Эмиль.
Часть первая, из которой видно, что и квартирный вор может быть симпатичным человеком.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Эмиль. Часть первая, из которой видно, что и квартирный вор может быть симпатичным человеком. (старая орфография)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ,
из которой видно, что и квартирный вор может быть симпатичным человеком.

Как я уже сказал, богачи наших дней, в противоположность прежним, всю свою жизнь остававшимся маленькими людьми, проявляют в убранстве своих жилищ, в выборе платья и в разных других вещах много вкуса, говорящого о культуре, которой они ни в коем случае не могли проникнуться со вчера на сегодня. Но способность приспособления у людей не увеличилась. Причины этого превращения лежат глубже и весьма неутешительны. По-моему, их следует искать в исчезновении всяких индивидуальных особенностей у людей нашей эпохи. Прежде каждый человек представлял собою определенный тип, который проявлялся не только внешне, и который нельзя было стереть так же просто, как рисунок мелом на грифельной доске. Независимо от того, было ли то, что они находили красивым, изящно или безвкусно, - они имели свое суждение, и им и в голову не приходило, приносит его в жертву моде. Теперь же они превратились в стадо. Декораторы-мебельщики от них в восторге: "Современные богачи настолько умны, что предоставляют нам полную самостоятельность. Правда, въезжая в готовую квартиру, они иногда немного удивленно спрашивают: "А это красиво?". Но, если им отвечают: "Это самая последняя мода", они вполне удовлетворяются. Быть в наши дни декоратором - одно удовольствие!".

При этом забывают, что квартира и обитатели её должны составлять одно целое и что десятипудовая жена мясника среди мебели Людовика XIV производит весьма комическое впечатление.

* * *

Так! Легко представит, что и Курт Редлих не особенно вязался с виллой в Грюневальде, отделанной лучшим архитектором.

Пройдем в его салон. Он непосредственно примыкает к огромному, увешанному гобеленами, вестибюлю. Правда, нельзя еще хорошенько разобрать, в каком стиле отделан этот салон: ампир ли это, Людовик XV или XIV? Уже полночь, и комната не освещена. Но сам хозяин виллы и сегодня еще, на восьмом году, путается в стилях своих десяти комнат. Вообще, условимся по возможности не удивляться тому, что произойдет в ближайшее время. Тогда, быть может, мы скорее подберем ключ к происшествию, безусловно не обыденному, - иначе какое я имел бы право отнимать у вас ваше драгоценное время? - но, несомненно, правдоподобному по сравнению с многим другим.

Итак, заглянем в погруженный во тьму салон виллы Редлих. Странно! То тут, то там таинственно вспыхивает и пропадает огонек. При остром зрении или в бинокль вы ясно различите, как от темной стены отделяется человеческая фигурка, легко перебегающая с места на место. Теперь, когда из окна на фигурку падает слабый лунный луч, видно, что это молодая апашка, - ведь оне еще не вывелись, - стройная, с бледным лицом и большими черными глазами, изящная как газель, с карманным фонариком в руках, которым она шарит по всем углам, чтоб осветит комнату.

Вдруг она вздрагивает, склоняет голову на бок, прислушивается. Скрежет в замочной скважине дверей, ведущих из вестибюля на улицу! Она бросается к окну, но поздно! - дверь отворяется, и слышатся голоса. Девушка прячется за подлинную японскую ширму, настоящую стоимость которой хозяин виллы предлагает отгадать каждому посетителю, конечно - не из тех, кто, подобно молодой апашке, наносит ему визит среди ночи..

Покой нарушен, и темноте наступил конец. Море света, льющееся с потолка и стен, озаряет вестибюль. Входит Констанция в шикарном вечернем туалете, за ней - Курт Редлих в пальто и цилиндре. Картина напоминает сцену из оперетки, и так и ждешь, что эта комическая пара выступить вперед, сбросит пальто и пропоет дуэт.

"Плохой спектакль!" - мелькает у вас мысль, но очень скоро вы замечаете, что находитесь на ложном пути: - этим двум совсем не до дуэта!.. Оживленно споря, они входят в салон, где тоже вспыхивает свет.

- А я повторяю тебе... - заявляет, повысив голос, Констанция, и бросает манто на кушетку. Но Курт Редлих не дает ей договорить:

- А я утверждаю...

- Что уже во втором роунде...

- Виллс...

- Нет! Самсон!

- Должен был дать нокаут.

Констанция вся дрожит от волнения:

- Но, папа, разве ты не видел?

- Я не слепой!

- Здоровый удар!

-...если бы Виллс воспользовался промахом...

- Если бы! Если бы!

-...и нанес ему appercount.

- Но он не нанес его!

- Вот именно!

- Потому что он балда!

- Он герой!

- Ночной колпак!

- Я люблю его!

- Ты сошла с ума!

- Папа! Успокойся!

- Ты способна подарит мне зятька-боксера.

- Хороший боксер зарабатывает двадцать тысяч фунтов в год.

- Нас это не устраивает: нам нужно генеалогическое дерево.

- Мне прежде всего нужен муж.

- Обладатель старого и хорошого имени тоже может быт мужем!

- На эксперименты я несогласна. В боксере я по крайней мере уверена, что он мужчина.

- Имей в виду: сегодня мы в последний раз на боксе.

- Но там мы в лучшем обществе.

- Наплевать мне на него!

- Я бы хотел, чтобы мы могли себе это позволит.

- А я вот - позволю себе!

- Мы для этого еще не окрепли.

- Говори, что хочешь, папа: мой муж должен быть героем!

