Последний из могикан.
Глава XXV

Последний из могикан

Глава XXV

Миляга. А у вас роль Льва переписана? Вы мне теперь же ее дайте, а то у меня память очень туга на ученье.

Пигва. Тут и учить-то нечего, и так сыграешь, тебе придется только рычать.

Шекспир. «Сон в летнюю ночь»

Эта сцена представляла собой странное сочетание смешного с торжественным. Животное продолжало раскачиваться, по-видимому, нисколько не уставая; но его смешные попытки подражать мелодии, напеваемой Давидом, прекратились, лишь только последний покинул пещеру. Слова Гамута, брошенные им на родном языке, как показалось Дункану, имели тайный смысл, хотя ничто из окружающего не помогало обнаружить предмет его поисков. К ложу больной подошел вождь и дал знак удалиться женщинам, собравшимся толпой, чтобы посмотреть на искусство незнакомца. Женщины послушались безропотно, но неохотно. Когда замолкло эхо, разбуженное хлопнувшей в отдалении дверью, вождь указал на больную, которая была его дочерью, как оказалось впоследствии, и сказал:

- Пусть брат мой покажет свою силу.

Призванный столь повелительно к исполнению принятой на себя роли, Хейворд с тревогой подумал, что малейшее колебание может оказаться опасным. Он постарался припомнить своеобразные заклинания и странные обряды, коими индейские колдуны прикрывают обыкновенно свое невежество и бессилие. Более чем вероятно, что в том состоянии смятения, в котором пребывал Дункан, он мог тут же допустить какую-нибудь роковую ошибку, если бы грозный рев четвероногого не остановил его в самом начале. Три раза он возобновлял свои попытки и всякий раз встречал то же непонятное сопротивление, причем при каждом перерыве рев животного казался все более диким и грозным.

- Демоны ревнуют, - сказал гурон, - я ухожу. Брат, эта женщина - жена одного из моих самых храбрых воинов, поступи с ней справедливо… Тише, - сказал он раздраженному зверю, - я ухожу.

Дункан остался в мрачном, пустынном помещении наедине с беспомощной больной и опасным зверем. Последний прислушивался к движениям индейца с тем смышленым видом, которым отличаются медведи, пока новый звук эха не возвестил, что вождь вышел из пещеры. Тогда медведь повернулся, подошел переваливаясь к Дункану и уселся напротив него в своей обычной позе.

Молодой человек оглянулся вокруг в поисках оружия, чтобы отразить нападение, которого он ожидал.

Но настроение зверя, по-видимому, внезапно изменилось. Он уже не рычал, не выказывал никаких других признаков гнева; все его громадное косматое тело тряслось как бы от какого-то странного внутреннего волнения, неуклюжими передними лапами он тер свою словно ухмыляющуюся морду. Хейворд не сводил глаз с медведя и вдруг увидел, как страшная голова упала набок и на ее месте появилось добродушное лицо разведчика.

- Tсc! - сказал осторожный житель лесов, прерывая восклицание Хейворда. - Негодяи бродят вокруг.

- Скажите, что означает этот маскарад и почему вы решились на такое отчаянное предприятие?

- Ах! Бывают случаи, когда приходится отложить в сторону и благоразумие и расчет, - ответил разведчик. - Но так как всякая история должна начинаться с начала, то я расскажу вам все по порядку. После того как мы расстались, я поместил коменданта и сагамора в старой хижине бобра; там они в большей безопасности от гуронов, чем в крепости Эдвард: северовосточные индейцы продолжают почитать бобров, так как индейцы еще не занялись торговлей. Потом мы с Ункасом, как было уговорено, пошли к индейскому лагерю. Вы не видели Ункаса?

- Видел, к великому своему огорчению. Он взят в плен и приговорен к смерти. Казнь должна совершиться на рассвете.

- Я предвидел, что такова будет его судьба, - проговорил разведчик уже не таким веселым тоном, как прежде. Но вскоре голос его приобрел обычную твердость, и он продолжал: - Его несчастье, собственно, и привело меня сюда, потому что нельзя оставить в жертву гуронам такого чудесного малого. Вот обрадовались бы негодяи, если б могли привязать сразу к одному столбу Быстроногого Оленя и Длинного Карабина, как они называют меня. Хотя я никогда не мог понять, почему они назвали меня так: между «оленебоем» и канадским карабином такая же разница, как между мелом и кремнем…

- Рассказывайте по порядку, - нетерпеливо перебил его Хейворд, - ведь мы не знаем, когда могут вернуться гуроны.

