что он говорил, как бы отчасти заключалось признание. Словом, суду, по-видимому, грозила опасность оказаться в положении невозможности доказать то, в чем никто не сомневался, - положение далеко не составляющее редкого явления. Но вот Куф вспомнил об Итуэле и о Джите и, написав их имена на клочке бумаги, передал его прокурору. Тот наклоном головы дал понять председателю совета, Куфу, что понял его мысль; вслед за тем предложил Раулю, в свою очередь, переспросить свидетеля.
Рауль прекрасно понимал свое положение. Хотя прибыл он в Неаполитанский залив не как шпион, но раз уже оказался скомпрометированным в этом отношении, он видел ясно, что его враги не упустят случая осудить его, если получат законные доказательства.
Видя теперь затруднительное положение, в которое поставлены были судьи невозможностью доказать подлинность его личности, он решил извлечь все возможное в свою пользу из этого обстоятельства. До настоящей минуты ему не приходило в голову отрицать свое имя, теперь же он совершенно естественно пожелал прибегнуть к этому средству спасения.
Он обратился к градоначальнику с вопросами на английском языке, на котором обращались к нему самому.
- Вы говорите, синьор подеста, что видели меня в Порто-Феррайо на острове Эльбе?
- Да, синьор, и я имею честь состоять в должности в этом городе.
- Вы говорите, будто бы я заявил вам, что состою на службе английского короля в качестве капитана фелуки "Крыло-и-Крыло"?
- Да. "Крыло-и-Крыло", вы так назвали эту фелуку.
- Насколько я понял, мистер подеста, вы назвали это судно люгером, - сказал Лейон.
- Фелука-люгер, синьор капитан, ни более ни менее, честное слово.
- Все присутствующие здесь почтенные офицеры как нельзя лучше знают, что фелука-люгер и такой люгер, каков, как говорят, "Блуждающий Огонь", две вещи совершенно различные. Далее, синьор, скажите, слышали ли вы когда-нибудь от меня, будто я француз?
- Нет, вы не так были глупы, чтобы назваться им человеку, который ненавидит французов. Клянусь, если бы все подданные великого герцога ненавидели этих врагов так, как я, он был бы могущественнейшим князем в целой Италии.
- Без сомнения, синьор. Теперь позвольте мне спросить вас, называл ли я когда-нибудь эту фелуку иначе, как "Крыло-и-Крыло"? Упоминал ли когда-нибудь о "Блуждающем Огне"?
- Нет, вы всегда говорили: "Крыло-и-Крыло", никогда иначе; но...
- Извините, синьор, но я попрошу вас ограничиться только одними ответами на мои вопросы. Итак, фелуку я всегда называл "Крыло-и-Крыло", а себя капитаном Смитом - не правда ли?
- Совершенно верно, синьор: "Крыло-и-Крыло", капитан Смит, сэр Смит, потомок славной английской фамилии, сколько мне помнится.
ухватились за них и раздули их. Однако он счел неуместным противоречить подесте, который до сих пор не говорил ничего такого, что могло бы ему повредить.
- Когда молодой человек из тщеславия желает прослыть знатным, господа, то это еще не дает права считать его шпионом, это доказывает только его легкомыслие, - спокойно заметил Рауль. - Вы говорите, синьор, что я никогда не выдавал себя за француза; но разве не сказал я вам, что родом с Гернси?
- Да, вы мне сказали, что поколение Смит - уроженцы этого острова. Признаюсь, я никогда не слыхал об этом острове, но вице-губернатор знает, - он все знает, вице-губернатор; я думаю, в целой Италии не найдется равного ему по учености.
- Хорошо, хорошо! Теперь, будьте любезны, синьор подеста, заявите этим господам, если вы по совести и согласно данной вами присяге можете это подтвердить, что вы лично ручаетесь в том, что я имею какое-нибудь отношение к этой фелуке "Крыло-и-Крыло".
- Я могу только сказать, что знаю это с ваших собственных слов. На вас был точно такой мундир, как на этих офицерах, и вы себя назвали командиром "Крыла-и-Крыла".
- Прекрасно; вот это значит, действительно, помнить о присяге - ваши показания удивительно точны. Итак, все ваше сообщение сводится к тому, что вы не знаете, называется ли фелука, о которой вы говорите, "Блуждающим Огнем", ни того, француз ли я, и еще того менее, что я Рауль Ивар; но что вы помните, что я назвался Джэком Смитом, уроженцем Гернсея.
- Да, вы называли себя Джэком Смитом, а не Раулем Иваром. Но, синьор, я видел, как вы направляли пушки против лодок фрегата, на котором мы теперь находимся; и вы тогда подняли французский флаг. Это доказывает, что вы ему враг, насколько у нас понимают эти дела в Порто-Феррайо.
Рауль почувствовал, что это последнее заявление говорит против него; но в то же время ему чего-то недоставало, чтобы стать настоящим доказательством.
- Видели вы, что я стрелял или отдавал приказание стрелять, синьор? Вы хотите сказать, что "Крыло-и-Крыло" враждебно выступило против лодок с "Прозерпины"; но уверены ли вы, что я был в то время на палубе этой фелуки?
- Нет, синьор, но вы мне говорили, что вы на ней командиром.
- Разберемся хорошенько, - сказал королевский прокурор, - вы намерены отрицать то, что вы француз и враг англичан, подсудимый?
- Я намерен, сэр, отрицать все, что не будет доказано.
- Но ваше произношение, обороты, которые вы употребляете, говоря по-английски, сама наружность ваша - все говорит, что вы француз.