- Может, укротителем зверей?

- Я могла бы полюбить и такого.

- Ты сошла с ума!

- Возможно.

- Я упрячу тебя в монастырь!

- На бирже тебя высмеют.

-...в санаторию!...

- Там у меня найдут наследственное предрасположение...

- Девчонка!

-...или дурноое воспитание.

Слова сыпались как фейерверк, в таком темпе, что апашка за японской ширмой (какое прекрасное название для фильма!) едва успевала слушать. Противники держались стойко, пока Констанция не попрекнула отца дурным воспитанием: этот удар сразил Редлиха, Он сдался.

Победительница Констанция поправляла перед зеркалом прическу, между тем как Редлих, тяжело дыша, ходил взад и вперед по зале. Затем он подошел к окну и сказал раздраженным тоном:

- Иоганн опять не спустил жалюзи.

- В таком случае пусть их спускает портье!

- Иоганн говорит, что портье не полагается входить в комнаты господ.

Редлих разсвирепел:

- Значит, я должен делать это сам, - закричал он, спуская жалюзи.

- Папа! - в ужасе воскликнула Констанция: - если Иоганн это увидит!

Редлих, все еще возившийся с жалюзи, ответил:

- Позавчера ночью в одиннадцатом номере украли ковры, вчера в девятом - серебро, и, если эта шайка не суеверна и не испугается седьмого номера, то сегодня наша очередь.

- Что-ж такого - при твоем богатстве!

- Конечно, мы можем себе это позволить!

- Вот видишь, папа!

Тем временем Редлих совсем спустил жалюзи и сердито ответил:

- Но я не потерплю в своем доме взломщика!

- А я ничего против не имею!

Редлих в ужасе повернулся к Констанции:

- Что это значит?

- А то, что я хотела бы пережит что-нибудь выходящее из рамок обыденного и связанное с опасностью.

- А каток, танцы, верховая езда!

- От этого еще никто не умирал.

- Ты должна радоваться, что все твои желания исполняются, и ты живешь спокойно.

Редлих подошел к дочери, покачал головой и сказал:

- Ты с каждым днем становишься все сумасброднее. - Затем он протянул ей руку: - Пойди, выспись, - и вышел из комнаты.

Редлих ушел. Констанция еще несколько мгновений постояла в раздумья:

- При моей незадачливости, - пробормотала она, - они, конечно, споткнутся о цифру семь. Но ведь есть люди, для которых семерка - счастливое число; и, кроме того, только трусы суеверны, а уж преступник наверно не знает страха!

Разсуждая таким образом, она подошла к маленькому стенному шкалику и достала оттуда нечто вроде мышеловки. Она поставила ее в ящик письменного стола, где мышеловка как-раз поместилась, заперла его и направилась к двери. Но, взявшись за дверную ручку, она остановилась, подбежала к окну и осторожно подняла жалюзи.

"Открыть окно? - поколебалась она и затем решила: - Я приоткрою его." Едва успела она сделать это, как ее охватило сомнение.

"Не значит ли это играть с огнем? - спросила она себя и хотела-было захлопнут окно. Но в последний момент она решила оставит его открытым и успокоила свою совесть: - Ведь не сразу же кто-нибудь влезет!". Затем потушила свет и ушла.

Несколько мгновений царила мертвая тишина. Потом из-за ширмы показалась голова апашки, а за нею медленно высунулась и рука с фонарем. Она осветила комнату, вышла из-за ширмы, на цыпочках подбежала к двери, прислушалась и, убедившись, что все спокойно, зажгла лампу, стоявшую на столе: Теперь комната была полуосвещена. Потом она скользнула к окну, которое было только прикрыто, распахнула его и фонариком подала кому-то знак. Через несколько мгновений за подоконник ухватились руки, освещенные фонарем; за ними показалась голова мужчины. Он был в кепке, с шарфом, обмотанным вокруг шеи. Лицо его было не банально: резкий профиль, тонкий нос, высокий лоб, умные глаза - и в углах рта суровая складка, которая указывала скорее на энергию, чем на преступность.

Он предварительно спросил:

- Все в порядке?

- Разве иначе я подала бы знак?

Мужчина влез. Он окинул комнату взглядом:

- Наводка не обманула. Хороший дом!

- Ведь по ночам ты бываешь только в лучших домах, - ответила девушка.

Симпатичный молодой человек уже сидел на полу, скатывая шелковые персидские ковры. Перед ним лежали новейшия орудия взлома и револьвер.

- Помоги! - сказал он.

Девушка опустилась рядом с ним на колена и начала помогать ему.

- Шикарный сумах! - сказала она.

- Во сколько ты его ценить?

- На лисью шубку хватить.

- На это я денег не трачу. Я тебе достану ее и так!

Тем временем ковер был свернуть, и мужчина сказал:

- Подымай!

Девушка напряглась, но уронила ковер и простонала:

- Слишком тяжело! - Она взглянула на свои руки. - Больно!

- Позови Антона!

Девушка поднялась, подошла к окну и вновь подала знак фонариком. Прошло немного времени, и на подоконнике снова показались руки - на этот раз это были лапищи, а вслед за ними вынырнула голова - тяжелая и громадная. У незнакомца было скуластое лицо, низкий лоб, маленькие глазки, толстый нос и виноватый мягкий рот.

Неуклюже, по-тюленьи, он влез в окно.

- Тише! - предупредила девушка, когда Антон, спустившись на паркет, спросил:

- Не можешь справиться, Эмиль?

