Мщение

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Лафонтен А. Г., год: 1805
Примечание:Переводчик неизвестен
Категория:Повесть

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Мщение (старая орфография)

Мщение.

Историческая повесть А. Лафонтена ( * ).

(*) Содержание взято из III-й книги Геродотовой Истории. Повесть сия, новая для Российской Публики, не почитается новою в Германии. Издатель принужден был поместить ее здесь по тому, что не получил многих иностранных Журналов.

"Разве я несчастлив?" говорил высокомерный Периандер мудрому Медону: "разве без твоей строгой добродетели не могу быть счастливым?" Медон смотрел на него с чувством сострадания и в молчании потрясал седою своею головою. Периандер непременно требовал ответа. "Обладатель Коринфа!" кротко отвечал Медон: "боги сделали все, что нужно для твоего благоденствия. Коринф в твоей власти; ты имеешь любящую тебя супругу, имеешь детей, достойных любви твоей. Чего остается желать смертному в сей жизни? Но в сердце твоем обитает злой демон, нарушающий блого твое - Дух неукротимой мстительности. Ты недостоин наслаждаться своим счастием, и скоро потеряешь его, если не перестанешь тиранствовать. Коринф обожал тебя, когда ты был истинным Государем; ты захотел соделаться еще большим, начал утеснять подданных - и Коринф ненавидит тебя. О Периандер! будь добрым супругом, добрым отцем! Сладостные ощущения человеколюбия не известны твоему сердцу, ты хочешь только властвовать - и от того ты несчастлив." Периандер улыбнулся.

Кроткая Мелисса любила гордого своего супруга, знала мстительный нрав его и трепетала от его жестокости. Она воспитана была в Эпидавре вместе с Эразином, ближним родственником, и в сердце своем питала к нему чувство нежной дружбы. По прибытии Эразина в Коринф, Мелисса с радостными слезами на глазах, с непорочною братскою любовию, приняла его в свои объятия.

В сию минуту гордость и мщение пробудились б душе Периандера; в глазах его засверкала ярость. Он думал, что Мелисса не должна любить никого, кроме своего мужа. Добрая Мелисса, не приметив движения Периандера, ухватила за руку юношу и голосом нежным спросила его: "Ты не забыл еще, Эразин, как любили мы друг друга в нашем детстве?" Тут напомнила она о счастливых днях младенчества и молодости, об играх детских, о забавах, о разлуке. Потом подвела юношу к своему супругу и сказала: "Периандер! люби, люби моего друга!" Периандер молчал. Ярость и мщение кипели в душе его.

"Мелисса! кого любишь ты, кроме меня " с холодностию спросил он свою супругу, будучи наедине с нею. - Люблю детей моих. - "Потом?.... "Потом моего батюшку. - "А еще?" - Люблю Эразина, моего родственника. - "Посмотрим; кого ты любяшь более" - сказал Периандер, вырываясь из её объятий.

На другой день, сидя за столом, Эразин внезапно побледнел, повалился на землю, и вскричав: "о боги! яд!" - умер. Периандер бросил значительной взгляд на Мелиссу, которая в отчаянии упала на бездушной труп, рыдала, повторяла имя любезного своего родственника и обливала его горячими слезами. Периандер, подняв Мелиссу, отвел ее в другую комнату к детям; но Мелисса была неутешна. Гордый, нечувствительный тиран желал невозможного, желал, чтобы Мелисса успокоилась. "Я приготозвил для него яд," сказал он с равнодушием, взяв ее за руку: "следственно тебе непристойно оплакивать смерть его." - "Ты?" вскричала изумленная Мелисса, вырываясь от него: "гнусной убийца! что он сделал тебе?"

Периандер, бросив на нее дикой, яростной взгляд, немедленно удалился. Ревность и доверенность, любовь и ненависть, сильно боролись в душе его. Гордость его требовала смерти Мелиссы - сердце его трепетало при сей мысли. "Мелисса!" говорил ей честолюбивый тиран: "Мелисса! скажи, что ты ненавидела его - я забуду слезы, пролитые тобою." - Я любила его, с твердостию отвечала Мелисса, подняв руки к небу: он был мой друг! я любила его!

Мстительная гордость тирана требовала крови, а любовь к Мелиссе удерживала его руку. Он не доверял собственному своему сердцу. Пламя ревности пожирало его; любовь была его мучительницею.

Протек целой месяц в сем колебании. В одно утро - терзание совести заставляло его рано просыпаться - в одно утро он увидел супругу свою в печальной одежде стоящую на коленях у Эразиновой гробницы, и прижимающую хладный мрамор к своему сердцу. Сие зрелище воспалило в нем ярость и ненависть. Он берет с собою детей, и поспешно ведет их в сад, где мать их находилась. "Мелисса!" говорит он диким голосом: "простись с детьми; они едут в Эпидавр к твоему отцу." Мелисса, взглянув на супруга, прочитала смертной приговор на себя в глазах его. "Понимаю..." отвечала она, обнимая детей своих, которых велено было надзирательнице отвести обратно в чертоги.

Периандер остался наедине с Мелиссою. "Что ты понимаешь?" спросил он с яростию. - Что мне должно умереть, отвечала Мелисса. - "Неверная! совесть твоя говорит, что ты заслуживаешь." - Нет; твой взгляд. - "Кляни тень несчастного!" - Периандер! могу ли проклинать того, кто любил меня с братскою нежностию? - Мелисса, произнося слова сия, наклонилась на гробницу и обняла холодной мрамор. - "И теперь! в моем присутствии," вскричал жестокий, подняв руку с кинжалом; "ты смеешь обнимать памятник нарушителя моего покоя!" и с последним словом вонзил смертоносное орудие в грудь её. "Периандер!" произнесла несчастная: я любила тебя, а ты... ты меня умерщвляешь!" Она простерла к нему свои объятия, упала на землю и - скончалась.