- Нечего их бояться. Они знают, что «исцелителю» надо дать время. У нас не будет никакой помехи, как у проповедника в начале двухчасовой беседы… Итак, мы с Ункасом наткнулись на плутов, которые возвращались в селение. Мальчик зашел слишком далеко для разведки. Впрочем, его нельзя и осуждать за это, так как кровь у него горячая, к тому же один из гуронов оказался трусом, бежал и таким образом завел его в засаду.

Разведчик многозначительно провел рукой по горлу и кивнул, как бы говоря: «Я понимаю смысл ваших слов». Затем он продолжал:

- После исчезновения мальчика я, как вы можете судить, бросился на гуронов. Между мной и двумя из отставших произошла стычка, но это не относится к делу. Итак, после того как я застрелил этих чертей, я подошел без всякого затруднения к хижине. Счастье благоприятствовало мне и привело как раз к тому месту, где один из самых знаменитых колдунов этого племени одевался, как мне хорошо известно, для серьезной борьбы со злым духом. Ловкий удар по голове ошеломил обманщика. Потом я набил ему рот орехами, чтоб он не вздумал кричать, привязал его между двумя молодыми деревцами, воспользовался его вещами и принял на себя роль медведя, чтобы иметь возможность продолжать дело.

- И вы сыграли роль удивительно: сам медведь был бы посрамлен вашей игрой.

- Боже мой, майор, - возразил польщенный житель лесов, - плохой бы я был охотник, если б, изучая так долго в пустыне повадки и нравы животных, не сумел их изобразить! Будь это дикая кошка или настоящая пантера, я устроил бы вам представление, на которое стоило бы посмотреть. А такое неуклюжее животное изобразить и вовсе не трудно… Но где же девушка?

- Бог знает! Я побывал во всех хижинах поселения и не нашел ни малейшего следа.

- Вы слышали, что сказал певец, покидая нас: она близко! Простофиля испугался и спутал поручение, но его слова имеют глубокий смысл. Медведь должен уметь лазить - поэтому я загляну через стены. Может быть, в этих скалах скрыты горшки с медом, а я, как известно, животное, любящее покушать сладенького.

Разведчик оглянулся, смеясь над собственной шуткой, и стал влезать на перегородку, подражая неуклюжим движениям медведя. Но едва он добрался до верха, как сделал знак Хейворду, чтобы тот молчал, и спустился вниз чрезвычайно поспешно.

- Она здесь, - шепнул он, - и вы найдете ее за этой дверью. Я сказал бы несколько слов утешения бедняжке, да боюсь, чтоб она не сошла с ума при виде такого чудовища, хотя следует признаться, что и вы, майор, не очень-то привлекательны в этой раскраске.

Дункан, стремительно бросившийся было к двери, остановился мгновенно, услышав столь обескураживающие слова.

- Разве я так отвратителен? - спросил он с печальным видом.

- Волка вы не напугаете и английским гвардейцам не помешаете дать залп, но я видел вас более красивым. Ваше лицо, разукрашенное разноцветными полосами, может, пожалуй, показаться недурным индейским женщинам, но белокожие девушки отдают предпочтение людям одинакового цвета с ними. Смотрите, - прибавил он, указывая на трещину в скале, откуда вытекала вода, образуя маленький источник кристальной чистоты, - вы легко можете избавиться от мазни сагамора, а когда возвратитесь, я попробую разукрасить вас по-новому. Колдуну так же привычно изменять свою окраску, как щеголю менять одежду.

Осторожному охотнику не пришлось слишком долго убеждать Хейворда. Он еще говорил, а Дункан уже приступил к умыванию. В одну минуту с лица его исчезли все страшные и комические черты, и юноша снова появился в том виде, каким одарила его природа. Приготовившись таким образом к свиданию с любимой, он поспешно простился с товарищем и исчез в указанном направлении. Разведчик снисходительно смотрел ему вслед, покачивая головой и бормоча всякие пожелания, потом хладнокровно занялся исследованием состояния кладовой гуронов. Пещера, между прочим, служила и для хранения охотничьей добычи.

У Дункана не было иного проводника, кроме слабого света, мерцавшего вдали, но этот свет служил полярной звездой для влюбленного. При помощи этого света он добрался до цели своих стремлений - другого отделения пещеры, предназначенного для содержания такой важной пленницы, как дочь коменданта крепости Уильям-Генри. Помещение было заставлено многочисленными вещами, награбленными при захвате злосчастной крепости. Среди всего этого хаоса Дункан увидел Алису, бледную, встревоженную, перепуганную, но прекрасную. Давид уже подготовил ее к его посещению.

- Дункан!.. - вскрикнула она дрожащим голосом, словно пугаясь собственных слов.