Молодой человек, о котором мы наконец узнали, что его зовут Эмилем, скреб ножом серебрянные вазы.

- Настоящия? - спросила девушка.

- Да.

- Проклятые монограммы!

- Пока они в моде, мы никогда не добьемся удачи.

- Значит, расплавить?

- Сегодня же ночью.

- Жаль, красивый фасон! - пожалела девушка.

- Можно было б загнать за хорошия деньги!

Девушка осветила вестибюль и заметила:

Они наверно достались ему легче, чем нам!

Эмиль прибавил:

- Ему не пришлось рисковать головой!

Он вынул из мешка, куда сложил серебро, несколько ножей и вилок.

- Так! - сказал он. - По четверти дюжины каждого сорта можно оставить ему.

Девушка, тем временем заглянув в библиотеку, сказала:

- Хорошия у него вещи!

- Покажи-ка! - ответил Эмиль и взял у нея несколько роскошно переплетенных книг. Затем, лицом и голосом выражал безграничное презрение, он прибавил:

- Выскочка.

- Почему? - спросила девушка.

- Классики в настоящем сафьяне - не читаны. Но взгляни-ка сюда! - Он сунул ей под нос несколько тоненьких, совершенно растрепанных книжек: уголовный кодекс и устав конкурсного судопроизводства - на каждой странице жирные пятна и пометки!

- Значит - шибер!

Он вернулся к буфету с серебром, вынул только-что отложенные ножи и вилки и сунул их обратно в мешок:

- С такими людьми я не церемонюсь! Так! На сегодня, пожалуй, достаточно! А теперь - осторожно назад!

Антон потянул мешок и с помощью девушки вылез. Затем он ловко подхватил вещи и скрылся.

Девушка повернулась к Эмилю, который обчищал письменный стол, перебирая пачки акций.

- Германский государственный заем! - сказал он и презрительным движением сунул бумаги назад в ящик. Он вынул другую пачку, прочел: - "Акции британских алмазных копей"! - и, ухмыляясь, спрятал их в карман. Затем он встал и осторожно пощупал ящик, который Констанция, уходя, заперла. Он вскрыл его при помощи одного из инструментов, сунул в него руку и громко вскрикнул:

- Ай!

Рука его была крепко ущемлена.

- Позови Антона! - приказал Эмиль сквозь слезы.

- Он ничего не сможет сделать, - ответила она

- Попробуй выдвинуть ящик.

Они потянули, но какой-то механизм удерживал ящик.

В соседней комнате послышался шорох. Они прислушались. Чей-то дрожащий от страха мужской голос нерешительно говорил, очевидно - в телефон:

- Грабители! На помощь! Вилленштрассе семь!

Эмиль указал на воровские инструменты и шепнул девушке:

- Топор!

- Что... должна я... сделать? - спросила она со страхом.

- Отруби пальцы!

- Лучше я сама себя убью!

- Это меня не освободить!

Девушка стояла возле него с топором в руках и не знала, что ей делать.

Эмиль корчился от боли.

- Ударь! - торопил он ее.

Она занесла топор, но не ударила, а сказала сквозь слезы:

- Эмиль, я не могу!

- Тогда спасайся!

Она ответила твердо:

- Ты принесешь мне больше пользы, если будешь на воле. - Свободной рукой он опустошил свои карманы и протянул девушке кредитки: - Хорошенько сохранить! - сказал он. - И не продешевить ковры!

Девушка, рыдая попросила:

- Попробуй еще раз!

Эмиль крепко стиснул зубы.

- Сдавливает все сильнее, - сказал он и громко крикнул: - Иди!

Она обняла его. Они поцеловались.

- Иди! - приказал он, и она подошла, рыдая, к окну и исчезла.

Пока Эмиль напряженно вглядывался в дверь комнаты, откуда только-что телефонировали в полицию, безшумно, незаметно распахнулась другая дверь - и за его спиной очутилась Констанция в ночном туалете, поверх которого она небрежно накинула шелковое матинэ. Без страха и с интересом разсматривала она свою жертву. После, долгого молчания она сказала:

- Наконец-то!

Эмиль обернулся. Они смотрели друг на друга. Указав на свою руку, он презрительно сказал:

- Так ловят только зверей!

- Я люблю зверей, - ответила она и подошла ближе. - Надеюсь, что и вы принадлежите к их числу?

Он отвернулся. Констанция внимательно разглядывала его. Затем она протянула:

- Значить, вот как выглядит преступник!

- Эта штука искалечит мне руку! - сказал он.

Но Констанция вся была поглощена созерцанием своей жертвы.

- Чудесно! - воскликнула она. - Совершенно такой, каким я вас себе представляла.

- Что это значит? - спросил он удивленно.

Она ответила: - А то, что я давно мечтала об этой минуте.

- О вас или о ком-нибудь другом.

- Освободите меня! - потребовал он и закусил губы от боли.

- Вы убийца?

Эмиль принял её вопрос за насмешку, подскочил и угрожающим тоном крикнул:

- Я вам покажу!

- Чудесно, чудесно! - Она еще ближе подошла к нему. - Вы уже много народу убили?

- Думаю, что вы будете первой! - в бешенстве прошипел он.

- Божественно! - в восторге воскликнула, Констанция, а Эмиль прорычал:

- Освободите меня!

Констанция дружелюбно кивнула головой и обещала:

- Немного погодя.

- Ведь не вы будете меня кормит, если рука пойдет к чорту и я больше не смогу работать!

- Вы работаете? - спросила она разочарованно.

Он указал на разгромленную комнату и ответил насмешливо:

- Может быть, вы осмотритесь кругом?

