| Автор: | Купер Д. Ф. |
| Категории: | Роман, Приключения |
Шпион, или Повесть о нейтральной территории
ГЛАВА XVII
Офицер, которому Данвуди доверил разносчика, передал своего поднадзорного сержанту охраны. Подарок капитана Уортона не преминул оказать испытанное действие на молодого лейтенанта: все предметы вокруг покачивались и подпрыгивали у него перед глазами, и это навело его на мысль, что не мешало бы подкрепиться сном. Наказав сержанту не сводить глаз с арестованного, он закутался в плащ, растянулся на скамье перед камином и вскоре обрел желанный покой.
Позади дома стоял грубо сколоченный сарай; в глубине его была отгорожена небольшая каморка, служившая кладовой для мелких земледельческих орудий. Однако в те времена беззакония все, что имело какую-нибудь ценность, быстро растаскивали; когда же появилась Бетти Фленеган и окинула зорким взглядом этот уголок, она сразу же решила устроить там склад для своих пожитков и убежище для собственной особы. Туда же снесли запасы оружия и кое-какое имущество отряда. Все эти сокровища находились под надзором часового, шагавшего взад и вперед вдоль сарая, охраняя тыл штаб-квартиры. Другой солдат, стороживший неподалеку от дома и присматривавший за лошадьми офицеров, мог наблюдать за наружной стеной. Сарай был без окон и лишь с одной дверью, поэтому предусмотрительный сержант рассудил, что лучшего места для узника не найти - пускай себе сидит здесь до часа казни. Сержант Холлистер пришел к такому решению по многим причинам; одной из них было отсутствие маркитантки, которая пристроилась возле очага на кухне и любовалась во сне отрядом виргинцев, атакующим неприятеля, причем свист, исходивший из ее носа, она принимала за звуки горна. Вторая причина объяснялась взглядами сержанта на жизнь и на смерть, благодаря которым этот ветеран слыл в своей среде редким образчиком благочестия и добродетели. Ему было уже за пятьдесят, и половину своей жизни он провел е армии. Не раз ему приходилось видеть, как люди внезапно умирают; впечатление, которое производило на него это зрелище, резко отличалось от того, какое оно обычно производило на других, и в своем отряде он считался не только самым степенным, но и достойным наибольшего доверия солдатом. В награду за верность капитан Лоутон назначил его своим ординарцем.
Сопровождая Бёрча, сержант молча подошел к кладовой, которая должна была стать местом заключения; открыв одной рукой дверь, другой он поднял фонарь, чтобы осветить разносчику его тюрьму. Сержант уселся на бочонок с любимым напитком Бетти, жестом предложил Бёрчу сесть, на второй и поставил фонарь на пол. Некоторое время он внимательно смотрел на узника, а потом сказал:
- Судя по вашему лицу, вы встретите смерть как храбрый человек. Я привел вас в такое место, где вас никто не потревожит и вы сможете спокойно собраться с мыслями.
- Ужасное место для прощания с жизнью,- заметил Гарви, оглядывая с безучастным видом жалкую комнатушку.
- Не все ли равно,- возразил старый вояка,- где человек выстраивает свои мысли, чтобы произвести им последний смотр перед судом на том свете. У меня тут есть книжечка, я всегда ее почитываю, когда мы собираемся в бой, и полагаю, что в трудные минуты жизни она приносит большое утешение.
С этими словами он вытащил из кармана Библию и протянул ее разносчику. Бёрч взял книгу с должным почтением, но вид у него был рассеянный и глаза блуждали, из чего сержант заключил, что страх подавил все другие его чувства. И тогда, чтобы утешить разносчика, он повел такую речь:
- Если что-нибудь мучает вас, теперь самое время снять с души эту тяжесть... Если вы причинили кому-нибудь зло, поверьте слову честного драгуна, я протяну вам руку помощи, чтоб восстановить справедливость.
- Редкий человек не причинил кому-нибудь зла,- отозвался разносчик, снова бросив на своего стража рассеянный взгляд.