- Алиса!.. - ответил он, перепрыгивая через сундуки, ящики, оружие и мебель.

- Я знала, что вы не покинете меня, - сказала она, взглянув на него, и румянец показался на мгновение на ее печальном лице. - Но вы один! Как ни благодарна я вам за память, мне все же хотелось, чтобы вы были не один.

Дункан, заметив, что она дрожит и еле держится на ногах, ласково заставил ее сесть и рассказал ей все главные события, уже известные читателю. Алиса слушала его, задыхаясь от волнения; когда молодой человек упомянул о горе несчастного отца, слезы потекли по щекам дочери ручьями, словно она никогда не плакала прежде. Но нежность Дункана скоро успокоила взрыв ее чувств, и она выслушала его до конца внимательно, хотя и не совсем спокойно.

- А теперь, Алиса, - прибавил молодой человек, - многое зависит только от вас. С помощью нашего опытного, неоценимого друга, разведчика, мы можем уйти от этого дикого племени, но для этого потребуется все ваше мужество. Помните, что вы возвратитесь в объятия вашего отца, помните, что его счастье, так же как и ваше, зависит от ваших усилий!

- Я на все готова ради отца, которому стольким обязана!

- И ради меня тоже, - продолжал молодой человек, нежно пожимая ее руку.

- Здесь не место и не время задерживать вас сердечными признаниями, - проговорил он, - но чье сердце, столь же переполненное, как мое, не пожелало бы сбросить тяжесть? Говорят, несчастье связывает людей больше, чем что-либо другое; наше общее страдание из-за вас оставило мало невыясненного между вашим отцом и мной.

- А моя дорогая Кора, Дункан? Ведь правда, Кора не забыта?

- Не забыта, нет! О ней горюют так сильно, как редко горюют о женщине. Ваш отец не делает разницы между своими детьми, но я, Алиса… вы не обидитесь, если я скажу, что ее достоинства несколько затемнены…

- Так, значит, вы не знаете достоинств моей сестры, - сказала Алиса, отнимая руку. - О вас она всегда говорит как о самом своем дорогом друге.

- Я с радостью буду считать ее своим другом, - поспешно проговорил Дункан, - но что до вас, Алиса, ваш отец позволил мне надеяться на более близкие и дорогие узы.

Алиса глубоко вздрогнула и отвернула на мгновение лицо, поддавшись волнению; но она овладела собой настолько, чтобы не выдать его.

- Хейворд, - сказала она, глядя ему прямо в лицо с трогательным выражением невинности и мольбы, - не настаивайте, прежде чем я не повидаюсь с отцом и не получу его благословение!

«Я не должен говорить больше, но меньше не мог», - хотел ответить молодой человек, но легкий удар по плечу прервал эти слова. Он вскочил на ноги, обернулся, и взгляд его упал на темную фигуру и злобное лицо Магуа. Глубокий гортанный смех дикаря звучал в эту минуту для Дункана адским хохотом демона. Поддайся он внезапному порыву бешенства, он бросился бы на гурона и нашел выход в смертельной борьбе. Но без оружия, не зная, на что способен его враг, и к тому же обязанный спасти ту, которая стала более чем когда-либо дорогой его сердцу, молодой человек тотчас же оставил это отчаянное намерение.

- Что вам нужно? - спросила Алиса, кротко сложив на груди руки. Стараясь скрыть свой смертельный страх за Хейворда, она холодно и сдержанно встретила своего похитителя.

Торжествующий индеец принял снова строгий вид, но осторожно попятился перед грозным взглядом молодого человека. Одно мгновение он пристально смотрел на обоих пленников, потом отошел в сторону и загородил бревном дверь, но не ту, через которую вошел Дункан. Молодой человек понял теперь, каким образом дикарь застал его врасплох, и, считая себя безвозвратно погибшим, прижал к груди Алису, готовый встретить участь, о которой он не сожалел, так как был рядом со своей любимой. Но Магуа, очевидно, не намеревался прибегать к немедленному насилию. Первым делом он принял меры для того, чтобы задержать нового пленника; он даже не взглянул вторично на неподвижные фигуры в центре пещеры, пока не лишил их всякой надежды ускользнуть через вход, которым воспользовался сам. Хейворд следил за каждым его движением, продолжая прижимать к сердцу хрупкое тело Алисы. Он был слишком горд, чтобы просить пощады у врага. Когда Магуа закончил свою работу, он подошел к пленникам и сказал по-английски:

- Бледнолицые ловят в западню умных бобров, но краснокожие умеют ловить ингизов.

