Автор: | Ленау Н., год: 1877 |
Примечание: | Перевод П. Вейнберга, А. Апухтина, А. Плещеева, М. Михайлова, И. Гольцъ-Миллера, Д. Михаловского |
Категория: | Стихотворение |
Связанные авторы: | Апухтин А. Н. (Переводчик текста), Гольц-Миллер И. И. (Переводчик текста), Михайлов М. Л. (Переводчик текста), Михаловский Д. Л. (Переводчик текста), Плещеев А. Н. (Переводчик текста), Вейнберг П. И. (Переводчик текста) |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Стихотворения (старая орфография)
СТРЕЛЕНАУ (ЛЕНАУ).
Немецкие поэты в биографиях и образцах. Под редакцией Н. В. Гербеля. Санктпетербург. 1877.
1. Зимняя ночь. - П. Вейнберга
2. Весеннее утро. - П. Вейнберга
3. Вечер. - А. Апухтина
4. Свидание. - А. Плещеева
5. Весенний привет. - А. Плещеева
6. Трое цыган. - М. М.
7. Совет и желание. --М. М.
8. Песня португальского переселенца. - И. Гольц-Миллера
9. Похороны нищей - Д. Михаловского
10. Анна. - Д. Михаловского
11. Иван Жижка. - П. Вейнберга.
Николай Стреленау, известный более под своим псевдонимом "Ленау", родился 13-го августа 1802 года в Чададе, небольшой венгерской деревне близь Темешвара, но провёл своё детство и юность в Офене, куда переселился его отец, вскоре после рождения будущого поэта, для возстановления своего здоровья. Первоначальное образование получил он в местной латинско-немецкой школе, а по переезде его матери с своим вторым мужем (отец его умер раньше) в Токай в тамошнем высшем училище. На восемнадцатом году он отправился в Вену, чтобы прослушать там курсы философии и права, но не одна из этих наук не пришлась ему по вкусу - и он перешол на медицинский факультет, для чего перебрался в Пресбург. Но и изучение медицины не удовлетворило пытливого духа Ленау, хотя он и занимался ею так усердно, что вскоре совершенно разстроил своё здоровье. Чтобы поправить его, он отправился в Австрийские Альпы, где провёл несколько счастливых месяцев в беседе с музами. Затем он переехал в Гейдельберг, для довершения своего медицинского образования. В 1832 году овладело им страстное желание отправиться в Америку, что он и исполнил в том же году; но не найдя там того, что найдти предполагал, возвратился в следующем году в Европу. С этого времени он жил попеременно то в Вене, то в Ишле, то в Штутгарте. В Вене он влюбился в жену своего друга, но съумел победить свою страсть и с растерзанным сердцем покинул столицу. Впоследствии, во время его пребывания в Штутгарте, одна очень молодая и красивая девушка произвела на него сильное впечатление. Счастливый её взаимностью, он уже мечтал о спокойной и счастливой жизни, когда в 1844 году он совершенно неожиданно впал в сумасшествие. Прожив после того ещё шесть лет, Ленау скончался 22-го августа 1850 года в сумасшедшем доме в Обердёблине, близь Вены.
