| Автор: | Кэрролл Л. |
| Категории: | Пьеса, Юмор и сатира |
ЧАСТЬ III
Мнения, которыми Охотник обменивается с Тьютором, в продолжение чего глаза Рыболова смежены сном. Затем пробудившийся Рыболов повествует своё Видение. Охотник исполняет «Вакхическую оду».
Удильщик, Ловчий, Тьютор.
Ловчий. Он покинул нас; однако, думается мне, мы от этого не потеряли, ибо взгляни-ка: вон приближается ещё один; одет он скромно и несёт на голове Гофмановский лексикон, все четыре тома «ин фолио» (13) [13].
Удильщик. Поверь мне, это на его ремесло указывает. С добрым утром, сэр! Если я делаю правильный вывод на основании вашей ноши, вы являетесь в этом учёном месте преподавателем?
Тьютор. Я Тьютор, сэр, и натаскиваю по множеству неизвестных языков.
Удильщик. Мы весьма рады, что встретили вас, сэр, и хотели бы спросить, если это не слишком вас затруднит (как мы уже спрашивали ваших учёных коллег, только не поняли ответов), о причине появления этих архитектурных новшеств, кои видим мы вокруг, а ведь все эти вещи столь же странны, сколь и новы, и столь же неприглядны, сколь странны.
Тьютор. Сэр, я с удовольствием удовлетворю ваше любопытство и расскажу вам всё. Вам следует узнать (ибо здесь-то и лежит суть дела), что девиз Руководящего Органа таков:
«Diruit, aedificat, mutat quadrata rotundis», что я сейчас же и поясню.
Diruit. «Разрушил». Свидетельствует эта чудная выработка балюстрадной породы вплоть до крайней левой оконечности Трапезной, словно просека в девственном лесу. Как дерево всего более восхищает нас, когда топор дровосека уже низверг его ствол, а привлекательность жемчужного ряда зубов, обрамленных рубиновыми устами, осознаётся лишь по утрате одного из них, так, верьте мне, и этот сказочный Квадрат лишь приукрашен тем, о чем глупцы насмешливо отзываются как о «Траншее».
Aedificat. «Построил». Свидетельствует всей своей эфирной грацией эта изящная Звонница, которая вот-вот, кажется, взлетит и унесётся ввысь на наших глазах! Подобно тому, как вокзальный носильщик шествует с редкой величавостью, когда несёт на голове чемодан, или как моя скромная персона воссияла красой благодаря этим громоздким томам, а океан чарует нас всего сильнее, только если прямоугольная купальная кабинка нарушает однообразие его волнистого берега, - так и мы осчастливлены присутствием того, что завистливый мир равняет с «Табачным ящиком».
Mutat quadrata rotundis. «Поменял квадратное на круглое». Свидетельствует этот ряд дверец и оконцев с плоским верхом, так живописно пробитых обок этого двойного арочного проёма. Ибо, в самом деле, хотя и безыскусные по исполнению («безыскусно изысканны», как говорит поэт (14) [14]), они здесь совершенно незазорны. Будь этот удвоенный сводчатый портал побольше, он был бы совершенно под стать своим собратьям в углах нашего Квадрата, а будь он поменьше, то повторял бы точь-в-точь те дверцы, что прорублены по сторонам. Только простецы полагают, будто это лишь оставшиеся после строительства зазоры. Да что тут говорить, наши арочные своды почти безоконные! Мы Мы по праву гордимся нашим двуличным проёмом, и нечего его «Туннелем» обзывать.
Ловчий. Вот что, сэр, позвольте задать вам немного шутливый вопрос. Почему Руководящий Орган избрал для девиза такие банальные слова? Ведь они же, как мне припоминается, есть просто-напросто примеры из Латинской Грамматики!
Тьютор. Сэр, если мы не выражаемся грамматически правильно, мы - никто!
Ловчий. Но вот насчёт Звонницы, сэр. Наверняка ведь ни один человек не может глядеть на неё без внутреннего содрогания.
Тьютор. Не стану этого отрицать. Но вы должны понять, сэр, что она не будет же здесь вечно. Это сооружение отслужит своё время, и ещё более прекрасное ему наследует.
Ловчий. Воистину ожидаю этого с надеждой. Но до тех-то пор от того, что не вечна, она всё не украшает местность. Запой, сэр, тоже не вечное в людях состояние, и всё же особенным уважением не пользуется.
Тьютор. Удачное сравнение.
Ловчий. А что касается этих почти беззаконных арок (как вы совершенно справедливо о них отзываетесь), разве есть в них хоть намёк на здоровое искусство, хоть они и гармонируют с порталом или, там, с воротами?
Тьютор. Сэр, изучаете ли вы Математику?
Ловчий
Тьютор. Тогда вы должны знать, сэр, что в Математике рассматриваются три Средних. Эти Средние - Арифметическое, Геометрическое и Гармоническое. И заметьте, далее, что Среднее есть то, что лежит между двумя крайностями. Так вот: вход, который видите вы здесь, как раз избегает крайностей дверей и ворот, и есть в действительности Негармоничное Среднее, абсолют Усреднения. А ведь указание на то, что путь Средины есть наиболее безопасный, мы находим ещё в египетской истории: в этой земле (как говорят путешественники) Ибис всегда стоит посреди реки Нил, избегая тем самым нападения прожорливых крокодилов, кишащих по берегам с обеих сторон. Из этого его обыкновения один мудрый древний поэт извлек максиму: «In medio tutissimus Ibis» (15) [15].
Ловчий. Но почему же арок непременно должно быть две? Одна, как мне кажется, выглядела бы более благопристойно и более естественно.
Тьютор. Сэр, теперь, когда мы добились одобрения публики, зачем останавливаться на одной? Ну примите хотя бы такое объяснение: по отдельности каждая из них слишком высока, чтобы служить дверями, слишком узка для ворот, слишком освещена снаружи, чересчур темна внутри, слишком незамысловата, чтобы служить украшением, и вместе с тем слишком бессмысленна, чтобы оказаться полезной. А если даже этого недостаточно, тогда вы учтите, что будь здесь всего одна арка, потребовалось бы спилить опорный столб, из тех что украшают наш Квадрат куда ни кинь взор - а ведь это было бы неслыханным и ужасным варварством.
Ловчий. Я учёл, что три из этих опорных столбов уже спилены при возведении портала; так же следует поступить и с остальными.
Тьютор. Тогда я предлагаю иное основание, сэр, и утверждаю (ведь Логику я изучал не зря), что спиливать этот опорный столб было бы противоестественно и антинаучно. Будь здесь единственная арка, через которую народ мог бы проходить, не толпясь, это совершенно противоречило бы Природе, которая никогда не создаёт рта без того, чтобы поместить в него ещё и язык в качестве препятствия посерёдке.
Ловчий. Не хотите ли вы мне сказать, сэр, что кирпичная стенка между арочными проёмами была оставлена здесь с целью служить помехой тем, кто пожелает войти?
Тьютор. Именно с этой целью, поверьте; ибо, во-первых, нам теперь легче руководить входящими толпами («Divide et impera» (16) [16], - говорят нам древние), и, во-вторых, в таких вопросах мудрец всегда следует за Природой. Так, посреди входных дверей мы обычно помещаем вешалку для зонтиков, в центре калитки - мильный камень, а какое же место наиболее подходит для караульной будки, как не середина узкого моста? Да, а на главной улице, запруженной толпой, там, где живой прилив наиболее плотен, там, в самом центре, настоящий архитектор обязательно поставит обелиск! Вы, несомненно, замечали?
Ловчий (весьма озадаченно)
Тьютор. На сим я должен с вами проститься, ведь уже началось музыкальное представление, на котором я так хотел побывать.
Ловчий. Поверьте мне, сэр, ваши рассуждения были для меня крайне интересны.
Тьютор. Боюсь, они несколько утомили вашего приятеля, который, кажется, глубоко уснул.
Ловчий. И верно: он уже давно и громко храпит.
Тьютор. Ну так не будем ему мешать. У него, я полагаю, не слишком развито воображение, и он не в состоянии ухватить Великое и Высокое. Прощайте же - я иду слушать музыку.
Тьютор уходит.
Ловчий. Желаю приятно провести время, добрый сэр. Пробудись, мой учитель! День проходит, а мы не поймали ни одной рыбы.
Удильщик. Не думай о рыбе, дорогой ученик, но слушай. Я только что видел во сне такое, чего и словами не выразить. Присядь-ка, и языком, поневоле и по недостатку времени скудным, я поведаю тебе
Видение трёх «Т».
Привиделось мне, что в некий давно минувший час стоял я близ вод, отливающих ртутью, и смотрел отражаемое их безмятежным зеркалом величественное и прекрасное здание Большого Квадрата; рядом же со мною находился некто, дородный осанкой и угодливый лицом, в алом балахоне и широкополой шляпе, чьи шнурки, колыхающиеся в недвижном воздухе, в одно и то же время бросали вызов законам тяготения и выдавали в хозяине шляпы его высокопреосвященство кардинала. Это был сам Уолси (17) ! Я раскрыл было рот, чтобы заговорить с ним, но он простёр свою руку и указал на безоблачное небо, откуда тут же раздались глухие удары грома. Я внимал им в сильном волнении.
В вышине над нами сгущался мрак, и сквозь темень с рёвом опускался на нас гигантский Ящик! С ужасающим треском навалился он на древний Колледж, застонавший под его тяжестью, и в это время раздался насмешливый возглас: «Ха! ха!». Я взглянул на Уолси - его не было. Внизу, в тех стеклянных глубинах, лежало дюжее тело, величественно обернутое алой мантией, а широкополая шляпа, подобно ботику, качалась на поверхности озера, в то время как шнурки со своими плетеными кисточками продолжали противиться силе тяжести и развевались по воздуху, будто указуя тысячей пальцев на отвратную Звонницу. А вокруг, со всех четырёх сторон, духи гоготали диким, скрипучим, резким гоготом!
И вот видение ужаснее прежних! Чёрная брешь разъяла сотрясенную балюстраду! Духи носились взад-вперед, отвращая свои лица и предостерегающе поднося к дрожащим губам палец.
Затем дикий выкрик пронизал воздух, и тут в рёве подземных сил перед моими глазами разверзлись два зияния тьмы, а обступающие меня стены древнего Колледжа головокружительно закачались!
с саквояжами и по-дорожному одетые, они спешили мимо, выкрикивая: «Прочь! Прочь! К быстротечному Рейну! К стремительному Гвалдаквивиру! В Бат! В Иерихон! Куда-нибудь!»
Стой же рядом и виждь! С этого трижды благословенного места охвати единым взглядом и выжги на скрижалях своей памяти Видение Трёх «Т»! Слева от тебя насупилась бездонная черень сумрачного Туннеля. Справа разевает зев зловещая Траншея. А там, в вышине, далече от подлых устремлений Земли и мелочной критики Искусства парит жуткий, четырёхугольный, Табачный ящик звонницы! Ученик, Видение таково!
Ловчий. Очень рад этому, ибо воистину жестоко проголодался. Что скажешь, учитель? Не наловить ли нам рыбы, да не заморить ли червячка? И взгляни-ка, вот тут есть какая-то песнь - я набрёл на нее, просматривая нашу книгу баллад, - которая, думается мне, удачно подходит и к новейшим временам и к древним видам.
Удильщик. Ну что ж, присядем. Заверяю тебя, что у нас будет добрый, достойный, здоровый, аппетитный ужин с куском солонины и парой редисин, которые я заранее положил в свой рыбный судок. А ты, покуда мы будем есть, исполнишь эту песнь.
Ловчий. Ну что ж, я спою; и полагаю, что она доставит тебе удовольствие, подобно тому как и твои замечательные рассуждения не окажутся мне бесполезными.
Ловчий исполняет песнь.
ВАКХИЧЕСКАЯ ОДА (18) [18]
За новичка восемнадцати лет!
За разменявшего двадцать!
Те, у которых усов ещё нет,
И те, что усами гордятся!
Станьте-ка в ряд!
Бьюсь об заклад,
Что вас не осудит взыскательный взгляд!
Выпьем за цензора - зоркость очей!
(Точно так силлогизм - это сила!)
Выпьем за то, чтоб был щедр казначей!
И чтоб лекция впредь не томила!
Вам этот звон!
Живите в легендах грядущих времён!
Пьём за Капитул, в ком музыки зуд!
Хоть, к сожаленью, звучанье
Схоже со словом немецким «kaputt»,
К счастью - не то окончанье!
Любовь - это кнут,
Смиряющий бунт:
Коль выложил пенни - выкладывай фунт!
Пьём за Совет, чей научный размах
Бурю напомнит по силе!
Ими Крайст Чёрч приукрашена - страх!
Жаль, что в неведомом стиле!
Три «Т» - его знак:
Так примем за факт
Талант, Тонкий вкус и, конечно же, Такт!
Удильщик. Благодарю тебя, достойный ученик, за это небольшое развлечение и за песнь, что так удачно была приноровлена стихотворцем и так хорошо продекламирована тобой.
Ловчий. Ух ты! Гляди, учитель! Там же рыба!
. Так не тяни!
Немедленно тянут (19) [19].
Примечания
13
«Всеобщий лексикон» Иоганна Якоба Гофмана Базельского (1635-1706). Выражение «ин фолио» означает книгу, напечатанную в полный лист, т.е. очень большого формата. «Всеобщий лексикон» немецкого автора был написан на латыни, то есть древнем языке, трактовал о материях древних и новых вперемешку, и его нарочитое упоминание вкупе с пародийным указанием на «классическую древность» окружающих наших собеседников строений, уже изувеченных новоделами, а также на штудии о древностях современных немецких учёных в первой части настоящего памфлета (ведь уже ждала своего часа знаменитая «Германская мифология» Якоба Гримма) представляет собой если не сатиру, то вышучивание. Так Черепаха Квази рассказывает, что преподавателя классических языков она в своей подводной школе не посещала, а преподавал тот «Laughing and Grief» (вместо «Latin and Greek» - ‘латыни и греческого’), то есть не что иное как ‘смех и грех’. И так в профессорских большинства оксфордских колледжей в то время велись споры касательно необходимости обучения немецкому языку в процессе постижения наук.
14
Квинт Гораций Флакк (Оды I, 5).
15
«Держась среднего [пути] ты будешь идти в наибольшей безопасности» (лат.). (В доджсоновом написании этот стих Овидия содержит игру слов: ibis («ты будешь идти») и Ibis («ибис»).
16
«Разделяй и властвуй» (лат.).
17
Уолси, Томас (прибл. 1475-1530) - кардинал и государственный деятель Англии. Получил образование в Модлен-колледже в Оксфорде, был главным казначеем Университета, каковую должность вынужден был оставить из-за неправомочного расходования казны на завершение строительства огромной башни для упомянутого колледжа. При Генрихе VIII сосредоточил в своих руках всю высшую административную и церковную власть, однако в 1529 г. последовало его падение. Не кто иной, как Томас Уолси основал колледж, ставший домом для Льюиса Кэрролла. Это произошло в 1525 г., и колледж был назван тогда Колледжем Кардинала. Переименование произошло в 1546 г., когда, после длительного периода запустения, вызванного гневом короля на его основателя, Генрих VIII вернул колледжу свою милость.
той завязками в виде шнурков с кисточками часто служит обрамляющим украшением гербового щита Крайст Чёрч.
18
20 марта 1873 года, то есть в день «обмена мнениями» между Удильщиком и Ловчим, в Оксфордском соборе были исполнены «Страсти» Баха; в исполнении принимали участие около 1200 человек (хоры Крайст Чёрч, Модлен-колледжа и Королевской капеллы Виндзора). Доджсон, отрицательно относившийся к использованию церквей в качестве концертных залов, отказался присутствовать на этом представлении. По-английски слово «вакхическая» («Bachanalian», от имени римского бога вина и винопития Вакха) при желании можно понять и как «баховская» (от «Bach»). Образцом для своей оды Доджсон избрал застольную песню весельчака и пьяницы сэра Гарри «Выпьем за скромниц пятнадцати лет!» из пьесы Шеридана «Школа злословия» (акт III, сцена III). Именно туда, на платный концерт в Собор, и рвутся персонажи настоящего памфлета.
19
Как уже было сказано, настоящий памфлет является перепевом сочинения Исаака Уолтона на рыбацкую тему. Начиная в пародийном ключе, Доджсон очень быстро забывает о рыболовстве и переводит разговор на тему оксфордского градостроения, отчего памфлет и следует отнести именно к жанру перепева. В свою очередь, одно сочинение самого Кэрролла, не имеющее никакого отношения к проблеме новостроек, послужило материалом для перепева именно на эту тему. В номере «Панча» от 27 августа 1892 года появилось стихотворение «Прораб и Зодчий», воспроизводящее структуру знаменитых «Моржа и Плотника» из «Алисы в Зазеркалье». Оно выражало обеспокоенность лондонцев как неумеренным расширением территорий городской застройки за счёт зелёных сельских окраин, так и качеством вновь возводимого жилья. В той мере, в какой этот перепев воспроизводит структуру и выражения из «Моржа и Плотника», нижеследующий перевод следует за переводом его прообраза из Академического издания «Алисы», где последний помещён на сс. 151-154 в переводе Дины Орловской.
А в другом, последующем номере «Панча», от 8 октября того же года, был помещён перепев на ту же тему «Бармаглота», да ещё в сопровождении рисунка Гарри Фернисса (иллюстратора «Сильвии и Бруно), представляющего Бармаглота в образе антропоморфного чудовища в цилиндре, пожирающего сельские угодья и усадьбы. Стихотворение называется «Бармаглот [, расчищающий местность ради возведения] малопригодных для жительства кварталов». Такие кварталы по-английски зовутся «Jerry Park»; рисунок как раз изобилует соответственно обозначенными участками будущей застройки. Приведём начало стихотворения (первые два стиха в точности повторяют Кэрролловского «Бармаглота»; мы приведём их тут не по Академическому изданию, а в собственном переводе):
Этот второй «Бармаглот» вышел в два с половиной раза длиннее своего первообраза, в то время как «Прораб и Зодчий» по сравнению с «Моржом и Плотником» примерно вполовину короче.