- Здорово! Вы знаете свое дело! - И, подойдя вплотную к нему, спросила: - Вы очень сильный?

- Я не советую, вам испытывать, - ответил он, схватил ее левой рукой, опрокинул на стол и крепко прижал,

- Мне больно! - закричала она.

Он нагнулся к ней и пригрозил:

В этот момент в комнату из дверей налево вкатился дрожащий от страха Редлих в пижаме. Сначала казалось, что он хочет броситься на Эмиля. Но на почтительном разстоянии он остановился и, заламывая руки, начал его умолять:

- Не отягощайте своей совести убийством!

Эмиль отпустил Констанцию и сказал:

- Какое вам дело до моей совести? Я хочу вырваться из капкана.

Констанция вскочила, между тем, как Редлих, который от страха все еще не разобрал, что Эмиль в ловушке, продолжал молить:

- Берите все, что хотите! Только не трогайте моие дитя и меня! Идите! Идите! Кто же вас держит?

- Мерзавец! - ответил Эмиль. - Ставит капканы в письменный стол, а потом спрашивает, как дурак, кто меня держит!

- Папа об этом ничего не знает, - воскликнула Констанция. - Поставила его я из любопытства, а не для того, чтобы причинить вам боль.

Редлих, который наконец увидел и понял все, вновь обрел уверенность и даже как будто вырос. Он улыбнулся и сказал:

- Умница, дочка, умница!

Констанция обратилась к Эмилю:

- А если я теперь освобожу вас?

Редлих, только-что сделавший несколько шагов по направлению к письменному столу, отскочил и крикнул:

- Ты сошла с ума? Он убьет нас!

- Клянусь, что я помог бы вам получить обратно ваши вещи!

Только после этих слов Редлих осмотрелся и понял, что его ограбили.

- Вы негодяй! - набросился он на Эмиля. - Подлец!

- Но, папа! - укоризненно сказала Констанция. - Ведь ты же его совсем не знаешь!

- Мои драгоценные ковры! - охал Редлих. - Мне хочется избить негодяя.

- Обращаю ваше внимание на то, что моя левая рука еще свободна, - после чего Редлих опустил занесенную руку, отошел на шаг и ответил:

- Свободна, да не надолго! Будьте спокойны!

- Все-же минут на семь или на восемь, - заметил Эмиль.

- С чего вы это взяли? - спросил Редлих.

- Ближайший полицейский пост находится на разстоянии двенадцати минут отсюда. Пять минут тому назад вы звонили в уголовную полицию.

- Как тебе не стыдно, папа! - возмущенно воскликнула Констанция, а когда тот ответил:

- Я тебя не понимаю, - она прибавила:

- Мы и без полиции могли бы сговориться с этим господином.

- И, наверно, даже скорее и лучше, - подтвердил Эмил, после чего Констанция опять повернулась к отцу и сказала:

- Вот видишь, папа!

Но Редлих заявил:

- Какие тут могут быть разговоры, когда мы ограблены?

Эмиль протянул ему свободной рукой брошюру "Конкурсное судопроизводство" и на вопрос Редлиха:

- Это что такое? - ответил:

- А сами, разве вы не грабили ближних?

- А ведь он прав! - сказала Констанция.

- Ты становишься на его сторону?

- Я стараюсь вас примирить!

- Взломщика и меня?

"Конкурсное судопроизводство", лежавшее перед ним на столе. - Я веду дела и с обманщиками, если они гарантируют мне барыш...

- Не хотите ли вы сказать, что я..?

- О, нет! Для меня вы такой же делец, как и всякий другой. У вас украли вещи. Случайно мне известно, кто вор.

- Вы!

- Вероятнее всего, в таком случае вместе с вещами скрылся бы и я!

- Ваши сообщники спрятали их в безопасном месте!

- Возможно. Во всяком случае я один знаю, где они находятся сейчас и будут потом.

- Негодяй!

- Не следовало бы ругать человека, с которым через несколько минут вы вступите в интимные деловые отношения...

- А ведь он прав, папа!

- Я совершенно не понимаю, как я с вами...

- Так дайте же мне договорить!

- Полиция может явиться каждую минуту.

- Папа, ведь ты не выдашь его полиции?

- Будьте спокойны, фрейлейн! Ваш папа слишком купец, чтобы хот одну минуту сомневаться, в чем для него большая выгода: в том ли, чтобы послать меня на виселицу, или в том, чтобы получить назад свои вещи.

- Вещи найдет полиция...

- Вы отлично знаете: полиция ничего не находит! Она безсильна, пока не заговорю я. А я, клянусь вам, буду тверд.

- Вас обработают.

- Возможно.

- И тогда вы заговорите!

- Может быть. Только тогда будет поздно! Серебро уже будет расплавлено, а ковры - за границей.

- Ваши условия?

Эмиль улыбнулся и указал на свою правую руку:

- Было бы недостойно вас вступать в сделку с человеком, находящимся в таком стесненном положении.

- А ведь он прав, папа!

- Если вас освободить, вы убьете нас и сбежите.

- Так как я явился к вам не совсем поджентльменски, то готов пойти на уступки.

- Ты не находишь, папа, что он говорит совсем как твои деловые друзья?

- Он надует меня!

- Папа, разве тебя может кто-нибудь надуть?!

- Итак, какие вы имеете предложить гарантии?

- В брючном кармане сзади у меня револьвер.

Редлих, который едва успел оправиться от испуга, воскликнул:

- Ужасно!

- Шестизарядный...