- Что верно, то верно... все мы грешны, но бывает, иногда сделаешь такое, о чем потом сожалеешь. Ведь не хочется умирать с тяжелым грехом на совести.
Гарви уже успел основательно разглядеть помещение, где ему предстояло провести ночь, но не нашел никаких путей к бегству. Надежда - чувство, которое последним покидает человеческое сердце, вот почему Гарви вдруг пристально посмотрел на сержанта. Он так уставился на его загорелое лицо, что тот опустил глаза перед этим испытующим взором.
- Меня учили складывать бремя грехов к стопам спасителя,- ответил разносчик.
- Оно, конечно, так,- согласился драгун,- но справедливость надо восстанавливать, пока не поздно. С тех пор как началась война, для страны настали времена, полные жестоких событий, и многие лишились своей кровной собственности. Моя чувствительная совесть с трудом мирится с этим, даже если чужое добро отбирают по закону.
- Эти руки,- сказал Гарви, протягивая свои худые, костлявые пальцы,- долгие годы трудились, но никогда не грабили.
- Вот и хорошо, если так,- произнес добродетельный солдат,- теперь это приносит вам, конечно, большое утешение. Есть три великих греха, и если ни один из них не лежит на совести, то человек, милостью божьей, может надеяться выдержать испытание и попасть на небо; эти грехи: грабеж, убийство и дезертирство.
- Благодарение богу,- с жаром воскликнул Гарви,- я никогда не лишал жизни своего ближнего!
убийство в глазах господа бога почти то же самое, что дезертирство.
- Я никогда не был солдатом и потому не мог дезертировать,- сказал разносчик и с удрученным видом закрыл лицо рукой.
- Но дезертир не только тот, кто бросает знамя полка, хотя это, конечно, худший случай измены; дезертир и тот, кто бросает родину в трудное для нее время.
Разносчик закрыл лицо обеими руками. Он весь дрожал. Сержант с подозрением посмотрел на него, но добродушие пересилило неприязнь, и он продолжал гораздо мягче:
- Все же я думаю, этот грех может быть прощен, если искренне раскаяться в нем; не все ли равно, как и когда умереть? Главное - умереть христианином и не трусом. Советую вам помолиться, потом отдохнуть, это придаст вам и мужества и благочестия. Нет никакой надежды на прощение: полковник Синглтон строго-настрого распорядился казнить вас, как только вас захватят. Да... да... ничто не может спасти вас.
- Вы верно сказали! - воскликнул Гарви.- Слишком поздно... Я сам уничтожил свою единственную возможность на спасение, но он-то в конце концов восстановит мое доброе имя.
- О чем это вы? - спросил сержант, в котором вдруг пробудилось любопытство.
- Да так, ни о чем,- ответил разносчик и опустил голову, чтобы не встретиться глазами с внимательным взглядом сержанта.
- А кто такой «он»?
- Никто,- отрезал Гарви.
- «Ни о чем» да «никто» теперь не помогут,- заключил сержант, поднимаясь.- Ложитесь-ка на постель миссис Фленеган и сосните малость, утром я вовремя вас разбужу; от всей души хотел быть вам полезным, уж очень мне не по нутру, когда человека вешают, словно пса.
- Но вы могли бы спасти меня от позорной смерти,- сказал Гарви, вскакивая и хватая драгуна за руку.- О, чего бы только я не дал вам за это в награду!
- А как спасти? - спросил сержант, глядя на него с удивлением.
- Вот,- вымолвил разносчик, доставая из-за пазухи несколько гиней,- это мелочь в сравнении с тем, что я дам, если вы поможете мне бежать.
- Будь вы даже тот, чье изображение вычеканено на золотых монетах, я все равно не пошел бы на такое преступление,- ответил драгун с негодованием и бросил деньги на пол.- Будет вам, несчастный, примиритесь-ка лучше с господом; только это может помочь вам теперь.