"Ленау", говорит Шерр, "соединяет в себе женски-прекрасное сердце с мужески-твёрдым духом, который укрепляет слишком мягкия чувства первого в огне полного мысли вдохновения и в пламени гнева, и тоску и печаль собирает в мужественное желание жить "пламенно-быстрою и вольною жизнью молнии". Живопись и символика природы составляют главные средства, которыми действует лирика Ленау. Чистейшие цветы её благоухают в его "Schilfliedeеn" и "Лесных песнях". Его живопись природы вовсе не простое изображение, но она совершенно своеобразно отражает таинственное взаимодействие между жизнью природы и жизнью человеческой души. Его символическое понимание сил природы и их обнаружений нолю глубоких взглядов, которые с особенною любовью обращаются к тому, что обыкновенно понимают под тёмною стороною природы. Но из тёмных областей философских проблем поэт вдруг извлекает превосходные рои песень, которые гордо и вместе грациозно проносятся через таинственные бездны, вынося далеко светящиеся перлы мыслей. Свою способность эпической индивидуализации и энергического изображения Ленау мастерки доказал в своих романсах: "Die Haideschenke", "Die Weеbung", "Три Цыгана", "Mischka" и в собраниях романсов: "Клара Геберт" и "Жижка". Большие произведения Ленау, "Фауст", "Савонарола" и "Альбигойцы", ясно показывают ход развития поэта. В "Фаусте" (кроме отдельных мест, в целом это произведение слабо) полускептический, полуверующий ух ощупью ищет себе точку опоры в убеждении, не имея силы удержаться за неё; "Савонарола", произведение законченное и безупречное в художественном отношении, показывает в поэте недовольство новейшими философскими системами, в противоположность которым он наконец охотнее склоняется к вере; в "Альбигойцах" это стеснение победоносно уничтожено, но в сущности Ленау здесь не стал выше подкапывающагося скептицизма, безпощадно прерывающого все связи с прошедшим. Прежде чем его постигла страшная судьба Гёльдерлина, он написал еще "Дон-Жуана".
На русском языке, кроме переводов множества мелких стихотворений, баллад и двух поэм, "Жижка" и "Анна", существует целое собрание его стихотворений в переводе А. Чижова, изданные в 1862 году в Москве, под заглавием "Стихотворения Ленау".
I.
ЗИМНЯЯ НОЧЬ.
Спит воздух, скованный морозными цепями; |
Снег у меня хрустит зловеще под ногами; |
На мне, вокруг меня. Вперёд, смелей вперёд! |
Какое страшное, могильное молчанье! |
На ели старые луна струит сиянье, |
И, жаждою томясь забыться в вечном сне, |
Ветвями вниз к земле склоняются оне. |
Зима, пройди мне в грудь и там, без сожаленья, |
Навеки заморозь все дикия волненья, |
Все страсти бурные, чтоб и в душе моей! |
Всё умерло, как здесь, среди глухих июлей. |
П. Вейнберг.
II.
ВЕСЕННЕЕ УТРО.
Соловьи и розы, песни, аромат! |
Тщетно ваши чары радость мне сулят. |
Ах. не жмитесь нежно к сердцу моему, |
Не пускайте света в мрачную тюрьму! |
Много изменилось, многого ужь нет |
С той поры, как с вами бедный ваш поэт |
Распростился. Долго по щекам ого |
Шла слезами осень счастья моего. |
В сердце мне пробрался; что осталось слёз |
Изсушил он разом - и в оковах льда |
Все цветы надежды сгибли навсегда. |
Аромат и песни, птицы и цветы, |
Чары юной жизни, свежей красоты! |
Не напоминайте нежной лаской мне, |
Что один на свете я - чужой весне. |
П. Вейнберг.
III.
ВЕЧЕР.
Вечер бурный и дождливый |
Гаснет: всё молчит кругом; |
Только грустно шепчут ивы, |
Наклоняясь над прудом. |
Я покинул край счастливый... |
Слёзы жгучия тоски, |
Лейтесь, лейтесь! Плачут ивы, |
Ветер клонит тростники. |
Ты одна сквозь мрак тоскливый |
Светишь, друг, мне иногда, |
Светит вечером звезда. |
А. Апухтин.
IV.
СВИДАНЬЕ.
Тяжолые чорные тучи |
Висели с небесных высот; |
По старому саду с тобою |
Ходили мы взад и вперёд. |
За тучами спрятались звезды: |
Темна была ночь и душна. |
Казалось, она для печали, |
Как наша любовь, создана. |
Когда же тебе на прощаньи: |
"Спокойная ночь!" я сказал, |
Обоим от полного сердца |
Я смерти в тот миг пожелал. |
А. Плещеев.
V.
ВЕСЕННИЙ ПРИВЕТ.