- Чудовищно!

- Но, папа, на то ведь он и преступник!

- К сожалению, я не могу дотянуться туда левой рукой.

- Слава Богу! - воскликнул Редлих и облегченно вздохнул.

- Если бы я мог достать его, вся эта история протекла бы для меня гораздо глаже.

- Это я и собираюсь сделать! - ответил Эмиль, подставил ему спину и сказал: - Пожалуйста, достаньте его.

- Ты видишь, папа, он поступает честно!

Редлих, не решавшийся подойти, робко спросил:

- А вы не задушите меня левой рукой?

- Это было бы безумием, раз я пойман и каждую минуту может нагрянуть полиция.

- Если ты боишься, папа, это сделаю я. Где, вы говорите, находится оружие?

- Сзади, с правой стороны, с вашего разрешения!

- В таком случае для меня это не совсем удобно, - заметила Констанция.

- Позвольте, ведь это же чисто деловые отношения!

- Раз вы находите! - ответила Констанция и слегка смущенно подошла к нему.

- Осторожно, дитя мое! - сказал Редлих, в то время, как Констанция вытаскивала револьвер из задняго кармана брюк Эмиля.

Редлих отобрал у нея револьвер, осмотрел его и сказал:

- Должно быть, очень опасная штучка?

- Руку прочь от курка! - закричал Эмиль. - Отведите дуло. Вы прострелите себе живот.

- Как он заботится о тебе, папа!

- Будьте осторожны, не натворите беды!

- Мне еще никогда не приходилось держат в руках такую вещицу.

- Зато вы умеете разбираться в конкурсных и вексельных уставах. Каждый в своей области!

Констанция достала нечто вроде ключика, сунула его в какой-то замочек в письменном столе - и дверца капкана отскочила. Эмиль высвободил руку.

- Ближайшие несколько часов я совсем не смогу владеть рукой, - ответил Эмиль.

- Слава Богу! - воскликнул Редлих и облегченно вздохнул. Следя за движениями Эмиля, он наводил на него револьвер. Эмиль, хотя и видел это, но не обращал внимания на Редлиха, Он заметил, словно в гостях у старого приятеля:

- Не мешало бы все-таки присесть!

- Да, стулья ведь почти все, что вы нам оставили, - с горечью сказал Редлих.

- Не говорите, - ответил Эмиль и указал на несколько драгоценных ваз, картин и книг. - Я нахожу, что мы работали довольно слабо.

- Надеюсь, что тем больше усердия вы проявите при возвращении мне моих вещей.

- Будьте спокойны! Все или ничего. Полумеры мне противны. - Затем, с помощью Констанции, он придвинул три кресла к столу, на котором еще час тому назад лежала скатерть и стояла ваза с цветами.

- Как пусто! - сказала Констанция.

- Клянусь, фрейлейн, если бы я предвидел наше знакомство, скатерть не уплыла бы с остальными вещами.

- Я сейчас принесу другую, - ответила она и быстро вышла из комнаты.

В противоположност Констанции, чувствовавшей себя весьма непринужденной, Редлих все это время,

- Прошу прощения, иначе сказать невозможно, - потел от страха. Он все еще сжимал в руке револьвер, нагонявший на него гораздо больше страху, чем на Эмиля, на которого было направлено дуло. Когда Констанция захотела выйти из комнаты и оставить его наедине с Эмилем, он испуганно закричал:

- Не надо, Констанция! Останься!

Но она уже вышла и вернулась. Эмиль вынул портсигар и протянул его Редлиху со словами:

- Так как вы не предлагаете, то позвольте мне...

- Как невежливо! - побранила Констанция, разстелила скатерть, поставила на стол цветы и сказала:

- Может быть, вы предпочитаете сигару?

- Откровенно говоря, да!

- Так принеси же, папа!

- Надень шлафрок! - крикнула она ему вслед, и затем снова повернулась к Эмилю: - Уж вы извините папу: у него свои предразсудки.

- Я не обижаюсь, - вежливо ответил Эмиль. - Такого рода случаи ведь не обыденное явление.

- Меня пленяет только из ряду вон выходящее. Господи, Боже мой, как распухла ваша рука! Я принесу воды и сделаю примочку.

- Не причиняйте себе лишних хлопот! Все обойдется!

Но Констанция уже направилась в вестибюль.

- У меня все под рукой, - ответила она и сейчас же вернулась с кувшином воды и чистым полотенцем. Она придвинула стул, села и начала прикладывать мокрое полотенце к руке Эмиля.

- Право, очень мило с вашей стороны, что вы сами исправляете причиненную вами беду.

Редлих, вошедший в шлафроке, увидел эту картину и едва, не выронил от удивления ящики с сигарами. Как ни комично было само по себе, что Редлих угощал сигарами человека, ограбившого его, - еще более характерным для шибера оказалось то, что даже в подобном положении он приволок сразу целую гору сигарных ящичков, чтобы показать свое богатство.

Он поставил их на стол, взял револьвер, раскрыл один из ящиков и отрывисто сказал:

- Пожалуйста!

- Да разве ты не видишь, папа, что у него заняты руки? - И Редлих сам вынул сигару, обрезал, протянул ее Эмилю и дал ему огня.

- Благодарю вас! - сказал Эмиль, с удовольствием затянулся и заметил: - Я всегда находил, что гораздо приятнее беседовать, покуривая сигару.

- Но мы как будто хотели поговорить о делах, - возразил не слишком вежливым тоном Редлих.

- С удовольствием! Теперь, когда опасность миновала...