- Извините, господа, но теперь во многих странах говорят по-французски, далеко не в одних французских владениях. И вы приговорите человека за то только, что его выговор не обнаруживает в нем англичанина.
- Мы желаем держаться полной справедливости и законности, подсудимый, - сказал Куф, - и вы имеете полную возможность воспользоваться нашими сомнениями. Однако я должен вас предупредить, что мы уверены в том, что вы француз и Рауль Ивар. Если вам удастся доказать противное, ваша удача, но доказать вы должны несомненно и ясно.
- А как же предполагает почтенный совет могу я это доказать? Меня арестовали в ночь, а утром уже повели на допрос, не дав больше времени, чем Караччиоли. Дайте мне время вызвать свидетелей, и я вам докажу, кто я такой и что.
Он произнес эти слова с полным самообладанием как человек, уверенный в своей невиновности, что произвело некоторое впечатление на судей. Но они не сомневались в том, что перед ними не кто другой, как самый опасный из их врагов, Рауль Ивар, с люгера "Блуждающий Огонь", и нельзя допустить, чтобы он ускользнул от них. Слова Рауля вызвали лишь с их стороны большую осмотрительность с целью устранить малейшее обвинение в пристрастии.
- Не имеете ли вы еще какого-нибудь вопроса предложить свидетелю, подсудимый? - спросил председатель.
- В настоящую минуту ничего больше; вы можете продолжать допрос, сэр.
- Пусть приведут Итуэла Больта, - сказал королевский прокурор, читая это имя на листе лежащей перед ним бумаги.
Рауль внутренне содрогнулся, так как свидетельство американца, о котором он совершенно забыл, могло его погубить.
Между тем Итуэла ввели, сняли с него присягу и приступили к допросу.
- Так говорят здесь. Что касается меня, то я не отвечаю на подобный вопрос.
- Вы отрицаете, что это ваше имя?
- Я ничего не отрицаю и ничего не утверждаю; я не желаю иметь дело ни с этим судебным разбирательством, ни с этим судном.
Рауль вздохнул свободнее, потому что, говоря правду, он мало доверял твердости и бескорыстию Итуэла и боялся, что того могло подкупить обещание помилования.
- Не забывайте, что вы дали присягу и вас будут судить как бы за неявку, если вы откажетесь давать показания.
- Я имею некоторое понятие о законах, - невозмутимо возразил Итуэл, - и я знаю, что никогда свидетель не должен давать ответа, могущего повернуться против него.
- Так что неопределенность ваших ответов проистекает из страха навлечь обвинение против вас самих?
- Я отказываюсь отвечать на этот вопрос, - заявил Итуэл с достоинством.
- Знакомы вы лично с подсудимым?
- И на это я также не отвечу.
- Знаете вы человека, называющегося Раулем Иваром?
- Служили вы когда-нибудь на одном из судов Его Величества?
- Какого Величества? Насколько мне известно, в Америке нет другого Величества, кроме Того, которое на небе!
- Имейте в виду, что все ваши ответы записаны и ими могут воспользоваться при другом случае.
- Это противозаконно.
"Блуждающего Огня"?
- Разве возможно запомнить все суда, виденные на океане!
- Служили вы когда-нибудь под французским флагом?
- Я не обязан входить в подробности своих личных дел. Я родился в свободной стране и волен служить кому захочу.
- Бесполезно предлагать дальнейшие вопросы этому свидетелю, - сказал капитан Куф. - Этот человек хорошо известен на нашем фрегате и будет, вероятно, подвергнут суду, после того как мы покончим с настоящим разбирательством.
заставлял теперь судей действовать со всей возможной осмотрительностью. Дело обставлялось довольно серьезными затруднениями, и судьи сделали вторичный перерыв заседания, чтобы переговорить между собой.
Капитан Куф подробно рассказал все обстоятельства поимки Рауля и высказал предположение в его шпионаже; но именно потому, что это было одно предположение, ничем до сих пор не доказанное, совет склонялся скорее к отсрочке суда за отсутствием необходимых доказательств, чем к опрометчивому произнесению приговора. После всестороннего обсуждения настоящего дела Куф указал еще на одно, по его мнению, действительное средство помочь суду выбраться на настоящую дорогу, и после непродолжительных пререканий по этому поводу военный совет возобновил свое заседание.
- Пусть приведут молодую девушку, известную под именем Джиты, - распорядился прокурор, делая вид, что просматривает свои заметки.
Рауль содрогнулся, и лицо его омрачилось темной тенью беспокойства; но он быстро подавил свое волнение, по крайней мере наружно, и принял свой прежний невозмутимо спокойный вид.
Прошло некоторое время, прежде чем дверь отворилась, и появилась Джита, так как ее вместе с ее дядей перевели в отдаленную часть корабля из той каюты, в которой они провели ночь, с целью скрыть от них все происходившее на военном совете. Войдя в комнату, Джита остановила на Рауле взгляд, полный нежного участия; но скоро ее всю охватило торжественное снятие присяги, ощущение неловкости от новизны положения, смущение невинной девушки перед предстоящей ей важной ролью, и она сосредоточила все свое внимание на том, что происходило перед ней. Не имея времени дать себе ясный отчет в том, какие могли быть последствия ее показаний, и разобрав только то, что от нее требовалась одна правда в ответах, она, ненавистница лжи, не колеблясь, вполне естественно обещала говорить правду, благоговейно поцеловала крест и готова была даже опуститься при этом на колени.
к истине, составлявшую самую сущность ее характера. И она присягнула, не подозревая о печальных последствиях исполнения этой формальности, не тревожась за свою любовь к Раулю.