Восемь ударов стенных часов.
"В честь бога Меркурия"

"В ЧЕСТЬ БОГА МЕРКУРИЯ"

Дорогой мой друг!

Уже две недели я не получаю от Вас писем. До пятого декабря, то есть до того неприятного для Вас дня, когда истекает срок нашего соглашения, я и не надеялся, что получу от Вас весточку. А с этого дня Вы ведь будете свободны от своего обязательства. Признаюсь Вам, что для меня эти семь победных приключений, которые мы вместе пережили, были источником большой радости. Я жил эти дни вблизи Вас. Я сознавал, что Ваш новый образ жизни, полный свежих впечатлений, приносил Вам большую пользу. Счастье мое было таково, что я не смел с Вами о нем говорить и обнаружить в Вашем присутствии всю силу моих чувств. Единственной моей заботой было Вам нравиться и доказать Вам мою безмерную преданность. А теперь, дорогой друг, Вы отказываетесь от своего соратника, своего спутника. Пусть все будет согласно Вашей воле!

Я подчиняюсь Вашему решению. Но позвольте мне рассказать Вам о том, как я представлял себе наше последнее совместное приключение. Я напомню Вам слова, которые Вы мне сказали и которые навсегда запечатлелись в моей памяти.

"Я требую, - заявили Вы, - чтобы вы мне вернули старинную застежку из сердолика в филигранной оправе. Я получила ее от моей матери. Все знали, что застежка эта приносила счастье и моей матери, и мне. С тех пор как она исчезла из моей шкатулочки, я несчастна. Верните же мне мою застежку, добрый гений!"

А когда я стал Вас спрашивать, когда именно застежка пропала, Вы ответили мне со смехом: "Шесть... семь... или восемь лет тому назад... Хорошо не знаю... Не знаю... как она пропала... Я ничего не знаю".

Видимо, Вы бросили мне вызов, думая, что я обещания своего не выполню. Но мне все же хочется Вас порадовать. Для Вашего душевного спокойствия Вы должны иметь свой талисман. Над этими маленькими суевериями нельзя смеяться: часто подобные суеверия руководят нашими лучшими поступками.

Дорогой друг, в этом деле Вы мне не оказали никакой помощи. Я торопился, имея в виду приближающееся пятое декабря, и позорно провалился. Но все же мне удалось так повернуть это дело, что, если Вы захотите одна идти к цели, то у Вас много шансов, что Вы этой цели достигнете.

И Вы будете продолжать мною начатое. Не так ли? Это вопрос чести. В определенный срок мы должны внести в книгу наших судеб восемь интересных приключений. В этих приключениях мы проявили много энергии, логичных умозаключений, проницательности, а иногда даже немного героизма.

Теперь очередь за восьмым приключением. От Вас зависит, чтобы оно заняло подобающее место пятого декабря до того момента, когда стенные часы пробьют восемь раз.

В этот знаменательный день Вы должны действовать так, как я Вам укажу.

Не думайте, дорогой друг, что я фантазирую и морочу Вас. Для успеха предприятия необходимо, чтобы Вы точно соблюли все то, что я Вам сообщу. Прежде всего, в саду Вашей кузины Вы срежете три тонких, гибких прута. Эти прутья Вы переплетете и завяжете по обоим концам. Получится самодельный деревенский хлыст, какие иногда делают дети.

Затем в Париже Вы купите ожерелье из черного янтаря с маленькими выбоинами. Это ожерелье Вы сократите до семидесяти пяти бус, все одной величины.

Под Вашей зимней накидкой Вы наденете синее шерстяное платье. Ваша зимняя шапочка должна быть украшена осенними листьями. На шее - боа из петушьих перьев. Ни перчаток, ни колец.

После обеда отправляйтесь на левый берег Сены и войдите в церковь Святого Викентия. Ровно в четыре часа перед кропильницей там будет стоять женщина, одетая во все черное и с серебряными четками в руках. Она окропит Вас святой водой. Вы дадите ей свое ожерелье. Пересчитав бусы, она отдаст Вам его обратно. Потом следуйте за ней. Она приведет Вас в пустынную улицу острова Сен-Луи. Перед одним из домов женщина остановится, но в дом Вы войдете одна.

В нижнем этаже этого дома Вы найдете довольно еще молодого человека с матовым цветом лица. Вы снимите накидку и скажете: "Я пришла за своей сердоликовой застежкой".

