Эмиль.
Часть вторая.
Глава девятая, в которой мы узнаем, что стало с прежними друзьями Эмиля.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Эмиль. Часть вторая. Глава девятая, в которой мы узнаем, что стало с прежними друзьями Эмиля. (старая орфография)

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,
в которой мы узнаем, что стало с прежними друзьями Эмиля.

Дорогие читатели, сопровождающие Эмиля в буржуазном обществе! Я с удовольствием избавил бы вас от экскурсии на дно человеческого бытия. Подъем ведь всегда отраднее падения, даже если оно и не является результатом моральной низости, - так же как возвышение человека не всегда предполагает наличность каких-нибудь особенных достоинств. Во всяком случае, с обычной меркой нельзя подходит к людям, опустившимся на дно. Сейчас мы увидим, почему.

Когда наш друг Эмиль совершил свой, столь решающий для течения его жизни, налет на виллу советника Редлиха, Паулу - как мы припоминаем - с трудом удалось убедить покинуть своего друга в его отчаянном положении. Если бы зависело от нея, она бы не тронулась с места. Но воля Эмиля восторжествовала. Такой человек не подведет, если довериться ему слепо!

Так думала Паула в ночь, когда выпрыгнула в окно и шла с Антоном домой.

Тот попробовал ее утешить:

- Эмиль побывал и не в таких переделках - и всегда он выпутывался. Он и на этот раз не увязнет!

Но Пауле, хотя она была смелой девушкой и не легко падала духом, что-то подсказывало: "На этот раз он влипнет!".

Они отправились с коврами к скупщику на Бейсельштраосе. Скупщик-перс, скрыв свое восхищение при виде прекрасных ковров, сказал:

- Не Бог весть что! Триста марок им крайняя цена! Куча денег по нашему времени!

Антон и Паула переглянулись; оба подумали: "Если бы здесь был Эмиль!"

- Шестьсот, - сказал Антон.

Перс расхохотался:

- Отчего бы не тысячу?

- Они того стоят, - сказала Паула: - а, может, еще больше!

- А во что они обошлись вам? - Перс указал на порванные брюки Антона: - В цену старых штанов!?

- Не ваше дело, - буркнул Антон, а Паула со слезами прибавила:

- Они обошлись нам слишком дорого!

Перс поднял голову и спросил:

Паула опустила глаза.

- Эмиль, что ли? - допытывался перс.

Паула и Антон молчали, а перс глухо, словно говорил о покойнике, сказал:

- И вправду дорогая цена!

После небольшой паузы заговорил Антон:

- Эмиль выкарабкается!

Перс покачал головой:

- Они его не скоро выпустят.

- Надо выждать, - сказал Антон.

- Раз они схватили Эмиля, то дело - дрянь! - ответил перс. - Больше трехсот не плачу!

- Негодяй! - крикнул Антон и швырнул ему ковры под ноги. Перс вышел за деньгами и передал их Антону. Затем он подошел вплотную к Пауле и с вожделением посмотрел на нее:

- Если Эмилю будет крышка, переходи ко мне!

- Гадина! - крикнула девушка и оттолкнула перса. Антон пересчитывал деньги.

- Сама придешь, - сказал перс и обнял ее.

Антон ударил его кулаком в подбородок. Перс растянулся на полу.

- Пойдем! - сказал Антон, беря Паулу за руку. Выйдя на улицу, они прокрались до ближайшого угла и скрылись в какой-то подворотне.

- Так будет с каждым, кто тебя тронет! - сказал Антон.

- Спасибо, - ответила Паула и пожала ему руку.

* * *

Тут начинается тернистый путь Паулы. То, что я вам рассказываю, - правдивая история безпомощной, но горячей в любви девушки, а не вымысел романиста. Я избавлю вас от её биографии, пропущу её безрадостное детство, умолчу о матери-проститутке и отце-сутенере...