- Гурон, делай же свое гнусное дело! - крикнул в волнении Хейворд, забывая, что дело идет о жизни двоих. - И ты и твое мщение одинаково презренны!

- Скажет ли эти слова белый человек, когда будет стоять у столба пыток? - спросил Магуа. Насмешливая улыбка, сопровождавшая эти слова, ясно показывала, как мало он доверяет решимости молодого человека.

- Как здесь, в лицо тебе, так и перед всем твоим народом!

- Хитрая Лисица - великий вождь! - ответил индеец. - Он пойдет и приведет своих воинов смотреть, как бесстрашно может смеяться бледнолицый над своими муками.

С этими словами он повернулся и хотел идти по проходу, которым шел Дункан, когда раздавшийся рев заставил его поколебаться. В дверях появился медведь. Он стоял, покачиваясь из стороны в сторону. Магуа какое-то время внимательно смотрел на него. Он стоял гораздо выше предрассудков своего племени и хотел пройти мимо с холодным презрением, как только узнал хорошо знакомое одеяние колдуна. Но новый, более громкий и грозный рев заставил его остановиться. Потом он внезапно, как бы решив не шутить далее, уверенно пошел вперед. Животное медленно отступило и, дойдя до прохода, стало бить лапами по воздуху.

- Глупец! - крикнул вождь на наречии гуронов. - Ступай играть с детьми и женщинами!

которые по силе могли сравниться с объятиями медведя. Хейворд, еле дыша, схватил кожаный ремень, которым был завязан какой-то узел, и, когда увидал, что разведчик словно приковал своими железными мускулами руки врага к туловищу, бросился на дикаря и связал ему руки и ноги ремнем быстрее, чем мы успели рассказать об этом. Когда гурон был окончательно связан, разведчик перестал держать его, и Дункан положил беспомощного врага на спину.

Магуа боролся отчаянно, пока не убедился, что он в руках человека гораздо более сильного. Во время борьбы он не издал ни одного звука. Но когда Соколиный Глаз, желая вкратце объяснить свое поведение, снял косматую голову зверя и перед взором гурона появилось суровое, грозное лицо разведчика, спокойствие Магуа исчезло и он изумленно произнес обычное индейское «у-у-ух!».

- Ага! Язык вернулся к тебе! - усмехнулся победитель. - А для того, чтобы ты не употреблял его во вред нам, я заткну тебе рот… Откуда вошел этот дьявол? - спросил разведчик, покончив с делом, которым занимался с большим усердием. - Ни одна душа не проходила мимо с тех пор, как вы ушли.

- Ну так выводите девушку, - продолжал его друг. - Мы должны выбраться в лес.

… Алиса! Моя милая Алиса, придите в себя!.. Все напрасно! Она слышит меня, но не в силах следовать за мной. Идите, благородный друг, спасайтесь и предоставьте нас своей участи.

- Всякий след имеет конец, и всякое несчастье служит уроком! - возразил разведчик. - Вот, заверните ее в эту индейскую одежду. Спрячьте всю ее маленькую фигурку, а то в пустыне не найдется другой такой ножки - она выдаст ее. Укутайте ее со всех сторон. Ну, теперь возьмите ее на руки и идите за мной. Остальное предоставьте мне.

Дункан поспешно исполнял все его приказания, и не успел тот договорить, как он поднял на руки Алису и пошел вслед за разведчиком к выходу по устроенной самой природой галерее. Они быстро прошли мимо больной женщины, которая лежала в таком же положении, как они ее оставили. Когда они подошли к маленькой двери из коры, то за ней услышали голоса, возвестившие, что там собрались друзья и родные больной, терпеливо ожидавшие позволения войти в пещеру.

- Если я открою рот, чтобы заговорить, - прошептал Соколиный Глаз, - мой английский язык покажет плутам, что среди них находится враг. Вы должны поговорить с ними на французском наречии, майор. Скажите, что мы заперли злого духа в пещере, а женщину несем в леса, чтобы поискать там целебных кореньев. Пустите в дело всю вашу хитрость.

Дверь приотворилась, как будто кто-то прислушивался снаружи к тому, что делалось внутри, и разведчику пришлось прекратить свои наставления. Яростный рев прогнал подслушивавшего, и разведчик, смело распахнув дверь, вышел из пещеры, продолжая разыгрывать роль медведя. Дункан шел за ним по пятам и вскоре очутился в центре группы встревоженных родственников и друзей больной. Толпа, расступившись, дала дорогу отцу и, по-видимому, мужу больной.

- Твое дитя! - торжественно ответил Дункан. - Злой дух вышел из нее, он заперт в горах. Я отнесу женщину на некоторое расстояние, чтобы укрепить ее на случай других припадков. Она будет в вигваме воина с восходом солнца.