- Вы считаете, что нам грозила опасность? - спросила Констанция. И, когда Эмиль указал на револьвер в руках Редлиха, она продолжала: - Вы бы стреляли?

- В вас - едва ли!

- А в папу?

- Смотря по обстоятельствам...

У Редлиха револьвер от страха выпал из рук.

- Вот оно, долгожданное приключение, и мы обязаны им вам! Вы даже представить себе не можете, до чего глупа жизнь!

- О, нет, могу! По крайней мере иногда!..

- Разве ваша профессия такая скучная?

- Профессия - нет! Но передышки...

- Зачем же вы делаете передышки?

- Я их не делаю. Об этом заботятся другие. А это в свою очередь - их профессия.

- Ведь мы же собирались поговорить о делах, - снова вставил Редлих.

- Верно! Итак, мое дело совсем простое: я раздобываю ковры, серебро, драгоценности, одним словом все, что имеет определенную ценность...

- Как мы видим на опыте!

- Папа, не прерывай же!

- На этом, в сущности, моя деятельность кончается, потому что затем на нас набрасываются скупщики...

- Нет, укрыватели награбленного!

- Ты ведь слышишь, папа: скупщики!

- И в течение нескольких часов мы разбазариваем весь "слам" и опят готовы к новым подвигам.

- Какая, должно быть, волнующая жизнь! - сказала Констанция.

- Конечно! Такие случаи, как сегодня, бывают редко.

Теперь, казалось, заинтересовался и Редлих.

- Вы продаете тому, кто дает наивысшую цену? - спросил он.

- Для этого наш "слам" слишком горяч!

- Ах, да! Простите! Это на нашем жаргоне. "Слам" - это товар.

- Понимаю! Вы разбазариваете за безценок вещи, потому, что они, так сказать, жгут вам руки?

- Я поражаюсь, как быстро вы постигли сущность моей профессии.

- И это всегда одни и те же укрыватели?

- Все на перечет!

- Одни, вероятно, специалисты по коврам, другие - по серебру...

- Нет, ваша понятливость, господин... да, ведь я еще не знаю вашего имени. - Он встал и представился: - Эмиль Вольгемут, по прозванию "Червонный Туз".

- Красивое имя, - вздохнула Констанция и знаками уговорила отца, поклониться и ответить:

- Мое имя вам, вероятно, известно.

- К сожалению, нет! Ведь я зашел сюда не по парадной лестнице, а... - И он указал на окно, которое все еще было приоткрыто.

- Констанция, закрой окно! - приказал Редлих.

- Пока я здесь, вам нечего бояться; но я все еще не знаю, с кем имею удовольствие...

И, так как Редлих молчал, то ответила Констанция:

- Наша фамилия Редлих, господин Вольгемут.

Эмиль отвесил поклон и снова сел. Затем он начал:

- Итак, господин Редлих, вы попали в точку. Имеются специалисты по серебру, по драгоценностям, по коврам, по одежде.

- Вы заранее уславливаетесь о сбыте?

- По мере возможности. Это облегчает ликвидацию.

- Ведь иначе вам пришлось бы позаботиться о хранилище?

- Что вызвало бы лишние расходы и увеличило бы опасность...

- Как будто вы десять лет работали в нашем деле! - ответил Эмиль.

- Позвольте, позвольте! - уклонился Редлих.

- Ведь папа купец, господин Вольгемут.

- Как платят укрыватели?

- Скупщики, папа!

- Отвратительно!

- Вероятно, они пользуются вашим шатким положением?

- Браво! - воскликнул Эмиль и похлопал Редлиха по плечу.

- И в то время, как вы рискуете собственной шкурой, они загребают себе барыши.

- Шайка, доложу вам! Автомобили! Шампанское! Женщины! А мы... - Он указал на свою обтрепанную одежду. - Ну, да вы сами видите!

- Поддерживаете ли вы связь друг с другом?

- Мы-то? Конечно!

- И куда попадают вещи?

- Это уж не так просто!

- Но вы можете разузнать, вам скажут?

- Разумеется, если я спрошу. Но на что мне это?

- При известных условиях пригодится и даже очень!

Озадаченный Эмиль посмотрел на него и спросил:

- Мне мерещится одно дело. Большое дело!

- Для кого?

- Для нас обоих...

- Не может быт!

- Вы знаете, что из двадцати ограбленных ни один еще не получил обратно своих вещей! Грабителей, правда, часто ловят и наказывают...

- Верно, - согласился Эмиль с печальной иронией.

-...во славу правосудия...

- Смотря что называть правосудием, милый Редлих!

- А потерпевшие не видят своих вещей, несмотря на объявленное вознаграждение.

- И вы знаете способ, чтобы мы оставались безнаказанными, а эти... как вы их назвали?

- Потерпевшие...

- Верно!.. а потерпевшие получали бы назад свои вещи?

- Важнее последнее!

- Первое, откровенно говоря, интересует меня больше.

- Мы пойдем рука-об-руку - мы учредим общество...

- Вы и я? - спросил Эмиль, который не верил своим ушам.

- Да! Я учредитель, так сказать, а поскольку вы производите на меня...

- Вот видишь, папа! - радостно воскликнула Констанция.

- Что такое? - спросил Редлих.

- Не совсем, положим, такое, но во всяком случае дельное...

- Действительно, я не глуп!

- Есть у вас еще побочная профессия?

- Была...

- Но вы больше ею не занимаетесь?

- При осуществлении моих... ночных... ну, как бы сказать..

- Эскапад! - помогла Констанция.