Сержант взял фонарь и ушел с возмущенным видом, оставив разносчика во власти печальных дум о своей неминуемой участи. Отчаяние охватило Гарви, и он бессильно опустился на соломенный тюфяк маркитантки, а сержант в это время отдавал распоряжения часовым. Свои наставления солдату, охранявшему Бёрча в сарае, Холлистер закончил такими словами:
- Ты ответишь своей жизнью, если он сбежит. Пусть до утра никто не входит в чулан и не выходит оттуда.
- Но,- возразил солдат,- мне приказано впускать и выпускать маркитантку, когда только ей вздумается.
- Так и быть, ее можешь пускать, но смотри, как бы негодяй-разносчик не удрал, спрятавшись у нее в юбках.- И сержант продолжал обход, отдавая такие же распоряжения часовым, охранявшим сарай.
подобному равнодушию к жизни, которое позволяет предаваться спокойному сну на пороге могилы. Впрочем, к этим размышлениям не примешивалась жалость: имя Гарви Бёрча с давних пор было всем ненавистно в отряде. Кроме сержанта, выказавшего участие к узнику, вероятно, никто из драгун не обошелся бы с ним так добродушно, и каждый из них точно так же отверг бы предложенную им взятку, хотя, быть может, по причинам и не столь возвышенным. Убедившись, что разносчик наслаждается сном, которого сам он был лишен, караульный почувствовал нечто вроде досады; его раздражало такое явное проявление безразличия к казни - самой суровой военной каре за измену делу свободы Америки.
Драгун не раз порывался насмешками и бранью пробудить от сна разносчика, но в душе сознавал жестокость такого постыдного поступка, да и привычка к дисциплине останавливала его.
Размышления часового прервала маркитантка; она появилась в дверях кухни и, едва держась на ногах, принялась на чем свет стоит поносить офицеров, которые так расшумелись, что не дали ей поспать у очага. Из ее ругательств часовой кое-как понял, в чем было дело, но все его попытки поговорить со взбешенной женщиной оказались тщетными, и он впустил ее в каморку, так. и не растолковав, что там уже кто-то есть. Сначала послышался шум, свидетельствовавший о том, что грузное тело Бетти опустилось на кровать, затем наступила тишина, нарушаемая лишь ровным дыханием разносчика, а через несколько минут он уже опять захрапел, словно никто и не потревожил его. Тут как раз пришла смена. Часовой был уязвлен неуважением разносчика к смерти. Передав сменившему его товарищу приказание сержанта, он сказал, уходя:
- Можешь согреваться пляской, Джон. Слышишь, шпион-разносчик настроил свою скрипку; не успеешь оглянуться, как и Бетти заведет шарманку.
Шутка вызвала громкий смех у караульных. В эту минуту дверь каморки отворилась и снова показалась Бетти. Слегка пошатываясь, она направилась к кухне.
- Разве не слышишь, как этот жулик храпит у меня в комнате, болван ты эдакий!- воскликнула Бетти, вся дрожа от ярости.- Так-то вы обращаетесь с почтенной вдовой - впустили к ней в комнату мужчину, лоботрясы!
- Убери лапы, разбойник! - завопила маркитантка, оставив в руках у солдата бутылку, которую ему удалось вырвать у нее.- Уж я найду на вас управу, я спрошу капитана Джека, он ли приказал поместить в мою комнату висельника-шпиона! На мою вдовью кровать, ворюга ты этакий!
- Тише, старая ведьма,- со смехом сказал солдат, на минуту отрываясь от бутылки, чтобы перевести дыхание.- Этак ты разбудишь джентльмена... Неужели ты потревожишь последний сон человека?
С этими словами, вызвавшими у часовых только смех, Бетти обошла сарай и нетвердой походкой отправилась искать защиты у своего любимца - капитана Лоутона. Однако ни капитан, ни маркитантка этой ночью больше тут не появлялись, и ничто уже не нарушало покоя разносчика: к удивлению всех караульных, он по-прежнему громко храпел, показывая этим, что мысль о виселице ничуть его не волнует.