Когда отец перевел слова чужеземца на язык гуронов, среди дикарей послышался сдержанный шепот, выражающий удовлетворение. Сам вождь сделал Дункану знак идти дальше и проговорил громким, твердым голосом:

- Иди… Я мужчина, я войду в пещеру, чтобы сразиться со злым духом.

Хейворд с радостью повиновался и уже прошел мимо маленькой группы, как вдруг его поразили эти слова.

Нет, пусть дети мои ждут у пещеры и, если покажется дух, бьют его дубинами. Он хитер и укроется в горах, когда увидит, сколько людей готовы сразиться с ним.

Это странное предложение возымело желанное действие. Вместо того чтобы войти в пещеру, муж и отец больной вынули томагавки и встали у входа, готовые излить свой гнев на воображаемого мучителя больной. Женщины и дети наломали ветвей и набрали камней для той же цели. Мнимые колдуны воспользовались этой минутой, чтобы исчезнуть.

Соколиный Глаз, хотя и рассчитывал на предрассудками индейцев, знал, что умнейшие из вождей не разделяют их, а только относятся к ним терпимо. Знал он и цену времени в подобных случаях. Как бы ни обманывали себя индейцы и как бы их самообман ни помогал его планам, достаточно было малейшего повода для подозрения, чтобы предприятие оказалось роковым. Поэтому он выбрал тропинку, на которой менее всего можно было ожидать преследования, и обогнул поселение, не входя в него. Вдали, при свете костров, видны были еще воины, переходившие от хижины к хижине. Но дети уже бросили свои игры, и ночная тишина понемногу начинала сменять шум и возбуждение хлопотливого и полного событий вечера.

Алиса ожила на свежем воздухе, и так как ей изменили физические силы, а не память, то не потребовалось объяснять все случившееся.

- Дайте я попробую идти сама, - сказала она, краснея от того, что не могла раньше покинуть объятий Дункана. - Право, мне лучше.

Девушка старалась освободиться, и Хейворд нехотя расстался со своей драгоценной ношей. Человек, скрытый под личиной медведя, конечно, не испытывал восхитительных ощущений влюбленного, несущего свою любимую на руках; может быть, ему было незнакомо и чувство невинного стыда, охватившего дрожавшую Алису. Когда они очутились на приличном расстоянии от хижины, разведчик остановился и заговорил о предмете, который знал в совершенстве.

- Эта дорога приведет нас к ручью, - сказал он. - Идите по левому берегу, пока не доберетесь до водопада. Поднимитесь на холм справо, и вы увидите огни другого племени. Ступайте туда и просите защиты. Если это настоящие делавары, то вы будете в безопасности. Бежать далеко с девушкой невозможно - гуроны догонят нас и завладеют нашими скальпами, прежде чем мы пройдем десяток миль. Ступайте! Да хранит вас бог!

- А вы? - с удивлением спросил Хейворд. - Ведь мы же не расстаемся с вами?

по плуту, как я обещал вам, но если к столбу поведут молодого сагамора, то индейцы увидят также, как может умирать белый друг могикан.

Хейворда, умоляя разведчика отказаться от намерения, сулившего столько опасностей и так мало надежды на успех. Все их красноречие было напрасно. Разведчик слушал их нетерпеливо и закончил разговор. Тотчас же заставив замолчать Алису и доказав Хейворду, что все дольнейшие возражения бесполезны, он заявил:

- Я слыхал, что в молодости бывает чувство, привязывающее мужчину к женщине больше, чем отца к сыну. Может быть. Вот вы рисковали жизнью и всем, что дорого вам, лишь бы освободить милую девушку, и я думаю, что подобное же чувство лежит в основе вашего поступка. Что касается меня, то я учил юношу обращаться с ружьем, и он щедро заплатил мне за это. Я сражался рядом с ним во многих кровавых схватках, и пока слышал треск его ружья с одной стороны и треск ружья сагамора с другой, я знал, что позади меня нет врага. Зимой и летом, ночью и днем бродили мы вместе по пустыне, ели из одной посуды. Один из нас спал, пока караулил другой. И чтобы Ункаса повели на муки, когда я рядом!.. Да раньше чем юноша погибнет из-за отсутствия друга, верность исчезнет на земле и «оленебой» станет безвредным, как свистулька певца…

Дункан выпустил руку разведчика. Тот повернулся и пошел твердыми шагами назад, к хижинам гуронов. Хейворд и Алиса, одновременно печальные и счастливые, некоторое время смотрели ему вслед, потом пошли к отдаленному селению делаваров.