научится. "Зачем трудиться такой красавице!" - говорят молодые люди. "Наверно, воображает, что лучше нас!" - издеваются девушки и смеются ей вслед. Паула знала стенографию и писала на машинке. Ей опротивела домашняя грязь, и она переселилась в другой квартал. Здесь соблазны сталь тоньше и опаснее, и искусители более коварны: они лицемерят, клянутся и обещают. Но Паула осталась тверда. Какой-то кельнер, бывалый человек, стал ухаживать за ней. Он понравился ей. Правда, он был безработный, из-за своей разборчивости. Он служил в первоклассных отелях, говорил на трех языках, а потому был требователен. "Если хоть раз себя продешевить, - говорил он, - потом уже не получишь хорошого места". Она ему верила, но требовала законного брака. Он согласился: ради такой хорошенькой девушки не трудно сходить к нотариусу. Когда на другое утро она хотела уйти на службу, он удерживал ее: "Ты сошла с ума? Моей жене нет надобности работать!" - "На что же мы будем жить, пока ты не найдешь места?". Он свел ее с каким-то богатым другом. Она сопротивлялась, начались побои. Её упорство ослабело. Через несколько недель он послал ее на улицу. Она познакомилась с Эмилем. Они почувствовали внутреннюю близость. Кельнер не отпускал Паулу. Сила оказалась на стороне Эмиля. Попытки Паулы найти работу разбивались об её прошлое, когда она говорила о нем; когда же умалчивала, полицейские уличали ее, а хозяева выгоняли. Энергия покидала ее. Она озлобилась и научилась ненавидеть. Она ненавидела богатых, буржуазию, коротко говоря - всех виновников своей судьбы. В таком состоянии она сошлась с Эмилем. В обоих сохранился остаток нравственной силы. Они опускались, конечно, но сознавали это ежеминутно, оправдывая себя борьбой за существование. В глубине души у них таилась тоска по спокойной жизни. Они понимали безнадежность положения и одурманивали себя. Однажды Паула сказала:

- Иногда мне кажется, что мы все-таки добьемся возможности жить и работать, как все.

- Ты все еще надеешься? - спросил Эмиль.

- Бывают минуты, когда я твердо верю в будущее.

- Хотелось бы знать, на каком основании?

- Я скажу, и не смейся, Эмиль!

- Говори!

- Нужно верить в себя.

- Верить?

- Да!

Эмиль не смеялся. Он был очень серьезен.

- Если во что-нибудь верить всем сердцем, - как я верю в тебя, - тогда и бояться нечего!

- Разве ты боишься, Паула?

- Иногда. Когда тебя нет. Я боюсь одиночества - и покоя.

- Мы не должны копаться в своих чувствах, Паула, мы всегда должны действовать. Тогда как-нибудь проживем!

- В том-то и беда, что боишься покоя и все-таки жаждешь его.

- Такие люди, как мы, не должны прислушиваться к себе, Паула! Это нас губит!

Так говорили они вечером, а ночью забрались с Антоном в виллу советника Редлиха. Через час Эмиль был пойман, и Паула осталась одна. 

* * *

В полицейском объявлении, появившемся на другой день в газетах, говорилось, что отважному налетчику - Червонному Тузу - при появлении полиции в последнюю минуту удалось скрыться, выпрыгнув из окна, но что на след его уже напали и что вскоре он будет пойман.

Из этого Паула заключила, что Эмиль скрывается от преследователей, и первое время не наводила о нем никаких справок, чтобы не привлечь к себе внимания полиции и не подвергнут опасности возлюбленного, если в один прекрасный день он станет искать у нея убежища. Безконечно тянулись для нея дни и ночи. Несмотря на крайнюю бережливость, деньги, на которые она вела так называемое "хозяйство", быстро растаяли. Антон предложил ей свою поддержку, и, так как выбора не оставалось, они приняла ее. Но, когда через неделю приблизительно он сказал:

- Да брось, наконец! Эмиля уже и след простыл, - она тихо ответила:

- Он наверно уже за границей.

- Я поеду за ним.

- Для этого надо знать, куда ехать!

- Я узнаю.

- Хотел бы я знать, как?

- Он меня вызовет, когда придет время.

- Так ты прождешь до седых волос.

- Не так уж страшно!

- Он, должно быть, давно примазался к пароходу, ведь он всегда хотел удрать!

- Только со мной!

- Сама видишь, как он тебя бросил.

- Не натравливай меня на него!

- Да я ничего не говорю. Мне его недостает! Эмиль всем нужен. Но такой человек не прилипает к стенкам.

- Что ты хочешь сказать?

- Все мы присасываемся к чему-нибудь как клопы - всегда в одних и тех же домах, в одних и тех же притонах, а фараоны знают здесь каждое укромное местечко. Как будто весь Берлин состоит из двух-трех улиц Моабита. Эмиль на море так же у себя, как мы на Бейсельштрассе. А сидишь ли у него на коленях ты или какая-нибудь чернявая - ему безразлично.

- И ты еще говоришь, что знаешь Эмиля?

- Может, я и ошибаюсь, но не думаю. Если он теперь торчит на Таити или в Гонолулу - он давно нас всех позабыл.

- Ты и сам в это не веришь!

- Гм... гм...

Антон заколебался:

- Пожалуй, я эгоист.

- Ты по крайней мере честен!

- Со мной, Паула, тебе было бы спокойнее: никто не посмел бы подойти к тебе.

- Но я не люблю тебя!

- Я это знаю.

- И никогда не полюблю...

- А, может, когда-нибудь и полюбишь?