- Очень вам признателен! - сказал Эмиль, отвешивая поклон. - Итак, при моих эскападах у меня есть возможность прибегать иногда и к своей прежней специальности.

- Разрешите спросить?

- По основной моей профессии - я корабельный стюард. - Констанция казалась разочарованной. - Но в один прекрасный день в Коломбо на пароход погрузился цирк, с которым в Сингапуре я сошел на берег.

- В качестве кого вы остались в цирке? - спросила Констанция.

- Я должен был ухаживать за дикими зверями.

- Папа!

- Но однажды во время представления на укротителя набросился тигр..

- Чудесно! - вставила Констанция.

-...и отхватил у него руку...

- Он еще жив?

- Насколько мне известно, да. Во всяком случае с того дня я заменил его в качестве укротителя..

- Вы - укротитель зверей? - восхищенно воскликнула Констанция.

- Папа!

- Я слышал.

- А почему же вы переменили профессию?

- Знаете, если долго заниматься этим делом, оно... притупляет ум.

- В нашем обществе вы получите возможность работать головой.

- Ну, я не так уж гонюсь за умственной работой!

- Не будем уклоняться от дела. Итак, мы учреждаем общество для возвращения украденного имущества.

Эмиль недоверчиво взглянул на Редлиха. Затем он сказал:

- Не изощряйтесь: на рискованные дела я всегда согласен, даже с опасностью для жизни, но на подлости - никогда!

- Я вас не понимаю.

- Но я-то вас понял! То, что вы несколько дней будете ходить по голому паркету, вместо персидских ковров, и есть пулярок никкелевыми ножами вместо серебряных, - это ни на минуту не смущает моей совести. Но подводить товарищей я не согласен!

- Да зачем вам их подводить? Напротив, вы сможете мстит.

- Кому?

- Укрывателям.

- Скупщикам, папа!

- Нет, укрывателям! - в бешенстве воскликнул Эмиль. - Негодяи они, мерзавцы!

И Редлих ответил совершенно спокойно:

- Мы будем действовать против них.

- Если бы вы знали, как!

- Они такие пройдохи!

- Папа тоже, господин Вольгемуть!

- Констанция! - укоризненно сказал Редлих. - Что же подумает господин... - И, так как он не мог вспомнить, Эмиль подсказал ему:

- Вольгемуть! Эмиль Вольгемуть! - и Редлих закончил свою фразу:

-...что же господин Вольгемуть подумает обо мне?...

- Я совсем не то хотела сказать, - извинилась Констанция. - Не правда ли, господин Вольгемуть, вы меня поняли?

- Безусловно, фрейлейн....

- Констанция.

- Я могу вас называть так?

- Что пришло вам в голову? - закричал Редлих.

- Тем более, что вы вступаете в компанию с папой...

- В сущности, ваша дочь права...

- Не будем же отвлекаться от дела! Итак, цель общества заключается в том, чтобы возвращать ограбленным похищенное у них имущество.

- Как вы предполагаете это осуществить?

- Во-первых, мы посоветуем публике: не обращайтесь в полицию...

- Господин Редлих, это мне крайне улыбается.

-...мы объясняем, что с помощью полиции можно в лучшем случае добиться поимки и наказания преступников...

- Ты хочешь сказать, укрывателей, папа!

- Пусть будет укрывателей...

- Вследствие чего они безвозвратно погибают для потерпевших...

- Господин Редлих! - сказал Эмиль, широко раскрыв глаза: - я начинаю понимать!

- Ваше дело только выяснит, куда в каждом отдельном случае ваши товарищи отправляют украденное добро...

- Слам, папа!

-...слам.

- Я понимаю, - прервал его Эмиль.

-...а наша организация в ту же ночь его отбирает...

- Это грандиозная мысль! - воскликнул Эмиль.

- Вы понимаете, нто я, с моим общественным положением, могу пойти на такое предприятие только в том случае, если...

- Прекрасно понимаю! - подхватил Эмиль, и Редлих удивленно спросил:

- Простите! что именно?

- Вы ведь хотите сказать: если оно окажется прибыльным...

- Нет! Если оно будет покоиться на этическом основании...

- Этическое основание? - повторил Эмиль, ничего не понимая. - Это еще что такое?

- Оно никому не должно причинять какой бы то ни было несправедливости!

Эмиль казался в высшей степени удивленным:

- И с такими принципами вы разбогатели?

- У каждой вещи своя изнанка, - ответил Редлих и хитро посмотрел на Эмиля. - И у каждого дела, слава Богу, тоже.

- Ах, так! Сначала корка, так сказать - внешний покров...

- И, чем толще внешняя корка, тем более вонюче содержание...

- Эти выражения, мой милый...

- Вольгемут.

- Мой милый Вольгемут, ради деловых отношений вы должны от них отучиться.

- А как вы это называете?

- Процветанием! Конечно, с точки зрения заработка...

- Ах, так! Вы, повидимому, более передовые люди, чем мы.

- Вы забываете, что может пострадать мое общественноое положение...

- Есть о чем заботиться!

- В нашем случае все заработают.

- Когда один зарабатывает, то другой теряет!

- В нашем случае - не так. Положительно, это будет образцом этического предприятия. Оно не боится анализа.

- И именно мне выпало на долю натолкнуть вас на эту мысль?

- Ваши друзья ничего не потеряют...

- Кто же будет им платить?

- Скупщики - точно так же, как до сих пор.

- Те скупщики, у которых вы, повидимому, отберете вещи...

- Они обрадуются, что мы не притянем их к ответу.