Солнышком весенним снова мир согрет. |
Вот приносит нищий-мальчик мне букет. |
Приносить нам бедность грустная должна! |
Но залог прекрасный лучших, ясных дней |
Стал в руках несчастья мне ещё милей. |
И страданья наши так должны принесть |
Новым поколеньям лучшей жизни весть! |
А. Плещеев.
VI.
ТРОЕ ЦЫГАН.
Степью песчаной наш грузный рыдван |
Еле тащился. Под ивой, |
Рядом с дорогою, трое цыган |
Расположились лениво. |
В огненных красках заката лежал |
Старший с лубочною скрипкой: |
Буйную песню он дико играл |
С ясной, безпечной улыбкой. |
Трубкой дымил над собою другой, |
Дым провожая глазами, |
Счастлив - как-будто нет доли мной |
Лучше, богаче дарами. |
Над головою висела |
Лютня на иве. По струнам шел гул, |
По сердцу грёза летела. |
Пусть из-за пёстрых заплат, из прорех |
Голое тело сквозится: |
Всё на лице у них гордость и смет, |
Сколько судьба ни грозится. |
Вот от кого довелось мне узнать, |
Как тебя, доля лихая, |
Дымом развеять, проспать, проиграть, |
Мир и людей презирая. |
Глаз я не мог отвести от бродяг. |
Долго мне будут всё сниться |
Головы в чорных косматых кудрях, |
Тёмные, смуглые лица. |
М. М.
VII.
СОВЕТ И ЖЕЛАНИЕ.
"Не живи так быстро, так мятежно! |
Посмотри - ещё весна кругам. |
Ты жь бледнеешь, вянешь с каждым днём. |
"Не на долго розы увядают: |
Лишь пахнёт весной - цветут опять; |
Соловьи в леса к нам прилетают |
И поют... иль их не хочешь ждать?" |
- Не хочу. Пусть жизнь скорей промчится |
Вольно, бурно, страстью и огнём! |
Пусть угасну я, как та зарница, |
Что, сверкнув, исчезла за холмом! |
М. М.
VIII.
ПЕСНЯ ПОРТУГАЛЬСКОГО ПЕРЕСЕЛЕНЦА.
Прости, родимый край! В последний раз поклон |
Тебе я шлю. Глупец лишь малодушно |
Цалует деспота пяту - и только он |
Его велениям внимать готов послушно. |
Ребёнком сладко а в твоих объятьях слал - |
Ты дал мне всё, что тешит в детства годы, |
Потом ты юноше возлюбленную дал |
И только мужу дать не мог свободы. |
В горах заслыша стадо дикое, стрелок |
Пока стремительно, как бешенный поток, |
Опасная промчится мимо стая. |
Так падаешь ты ниц, о родина моя, |
При шумим твоего владыки приближеньи, |
И смирно ждёшь, дыханье робко притая, |
Пока шаги его замолкнут в отдаленьи. |
Лети ж, корабль, как тучка по лазури дня, |
В те страны, где огонь божественный пылает! |
О, море, море! смой ту пропасть, что меня |
Доселе от свободы отделяет! |
Ты, новый свет, свободный свет, об чей |
Цветущий берет, брызгами сверкая, |
Волна тирании бьёт в немощи своей, |
Моё отечество - приветствую тебя я! |
И. Гольц-Миллер.
IX.
ПОХОРОНЫ НИЩЕЙ.
В одеждах чорных, по два в ряд, |
И с миной равнодушной, |
Носильщики стащить спешат |
Там - в этом ящике гнилом, |
Сведя свой счёт с судьбою, |
Спи, бедная, покойным сном |
Спокойно под землёю. |
Никто не вздумал проводить |
Тебя в твой путь печальной |
И бедный нищей прах почтить |
Своей слезой прощальной - |
Оплакать в нужде и борьбе |
Угаснувшия силы; |
Лишь нищета верна тебе |
Осталась до могилы: |
Людская скаредность тряпьём |
Твой труп едва прикрыла |
И крест поломанный, при том, |
На гроб твой положила. |
Но ты мертва, твой прах лежит |
Не мысля, не страдая, |
И ужь тебя не оскорбит |
Ты некогда цвела красой, |
Тобой все любовались, |
Друзей имела много ты - |
Куда жь они девались? |
С тобой знакомством всяк из них |
Так дорожил, гордился - |
Что жь ни один в последний миг |
С тобою не простился? |
Д. Михаловский.
X.
АННА.
1.
Красотой своей любуясь, |
Анна в озеро глядит, |
Видит там свой чудный образ - |
И в восторге говорит: |
"Образ милый и прелестный, |
Полный дивной красоты, |
Отвечай мне: неужели |
На меня походишь ты? |
"Нет! весь мир меня уверить |
Никогда бы не съумел, |
На моих щеках горел. |
"Мой ли это рот прекрасный, |
Этот шолк густых волос? |
Но - я вижу - ты как-будто |
Тот же делаешь вопрос. |
"О, вода, кристалл прозрачный! |
Ты поведай правду мне: |
Мой ли образ ты лелеешь |
В голубой своей волне? |
"То мои ли очи светят |
В ней лучами и огнём, |
Иль я вяжу душу неба |
В светлом зеркале твоём?" |
Анна к озеру склонилась |
У зелёных берегов |
И с груди своей прекрасной |
Лёгкий сбросила покров - |
И с восторгом созерцает |
Отражение своё: |
С изумленьем на неё. |
Наклонившись над водою, |
Анна радости полна, |
Что, чем ближе, тем прекрасней, |
Обольстительней она. |
"О, когда бы мне такою |
Оставаться навсегда, |
Чтоб хранила этот образ |
Эта чистая вода!" |
Чу! повеял ветер шумный, |
Мчась на горы и на дол; |
Он погнул тростник прибрежный, |
Гулом по лесу пошол. |
Всю поверхность водяную |
Взволновал его полёт - |
И исчезло отраженье |
В белой пене тёмных вод. |
Грустным взором смотрит Анна |
Вдруг какая-то старуха |
Появилась перед ней. |
На красавицу с приветом |
И участием глядит, |
Головою ей кивает |
И со вздохом говорит: |
"Ветер образ твой разрушил |
В светлом зеркале воды: |
В жизни - дети уничтожат |
Красоты твоей следы. |
"Эта истина известна! |
Помни, милая, о ней: |
Лучшей пищей служит детям |
Красота их матерей. |
"Приходи, когда посмеешь, |
После первых же родов, |
В светлом озере глядеться |
С этих самых берегов. |
"Приходи - и ты увидишь |
Что твои повисли груди, |
Как пустые невода. |
"И спроси тогда свой образ, |
Устремив пытливый взгляд: |
Что я вижу: эти формы |
Разве мне принадлежат? |
"Эти блёкнущия щёки, |
Эти впалые глаза! |
Не одна тогда прольётся |
Из очей твоих слеза. |
"Слушай: я тебя съумею |
От детей заворожить. |
Приходи сюда, когда ты |
Будешь замуж выходить. |
"Хочешь?" - "Да!" сказала Анна, |
С дрожью слыша эту речь: |
"Я приду, когда ты можешь |
Красоту мою сберечь." |
2.