Периандер закричал от ужаса; Фурии овладели его сердцем. Он бросил кинжал на землю и поспешно удалился. Любовь и печаль опять привели его к бездушному трупу Мелиссы. Он хотел умертвит себя; подоспевшие люди вырвали из рук его орудие смерти.

Периандер, счастливый обладатель Коринфа, был - несчастен; тень Мелиссы везде за ним следовала. Спокойствие навсегда от него сокрылось; невинные игры малолетной дочери его, носящей на себе имя матери, не могли разсеять его скорби. Кормилица оставила Мелиссу в Коринфе, за слабостию её здоровья; а оба сыновья отправлены были в Эпидавр к Проклесу, их деду и владетелю города.

Неутешный Периандер медленно проводил дни свои в Коринфе. Мудрый Медор часто напоминал ему: видишь ли, что человек без любви подвержен всем ударам судьбины? Не боги отняли у тебя Мелиссу; нет, гордость и честолюбие суть причины твоего несчастия.

Слова сии: поколебали высокомерное сердце Периандрово, но не убедили его. Время изцелило душевную скорбь его, а богатые жертвы примирили его с тению Мелиссы. Он забыл свое преступление, и занявшись мечтами своего величия и любовию к дочери, опят сделался счастливым. Но боги, управляющие вселенною, не забыли его злодеяния. Они определили, чтобы Периандер под ударами судьбы научился быть человеком.

По прошествии многих лет, он потребовал от Проклеса, отца Мелиссы, чтобы дети его были присланы в Коринф, для наставления их в науке управлять Государством. Проклес знал, что Периандер умертвил свою супругу, знал и - молчал, боясь жестокости и могущества тирана. Осиротевший старец находил утешение в детях Мелиссы. Тайна вылетела из уст Проклеса в то самое время, когда он прощался со своими внуками в день их отъезда. "Любезные дети!" сказал он: "незабвенная Мелисса, ваша мать..." - Он смотрел пристально на юношей и не мог окончишь.

"Что такое?" вскричал Ликофрон, младший внук его: "мать моя Мелисса... твой голос.... говори... что такое?"

"Она умерщвлена! " отвечал старец.

"Умерщвлена ? Скажи, скажи, кто её убийца? Правосудные боги! кто её убийца?"

Старик трепетал. Он хотел замолчать; но непреодолимая сила изторгла из уст его слова: "отец твой!"

Юноша закрыл лице мантиею, склонился на грудь своего деда и стоял подобно окаменелому. Старец дрожащими руками снял покрывало с бледного лица его и всячески старался утешить юношу. Ликофрон долгое время хранил безчувственное молчание, наконец произнес решительно: "не хочу видеть его; останусь здесь!" Дед убедительно доказывал, что должно повиноваться. Ликофрон согласился и с разтерзанною душею отправился в дорогу.

Мелисса любила Ликофрона более всех детей своих. Едучи, он безпрестанно думал о ней, о её добродетелях, о её смерти, о её убийце - отце своем, - и сердце его каменело от ужаса. Природа одарила его душевными силами и чувством своего достоинства, а пример Проклеса сделал его благородным и великим. Он имел все добрые свойства отца своего, но с лучшею способностию управлять ими. Его брат, юноша слабый и легкомысленный, не мог сравнишься с ним ни по душе, ни по сердцу.

Они прибыли в Коринф. Периандер много раз уже слышал от путешественников о благородных качествах Ликофрона. С чувством любви отеческой он поспешил выдйти на встречу своим детям. Издали он узнавал уже младшого сына, по его геройскому виду, по величественной поступи, по гордой физиономии. Старший сын бросился в объятия родителя; Ликофрон, потупив взор, стоял перед ним неподвижно. "Доброй, благородной Ликофрон!" говорит отец, простирая к нему свои объятия. Сын с ужасом отступил назад и не произнес ни слова. - "Ты не хочешь обнять твоего отца?" Юноша молчит. Периандер возвращается в чертоги. Ликофрон с поникшими взорами идет подле его. Увидев вышедшую на встречу сестру свою, он бросился в её объятия и с горестно произнес: "несчастная сестра! несчастные братья!" Отец прижал его к своеѵгу сердцу; Ликофрон дал обнять себя, не смотря на Периандера, и храня молчание.

Периандер разстался с сыном своим со внутренним безпокойством, с каким-то предчувствием несчастия. Ликофрон пошел к гробнице Мелиссы, Бросился перед нею на колена и целой час пробыл в сем положении, проливая горячия слезы. Увидев отца своего, идущого к себе с разпростертыми объятиями, он встал, указал рукою на гробницу Мелиссы и в безмолвии возвратился в чертоги.

Ликофрон три дни жил в доме отца своего, не произнося ни одного слова. Периандер все способы употреблял для примирения с ним; тщетно! Ликофрон не отвечал, не смотрел на него. Наконец гордость отца и Государя пробудилась в сердце Периандера. Он привел сына своего к порогу дома, и спросил его: "будешь ли повиноваться своему родителю?" Молодой человек отвечал решительно: "нет!" - Если так - вскричал разъяренный Периандер - то оставь навсегда дом мой и не называйся моим сыном! - Ликофрон переступил через порог и вышел на улицу.

"Разве я должен унижаться перед своенравным мальчиком?" говорил разгневанный Периандер. "Хорошо! пусть родственная связь навсегда разорвется между нами!" Тут он услышал от младшого своего сына о последнем разговоре Ликофрона с Проклесом. Сердце его было в сильном движении, но гордость торжествовала над совестию. Всем жителям Коринфа запрещено было принимать Ликофрона в домы. Бедный изгнанник ходил по городу и нигде не находил пристанища. Ему советовали помириться с отцем - Ликофрон не отвечал ни слова. Наконец один приятель Проклесов дал ему убежище в своем доме, где и жил он в печальном уединения.

"Мщение правосудных богов!" говорил Медон. - "Буйство упрямого сумазброда!" говорил Периандер. Герольды провозгласили в Коринфе повеление Государя: "кто примет к себе в дом Ликофрона, сына Периандрова, или кто дерзнет вступать в разговор с ним; того имение отдано будет жрецам Аполлона." Ликофрон, услышав объявление Герольдов, в молчании оставил дом своего гостеприимца, пошел на публичную площадь, и там провел три дни без пищи и почти под открытым небом.

Периандер тщетно надеялся преодолеть упрямство своего сына; гордость должна была уступить любви родительской. В четвертой день Периандер сам решился идти на площадь. Ликофрон лежал на земле в крайнем изнеможении от печали и голода. Бледное лице его склонилось на грудь, погасшие взоры устремлены были в землю. Сердце Периандера облилось кровию, когда он увидел сына своего в сем положении. Подошед тихо к Ликофрону, и окинув его глазами с головы до ног, он произнес голосом умоляющим: "Сын мой! любезный сын! боги правосудны, но ты несправедлив против меня и против себя самого! Так, я сделал проступок; но тебе ли прилично быть моим судиею? Возвратись в дом мой. Теперь ты знаешь, на что может решиться огорченный родитель, остается тебе возпользоваться сим наставлением и учиться быть счастливым, живучи в доме отеческом, Пойдем." Ликофрон не отвечает. - "Говори!" - Молчание. - "Злодеий! отвечай на слова мои!" - вскричал разъяренный Периандер.

Ликофрон слабым голосом произнес: "имение твое принадлежит жрецам Аполлоновым; ты начинаешь говорить с несчастным сыном Мелиссы." Отец счел колкою насмешкою слова сии, которые излились из огорченного сердца и были не что иное, как упрек справедливый. "Никогда не являйся на глаза мои, чудовище!" с яростию вскричал Периандер, и возвратился в свои чертоги. Ликофрон остался в прежнем положении, спокойно ожидая смерти. Никто из Коринфян не отваживался помочь отверженному. Один молодой человек, родом из Корциры, по имени Агатом, в глухую полночь принес пищу Ликофрону. Он приподнял вверх несчастного, укрепил его вином и хлебом, и слезами сострадания оросил его выю. Ободренный Ликофрон, лежа на груди чужестранца, заключил с ним союз вечной дружбы.

"Любезная сестра! почитай в Агатоне моего друга; он спас жизнь мою, а отец..." - В сильном гневе своем, прервала Мелисса, он решился ожидать твоей смерти. - "Я спасу его," сказал Агатон, подавая руку, которую Мелисса прижала к своему сердцу. "Я спасу тебя, Ликофрон!" повторил чужестранец: "или умру вместе с тобою." При сих словах, Мелисса, тронутая великодушием Агатона, бросилась к нему в объятия. Сделав нужные условия о спасении жизни Ликофрона, Мелисса, в сопровождения чужестранца, возвратилась в дом свой. "Каким образом извещу тебя о спасении брата?" спросил ее чужестранец. "Каждое утро я гуляю в саду," отвечала Мелисса. "Ожидай меня после статуи Фауна, стоящей перед кустарником."

В следующую ночь Агатон принес пищу своему другу. Корабль, приготовленный для отвезения Ликофрона в Корциру, стоял в пристани, ожидая попутного восточного ветра. Настало благоприятное время отплытия; Агатону надлежало уведомит Мелиссу. Подходя к назначенному кустарнику, он увидел женщину под покрывалом, идущую к нему на встречу, и отважился произнести имя Мелиссы. Агатон оцепенел от радостного изумления, когда незнакомка сняла с себя покрывало.

Молодой человек увидел в первый раз Мелиссу во храме Нептуна, когда она в день праздника, совершаемого в честь сего бога, танцовала вместе с другими девушками; он не сводил глаз с прелестной незнакомки, и с тех пор любовь овладела его сердцем. Будучи вне себя от восхищения, занимаясь милым предметом своих восторгов, он не позаботился узнать имя красавицы; между тем девушки вдруг скрылись. Он нигде более не встречался с Мелиссою, ни во храмах, на на празднествах. С того времени он жил в Коринфе, повсюду нося печаль в своет сердце; собственное несчастие заставило его познакомиться с несчастным Ликофроном.

"О Боги! это ты друг души моей!" вскричал Агатон, увидев лице Мелиссы; и с трепетом преклонил колена перед нею, Мелисса с безпокойством всматривалась в Агатона, удивляясь его пылкости. "Кажется, я видела тебя... в день праздника Нептунова... во храме..." - Так Мелисса! и с того дня началось мое несчастье, с того дня горесть поселилась в душе моей. - "А брат мой?" спросила Мелисса, закрасневшись от замешательства. - "Сего дня или завтра отправится со мною в Корциру. Там он будет моим братом. Теперь союз священнейший соединяет меня с Агатоном - любовь непорочная к сестре его " - Корцира находится под властию моего родителя. - "Не бойся, Мелисса! мы будем жить в спокойной неизвестности и уединения, будем жить в объятиях нежной дружбы, может быть, и верной любви, если боги услышат мои молитвы." Он ухватил руку Мелиссы, и оросил ее горячими слезами.

"Прежде спаси моего брата," сказала Мелисса, потупляя взоры: "а потом"... Девическая стыдливость недозволила ей кончить.Ей надлежало с поспешностию возвратиться в чертоги своего родителя.

раз пришла на площадь, в это самое время, когда Агатон и Ликофрон хотели идти к пристани. Она обняла своего брата, соединила руки юношей, и сказала: "обещайтесь быть верными друг другу до смерти!" - Клянемся! - был ответ молодых друзей. "А ты, Мелисса?" спросил Агатон дрожащим голосом, взяв ее за руку. Темнота ночи ободряла Мелиссу; она прижала его к своему сердцу и сказала: "клянусь быть верною до смерти!" Агатон повторил слова её.

Ликофрон в эту же ночь разстался с Коринфом; через три дни он прибыл в Кордиру, под именем уроженца из Ионии, и поселился в загородном доме Агатоновом.

заставит Ликофрона раскаятъся в прежнем упрямстве. Прошел год; Периандер не получает о сыне своем никакого известия. Тщетно старался он разведывать об его участи, и наконец заключил, что Ликофрона нет уже на свете. Тут изчезла вся Периандрова бодрость. Старший сын его был слишком слаб для поддержания колеблющагося престола Коринфского, которого твердою подпорою тот бы быть разсудительный, отважный Ликофрон. Граждане Коринфские не могли скрывать внутреннее веселие свое, видя, что здоровье Периандера час от часу ослабевало, и Периандер читал во взорах их нескромную радость. Тогда с ужасом он вспомнил слова Делфийского Оракула, предсказавшого несчастие детей его. Гордость и честолюбие тирана совершили горестное провещание. Прежде он радовался, видя печаль и страх на лицах граждан Коринфских; ныне сам трепетал, думая о бедственном своем положений, и желал бы снискать любовь подданных, которых до того времени презирал и ненавидел.

"Теперь не видишь ли," сказал Медон: "что любовь приятнее и полезнее страха?" - Периандер, стараясь скрыть внутреннее движение, бросил на старика гордой взгляд, "Коринф," отвечал он: "должен всего страшиться от моего гнева, если дерзнет не повиноваться." - Страшиться! отвечал Медон: безпрестанно одно и то же! страшишься! Твоя Супруга страшилась тебя - и с нею месте ты умертвил счастие своей жизни. Дети трепещут перед тобою - и ты лишился утехи и подпоры своея старости, Кто же будет любить тебя, когда всех ты заставляешь бояться? - Периандер смутился и начал помышлять о средствах укрепить колеблющийся престол свой.

Периандер на него обратил внимание, вознамерился выдать за него Мелиссу, и оставить ему в наследство престол Коринфский. Объявив Амфиону свою волю, он пошел к Мелиссе, которая занималась своими мечтами. "Определяю тебе быть супругою Амфиона," сказал Периандер своей дочери повелительным голосом. Мелисса побледнела, бросилась к ногам родителя, и заклинала его не делать ее несчастною. - "Несчастною? Ты будешь сидеть на престоле Коринфском. "

Мелисса с рыданием призналась отцу в любви своей к Агатону и в том, что она поклялась быть ему верною до гроба. "Безразсудная!" сказал Периандер хладнокровно: "я разрываю вашу связь." - Я умру! с ужасом вскричала Мелисса. - "Умри-- но будь послушна." - Родитель мой! вспомни о Ликофроне! ты сам виною смерти детей своих. - "Лучше лишиться детей, нежели угождать их прихотям!" - Ликофрон жив! я знаю место его пребывания; ему принадлежит престол Коринфский". - "Он жив?" спросил изумленный Периандер: "скажи, где он?" - Никакия угрозы не могли принудить Мелиссу открыть тайну её до тех пор, пока Периандер не поклялся оставить выбор жениха на её волю. Тогда она объявила отцу своему о пребывании Ликофрона в Кордире и об имени, под которым он жил на сем острове. Периандер немедленно отправил Герольда к сыну своему и повелел объявить ему, что престол ожидает его в Коринфе. Ликофрон, которой не мог забыть о жестокости отца своего, осудившого сына на голодную смерть, с твердостию отвечал Герольду: "я не сын Периандера! "

Герольд прибыл в Коринф с сею вестию. Периандер послал в Корциру дочь свою для убеждения Ликофрона к примирению. С полною уверенностию в успехе, Мелисса отправилась в назначенное место, желая как можно скорее принести брату - венец, а его другу - сердце. Ликофрон и Агатон с восхищением встретили Мелиссу, но брат её остался непреклонным. - "Я не сын Периандера!" сказал он с горестию: "он осудил меня на голодную смерть. Клянусь богами в том, что никогда не соглашусь его видеть! " - Ликофрон! отвечала сестра его умоляющим голосом: боги, смягчив сердце родителя, не простят сыну его упрямства. Ты добр и благороден; Корцира прославляет твои добродетели: не уже ли захочешь быть жестоким к отцу своему? Можешь ли огорчаться его безпредельною гордостию, когда не умеешь владеть своим сердцем? Ликофрон! учись быть снизходительным, если хочешь носить достойно имя человека. Боги не прощают тех людей, которые питают злобу к подобным себе; а ты ненавидишь своего родителя. Твое упрямство будет стоить ему жизни; но мщение правосудных богов накажет тебя за твою жестокость. Прошу и заклинаю тебя принять совет мой, и не воздавать злом большим за зло меньшее. Боги! отец и сын пылают мщением! низпошлите в сердца их сладкое чувство потребности любить друг друга!"