Не удивляйтесь его ужасу. Оставайтесь спокойной. Если он начнет Вас расспрашивать, пытаясь узнать, кто Вас к нему направил, не давайте никаких объяснений. Все Ваши ответы должны сводиться к короткой формуле: "Я пришла получить то, что мне принадлежит. Я вас не знаю, не знаю вашего имени, но я не могу не обратиться к вам. Я должна получить обратно свою застежку. Это необходимо!"

от Вашей веры в свои силы и твердость. Это - единоборство, в котором Вы должны свалить противника первым же ударом. Если Вы заволнуетесь, потеряете хладнокровие, тогда он Вас победит. Вы или немедленно одержите верх, или сразу же будете разбиты.

Во втором случае Вам придется опять прибегнуть к моему сотрудничеству, которое я заранее Вам предлагаю. При этом не ставлю никаких условий. Я хочу лишь быть полезным той, которая составляет счастье всей моей жизни".

Прочитав это письмо, Гортензия решительно прошептала:

-- Я не пойду.

Своей застежкой она уже перестала интересоваться. Кроме того, перед ней все стояла эта цифра 8 - число предположенных ими совместных приключений. Начать это восьмое приключение значило опять сблизиться с Рениным, дать ему возможность завладеть ею.

За два дня до пятого декабря она была в том же настроении. Накануне утром также. Но вдруг совершенно неожиданно она побежала в сад, срезала там три прута, сплела их вместе, как это делала в детстве, и затем в двенадцать часов уехала в Париж. Ее охватило страшное любопытство. Она не могла совладать с собою: слишком было заманчиво то приключение, которое ей предложил Ренин!.. Янтарное ожерелье... шапочка с осенними листьями... Она покажет Ренину, на что способна!

"Наконец, - пронеслось в ее голове, - он меня приглашает в Париж. А восемь ударов часов страшны для меня не в Париже. Ведь те стенные часы, которые должны пробить восемь раз в час моего поражения, находятся в замке Галингра".

В тот же вечер она прибыла в Париж. Утром пятого декабря она купила янтарное ожерелье и сократила его до семидесяти пяти зерен. Затем она надела синее платье и шапочку с осенними листьями. Ровно в четыре часа она входила в церковь Святого Викентия.

Сердце ее учащенно билось. Теперь она была одна. Как хорошо она сейчас почувствовала, что значит поддержка Ренина, от которой отказалась! Ей даже казалось, что он непременно появится перед нею. Но около кропильницы стояла лишь старая женщина, вся в черном.

Гортензия подошла к ней. Женщина в черном окропила ее святой водой и затем принялась считать зерна ожерелья, протянутого ей Гортензией.

Затем она прошептала:

-- Семьдесят пять! Верно. Идем!

Она быстро пошла вперед, перешла мост и на острове Сен-Луи остановилась перед старинным домом с железным балконом, изъеденным ржавчиной.

-- Войдите, - сказала женщина, после чего удалилась.

Гортензия увидела прекрасный магазин, помещавшийся в нижнем этаже. Через большие стекла можно было заметить разные антикварные предметы и старинную мебель. На вывеске значились слова: "В честь бога Меркурия" и имя хозяина - "Понкарди". На карнизе, выступающем под верхним этажом, находилась маленькая ниша, в которой стоял божок Меркурий из обожженной глины. Он стоял на одной ноге с крыльями на пятках и жезлом в руке. Вся фигура имела наклон вперед, так что казалось, она легко может потерять равновесие и упасть на улицу.

-- Войдем, - прошептала молодая женщина.

Она открыла двери, но, невзирая на стук и звон колокольчика, никто не вышел ей навстречу. Магазин казался пустым. Но за магазином находились две комнаты, наполненные очень ценными вещами. Гортензия прошла по всему магазину и попала наконец в заднюю комнату.

Перед письменным столом сидел человек, углубленный в счетоводную книгу. Не поворачивая головы, он сказал:

-- Я к вашим услугам... Что вам угодно, сударыня?

В этой комнате находились предметы, которые придавали ей характер лаборатории какого-то алхимика средних веков: чучела птиц, скелеты, черепа и тому подобное. По стенам висели всевозможные амулеты, между которыми чаще всего виднелись руки из слоновой кости и коралла с двумя сложенными как бы для заклинания пальцами.

"Это именно он", - подумала Гортензия.

У него было матово-бледное лицо, обрамленное седой бородкой. Под лысым и бесцветным лбом светились беспокойные, бегающие глазки.

Гортензия, не снимая накидки и не приподнимая вуалетки, ответила:

-- Я ищу застежку для корсажа.