Под окном прекрасной Анны |
В струны цитры ударяя: |
"Хочешь быть моей женой? |
"У меня есть лес и замок, |
Нивы с жатвой золотой, |
Есть луга, стада и сердце |
Уязвлённое тобой. |
"Дан я камней драгоценных, |
Дан я жемчугу тебе |
И добытые мной лавры |
С басурманами в борьбе. |
"Завтра солнце засияет, |
Ярким золотом горя: |
Пусть оно для нас осветит |
Путь к ступеням алтаря. |
"Вот кольцо на ветке розы - |
В знав, чтоб ты моей была!" |
Сел в седло, коня пришпорил - |
Сняв кольцо, вдруг Анна слышит |
Шум раздвинутых ветвей |
И шагов чуть внятный шорох, |
Приближающийся к ней. |
Месяц, звезды скрылись в тучах, |
Как светляк из темноты; |
Потайной фонарь сияет |
Сквозь цветущие кусты. |
И знакомая старуха |
Перед Анною стоит. |
Стан её глубокой тьмою, |
Точно мантией, покрыт; |
Лишь лицо ей освещает |
Бледный свет от фонаря |
И в глазах её трепещет, |
Ярким отблеском горя. |
Точно плача о невесте, |
О грозящей ей судьбе, |
Тихо шепчет ей старуха: |
"Горе, бедная, тебе! |
"Ты взяла кольцо красавца |
И оно тебе грозит, |
Что твой розовый румянец |
С нежных щёк твоих сбежит. |
"Ну, иди за мной!" И обе, |
Ничего не говоря, |
Идут к мельнице, стоящей |
Средь глухого пустыря. |
Там оне остановились; |
Говорит ворожея: |
"Ты ведь хочешь быть безплодной, |
Так ли, милая моя?" |
"Да!" и входит по ступеням |
За старухою она. |
Крылья мельницы недвижны; |
Светит полная луна. |
Семь пшеничных тёмных зёрен |
Ведьма старая взяла |
Из мешка, кольцо невесты |
Говоря: "не обратись ты, |
Анна, к помощи моей - |
У тебя бы в этом браке |
Было семеро детей." |
Сквозь кольцо на круглый жорнов |
Ведьма бросила зерно: |
Зашумели вдруг колёса, |
Не шумевшия давно. |
Ветер свищет, крылья машут, |
Жорнов мелет... иль то сон? |
С содроганьем Анна слышит |
Тихий, точно детский, стон. |
Снова мельница недвижна, |
Как в могиле всё молчит, |
Только сердце Анны бьётся |
И порывисто стучит. |
Вот ещё зерно упало - |
Ветер вдруг опять подул: |
И на мельнице раздался |
Снова жорнов трёт и мелет, |
Ветер свищет и шумит: |
Снова тихий плач ребёнка |
Сердце девушки щемит. |
Так семь раз бросала ведьма |
За зерном зерно - и вновь |
Плач был слышен и у Анны |
Ныло сердце, стыла кровь. |
Ведьма кончила. Настала |
Гробовая тишина; |
Над пустынною равниной |
Светит полная луна. |
И, с хихиканьем к невесте |
Повернув свое лицо, |
Говорит колдунья Анне, |
Возвращая ей кольцо: |
"Ну, теперь не безпокойся: |
Не иметь тебе детей, |
Счастья матери не ведать, |
" |
И домой перед разсветом |
Анна с трепетом спешит; |
Боязливо оглянулась - |
Нет старухи, всё молчит. |
3.
О ночной прогулке Анны |
Если б знал и ведал мир - |
Не готовился бы в замке |
Этот шумный брачный пир. |
Трое суток длилась травля: |
В дебрях, пустошах лесных |
Раздавались звуки рога, |
С лаем гончих и борзых. |
Много с воздуха упало |
Диких птиц, и не один |
Красный зверь там был затравлен |
Средь оврагов и теснин. |
Вот олень, краса пустыни, |
Распростёртый на траве: |
Целый куст рогов ветвистых |
Точно, мчась сквозь чащу леса, |
Этот куст он оторвал |
И с собою к месту смерти |
На рогах своих причал. |
Рано утром к замку гости |
На конях своих верхом, |
Собрались, чтоб за невестой |
Ехать вместе с женихом. |
Красотой сияет Анна, |
Точно свет с собой несёт - |
И её везде встречает |
Криком радостным народ. |
Сам священник с изумлением |
На красавицу глядел |
И, её благословляя, |
На минуту онемел. |
Рыцарь счастлив. Только ею |
Думы Эриха полны: |
Небо целое он видит |
Анна тоже всем довольна: |
Пёстрой свадебной толпой, |
И своим венчальным платьем, |
И супругом, и собой. |
Скоро пир начался шумный. |
Звуки музыки гремят, |
Звон бокалов, поздравленья, |
Говор, крик: "ура!" "виват!" |
Но настала ночь - и Анной |
Овладела туча дум, |
И она с тоскливым сердцем |
Слышит вод знакомых шум. |
Тусклы кажутся ей свечи, |
Воздух душен, отягчён - |
И до слуха новобрачной |
Долетает тихий стон. |
4.