Слова Мелиссы не сделали никакого впечатления над сердцем Ликофрона. - "Нет, Мелисса, никогда, никогда не возвращусь в Коринф." - Жестокой человек! так платишь мне и своему другу за спасение своей жизни! Будь братом и другом, если не хочешь быть сыном; будь благодарным. Счастие сестры твоей и друга зависит от сего примирения. - Ликофрон вырвался из её объятий. "Я поклялся богами," сказал он: "и исполню обет свой. Охотно пожертвую за вас жизнию, но не могу видеть отца твоего."

Огорченная Мелисса, не могши умолить непреклонного своего брата, с печальным предчувствием в душе возвратилась в Коринф и донесла родителю о неудачном исполнении его препоручения. Она всячески старалась извинить брата и непреклонность его приписывала более страху, нежели ненависти. Таким образом Периандер не терял надежды к примирению. Мелисса, подобно благотворному Гению, смягчала дикия чувства мщения и гордости, в сердцах сына и родителя гнездящияся.

Коринфа чувствовал, сколь нужно вместе с возведением на престол нового Государя оживить подданных надеждою лучшого правления. Старцы Коринфские ненавидели Периандера; взрослые юноши перестали бояться его. Он знал, что огонь возмущения таится под пеплом, и введение перемены почитал необходимым.

В сем намерении он торжественно отравил Герольда в Корциру к своему сыну с предложением возвратиться в Коринф и вступить в управление Государством; сверх того Периандер велел объявить ему, что он сам намерен удалиться в Керциру и довольствоваться обладанием сего острова. Честолюбивый Ликофрон согласился на сие предложение. Скоро жители Корциры узнали о сем произшествии и боялись подпасть игу Тирана. Народ собрался перед сельским домом, жилищем Ликофрона; все трепетали от ужаса, помышляя о жестокости Периандера, и заклинали сына его примириться с отцем своим, заклинали именем благодарности к Корцире, которой он обязан спасением своей жизни. "Мы дали тебе покров и защиу, с жаром говорил Агатон Ликофрону, взяв его за руку: а ты хочешь нас сделать жертвою его жестокости. И для чего? для того, чтобы не нарушить клятвенного обещания - питать вечную вражду к своему родителю. Клятва недостойная сына доброго и чувствительного!"

"Я поклялся перед богами и должен исполнить обет свой!" сказал Ликофрон суровым голосом.

Хорошо! исполняй свою клятву, и готовься терпеть следствия твоего неразумия!... Ликофрон! отрекись от обладания Коринфом! Не уже ли друзья твои должны терпеть наказание за то, что ты в припадке изступления произнес нелепую клятву? Доброй юноша! ты часто не одобрял поступков твоего отца, которой, обещавшись принести в дар богам золотую статую, чтобы не нарушить своей клятвы, приказал отнять у Коринфянок их уборы. Ты сам не то же ли делаешь? Отрекись от престола и живи здесь в объятиях благодарности и дружбы:

"Не могу. Я дал слова Периандеру."

"Чем вы одолжены своему отечеству, тем я обязан Коринфу. Он дал мне бытие". - Разве Корцира не может быть твоим отечеством? сказал один из островитян: чем ты обязан Коринфу? - "Всем." - Всем? Хорошо! знай же, что и я всем обязан моему отечеству, и я люблю его и ничем не подорожу для его избавления! Ликофрон! оставь свое намерение! заклинаю тебя именем безопасности, которою ты наслаждался, живучи между нами! - "Не могу! еду в Коринф," отвечал Ликофрон равнодушно. - Нет! ты не поедешь! вскричал разъяренный житель Корциры, Кинжал блеснул в руке его и скрылся - в груди Ликофроновой.

Он упал на руки Агапита, которой перенес его на постелю. Толпа удалилась. Врач объявил о приближении смерти. Ликофрон дрожащею рукою написал к своему отцу следующия слова: "Я умираю. Родитель мой! даруй прощение своему сыну. Я был неумолим; боги наказали меня. Родитель мой! ты человек! не мсти Корцирянам за смерть мою и сделай сестру мою счастливою. Прости."

Вручив доску своему другу и сказав ему: "обними вместо меня Мелиссу!" Ликофрон скончался.

Герольд поспешно возвратился в Коринф с печальным известием. Ярость и мщение закипели в душе Периандера, когда он прочел последния строки, начертанные рукою несчастного сына. Он приказал немедленно изготовить флот для отплытия в Корциру и определил разорить до основания сей остров. Желая утвердить власть свою в Коринфе на основании прочном, он призвал к себе Амфиона и с ним вместе пошел в комнату своей дочери, которая оплакивала смерть брата. "Вот жена твоя!" сказал он Амфиону, ухватив Мелиссу за руку. Она бросилась к ногам отца своего, и обнимая колена его, просила не делать ей принуждения. "Я поклялась Агатону в верности до самой смерти." - А я клянусь в том, что он погибнет! грозно вскричал Периандер.

Медон осмелился указать ему на последния слова, написанные Ликофроном: и примолвил: "Периандер? Боги карают пресиупников." - Разъяренный Периандер бросил доску на землю, подошел к олтарю богов и вскричал: "Душа моя требует мщения; клянусь перед богами исполнить свое желание? Мелисса должна или умереть, или дать руку Амфиону. Назначаю срок до вечера; нынешняя ночь осветится пламенниками Гимена, или - смерти." Проговоря слова сии он оставил Мелиссу.

Несчастная предалась отчаянию. Ужасной вечер приближался; брачные приготовления оканчивались. Мелисса почти в безпамятстве ходила по саду, и очутилась, сама не зная как, на том месте, где прежде Ликофрон лежал разпростертый на земле, быв изгнанным из родительского дома. Она склонила голову на камень, служивший брату её для того ж употребления, и ожидала смерти. Шум воинов, идущих к пристани, пробудил ее от безчувственности. Она ободрилась, ощутила в себе несколько силы, пошла в след за воинами, около полуночи достигла до пристани, и замешавшись в толпе купцов, взошла на корабль. На другой уже день находившиеся на корабле узнали, что она не принадлежит к их обществу. Меллисса объявила себя под другим именем, и благополучно прибыла в Самос.

сочли за Мелиссу. Труп зарыли в землю и донесли отцу о печальном произшествии. Огорченный Периандер с болезненною улыбкою сказал старому Медону, подняв вверх руки: "Вот благость Богов твоих! вот справедливость их!"

"И ты смеешь жаловаться на богов!" спокойно отвечал Медон. "Не для того ли Кордиряне умертвили твоего сына, что боялись твоей жестокости? не от того ли Мелисса скрылась, что ты хотел принудишь ее дать руку злодею? Еще ли не видишь, что гордость твоя, честолюбie и мстительность виною твоего несчастия?"

"Немедленно отправлюсь в Корциру!" вскричал Периандер, одержимый диким неистовством. "у меня еще один сын остался!" - В самом деле он поспешно отплыл со многочисленным своим флотом. Корциряне побледнели от ужаса, увидев войско Периандера, выходившее на остров. Едва успел он ступить на землю, как вдруг приплывший на легком судне вестник. объявил ему, что жители Коринфские умертвили старшого его сына. Слезы блеснули в глазах свирепого тирана; он покрыл одеждою лице свое и долгое время стоял неподвижно. Желчь злости разливалась по всем его членам в то время, когда ему надлежало бы вспомнить о бедственном своем состоянии. "Бездетный! осиротевший! вскричал он диким голосом: "какая нужда! я еще имею способы удовлетворить мое мщение!" и в туж минуту отдал войску нужные повеления.

Ввечеру воины привели к шатру Периандера триста взрослых юношей и мальчиков, детей знаменитейших граждан Корциры; все они были связаны, подобно преступникам. Отцы, матери, сестры и невесты несчастных жертв толпились перед ставкою и молили тирана даровать жизнь невинным. Пленники поднимали к небу обремененные цепями руки свои и наполняли воздух грозными восклицаниями. Даже воины, привыкшие к кровопролитиям, смягчились, смотря на плачевное позорище, и значительными взорами старались склонить Периандера к состраданию. Только один юноша хранил глубокое молчание; глаза его устремлены были в землю; с спокойным равнодушием он иногда взглядывал на сверкающие мечи в руках окружающих воинов, иногда на свои оковы.

Юноша сей был - Агатон, любимец Мелиссы. Получив ложное известие об её смерти, он не желал остаться на свете и спокойно ожидал мановения, которое долженствовало решишь судьбу его. Но Периандер долго не давал знака и смотрел на несчастных: наконец произнес голосом насмешливым: "Дарую вам жизнь! боги да будут свидетелями моего обещания!" Раздались радостные восклицания, "Удержите стремление ваших восторгов! вы дерзаете веселитъся тогда, когда осиротевший Периандер проливает слезы? Поликрат! повелеваю тебе отвести их в Сарды к Царю Алиатту, и продать в неволю. Жизнь твоя и счастие зависят от исполнения сего препоручения. Ступайте на корабль!" Тут поднялись со всех сторон рыдания. Родители оплакивали несчастных детей своих; невесты сокрушались об участи своих любезных. между тем воины отвели молодых Корцирян на корабли, которые немедленно отправились в путь свой.

Периандер возвратился в Коринф. Море было тихо, минули Циклады; уже в одно ясное утро показался берег Лидии и златоверхий храм Дианы в Ефесе. Пленники трепетали от страха, когда веселые матросы поздравляли друг друга с приближением к берегам Азии. Вдруг подул северной ветер; море закипело; горизонт покрылся тучами. Буря понесла корабль к югу. Матросы кричали : "мель!" и старались удалить корабль от подводных гранитов. Буря час от часу усиливалась и гнала корабль к берегу. Мачта переломилась, парусы изорвались; не смотря на то, с крайним старанием плаватели успели завести судно в безопасный залив. Вышед на берег, они узнали, что находятся на острове Самосе.