- Кровопийцы!

- Не мы заставляли ее работать!

-... ибо мы будем заботиться о том, чтобы наши клиенты отказывались от заявлений.

- Великолепно!

- Что в то же время обезпечивает безопасность вашу и ваших друзей.

- Благодаря чему мы опять-таки действуем этично, - сказал Эмиль, и в этом ясно слышалась ирония.

- Нет! Этическая сторона, - то, за что нас вскоре станут превозносить, как благодетелей рода человеческого, - это возвращение украденных вещей.

- А откуда возьмутся барыши?

- Они получаются оттого, что потерпевший, который до сих пор совершенно безполезно растрачивал свои деньги, время и нервы на полицию и детективов, охотно заплатить от десяти до двадцати процентов стоимости вещей, если сможет без особого труда получить назад свое украденное имущество.

- Столько же платят и скупщики...

- Вы забываете, что, кроме укрепления вашей безопасности, увеличится оборот, господин Вольгемут! Ведь мы будем получат двадцать процентов со всех возвращенных вещей, а не только награбленных вами. Если вы подобьете друзей по возможности усилить свою работу, то прибыли нашего общества выразятся в миллионах...

При слове "миллион" Констанция встала и вышла.

Эмиль раздумывал. После некоторого молчания он спросил:

- А как вы представляете себе наше сотрудничество?

- Это уж дело устава общества.

- Лучше без формальностей: мы будем просто делиться.

- О нет! Предприятие надо поставить широко.

- Денег ведь у вас достаточно?

- Денег - да! Но нам нужна пара звучных имен. Вы понимаете - для показной стороны, чтобы быть обезпеченным против каких бы то ни было случайностей, одним словом: хорошее буржуазное дело!

- Гм! На этом можно заработать! Так, человек пятьдесят сотрудников я могу подобрать, а пожалуй и больше...

- Я берусь поставит дело на пятьдесят грабежей в неделю.

- Для начала этого достаточно.

- Вы, конечно, нас поддержите?

- Каким образом?

- Наводкой...

- Наводкой?

- Я хочу сказать - наводящими указаниями, где с возможно большей безопасностью можно кое-что раздобыт.

- Посколько это не будет находиться в противоречия с моей совестью.

- Этого достаточно.

- Что вы хотите этим сказать? - спросил удивленно Редлих. Эмиль указал на брошюру о производстве конкурсов и заметил:

- Такой знаток законов, как вы, может себе позволить некоторый размах.

- Так как дело идет о кратковременном изъятии и вещи все равно будут возвращены владельцам, то морально я считаю себя совершенно чистым...

- Мы прекрасно понимаем друг друга!

Констанция, которая вернулась в комнату с бутылкой вина и стаканами, спросила:

- Ну, что, господа, вы уже сговорились?

- Мне кажется, что да, - ответил Редлих и протянул Эмилю руку. Они ударили по рукам, и Эмиль сказал:

- Процветем или погибнем!

- А что вы думаете насчет урегулирования этого вопроса? - спросил Редлих и указал на разгромленную комнату?

- Гарантирую, что завтра в это же время у нея будет тот же вид, что вчера, может быть, даже еще лучше.

- За новый деловой союз! - И, так как Редлих замялся, она спросила: - Что случилось, папа?

- Я раздумываю, не лучше ли вам все-таки назваться другим именем; надеюсь, вы не обидитесь на меня?

- С удовольствием! Мне это уже не впервые.

- В таком случае, попрошу вас выбрать неиспользованное вами имя...

Эмиль подумал и сказал:

- Вот это не так просто!

- Я знаю имя! - воскликнула Констанция.

- Ты?

- Герой романа, который я как раз читаю...

- Как его зовут? - спросил Эмиль, и Констанция нерешительно ответила:

- Готхольд Ауфрихтиг.

Все трое переглянулись. Затем Редлих сказал:

- В конце концов, оно не так уж плохо...

- Как я уже сказал: в этом отношении я не мелочен. Если вы находите, что это имя мне к лицу...

- Именно таким, как вы, я представляла себе героя моего романа.

- Господин Ауфрихтиг! 3а нашу новую фирму!

Они не успели чокнуться, как на улице зажужжал подъехавший автомобиль. Собеседники встрепенулись и отставили стаканы. Констанция подбежала к окну и в ужасе закричала:

- Полиция!

- Уголовный розыск! - разочарованно сказал Редлих и опустил голову.

- Господи! Что нам делать? - воскликнула она, а Редлих заохал:

- Наше прекрасное дело!..

Эмиль только покачал головой и сказал:

- Я совершенно не понимаю вашего волнения. Что случилось?

- Ну, так что же? - Он подошел вплотную к Редлиху, обеими руками схватил ворот его шелкового шлафрока и сказал:

- Разрешите на одну секунду? - В тот же момент он уже стащил с него шлафрок и накинул его на себя. С той же вежливостью снял он с ошеломленного Редлиха очки, вынул одно из стекол и сунул его в глаз в виде монокля. Взгляд в зеркало, рукой по волосам - и Эмиль, как законченный джентльмен, подошел к окну, распахнул его, высунулся и крикнул совершенно изменившимся голосом:

- Попрошу вас, господа! Я надеюсь, что грабители оставили двери открытыми.

Затем он вышел в вестибюль, куда в тот же момент вошел комиссар в сопровождении нескольких человек.

Комиссар ответил на приветствие.

- Как хорошо, что вы явились!

- Мы заняли все выходы. Поскольку преступники еще находятся в доме...

Эмиль прервал его на полуслове: