Залезла на решетку Леди,
И лает пес у ножек,
Следить, что делают соседи
И как идут прохожие.
Один у двери встав, давай
Звонить и дверь трясти:
«Ответь-скажи мне, попугай,
Могу ли я войти?»
Затем взлетел с забора попка
И говорит девице:
«Коль не торчит из звона кнопка,
То он пришел жениться»
Вошел он в зал - Пол Маркетри.
Ах, как же жалок он!
«Не стар ли для тебя? - Смотри!
Действительно ль влюблен?»
«Как знать - вы вправду влюблены?
Вас вижу со спины.
Как знать - вы вправду влюблены?
»
И вот соленая слеза
Скатилась со щеки:
«Давно дары шлю, - он сказал, -
Ищу твоей руки!»
«Не получали ль вы колец?
Колец из злата - дюжих!
Их вам доставил мой гонец -
Почти что восемь дюжин»
«Подарки ваши, - с укоризной
Сказала, - хрупки очень,
Моя собака их изгрызла -
Колечки от цепочек!»
«Не получали ль, - смотрит робко, -
Мой черный локон вы?
Отправил почтой и в коробке,
Отправил с головы!»
«Я получила их так много,
Что сделала подушку,
(Молю, не присылайте стога!)
Подушку псу под ушко!»
«Не получали ль вы письма,
Завязанного лентой?
Из дальних стран, где хлад и тьма,
Письма любви заветной?
«Письмо пришло, - и между прочим, -
С таким шикарным бантом!
Но фрейлина мне: - Что за почерк!
Отправь письмо обратно!»
«Письмо, что вывел каллиграф,
Ушло в глухие веси!
Я жаждал счастья - я не прав,
Но все мне нужно взвесить!»
Взлетел вдруг попка говорящий,
Советчик он отменный:
«Ведь миг на редкость подходящий,
Чтоб встал он на колени!»
Он покраснел, и побледнел,
И, на коленях стоя,
Сказал: «Ах, нужно, леди, мне
Вам рассказать историю».
«Пять долгих лет, еще пять лет
Как много было счастья, бед,
Поведать могут книги вам.
Ах, десять лет - понурых лет
Вздыхал я по старинке
И слал тебе я лучший цвет,
Слал игры, валентинки.
Пять долгих лет и снова пять
Жил в дальней стороне,
Чтоб ум твой смог теплее стать
К скорбящему - ко мне.
Жил тридцать лет среди сердец
Холодных и медведей,
Пришел сказать я, наконец,
О, будь моею, Леди!
Не покраснев, не побледнев,
Лишь улыбнулась жалостно,
Сказав: «Страсть, много претерпев,
Скучна мне, а не радостна!»
А попугай мчит на простор,
Хохочет злобно, едко:
«Выносливый столь ухажер
Невыносим на редкость!»
А песик лает все свирепей,
Показывает прыть,
Чтоб с золотой сорвавшись цепи
Больнее укусить.
О, успокойся, попугай!
О, успокойся, песик!
Мой долг - сказать, пускай под лай,
Но слушать - кто ж вас просит.
А леди - громче пса, как будто
Над псом спешит к победе.
Влюбленные ж всегда орут так,
Услышали чтоб леди.
Крик попугая - звонче, звонче,
Сердитей его смех.
Но песьи взвизги, между прочим,
Звучали громче всех.
Сидели слуги у камина,
На кухне - ввечеру.
Заслышав дикий вопль в гостиной,
«Что ж орут?»
А паж, хоть он не исхудал,
Но громче всех заохал:
С чем чай подать в гостиный зал
И связан этот грохот?
Пажа забросить, чтоб узнал -
У них платок был крохотный -
С чем чай подать в гостиный зал
И связан этот грохот.
Когда, подняв ужасный гам,
Паж съехал с этажей,
Его спросили: «Что же там?
Скажи, о принц пажей!»
А у влюбленного есть трость
Побить собаку тучную,
И песик заревел со злости,
Завыл еще тягучее.
А также у него есть кость,
И пес угомонился,
И с ней на кухню - спрыгнув просто -
Он, как и паж, спустился.
Ах, фея красоты! -
«Мой пес мне дюжины дороже
Таких бродяг, как ты!»
И не волнуйтесь больше!
Тот, кто прождал уж тридцать лет,
Прождать сумеет дольше.
Шагами залу всю измерив,
И вышел грустным он чрез двери,
Таким же, как входил.