- Я не разлюблю Эмиля, где бы он ни был: в Моабите или на Гонолулу.

- А если Эмиль полюбил другую?

- Если он здесь, я всегда смогу убедиться, что он любит только меня.

- А если он уехал?

- Тогда я узнаю про измену...

- И он не узнает...

- О чем?

- Что ты живешь с другим.

- Не раздражай меня! Я сказала - нет, и довольно!

- Ведь я тебя не тороплю.

- Ни сегодня ни завтра и, вообще, никогда! Я все сказала! Если ты не хочешь, чтобы я ушла, не говори больше об этом.

- В чем же?

- На Эмиля я согласен. Но, если он не придет и не даст о себе знать и ты больше не захочешь ждать, - тогда, если ты решишься взять другого, - другим, Паула, должен быть я: обещай мне это!

- Я не могу обещать того, чего никогда не будет.

- А через три года?

- Я буду ждать!

- А через пять? Ты все еще будешь ждать?

- Да!

- Но я не потерплю, чтобы ты закисла и пропала. Ты должна пользоваться жизнью.

- Что может дать мне жизнь?

- Немногое, но, наверно, больше, чем сейчас!

- Выбрось все это из головы - на сегодня и на...

- Не говори - навсегда, - подхватил он. - Скажи: если не Эмиль, то ты.

- Так и быть, обещаю!

- Смотри, сдержи свое слово!

- Но, если ты так относишься ко мне - хотя бы только в мыслях, я не могу больше брать от тебя денег.

- Паула! Неужели ты думаешь, что я ловлю тебя на слове?

- Конечно, нет! Но иначе я не могу... и тут я ничего не могу поделать... - Антон все еще держал протянутую руку. - Если ты берешь с меня условное обещание, я отказываюсь...

Антон, увлеченный мыслью, что, если когда-нибудь место Эмиля, займет другой, то этим "другим" будет он, не задумывался о тяжелых для Паулы последствиях такого обещания.

- По рукам! - сказал он, весь дрожа.

- Согласна, - протягивая ему руку, ответила она.

Паула знала, что искать Эмиля ночами в притонах и в разных укромных местах не имело смысла. Если бы он был недалеко, то нашел бы возможность дать о себе весточку. Какая между ними, несмотря на малое разстояние, разверзлась пропасть, - она и не подозревала.

Все из одежды и обстановки её двух комнатушек, в чем она могла себе отказать, она заложила. Этого хватило на несколько дней. О работе нечего было и думать. Обострился процесс в легких, Антон предлагал ей деньги, навязывал их, потихоньку подбрасывал...

- Я не могу их принять, - говорила она. - Как ты сам не понимаешь, Антон?

- Почему же?

- Ради Эмиля.

- Ты же мне их отдашь когда-нибудь!

- Откуда я их достану?

- Может тебе повезет!

Паула, бледная как смерть, с глубокой тенью под глазами, подошла к нему вплотную и спросила:

- Разве так выглядит человек, которому еще может повезти?

- Я не желаю больше хранить твоих денег, - сказал Антон и положил перед ней сто марок.

- Это что? - спросила Паула.

- Твоя треть - с того раза, - ответил он и, так как она все еще, казалось, не понимала, прибавил: - Когда мы с Эмилем в последний раз...

- Ты обжулил Эмиля?

- Паула!

- Ведь ты мне тогда сказал, что мы с Эмилем получили половину?

- Ни на грош меньше.

- Понимаю! Я оскорбила тебя подозрением. Прости меня.

- Возьми эти деньги: они твои. Вы с Эмилем сделали больше, чем я. Без вас я никогда в жизни туда бы не забрался.

- А когда его нет?

- Тогда подожди - и сбереги для него деньги.

- Но они тебе пригодятся!

- Твои деньги мне ненужны.

- Тогда возьми его деньги! Я знаю, что ты хранишь для него несколько тысяч.

- Взялась сохранить - и сохраню; это нетрудно!

- Эмиль, будь он здесь, сам заставил бы тебя принять кое-что на прожитие!

- Но его здесь нет.

- Ты должна поступать так, как если бы он был здесь!

- А если, как ты говоришь, он полюбил другую и давно нас забыл, и в один прекрасный день, вспомнив о своих деньгах, потребует их обратно, - что будет тогда?

- Тогда пусть убирается к чорту! - заорал Антон: - если он такой подлец!

- Это по-твоему, а не по-моему, - ответила Паула. - Денег я не трону.

- А чем ты будешь жить?

Паула опустила голову и тяжело вздохнула.

- Ах, так! - сказал он и отвернулся от нея. - Ну, что-ж!

В дверях он остановился:

- Ты думаешь, Эмиль будет доволен?

- Я объясню ему все - и он поймет.

- Значит, он понятливее меня.

- Я с этим не примирюсь!

- Ты ничего не сможешь сделать.

- Это мы еще увидим!

Он вышел.

Паула все еще думала, что Эмиль не писал ей по болезни или потому, что находился, в опасном положении. Тем не менее она решилась на крайность. Так называла она возвращение к ремеслу, к которому ее некогда принудил муж. Но прежде она еще раз обошла, озябшая и с пустым желудком, все больницы, амбулатории, ночлежки и пристанища. Дома по вечерам она всегда находила бутерброды и цветы на столе.

- Уж этот мне Антон! - говорила она, поблагодарив в душе.

Намерение выйти на улицу было отброшено.

Как-то утром, уходя, она оставила на столе записку:

"Милый Антон! Я очень тебе благодарна, но все это лишнее! Чем это лучше денег?

Когда в этот вечер она, полумертвая, пришла домой, еды на столе не оказалось, но на обороте записки было приписано:

"Как хочешь, Паула, но умоляю тебя, не спеши: завтра я раздобуду тебе работу. Я на-чеку.

Паула застыла над запиской, вчитываясь в слова: "завтра я раздобуду тебе работу".

Так просидела она весь вечер и ночь; на лестнице послышались шаги Антона.

- Войдите!

Собрав последния силы, она поплелась к дверям. Вошел Антон.

- Ну, как с работой? - умоляюще спросила Паула.

На лице Антона был написан печальный ответ.

- Это ваша дочь?

Антон кивнул.

- Она почти мертва от голода. Отчего вы ее не кормите?

- Она отказывается от пищи.

- На что она жаловалась?

- Кажется, на легкие...

Врач нагнулся к Пауле.

- Она едва дышит, сказал он. - Почему вы не пришли раньше? - Прежде чем Антон успел ответить, врач повернулся к санитару: - А есть ли у нас вообще места?

Санитар отрицательно покачал головой.

- А кто вы, собственно, такой?

- Работаю на постройке, - солгал Антон и положил на стол несколько марок.

- Сначала предъявите свои документы в контору.

- Может, сначала вы займетесь Паулой?

- Предоставьте эту заботу нам, - набросился на Антона врач. - Вы сами не слишком спешили. - Врач снял с Паулы юбку и блузу. - Кожа да кости! - Антон взглянул через плечо на врача и зажмурился.

- А! вот как! - сказал врач, указывая на незажившие рубцы на спине: - вы еще били ее к тому же!

- Нет, я не бил.

- А кто же?

- Негодяй-муж!

- Она замужем?

- Да.

- Тогда о том, чтобы ее приняли в больницу, должен просить муж.

- Но ведь он ее бьет!

- Это нас не интересует.

- Он умер!

- Если он умер, то бить ее не может. Сударь, вы кажетесь мне весьма подозрительным.

- Раньше был; с тех пор прошло много лет.

Врач указал на контору:

- Ступайте туда. И советую вам не давать ложных сведений. Мы все проверим, и, если что-нибудь окажется неверным, ваша дочь вылетит завтра на улицу, а вы попадаете, куда следует!

Антон еще раз взглянул на Паулу и, как побитая собака, медленно побрел в контору. 

* * *

"дочери", его провели в маленькую комнатушку и незаметно заперли ее снаружи. Не прошло и пяти минут, как вошел управляющий конторой с полицейским чиновником,

- Вы нам дали вчера ложные сведения, хотя старший врач и предупреждал вас.

- Только потому, что иначе вы отказали бы в приеме больной!

- Тем самым вы совершили преступление, равносильное подлогу.

- Я ничего не подписывал.

- Что же, она опять на улице?..

- Зарабатывает для вас денежки!

- Что?.. что?.. - заорал Антон и с поднятыми кулаками наступал на чиновника. - Повторите-ка еще раз!

Чиновник бросился на него, но Антон отшвырнул его к стенке.

Чиновник боязливо покосился на полицейского, который вытащил из-за пояса резиновую палку, и ответил:

- Мы знаем, что говорим!

- Собака! - крикнул Антон и ударил его кулаком по лицу. В ту же секунду его оглушила резиновая палка полицейского. Пока он без чувств лежал на полу, полицейский надел на него наручники.

Антон очнулся и, не удивившись поручням, поднялся.

Антон обратился к чиновнику с побитым глазом:

- Простите, но я хотел бы знать, как здоровье больной.

- Мы ее вышвырнули! - взревел чиновник. - Таких тварей мы не принимаем! - А когда Антон вновь подступил к нему, опустил голову, словно бык, полицейский опять оглушил его резиной и потащил к дверям.

- Сволочь! - выругался ему вслед чиновник.