Путешественники немедленно разкинули шатры на берегу моря. Поликрат, приказав окружить пленников стражею и смотреть, чтоб они не разбежались, пошел в близь находившийся храм Дианы, для принесения жертвы богине. Агатон, обремененный тоскою и размышлениями о смерти, с поникшими взорами ходил по берегу, без цели и намерения, Случаю было угодно завести его в густую рощу Надобно быть самим Агатоном, чтобы понять, сколь велико было его удивление, когда он услышал любезный голос, произносивший его имя, и в туж минуту очутился в объятиях - чьих? Мелиссы, обожаемой Мелиссы, которую он почитал давно умершею! Какая радость! "Неуже ли это ты в самом деле?" вскричал изумленный Агатон, всматриваясь в бледное лице Мелиссы, стоящей перед ним в длинной, белой одежде. "Не уже ли это ты, друг души моей?" повторил он, протирая глаза свои и стараяс выдти из очаровательного изступления. "Но твое тело найдено среди утесов на Koринфском перешейке! Мелисса! так! я тебя вижу; но, увы! в последний раз! Я жертва разгневанной судьбы. Скоро нас разлучат навеки, и я погибну!" - Нет, Агатон! отвечала Мелисса, прижимая его к пламенному своему сердцу: нет! ты не погибнешь! я спасу тебя. - Юноша видел невозможность избавиться от рук мучительских, и склонив печальную голову на грудь любезной, произнес после короткого молчания: "Я был бы счастлив, Мелисса! если бы мог в сию минуту умереть здесь, в твоих объятиях." - Умереть? в то время, когда боги соединяют нас после долговременной разлуки? - Тут Агатон рассказал ей несчастные свои приключения и то, чем судьба угрожает ему в будущем. "Теперь не видишь ли," продолжал он: "что одно счастие осталось для тебя в жизни - умереть на груди твоей?" В ту минуту раздался в роще звук трубный. "Слышишь ли? нам должно разлучишься; этот знак зовет пленников на корабль. Мелисса! говорил он умоляющим голосом, указывая на кинжал, висевший подле её бока: "прекрати мои несчастия!" - Нет! отвечала Meлисса решительно: ты не удерешь. Агатон! ты и все товарищи твои должны вбежать в храм Дианы и ухватиться за статуи богини. Закон храма, священный и ненарушимый, запрещает отвлекать от статуи тех людей, которые к ней прикасаются. Не теряйте времени. Между тем я постараюсь уведомить о сем здешних граждан, живущих в окрестности храма. - Сказав сие, она обняла своего друга и отправилась в город.

Агатон, возвратясь на берег к своим товарищам, сказал им: "Друзья! нам есть средство спастись. Время дорого; ступайте за мною, и делайте то, что я делать буду." - Толпа пленников, следуя за своим путеводителем, приближилась ко храму Дианы. Тогда Агатон закричал громко: "Товарищи! во храм, вместе со мною! ухватитесь за статую богини!" Взрослые и мальчики бросились во внутренность храма, окружили олтарь Дианы и просили её покровительства.

Воины Коринфские приведены были в крайнее замешательство. "Ступайте на корабль!" они кричали пленным. - Не слушаем вас! отвечал Агатон: мы здесь безопасны под покровом великой богини. - Два воина, вскочив на ступени, хотели оттащить Агатона. Главный жрец закричал на них грозным голосом: "прочь! или вы погибнете!" и воины принуждены были удалиться. "Кто вы?" спросил жрец юношей. - Мы пленники, отвечал Агатон: и просим покрова богини. - Тогда жрец, возшед на ступень жертвенника, сказал приближившемуся Поликрату: "они свободны! никто да не смеет прикасаться к ним во храме и в окружности храма. Нарушитель подвергается смерти." Коринфяне с ужасом отступили назад, а жрец произнес торжественное проклятие на того, кто дерзнет оскорблять покровительствуемых Дианою.

юношей, которые, спускаясь с холма, приближались ко храму. Мелисса управляла хором подруг своих. Она рассказала гражданам Самосским о плачевном жребии несчастных пленников. Её слова, её прозьбы одушевлялись любовию, и сердца Самоссцев тронуты были чувством сострадания; но никто не смел навлечь на себя гнев Периандера. Мелисса выдумала некоторую хитрост. Хоры девиц и юношей, одетых в торжественные платья, имея на головах цветы, вплетенные в волосы и корзины с семенами и медо, а в руках жертвенные сосуды с молоком, подходили ко храму. "Какое празднество вы ныне торжествуете?" спросил Поликрат с безпокойством. - Праздник любви спасительницы! отвечала Мелисса, вводя оба хора в преддверие храма. Агатон узнал свою любезную и тотчас отгадал её намерение: "Друзья!" закричал он к своим товарищам: "мы голодны!" и мгновенно с притворноио наглостию вырвал из рук Мелиссы жертвенной сосуд и корзину; между тем другие Корциряне отнимали съестные припасы у Самосских девиц и юношей. "Убежим! убежим"" кричали последние, с поспешностию выходя из храма.

На другой день по утру снова начался праздник, и опять кончился подобным произшествием. "Долго ли будете торжествовать сие празднество?" спросил Поликрат. Мелисса отвечала: "он кончится в то время, когда покровительствуемые богинею перестанут принимать у нас жертвы." Тут Поликрат увидел, что труд его держать в облежании пленников был бы совершенно напрасен, сел с воинами на корабль свой и отплыл от берега. Освобожденные Корциряне с чувством живой благодарности бросились к ногам Мелиссы и называли ее своею спасительницею. Сайтоссцы, взяв меры осторожности, отправили Корцирян обратно в их отечество и определили ежегодно торжествовать праздник любви спасительницы. Агатон остался на острове Самосе, был принят в число граждан и получил руку Мелиссы." Он поселился на берегу в той самой роще, в которой увидел свою любезную, и купил близлежащия нивы; жил с подругою в уединенном веселом домике, осеняемом высокими деревами, наслаждался сельским спокойствием и любезною, и упражняяся в работе. Мелисса родила ему прекрасного мальчика; ничего не могло сравниться с чистою радостью, наполнявшею сердца любящихся супругов, забывших и Коринф, и Периандера, и его жестокости.

Периандер проводил дни свои в Koринфе среди боязни и скорбя. Будучи бездетен, не имея друзей, он видел, что трон его, час от часу клонящийся к упадку, держится только жестокостию. Корциряне избавились от его мщения; Самос посмеялся над его свирепством, и Периандер все сие должен был сносить, потому что не отваживался выехать из Коринфа. Тогда-то, ненавидимый всеми, окруженный наемною стражею, не имея друзей, кроме старого Медона, тогда-то почувствовал он в первый раз необходимую потребность в любви и дружбе.

