Блуждающая Искра.
Глава XX

«Блуждающая Искра»

Глава XX

На следующий день рано утром капитан Куф и Лейон стояли уже на палубах своих судов, пытливо всматриваясь в окружающие предметы. Даже сэр Фредерик Дэшвуд разрешил дежурному офицеру разбудить себя и притти сообщить о положении вещей.

Куф поднялся еще за полчаса до восхода солнца и теперь вместе с подошедшим к нему Гриффином присутствовал при появлении первых лучей, озаривших дивную панораму пробуждения дня.

- Я не вижу ровно ничего там, вдоль берега, - заметил Куф.

- Я различаю что-то чернеющее около тех развалин, о которых мы слышали столько чудесного. Но ничего похожего на оснастку люгера.

- А в той стороне, Гриффин? Но это слишком велико для «Блуждающей Искры».

- Это должно быть «Терпсихора», капитан; она как раз должна быть на этом месте. Но вон какие-то удаляющиеся паруса туда, к северу; возможно, что это люгер.

- Это непременно люгер; он, очевидно, все время скрывался в окрестностях Амальфи.

«Прозерпина» шла хорошим ходом по направлению предполагавшегося люгера; но, по мере того, как расстояние между двумя судами уменьшалось, возникало все больше и больше сомнения относительно того, люгер ли это на самом деле.

«Терпсихора» следовала за первым фрегатом; но уже два часа спустя все убедились, что судно, ошибочно принятое за люгер, было не что иное как корвет Лейона. В своем желании опередить оба фрегата и захватить люгер раньше, чем другие его заметят, капитан Лейон нарушил предписание Куфа и обманул его ожидания.

- Не может быть никакого сомнения, что это большое судно, и даже, по всей вероятности, именно корвет Лейона! - воскликнул капитан Куф с явной досадой. - Но, чорт его знает, что он там делает? Разве он заметил что-нибудь подозрительное?! Мы это сейчас сами узнаем.

У всех почти пропала надежда на удачу. Решили, что часовой, сообщивший о люгере, ошибся, приняв за него какую-нибудь фелуку. Но как-никак, а ошибка была сделана на фрегате «Прозерпина», и виновником оказывался очень опытный и пользующийся общим доверием офицер, который давно уже дослужился бы до звания лейтенанта, если бы не его несчастное пристрастие к вину. Теперь он подъезжал к борту фрегата на лодке со своего сторожевого поста, и Куф не мог скрыть раздражения против своего любимца и, как всегда в таких случаях, ушел к себе в каюту, приказав, чтобы виновника прислали ему немедленно, как только он появится на палубе «Прозерпины».

- Что же это значит, сударь! - закричал Куф пронзительным и резким голосом, когда в дверях показалась голова злополучного офицера, с красным и в то же время смуглым лицом, с правильными чертами. - За кем это вы нас заставили гоняться? И теперь, благодаря вам, мы зашли туда, откуда неизвестно когда выберемся по милости ветра.

Клинч по опыту знал, что в таких случаях надо дать гневу начальника излиться беспрепятственно, а потому не возражал; он только позволял себе в этом случае выражение некоторого недоумения и сожаления на своем лице, как будто говорившее: «Но что же я такое сделал? А если я действительно в чем-нибудь виноват, то вы видите, как я об этом сокрушаюсь». И это немного комическое выражение всегда влияло смягчающим образом на расходившегося командира.

- Извольте же объясниться, по крайней мере, - закончил, наконец, Куф, передохнув.

- Будьте любезны, капитан, скажите мне, что я должен вам объяснить? - возразил Клинч с ясно выраженным недоумением.

- Это мне нравится! Но, послушайте, как было понять ваш сигнал? Разве вы действительно видели «Блуждающую Искру»?

- Видел, и я вижу, капитан, что поданные мною сигналы были поняты совершенно правильно. Я видел люгер около южной части Капри - я не мог ошибиться, слишком характерна внешность этого люгера, и кто раз его видел, тот его навсегда запомнит.

- Но куда же он в таком случае девался?

- Я полагаю, капитан, что, пользуясь ночной тьмой, люгер проскользнул незамеченным и ушел из залива в открытое море; на это у него хватило смелости. Но что это был именно тот люгер, это несомненно, я его видел на расстоянии не более четырех миль!

- У меня не имелось для этого надлежащих сигналов, да и к тому же…

- Что к тому же? Говорите!

- Я полагал, что на фрегате никто не может сомневаться в том, что небольшой люгер не может быть виден на расстоянии восьми-девяти миль.

На самом деле, «Блуждающая Искра», которую, действительно, видел Клинч, прошла ночью между обоими фрегатами никем не замеченной, под благодатным покровом ночи и направилась к Искии, пересекая последнее место стоянки трех судов. Оставляя люгер, Рауль условился относительно сигналов со своим старшим лейтенантом Пентаром; но тот напрасно прождал в обоих указанных пунктах: он не получил никакого сигнала от своего капитана. Замеченные с люгера корвет и два фрегата были им приняты за отправлявшиеся на Мальту и в Сицилию, а самый люгер до наступления ночи спасало от посторонних глаз частью отсутствие верхних парусов, которые убираются корсарами именно во избежание быть замеченными, частью скалы, до некоторой степени прикрывавшие его. Клинч же не мог видеть дальнейшего движения «Блуждающей Искры», так как поспешил со своими матросами отыскать какую-нибудь деревушку, где можно было бы приютиться на ночь, как только увидел, что «Прозерпина» откликнулась на подаваемые сигналы.

- Где вы переночевали, Клинч? Надеюсь, не под открытым небом на той возвышенности? - спросил Куф, после того, как уже исчерпан был весь материал, касающийся люгера.

- Как нельзя лучше, капитан, в деревне, где нас и приютили, и накормили.

- И вы не надеялись растерять ваших людей, Клинч? Вино и хорошенькие девушки такая приманка для наших матросов.

- Как видите, мы воротились в полном составе. И вообще мне ни разу не случалось терять моих людей.

- Вероятно, вы выбрали с собой женатых?

- Напротив, я совершенно не этим руководствовался. Наши семьянины еще хуже холостых, капитан: они рады избавиться от своих жен.

- Да, это, пожалуй, верно. А вы сами женаты, Клинч? Я слышал, что-то говорили…

- Ради самого неба, капитан Куф! Это одна из сказок наших мичманов. На нашем фрегате в настоящее время такие сумасбродные мичманы, что надо только удивляться тому, как справляется с ними Винчестер.

- Мы с вами тоже были молоды. Клинч, не будем слишком строги к молодежи. Но расскажите-ка, как же вы устроились на ночь?

- Так хорошо, как только может быть вне Англии. Бок-о-бок с одной старой женщиной, по имени Джунтотарди - итальянской фелукой, наверное, сооруженной шестьдесят лет тому назад.

- А!.. Но вы немного понимаете по-итальянски, если не ошибаюсь?

- Я так много ездил по свету, что кое-что удержал из каждого языка - все, знаете, пригодится, когда захочешь достать чего-нибудь поесть или выпить. Так вот она мне рассказала целую историю, так как была в большой тревоге и сильно огорчена. К ней, видите ли, приехали погостить брат и племянница, да отправились в Неаполь, откуда должны были воротиться еще третьего дня вечером, а между тем их нет и до сих пор. Она спрашивала, не повстречалась ли нам их лодка.

- Клинч, вы напали на след, и я сожалею, что вы об этом ничего не знали. Наш арестант ссылался на то, что был в этой местности, и от этой женщины мы могли бы кое-что разузнать, если бы ее половчее выспросить. Надеюсь, что вы расстались друзьями?

- Лучшими в мире, капитан. Мне всегда друг тот, кто меня пригреет и накормит.

- Я в этом не сомневаюсь, Клинч, вы верный человек.

Легкая судорога передернула лицо моряка, и его глаза забегали по всей комнате, избегая лица его командира. Он знал, что давно пора ему была повыситься по службе, и также знал, что служило ему помехой.

- Я служу королю, а он кормит меня ложкой подшкипера и укрывает в трюме, - проговорил Клинч, отпивая грог.

чем вы чаще к нему прибегаете. Вы понимаете меня, Клинч?

- Да, капитан, и я не могу не согласиться с вами. Но тяжела жизнь без всякой надежды впереди!

Эти слова, произнесенные с неподдельной тоской, вообще свойственной Клинчу, тронули Куфа. Он вспомнил, как они оба с Клинчем одновременно служили мичманами, и какая теперь разница в их служебном повышении.

- Конечно, тяжела жизнь без всякой надежды, - начал опять Куф, - но надежда - это последнее, что должно умереть в человеке. Вы должны еще раз испробовать свои силы, прежде чем окончательно отказаться от всякой надежды.

- Если я об этом думаю, капитан, то не столько ради себя, сколько ради моих родных. Когда мой отец, купец в Плимуте, отдал меня в морскую службу, он надеялся, что я со временем стану выше его в общественном положении. И вот вы видите, я занимаю положение скорее низшее сравнительно с ним.

- Но это может быть переходной ступенью. Клинч. Почему вы ставите крест на возможности вашего повышения?

- Подшкипер в мои годы, капитан, - это безнадежно.

- Но вы, должно быть, моих лет. Клинч? Сколько вам?

- Тридцать два, капитан. А моя мать мечтала видеть меня на более видном месте… И еще одна молодая особа, подарившая всю свою привязанность человеку недостойному.

- Вот это новость для меня. Клинч! - с любопытством обернулся к нему Куф. - Я почему-то никогда не думал о возможности женитьбы с вашей стороны. К тому же люди вашего положения редко женятся.

- Мы с Джен решили ждать более благоприятного времени и не торопиться со свадьбой.

- А справедливо ли, Клинч, держать таким образом молодую девушку на буксире без ее ведома, куда ее ведут, в таком возрасте, когда она могла бы, может быть, найти хорошую гавань и бросить якорь на всю жизнь?