День за днём, семь лет промчать, |
Точно волны, чередой; |
Наступила годовщина |
Все в восторге превозносят |
Анны чудную красу; |
Анна это принимает, |
Как цветок свою росу. |
Безупрёчна, кроме мужа |
Холодна она для всех; |
Но на совести у Анны |
Есть один тяжолый грех. |
Часто с суетным восторгом, |
Удалившись в свой покой, |
Анна в зеркало глядится |
И любуется собой. |
В пышном платье, в бриллиантах |
Долго так она стоит; |
Но какой-то тайный холод |
Вдруг ей члены леденит. |
Нестеришгь ей шорох платья, |
Безделушек блеск и звон: |
Анне чудится пустыня, |
Хороша она как прежде, |
Муж тоскует иногда, |
Что любовь его безплодна, |
Жизнь изчезнет без следа. |
В эту ночь, с крестин каких-то |
Возвращался домой, |
Эрих, в думу вогружонный, |
Ехал следом за женой. |
Полный месяц с выси неба |
Им дорогу освещал |
И причудливые тени |
Лес таинственный бросал. |
На пустынную равнину |
Оба въехали они: |
Здесь старуха колдовала |
Над невестой в оны дни. |
На пустырь с небес глубоких |
Льётся яркий лунный свет. |
Вдруг с испугом видит рыцарь, |
Только лошадь тень бросает. |
Эрих вздрогнул: "Где жена? |
Не упала ли, бедняжка, |
С ретивого скакуна? |
"Нет, сидит! О, Боже правый! |
Ведьма ты!" кричит он ей: |
"Ты без тени: я лишь вижу |
Тень от лошади твоей!" |
Без ответа мчится Анна, |
Трепеща перед луной, |
Пред разгневанным супругом, |
Пред небесным Судиёй. |
Дома Анна повалилась |
В ноги мужу своему |
И в слезах, с мольбой, с рыданьем, |
Разсказала всё ему. |
И, с жены своей прекрасной |
Не сводя суровых глаз, |
Слушал он её рассказ. |
И напрасно месяц ясный |
В окна комнаты сиял |
И красавицу с любовью |
Ярким светом озарял. |
Всё для Эриха исчезло, |
Что любил он прежде в ней: |
Тайным ужасом сменился |
Сладкий трепет прежних дней. |
"О, чудовище!" вскричал он: |
"Пропади краса твоя, |
Похитительница жизней, |
Тварь, коварная змея! |
"Вон, обманщица, отсюда! |
Ты сквернишь мой дом родной! |
Мучься в нужде, гибни в горе! |
Будь проклятье над тобой! |
"Вон! Тебя ничто не в силах |
От погибели спасти, |
Свежих роз произвести." |
5.
Одиноко, ниц упавши |
На траву, в лесной глуши, |
Анна сдерживает вопли, |
Скорбь истерзанной души. |
Грудь вздымается неровно, |
За слезой бежит слеза - |
И, рыдая, Анна прячет |
В мягкий мох свои глаза. |
Шопот ветра вызывает |
Крик раскаяния в ней, |
И напрасно катит волны |
Мимо грешницы ручей. |
Нет для ней утех в природе: |
Анна чувствует, что связь |
Между ней и всем живущим |
Невозвратно порвалась. |
В этом день семь лет минуло |
С той поры, как понесла |
Мужем изгнана была. |
Семь ужь лет она томится |
Угрызеньем, нищетой, |
И, отвергнутая всеми, |
Ходит по миру с сумой. |
Мук, болезней материнских |
Не изведала она, |
Но от жизни полной горя |
Точно мёртвая бледна. |
Вот она приноднялася |
С безнадежною тоской - |
И в лучах зари вечерней |
Видит старца пред собой. |
"Анна, встань, довольно плакать", |
Старец тот заговорил: |
"Для твоей безмерной скорби |
Час пощады наступил. |
"Встань! иди за мной!" И Анна, |
По глухим тропинкам леса |
Молча следует за ним. |
На вечернем тихом небе |
Яркий пурпур побледнел; |
На вершинах тёмных сосен |
Луч последний догорел. |
Вот и ночь - ни зги не видно, |
Лишь сквозь ветви иногда |
Промелькнёт своим мерцаньем |
Одинокая звезда. |
Так идут они сквозь чащу, |
Пробираясь в тишине - |
И пришли они к часовне |
В тёмной леса глубине. |
Тихо, мёртвое молчанье |
В той часовне; но она, |
Посреди густого мрака, |
Вся внутри освещена. |
И старик несчастной Анне |
"не унывай! |
Тех, кого ты там увидишь, |
О прощеньи умоляй." |
Анна входит боязливо, |
С робким трепетом колен; |
Грустным эхом отдаётся |
Шаг её средь ветхих стен. |
Кто-то шепчет имя Анны |
И стоят у алтаря, |
Без подсвечников, семь свечек, |
Чистым пламенем горя. |
Без цепей паникадило |
Сверху в воздухе висит: |
Всё о полном запустеньи |
В той часовне говорит. |
Треснул свод, дрожат ступени, |
Напрестольной ризы нет: |
Видно, что не совершалась |
Служба здесь уж много лет. |
И виденье видит Анна: |
Семь фигур воздушных, светлых |
Промелькнули перед ней - |
И, скрестив безмолвно руки, |
В умилении немом |
Опустились на колени |
Пред забытым алтарём. |
Анна с трепетом подходит |
К этим призракам и им |
Говорит, с мольбой глубокой |
И рыданием глухим: |
"Вы, которым я, злодейка, |
В мир явиться не дала, |
Вы, которых я от жизни |
До зачатья отняла, |
От забот и наслаждений |
От печалей и утех, |
Не рождённые сироты, |
Вы простите ль мне мой грех?" |
Те с улыбкою кивают, |
И подходит к ней пустынник |
Важной, медленной стопой. |
Он её в объятья принял: |
Анна стихла, замерла - |
Уж не сетует, не плачет: |
Это смерть её была! |
В этот миг проснулся Эрих. |
В изумленьи он глядит: |
В спальне пол подобен саду, |
Весь он розами покрыт - |
И идёт с приветом Анна, |
Обратив к нему лицо, |
На кровать его роняя |
Обручальное кольцо. |
И когда исчезли розы, |
Вместе с призраком жены, |
Эрих смолкнувшую цитру |
Вновь снимает со стены. |
И поёт он ту же песню, |
Что под окнами невесты |
Пел он много лет назад: |
"У меня есть лес и замок, |
Нивы с жатвой золотой, |
Есть луга, стада - и сердце, |
Уязвлённое тобой!" |
Д. Михаловский.
XI.
ИВАН ЖИЖКА.
1.
Вечер. Лес Трочнбвский полон |
Безмятежной тишины. |
Ветви гордые деревьев |
Точно в сон погружены. |
Вот, задумавшись глубоко, |
Едет всадник. Конь его |
Тихо, бережно качает |
Господина своего. |
Вдруг, как-будто пробудившись, |
Всадник лошадь осадил, |
Слез с нея и, став под дубом, |
И сказал: "под этим дубом |
Божий свет увидел я; |
Здесь стонала в ночь и бурю |
Мать несчастная моя. |
"Только лес те стоны слышал, |
Только бури дикий вой |
Нёсся песнью колыбельной |
Над моею головой. |
"В этот час, под блеском молний, |
Загорелась кровь моя - |
И теперь, вскормлённый бурей, |
Выхожу на бурю я. |
"Гус! клянусь под этим дубом |
Отомстить за смерть твою! |
Гус! твоих злодеев кровью |
Скоро землю напою! |
"Гус! клянусь из жил преступных |
Столько крови наточить, |
Что костёр твой мог бы ею |
"Гус! огню их замки, церкви |
Я безжалостно предам! |
Горе извергам-монахам! |
Горе Гусовым врагам! |
"Закопчу огнём пожара |
Свод небесный, оттого, |
Что великое злодейство |
Свершено в виду его. |
"В грудь мою влетела искра |
От священного костра |
И горит неугасимо. |
Гус, я мстить иду! Пора! |
"Муж свободы, правды, света, |
Жертва гнёта, тьмы и лжи!... |
О, мой меч! Теперь, товарищ, |
Ты мне службу сослужи! |
"О, как тихи лес и воздух |
Милой родины моей! |
Как она внимает клятве |
"Слушай клятву роковую, |
Слушай, родипа моя: |
До последней капли крови |
Буду мстить за Гуса я!" |
2.
