С последним проблеском ума
Лежащий произнёс:
«Уж сумрак с дальнего холма
Сюда почти дополз.
Я так всегда встречаюсь с ним:
Меня дыханием своим
Обдаст как ветром ледяным
И дальше тянет нос.
Мне вспоминается, мой сын,
Тот давний день. Увы!
Его я тщился до седин
Изгнать из головы.
Но память горькую не смыть,
Не разорвать тугую нить,
Она и в ветре будет ныть,
И в жалобе листвы.
Велит поведать ныне смерть
Про тот давнишний страх.
Не смог из памяти стереть,
Так изолью в словах.
Не расскажу про ковы зла;
Как к пропасти душа пришла,
Не вспомнить второпях.
Про чары зла - источник ран,
Наследие греха,
Пока час Воли, всуе зван,
Не дал плода, пока...
Пока, оставив бренность дел,
Гонимой птицей не влетел
Я в лес, что тёмный холм одел,
Манил издалека.
Там в дебрях я нашёл овраг,
Самой земли уста;
В нём полдень не развеет мрак,
Не веет в те места
Весенний ветер; звук там глух,
Я медлил, мой страшился дух,
И будто кто-то молвил вслух:
„То Смертные врата.
Заботой людям иссыхать,
Томясь, как в смутном сне;
А вечером - о дне.
Твой полдень пламенный угас,
Забавы вечер не припас,
Чего же медлишь ты сейчас?
Укройся в глубине.
В прохладной тени тех глубин
Усталый дух уснёт.
К спасенью путь всего один -
Войти в подземный вход.
Он как бокала ободок,
Что средство сладкое сберёг
Для тех, кто свой торопит срок,
Кто забытьё зовёт!"
Вечерний ветер тут вздохнул,
Листвою задрожал,
Верхушками дерев взмахнул,
И холод сердце сжал -
То ангел мой, спаситель мой
Предупреждал, маша рукой;
Почуяв ужас неземной,
Оттуда я сбежал.
Уютный сельский дом,
Детишек двое у ворот -
Игрою как трудом
Они уже утомлены;
Головки мирно склонены,
Читают вслух. Слова слышны -
Ведь тишина кругом.
Как бы с уступов два ручья
Смешались меж собой:
Каштановых волос струя
Сплелася с золотой.
Не хладного сапфира блеск
У них в глазах - лазурь небес;
Взглянут сквозь чёлочки навес
Небесною звездой.
Мой сын, любой, любой из нас
Порой теряет дух;
Рукою слабой в этот час
Он не разит. И вслух
Кричат: „Спасайся!" Воин скор
Тогда на бегство. Чуть напор -
Разбиты в прах и пух.
Невзвидел света я. Глаза
Покрыла пелена.
Но зазвучали небеса,
Чтоб я прозрел сполна.
„Ко мне, усталые, ко мне,
Кто тяжко трудится, ко мне,
Кто ношу выносил, - ко мне,
Вам радость суждена".
И Бог, как некогда в Раю,
Призвал туман ночной,
Чтоб землю выкупать свою
И напоить росой.
И как тогда, глядел с высот
Темнеющий небесный свод -
Не в гневе, что откушан плод, -
Но доброй синевой.
В тот день услышал в первый раз
Я милой голосок.
Дарил он радость в смутный час,
От суеты берёг.
Не дожила и до крестин.
Я воспитал тебя один,
Любимый наш сынок!
Пускай, со мной разлучена,
В сиянье неземном
Голубкой унеслась она
Назад в небесный дом,
Но в души смерть не ворвалась:
Жива любовь, святая связь
Меж разлучённых, не прервясь
В небытии самом.
С надеждой дни влача свои,
Я знал: в конце концов
Две разделённые струи
Сольются в море вновь.
В душе скорбя о горьком дне,
Я благодарен был вполне
Судьбе, что подарила мне
Отраду и любовь.
И если правду говорят,
Что ангелы порой,
Нисходят в мир земной,
То здесь она... Знать, вышел срок...
Я это чувствую, сынок... »
Но тут рассвет зажёг восток
И Смерть привёл с собой.
«Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною; Твой жезл и Твой посох - они успокаивают меня». (Псалтырь, 22:4 по греческой и славянской разбивкам). В стихотворении, таким образом, осуществлена попытка зримо описать названную Долину.