Часто снимал он диадиму с головы своей, и смотря на нее, говорил: "О венец! чего ты стоишь мне? куда сокроюсь от тебя? Судьба осудила меня господствовать до конца этой жизни; судьба осудила меня питать в сердце яд ненависти до смерти! Какой город в Греции захочет дать убежище тирану Пертандеру? Какой человек согласится укрыть меня от ярости граждан Коринфских? О! теперь понимаю всю истину слов старца Медона! моя жестокость виною моего злополучия!"

Периандер часто предавался подобным размышлениям, и будучи в хорошем расположении духа, иногда решался переменить нрав свой, сделаться добрым, чувствительным. В самом деле он начал обходиться ласковее с своими невольниками и сделался благосклоннее. Но невольники страшились сей перемены; они трепетали, думая, что излишнее снизхождение может раздражить его гордость. Сокровища Периандеровы лежали на корабле, стоявшем в пристани в готовности к отплытию во всякое время, для того, чтобы в потребном случае ничто не возпрепятствовало ему убежать из Коринфа. Таким образом Периандер провел целой год во всегдашней готовности к бегству, терзаемый безпокойством и ужасами смерти. Наконец; пламя возмущения вспыхнуло в Коринфе в то время, когда Периандер находился на пристани. Многие, из его телохранителей взяли сторону народа, поднявшого оружие против тирана. Уже мятежники зажгли Царские чертоги; надлежало искать спасения в бегстве. Периандер, собрав несколько преданных ему наемников, поспешно сел на корабль свой. Он угрожал Коринфянам возвратиться с многочисленным войском для наказания преступников, ободрял воинов своих обещаниями богатых корыстей и приказал направить корабль в Азию.

"Это Самос! Поликрат! никогда не прощу тебе нерадения в исполнении моих повелений. Ты не старался удовлетворить моего мщения." Ярост засверкала в глазах его. Он умолк: но все знали, чего надлежало ожидать от его жестокости.

По наступлении ночи Поликрат и некоторые друзья его вошли в каюту Периандера, зажали ему рот платком, вынесли его на палубу и, сказав: "тиран жестокосердый! ты не хотел более ползать y ног твоих, не хотят ежечасно трепетать от твоего бешенства!" опустили его в воду.

Море было тихо. Периандер с напряжением всех сил своих поплыл к огню, вдали светившемуся на одной рыбачей лодке. Он достиг до своей цели и был принят рыбаками. Поутру, лодка пристала к берегу, и гордый обладатель Коринфа, измокший, дрожащий от холода, без помощи и пристанища очутился на незнакомом берегу Самосском.

Он пошел вперед, желая найти гостеприимную хижину. В то время Агатон трудился на поле с своими работниками. Увидев подходящого странника, он побежал к нему на встречу. "Кто ты, бедной пришелец?" спросил добродетельный Агатон незнакомца. - Периандер, не смея открыть своего имени, отвечал: Я купец Афинский, ограбленный и брошенный в море корабельными служителями, - Агатон не узнал своего тестя. Скорбь и заботы изменили лицо Периандера, полные, румяные щеки его опустились и побледнели, дикие взоры лишились быстроты своей. Агатон велел принести епанчу для своего гостя и подкрепить силы его здоровою пищею; после отдохновения около полудня повел его в дом свой

глубоким размышлениям, он следовал за Супругами. Каждое слово Мелиссы отзывалось в его сердце; но он был уверен, что дочери его давно уже не было на свете.

"Боги да низпошлют спокойствие в душу моего родителя!" Тут она взглянула на старика, и в первой раз с изумлением приметила в нем сходство с отцем своим, слезы навернулись в глазах её. "Ах!" продолжала она: я никогда не переставала любить злополучного моего родителя! О! естьлиб ему было известно, как счастливы люди, наслаждающиеся любовию и душевным спокойствием!.." - Скажи мне, почтенная незнакомка, прервал смятенный Периандер: кто твой родитель? назови мне его имя!

Мелисса, вслушавшись в голос пришельца с трепетом вскочила, подняла вверьх руки и вскричала: "о боги! какой голос! Агатон! слышишь ли?" - Объяви мне свое имя! повторил Периандер. - "Я Мелисса!" - Что слышу! узнай во мне злополучного Периандера! - Отец и дочь в безмолвном изступлении бросились друг другу в объятия. По прошествии первых восторгов они взаимно рассказали свои приключения. Периандер в первый раз в жизни своей говорил со стыдом и раскаянием о прошедшем, в первой раз узнал истинную цену любви, доверенности и доброты сердца. Прожив несколько времени в хижине Агатоновой, он услышал, что разнеслась молва о его смерти, в то самое время, когда, наслаждаясь восторгами любви родительской, держал в своих объятиях добродетельную Мелиссу. "Так!" сказал он: "тиран Периандер умер. Я теперь не что иное, как бедной старец, которой, стоя на краю могилы, начинает учиться жить."

Он в самом деле учился способам сделаться человеком. Семейственное счастие детей его, их уважение к нему, их любовь истинная час от часу более смягчали его сердце. Он взял на себя должность надзирателя над невольниками Агатона, и обходился с ними благосклоннее, нежели прежде с благородными Koринфянами. Вечернее время проводил он сидя перед заходящим солнцем и любуясь невинными забавами маленьких своих внуков. Кто, увидя его увенчанного розами и окруженного ласкающимися к нему малютками, мог бы подумать, что это тиран Коринфский? "Я лишился супруги, детей и престола," часто повторял Периандер: "прежде нежели научился быть человеком! О! дорого мне стоит сия наука!"

(С Немецкого.)

"Вестник Европы", No 4--5, 1805