-- Вот витрина, - сказал он ей, подводя к одному из шкафов.

Бросив беглый взгляд на витрину, она проговорила:

-- Нет, нет... это не то. Я ищу застежку, которая когда-то пропала у меня из моей шкатулки. Я пришла сюда за нею.

Ее изумило то впечатление, которое произвели ее слова. Лицо Понкарди выразило ужас.

-- Я думаю, что здесь вы ее не найдете. Какая это застежка?

-- Из сердолика в филигранной оправе... эпохи тридцатых годов.

-- Я не понимаю... Почему вы обращаетесь ко мне?

Она подняла вуалетку и сбросила накидку.

Он с искаженным от страха лицом отступил, как перед привидением, и прошептал:

-- Синее платье!.. Шапочка!.. Янтарное ожерелье!.. Возможно ли это?

Больше всего его, видимо, поразил хлыст. Он протянул к ней руки, начал шататься и, наконец, взмахнув руками, подобно пловцу, который тонет, упал на стул и потерял сознание.

Гортензия не шевельнулась. Помня слова Ренина, она старалась быть хладнокровной и твердой.

Через две минуты Понкарди очнулся, вытер струившийся по лицу пот и, стараясь овладеть собой, сказал дрожащим голосом:

-- Почему вы обратились ко мне?

-- Потому, что эта застежка находится у вас.

-- Я это знаю. Никто мне ничего не сказал. Я пришла сюда с полной уверенностью, что моя застежка здесь, и с непреклонной волей ее унести.

-- Вы меня знаете? Вам известно мое имя?

-- Я вас не знаю. Имя ваше я узнала только сейчас. Вы для меня просто тот человек, который должен вернуть мне мою застежку.

Понкарди заволновался. Он ходил по комнате быстрыми шагами, ударяя кулаком по встречным предметам.

Гортензия почувствовала, что она одержала над ним верх. Она обратилась к нему повелительным тоном:

-- Где находится моя вещь? Отдайте мне ее. Я это требую.

Понкарди впал в отчаяние. Он сложил руки и стал бормотать что-то. Наконец, видимо побежденный, он проговорил:

-- Вы этого требуете?

-- Я хочу... Это должно быть...

-- Да, да... я согласен.

-- Говорите, - бросила она еще более резко.

-- Говорить я не могу... Я лучше напишу... Я вам выдам мой секрет, и все для меня будет кончено.

Он вернулся к своему письменному столу и набросал лихорадочно на листе бумаги несколько строк. Затем этот лист бумаги он вложил в конверт и запечатал.

Одновременно Понкарди приложил к виску своему револьвер, который вынул из стола, и выстрелил.

Быстрым движением Гортензия толкнула его под руку. Пуля попала в зеркало, но Понкарди опустился со стоном на стул, точно он ранен.

Гортензия собрала всю силу воли, чтобы не потерять хладнокровия.

"Ренин меня предупредил, - подумала она, - это комедиант. Он сохранил письмо и револьвер. Он меня не проведет".

Вместе с тем она сознавала, что если внешне она оставалась спокойной, то все же эта попытка к самоубийству и этот выстрел вывели ее из душевного равновесия. Она вдруг почувствовала, что воля ее слабеет, и человек, ползающий у ее ног, в конце концов сильнее ее.

В полном изнеможении Гортензия села. Как предсказал Ренин, дуэль продолжалась всего несколько минут. И в то мгновение, когда победа у нее была почти в руках, ей пришлось сдаться, так как женские нервы не выдержали.

-- Для нашего разговора требуется уединение. Не надо, чтобы какой-нибудь покупатель помешал нам.

С этими словами он закрыл железные ставни магазина и подошел к Гортензии.

-- Да, я чуть не влопался! Еще маленькое усилие с вашей стороны, и вы могли выиграть игру. И какой же я осел! Мне вдруг представилось, что вы свалились на меня из глубины прошлого, чтобы потребовать у меня отчета, и я чуть-чуть не сдался... Эх, мадемуазель Гортензия, - позвольте мне так называть вас, так как я знал вас под этим именем, - нашла коса на камень, как говорит пословица.

Он сел около нее и грубо, со злым лицом продолжал:

-- А теперь открывайте свои карты. Кто состряпал всю эту историю? Не вы, конечно. Вы на это не способны. Кто же? В моей жизни я всегда был честен, безукоризненно честен... за одним исключением... с этой застежкой. Я думал, что это дело давно похоронено, а теперь оно вдруг всплывает. Каким образом? Я хочу знать.

Гортензия не пыталась продолжать борьбу. Он подавлял ее своим мужским превосходством, всей силой своей злобной натуры.

-- Говорите же! Я хочу знать. Если у меня есть тайный враг, я должен узнать его имя, чтобы защищаться. Кто вас заставил действовать? Мой ли это конкурент, которого злят мои успехи и который хочет воспользоваться застежкой? Говорите, черт возьми!.. Или, клянусь...

Она вообразила себе, что он хочет схватить револьвер, и стала отступать, надеясь убежать.

Ее не так пугало возможное нападение, как злобное, искаженное ненавистью лицо противника. Она вскрикнула. Вдруг Понкарди остолбенел и, вытянув руки вперед, стал смотреть на что-то поверх головы Гортензии.

-- Кто там? Как вы вошли? - прохрипел он сдавленным голосом.

Гортензия, не оборачиваясь, почувствовала, что Ренин явился к ней на помощь. Действительно, из-за кучи старинных вещей показался его тонкий силуэт, и Ренин спокойными шагами вышел на середину комнаты.

-- Кто вы? - повторил Понкарди. - Откуда вы явились?

-- Сверху, - очень учтиво ответил князь, показывая на потолок.

-- Сверху?

-- Да, я уже три месяца живу в верхнем этаже. Мне послышался шум, звали на помощь... Вот я здесь.

-- Но как вы сюда вошли?

-- Спустился по лестнице.

-- По какой лестнице?

-- По железной внутренней лестнице, которая идет с моего этажа к вам. Ваш предшественник занимал оба этажа. Вы же этот вход забили, а я открыл его.

-- Подобное вторжение позволительно, когда надо прийти на помощь своему ближнему.

-- Кто же вы?

-- Князь Ренин... друг этой дамы, - ответил он, целуя Гортензии руку.

Понкарди пришел в бешенство:

-- А, я понимаю!.. Это вы инициатор всей этой истории... это вы прислали сюда эту даму?!

-- Именно я, господин Понкарди, именно я.

-- Каковы же ваши намерения?

-- Самые чистые. Никакого насилия. Просто маленький разговор, после которого вы мне отдадите то, за чем я пришел к вам.

-- Что такое?

-- Вы отдадите мне застежку.

-- Никогда, - запальчиво воскликнул антикварий.

-- Не говорите так! Ручаюсь, что отдадите.

-- Нет такой силы в мире, которая заставила бы меня это сделать.

-- Не пригласим ли мы сюда вашу жену? Быть может, она лучше оценит положение вещей.

Эта идея Понкарди, видимо, понравилась, и он три раза нажал кнопку электрического звонка.

-- Вот и прекрасно, - воскликнул Ренин. - Вы видите, дорогой друг, как господин Понкарди сделался вежлив! Как только он очутился в присутствии мужчины, он сразу же превратился в кроткую овцу. Но овцы тоже упрямы, и дело пройдет с препятствиями.

В глубине магазина поднялась портьера, и на пороге дверей, находившихся за нею, показалась женщина. Ей было лет тридцать. Она была очень просто одета и по виду напоминала кухарку. Лицо ее казалось добродушным и приятным.

Гортензия очень удивилась, когда в этой особе узнала горничную, которая служила ей, когда она была девушкой.

-- Как, это вы, Люси? Вы теперь госпожа Понкарди?

-- Вы нам нужны, чтобы выяснить дело, в котором вы играли важную роль...

Она с беспокойством взглянула на мужа, который не спускал с нее глаз.

-- Что такое? В чем дело?

Понкарди прошептал:

-- Застежка... сердоликовая застежка...

Этого было достаточно. Люси упала на стул, не пытаясь возражать, и пробормотала:

-- А! Понимаю... Мадемуазель Гортензия напала на след... Мы погибли!

На некоторое время воцарилось молчание. В самом начале борьбы и муж и жена имели вид побежденных. Люси принялась плакать. Ренин наклонился к ней и сказал:

-- Объяснимся. Я уверен, что мы договоримся, и все кончится благополучно. Девять лет тому назад, когда в провинции вы служили у мадемуазель Гортензии, вы познакомились с Понкарди и сделались его любовницей. Вы оба с Корсики, где особенно распространены разные суеверия, где всякие амулеты, заклинания и тому подобное играют в жизни каждого громадную роль. Вот почему под влиянием господина Понкарди вы похитили застежку. Это был тот талисман, который должен был принести вам счастье. Через шесть месяцев вы покинули свое место и вышли замуж за Понкарди. Вот в двух словах вся ваша история. Оставаясь, в общем, честными людьми, вы не в силах были устоять перед искушением.

Нечего рассказывать вам, как, владея талисманом и веря в его действие, вы среди антикваров в скором времени стали в первых рядах. Вы считаете, что магазин ваш "В честь бога Меркурия" своим процветанием обязан упомянутой застежке. Вы полагаете, что с потерей застежки рушится ваше благосостояние. В ней вся ваша надежда, это ваш фетиш. Она - ваш ангел-хранитель. И эта застежка спрятана здесь. Никто ничего не подозревал бы, если б случай не заставил меня заняться вашими делами.

Ренин остановился на несколько секунд и затем продолжал:

-- Я уже два месяца ищу здесь эту застежку, но еще не нашел. А я основательно перерыл весь ваш магазин! И ничего! Впрочем, виноват, в одной из шкатулок, Понкарди, я нашел ваш дневник, где вы рассказываете о своих угрызениях совести, о вашем беспокойстве, о страхе перед карой Божьей. Какая неосторожность! Разве подобные признания записывают! Вот что вы, между прочим, пишете в этом дневнике: "Пусть явится ко мне та, которую я обездолил... Пусть она придет сюда в таком виде, как я видел ее в саду, когда Люси похищала у нее застежку. Пусть явится она мне в синем платье, в шапочке с осенними листьями, с янтарным ожерельем и хлыстом из трех переплетенных прутьев, который она держала в руке в тот день. Пусть она явится и скажет: "Отдайте мне то, что мне принадлежит!" Если это случится, то я пойму, что Господь вдохновил ее, и она лишь исполняет волю Провидения".

Вот, Понкарди, что вы внесли в свой дневник и почему та, которую вы называете мадемуазель Гортензией, пришла к вам. Сохрани она до конца полное хладнокровие, и ее игра была бы выиграна. Вы это знаете! К несчастью, вы отличный актер. Ваша симуляция попытки к самоубийству вывела ее из душевного равновесия. Вам сделалось ясно, что она послана к вам не волей Провидения, просто ваша старая жертва таким путем хочет вернуть вами похищенное. Мне, следовательно, нужно было вмешаться в это дело. Итак, Понкарди, отдайте застежку.

-- Нет, - энергично возразил антиквар.

-- А вы, госпожа Понкарди?

-- Я не знаю, где застежка находится.

-- Прекрасно! Перейдем к действиям. У вас, госпожа Понкарди, семилетний сын, которого вы любите всеми силами своей души. Сегодня он должен один вернуться от тетки домой, как это происходит каждый четверг. Два моих приятеля, если я не отменю своего приказания, должны его похитить.

-- Умоляю, - стала просить Люси, - только не это! Клянусь, что я ничего не знаю. Мой муж этой тайны мне не доверил.

Ренин продолжал:

Понкарди молчал. Казалось, что все эти угрозы на него не действовали. Находясь под охраной фетиша, он, видимо, считал себя неуязвимым. Его жена бросилась к ногам Ренина и стала несвязно лепетать:

-- Нет, нет... Умоляю вас... Я не хочу в тюрьму... А мой сын!.. О, я прошу вас!..

Гортензия была так растрогана, что отвела Ренина в сторону и сказала ему:

-- Бедная женщина! Я прошу вас за нее.

-- Успокойтесь, - ответил он с улыбкой, - ничего с ее сыном не случится.

-- Но ваши друзья, которые подстерегают его?..

-- Я это выдумал.

-- Жалоба прокурору?

-- Только угроза.

-- Что же вам надо?

-- Мне надо их перепугать, вывести из душевного равновесия, заставить проговориться. Мы все перепробовали. Остается последнее средство. Оно, вспомните, почти всегда приводило нас к цели.

-- Но если этой цели вы не достигнете?

-- Она должна быть достигнута, - сказал Ренин глухим голосом. - Дело должно быть кончено. Час приближается.

Их глаза встретились, и молодая женщина покраснела до корней волос, думая о его намеке: в восемь часов ровно должна была наступить расплата.

-- Вот чем вы рискуете, - обратился Ренин к чете Понкарди, - вы потеряете своего ребенка, а сами попадете в тюрьму. А вот мое предложение: отдайте мне застежку, и я вам немедленно уплачу двадцать тысяч франков. Она не стоит и ста франков.

Ответа не последовало. Госпожа Понкарди плакала.

Ренин продолжал, делая паузы между своими предложениями:

-- Я удваиваю... Я утраиваю... Однако вы требовательны, Понкарди!.. Вы хотите, значит, получить кругленькую сумму? Ладно! Сто тысяч!

Он протянул вперед руку, точно не сомневаясь в том, что получит застежку.

-- Сознайся, наконец!.. Говори!.. Куда ты ее запрятал?.. Не будешь же ты и дальше упрямиться? Ведь ты разоришь нас, опозоришь!.. А наш сын!.. Говори же!

Гортензия прошептала:

-- Ренин, это же безумие; застежка не имеет никакой ценности.

-- Не бойтесь! На мое предложение он никогда не согласится... Взгляните на него: как он возбужден, как волнуется! Это именно то, к чему я стремился. Этих людей надо довести до белого каления. Они должны потерять способность контролировать свои слова и свои действия... И в этот момент неосторожное слово, какой-нибудь жест выдаст их мне. Взгляните на него. Он потерял голову. Подумать только - сто тысяч франков за какой-то камешек или же тюрьма!..

Понкарди совершенно обезумел, лицо его было мертвенно-бледно, в углах рта показалась пена. Видно было, что он переживал страшную внутреннюю борьбу. Его природная жадность находилась в борьбе с присущим ему суеверием. Вдруг он не выдержал и разразился рядом несвязных, порой бессознательных фраз:

-- Сто тысяч! Двести тысяч! Пятьсот тысяч!.. Миллион! Наплевать мне на деньги! Миллионы исчезают, улетучиваются, растрачиваются. Одно в жизни важно: за вас судьба или против вас! В этом вся суть. И вот судьба мне благоприятствует уже девять лет. За это время она ни разу мне не изменила, удача всегда была на моей стороне. Вы же хотите, чтобы я продал вам свое счастье. Чего ради? Вы грозите мне тюрьмой, обещаете похитить сына!.. Все это глупости! Со мной ничего не может случиться до тех пор, пока судьба будет на моей стороне. Сейчас она мой друг и мой слуга... И эта судьба, это мое вечное счастье, постоянная удача связана с застежкой. И я знаю почему! Есть камни, обладающие волшебным свойством. Этим свойством, очевидно, обладает сердоликовая застежка.

Ренин не спускал с него глаз и внимательно вслушивался в каждое его слово, в малейшие интонации его голоса. Теперь антиквар хохотал и наступал на князя. Он, видимо, сознавал свою силу, свое превосходство, и упрямство его росло.

-- Миллионы? Но мне эти миллионы не нужны. Камешек, которым я владею, стоит больше всех миллионов в мире. Ведь вы уже месяц ищете его, как сами сознались. Вы у меня перерыли весь магазин, а я даже не защищался и ничего не подозревал. Зачем защищаться? Вещица сама защищалась... Она не хочет, чтобы вы ее нашли, и вы ее не найдете. Ей здесь у меня хорошо. Она - мое счастье, моя добрая фея. Все знают, что мне во всем везет. Я даже избрал своим патроном бога Меркурия, бога удачи, бога торгового счастья. Он также мне покровительствует... И в магазине у меня везде понаставлены изображения Меркурия. Посмотрите на эту полку: там их целая коллекция, такая же, как и на моей вывеске. Я купил этих божков у знаменитого скульптора, который разорился. Одного из них я могу вам подарить. Этот Меркурий вам также принесет счастье. Мой подарок вознаградит вас за вашу неудачу. Идет?!

Он взобрался по лестнице вверх, схватил с полки статуэтку и отдал ее Ренину.

-- Браво! Он принимает! - со смехом воскликнул Понкарди, довольный, что противник его, видимо, сдался. - Если же он принимает, то, значит, все улажено. Ваш сын, госпожа Понкарди, вернется. Не мучьте себя. До свидания, мадемуазель Гортензия. Прощайте, сударь. Заходите, не забывайте! Я всегда к вашим услугам. Уносите свой подарок... Пусть Меркурий поможет вам... До свидания, дорогой князь!.. Всего, всего наилучшего!..

Он постепенно выпроваживал обоих посетителей из магазина, направляя их к дверям, которые вели в верхний этаж.

Самое странное было то, что Ренин не протестовал. Он ни минуты не сопротивлялся. Он ушел, как мальчик, которого наказали и выставили за дверь.

С того времени, когда он сделал свое предложение Понкарди, и до того момента, когда Понкарди выпроводил его из магазина со статуэткой в руках, не прошло и пяти минут.

Столовая Ренина выходила на улицу. Обеденный стол был накрыт на два прибора.

-- Простите мне все эти приготовления, - сказал Ренин Гортензии, открывая ей двери в гостиную. - Я решил, что вы согласитесь в заключение этого полного событиями дня отобедать со мной. Не отказывайте мне в этой милости, которая завершит мое последнее с вами приключение.

Гортензия не возражала. Почему ей было не принять это приглашение: ведь условия заключенного ими договора выполнены не были!

Ренин на минуту вышел, чтобы сделать последние распоряжения, а затем вернулся и провел Гортензию в столовую. Часы в это время показывали немного больше семи.

Стол был украшен редкими цветами. В центре его стояла статуэтка Меркурия, подарок Понкарди.

-- Пусть бог удачи председательствует за нашим столом.

-- Ах, - воскликнул он, - какая же вы упрямая! Вы перестали меня принимать!.. Вы мне не писали даже... Право, дорогой друг, вы поступили со мной прежестоко и заставили меня глубоко страдать. И мне пришлось пустить в ход тяжелую артиллерию, подействовать на ваше воображение совершенно необычайным приключением, возбудить ваше женское любопытство. Согласитесь, что мое письмо было ловко составлено... Три прута, синее платье... Как тут устоять? А тут я еще добавил несколько загадок: ожерелье из янтаря... старушка в церкви... Не сердитесь! Я хотел вас непременно видеть, и именно сегодня. Вы пришли. Спасибо!

Затем он рассказал, как нашел похитителей застежки.

-- Вы, конечно, надеялись, ставя мне это условие, что я никогда его не выполню. И ошиблись, дорогой друг! Дело совсем не было так сложно, если принять во внимание, что застежка имела славу талисмана. Надо было узнать, кто из вашей прислуги отличался суеверием. Мне удалось быстро установить, что у вас служила горничная Люси с Корсики. Это обстоятельство явилось исходным пунктом для моих дальнейших розысков.

Гортензия смотрела на князя с удивлением. Как он легко мирился со своим поражением! Он говорил с видом победителя, когда в действительности был разбит наголову антикваром и поставлен им в смешное положение.

Она это дала ему почувствовать, а в тоне ее можно было найти нотку разочарования:

-- Допустим, что вы все это распутали, но в конце концов вам не удалось вернуть мне украденное.

Упрек был ясен. Ренин не приучил ее к поражениям. Ее, кроме того, сердила та беспечность, с которой он встретил крушение своих заветных надежд.

Он ничего не ответил. Затем наполнил два бокала вином и один из бокалов поднес к губам, пристально смотря на статуэтку Меркурия. Затем он весело повернул божка.

-- Какая дивная вещь - гармоничная линия. Меня всегда меньше чаруют цвет, краски, нежели пропорция, форма, красота линий. Я, например, дорогой друг, люблю цвет ваших васильковых глаз, золото ваших волос, но верьте, меня еще больше восхищают овал вашего лица, линия вашего затылка и форма ваших плеч. Взгляните на эту статуэтку. Понкарди прав: ее сделал большой мастер. Как хороши ноги, мускулистые и тонкие в то же время. Вся фигура производит впечатление порыва и скорости. Все это дивно... Есть одна, впрочем, маленькая ошибка, которую, быть может, вы не заметили?

-- Напротив, - отозвалась Гортензия. - Эту ошибку я заметила, когда рассматривала вывеску. Вы, вероятно, хотите сказать, что в статуэтке замечается некоторое отсутствие равновесия? Божок слишком наклонился вперед. Кажется, что он упадет.

-- Браво! Совершенно верно. Эта неправильность почти незаметна, надо иметь опытный глаз, чтобы ее увидеть. Логично рассуждая, божок должен упасть лицом вперед.

После короткой паузы он продолжал:

-- Я заметил этот недостаток в первый же день. Меня, признаться, поразила эта особенность с точки зрения эстетической! Между тем я удивляюсь, что не обратил внимания на другое обстоятельство: законы тяжести нарушены быть не могут...

-- Что вы хотите сказать? - с живым интересом спросила Гортензия.

-- Ничего особенного. Я удивляюсь только тому, что сразу же не сообразил, почему Меркурий не падает, согласно физическим законам.

-- Причина?

-- Причина? Полагаю, что Понкарди, обрабатывая статуэтку, чтобы приспособить ее к своим целям, нарушил ее равновесие. Это равновесие, однако, опять восстановилось благодаря тому, что появилось новое обстоятельство.

-- Какое?

-- Дело в том, что статуэтка не была закреплена в нише. Я видел, что Понкарди каждые два-три дня брал ее в руки и чистил. Значит, остается единственная гипотеза: противовес.

-- Противовес!.. Вы полагаете, что этот противовес находится в пьедестале!..

-- Именно!

-- Возможно ли это?! Но как мог в таком случае Понкарди вам отдать статуэтку?..

-- Он дал мне не эту статуэтку, - объявил Ренин. - Эту статуэтку я сам у него взял.

-- Но где? Но когда?

-- Только что, когда вы находились в гостиной. Я через свое окно добрался до ниши, где стояла статуэтка, и одного бога заменил другим.

-- Но ведь тот Меркурий, которого вам дал Понкарди, вперед не наклонен?

-- Нет, как и все остальные статуэтки, находящиеся в магазине. Но Понкарди ничего не заметит. Он будет продолжать думать, что владеет талисманом. Если хотите, я разрушу пьедестал этой статуэтки, и мы вынем вашу застежку, которая залита оловом. Это олово и удерживает божка в состоянии равновесия.

-- Нет, нет!.. Не надо!.. - прошептала Гортензия.

что приближается час расплаты, что он победил.

-- Три четверти восьмого, - заметил Ренин.

В комнате воцарилось тягостное молчание. Обоим стало неловко. Они боялись шевельнуться. Ренин попытался шутить:

-- Молодчина этот Понкарди! Я был уверен, что, возбуждая его и сердя, я в конце концов заставлю его проговориться. Той искрой, которая осветила мне все дело, было сопоставление, которое сделал Понкарди между сердоликовой застежкой и богом Меркурием, сказав, что и то и другое приносит счастье. Я понял, что он соединил одно с другим: застежку с Меркурием, то есть соединил воедино два талисмана. Тогда я подумал о Меркурии в нише под вывеской...

Ренин внезапно прервал свою речь. Он заметил, что его не слушали. Молодая женщина закрыла глаза руками и, видимо, мыслями была далеко.

им, точно в волшебной сказке, подвигах, о том добре, которое он сделал, о спасенных им жизнях, о наказанных преступлениях и о восстановлении порядка везде, где проявлялась его железная воля. Невозможного для него не существовало. То, что он начинал, он доводил до конца, всегда достигая своей цели. И все он делал спокойно, хладнокровно, чувствуя свою силу, понимая, что ничего не может противостоять ему. Перед ним она была беспомощной. Как защищаться и зачем защищаться? Он ведь всегда победит ее, всегда подчинит ее своей воле. Даже если она попыталась бы убежать куда-нибудь, разве он не отыщет ее, разве она найдет в целом свете место, где он не обнаружил бы ее? С самого первого момента их встречи было предопределено, что Ренин завладеет ею, так как он решил это сделать, так как он поставил себе эту цель.

Все же она не сдавалась и искала предлогов, чтобы уклониться от выполнения договора. Она утешала себя тем, что хотя восемь приключений они совместно пережили и он вернул ей сердоликовую застежку, но, согласно условию, в последнюю минуту должны были пробить стенные часы замка Галингра. Ведь Ренин сказал три месяца назад, глядя на губы, к которым стремились его уста, следующее:

-- Старый медный маятник опять придет в движение, и в тот момент, когда в назначенный срок часы опять пробьют восемь раз, тогда...

Она подняла голову. Он не шевелился и спокойно, с непроницаемым лицом ждал.

Гортензия приготовилась сказать ему следующее:

Ход ее мыслей был внезапно прерван... Сзади послышалось шипенье стенных часов, собирающихся бить.

Раздался первый удар, затем второй... третий. У Гортензии вырвался стон. Она сразу узнала звон старинных стенных часов Галингра, которые три месяца назад так неожиданно вдруг пошли в заброшенном замке.

Она стала считать. Часы пробили восемь раз.

-- А! - прошептала она в состоянии полного смятения, закрывая лицо руками... - Это бьют те часы... я узнала их бой...

кончились. Но впереди оставалось еще главное, важнейшее приключение. Они должны были совместно пережить любовное приключение, самое сладкое, самое интересное и волнующее из всех. И она подчинилась судьбе и была счастлива, несмотря на свое поражение, так как любила. Радость и счастье возвращались к ней в ту минуту, когда возлюбленный вернул ей сердоликовую застежку.

Часы стали бить вторично. Гортензия подняла глаза на Ренина. Одно мгновение она колебалась, но затем, точно зачарованная, теряя способность сопротивляться, когда часы пробили восьмой раз, она прильнула к нему и подняла лицо для поцелуя.