Глаза Клинча поднялись к лицу его капитана и подернулись слезой. Он не дотрогивался до своего стакана с тех пор, как разговор принял это направление, а на лице, обыкновенно бесстрастном, отразилось сдерживаемое глубокое волнение.

- Это не моя вина, капитан, - отвечал он, понижая голос, - вот уже шесть лет, как я прошу ее забыть обо мне, но она и слышать не хочет. Ей представлялись случаи выйти замуж, и я уговаривал ее, но она отвечала мне на это, что считает святотатством даже думать об этом и что выйдет не иначе как за моряка, или останется незамужней.

- Вероятно, вы ей внушали какие-нибудь романические идеи относительно нашей службы, и поэтому вам и трудно было убедить ее в том, что вы ее уговариваете ради ее же блага.

- Джен Вестон и романические идеи! О, нет, капитан, нет! В ее характере нет и тени чего-нибудь романического, так же, как не найти его на белой бумаге под заглавными словами «молитвенник». Она вся - сердце. И это сердце она целиком отдала мне, и мне никогда с нею не расквитаться! Для меня необъяснимая загадка, как мог я так твердо укрепиться там.

В настоящую минуту на этом лице преобладало выражение почти отчаяния от сознания его неудавшейся жизни. Куф был искренно тронут его страданиями, и опять ярко вспомнилось ему время их общего мичманства, когда для дальнейшей карьеры за Куфом было одно только преимущество более высокого происхождения. Клинч был превосходный моряк, смелый, как лев, и пользовался значительной долей общего уважения, устоявшего даже перед его несчастным недостатком. Куф протянул руку своему старому товарищу и сердечно пожал ее, говоря ему ласковые, дружеские слова, полные доверия, от чего Клинч уже давно отвык.

- Мой честный друг, - говорил он ему, - еще не все пропало, в вас еще не все умерло, надо забрать себя в руки, напрячь все свои силы - и, кто знает, может быть, через каких-нибудь несколько месяцев представится случай, который даст вам возможность жениться на вашей бедной Джен и порадовать сердце вашей старой матери.

Бывают минуты в жизни человека, когда ласковое участие производит внезапный поворот в их судьбе. Так было и теперь с Клинчем. Нежные письма его невесты, никогда не позволявшей себе ни малейшего упрека, каждый раз повергали его в глубокое отчаяние, но не изменили его привычек. А дружеское, гуманное обращение к нему его капитана, человека значительно высшего перед ним по своему рангу, совершенно потрясло его. Он плакал и сжимал почти судорожно руку капитана.

- Что мне делать, капитан?!. - воскликнул он. - Я всегда добросовестно исполняю свои обязанности, но, когда я не бываю занят, на меня нападает такая невыносимая тоска, что единственным исходом служит вино.

- Я бы вам посоветовал совершенно отказаться от него, Клинч; отказаться даже от вашей ежедневной порции. Знаете, раз уже человек имеет подобного рода влечение, ему трудно ограничиться известной мерой, а стоит перейти границу, и он утрачивает самообладание и теряет рассудок. Нам теперь предстоит очень большое дело, и я могу возложить на вас важное поручение, которое сразу выдвинет вас. Ночь, проведенная вами под крышей той старой женщины, может принести вам большое счастье. Только не загораживайте себе пути к этому счастью.

Клинч застонал. Капитан затронул самое больное место с целью излечить его. Вытерев пот, выступивший у него на лбу. Клинч овладел собой до некоторой степени и казался более спокойным.

- Если бы дружеская рука указала мне, капитан Куф, где я могу найти те блага, которых лишился, моя благодарность не имела бы границ!

- Так вот, я и хочу вам сказать: Нельсон придает большое значение поимке этого люгера, и офицер, причастный к успеху этого предприятия, может смело рассчитывать на его внимание. А я вам доставлю все от меня зависящие средства выдвинуться. Ступайте, оденьте ваш лучший мундир, чтобы в вас видели джентльмена, каким, я знаю, вы можете быть, и приготовьтесь к немедленному отплытию на лодке. Я вам дам поручение, которое послужит началом вашему счастью, если вы останетесь верны вашей матери, Джен и себе самому.

себя за свое невнимание до настощей минуты к участи человека, имевшего некоторые права на его дружбу.

Не прошло получаса, как Клинч в своем лучшем мундире появился на палубе корабля. Это вызвало всеобщее удивление, но подчиненные строгой дисциплине военного судна офицеры ни одним словом не выразили своего любопытства. Клинч переговорил с капитаном с-глазу-на-глаз, получил от него приказания и спустился с сияющим лицом в капитанскую гичку, лучшую из лодок фрегата, уже спущенную на воду по распоряжению Куфа. Едва он сел в нее, как гичка двинулась по направлению к возвышенности Кампанеллы, находившейся в трех милях от фрегата. Никто не знал, куда и зачем он был отправлен, но каждый предполагал, что его поручение имеет отношение к люгеру и для успешного выполнения требует опытного моряка. Что же касается Куфа, то тревожное и озабоченное выражение, не сходившее с его лица с самого утра, сменилось спокойным и удовлетворенным, когда он увидел, с какой быстротой летела его гичка.