Светло-окая богиня, |
Вечно-юная весна, |
Победительница мрака |
И насильственного сна - |
Посмотри: зелёным лесом, |
Лесом царственным твоим, |
Едет всадник. Конь ретивый |
Скачет весело под ним. |
Раствори пред ним приветно |
Сени пышные твои, |
Погони к ногам героя |
Серебристые ручьи! |
Ароматы роз и лилий |
В чистом воздухе разлей, |
Освети зарёй вечерней |
Накорми, напой до сыта |
Боевых коней его, |
Уложи на мягком дёрне |
Войско брата твоего! |
Да, он брат твой. Точно также, |
Как с мертвящею зимой |
Ты сражаешься - он бьётся |
С одуряющею тьмой. |
На пути своём свободой |
Жижка свято вдохновлён: |
Это имя врезать саблей |
В тело мира хочет он. |
Он избрал её невестой |
И теперь венчаться с ней |
Едет витязь, окружонный |
Сонмом воинов-друзей. |
Вот с коня слезает Жижка |
И забыться кратким сном |
После долгих переездов |
На траву спустив усталым, |
Отощавших лошадей, |
Улеглись его гуситы |
У разложенных огней. |
Ужин весело готовят; |
Хохот, крики, болтовня; |
В мягком дёрне с негой тонет |
Их железная броня. |
Лес пред ними раскрывает |
Все сокровища свои: |
Гармонично шепчут ветви, |
Звонко свищут соловьи; |
Миллионы чудных звуков |
Ходят в воздухе ночном, |
Утомлённые ресницы |
Сладко сковывая сном. |
Жижка дремлет. Он как-будто |
Грёзой тяжкою томим. |
Старый дуб в огне заката |
Жижки глаз полузакрытый |
Занят призрачным огнём. |
Взор души и взгляд телесный |
Шевелят сомненье в нём: |
Солнце ль это блещет? кровь ли |
Льётся пурпурной рекой, |
Иль пожару город предан |
Гневно-мстительной рукой? |
И понять не может витязь |
Сквозь тяжолую дрему, |
Что на бороду и кудри |
Сверху сыплется к нему: |
Листья ль нежные, цветы ли, |
Оторвавшись от ветвей, |
Или пепел от горящих |
Замков, башен и церквей? |
Спите, воины! паситесь, |
Кони добрые! А ты, |
Благодатная природа, |
Освежи героев души, |
Укрепи бойцов тела |
На кровавую работу, |
На великия дела! |
Пробудился вождь гуситов. |
Чистый воздух напоён |
Ароматною росою - |
Так ласкает, греет он, |
Точно хочет мягкой негой, |
В упоительной тиши, |
Истребить в бойце суровом |
Гнев взволнованной души. |
Но безсильны эти чары: |
Жижка гордо превозмог |
Обольстительные ласки... |
Он хватается за рог - |
И несётся звук призывный |
Громко по лесу, будя |
Непреклонного вождя. |
3.
Неустанно раздувая |
Пламя гнева своего, |
Дни и ночи бьётся Жижка. |
Дико-страшен путь его. |
Груды трупов, реки крови, |
Стоны гибнущих врагов, |
Разрушение, пожары |
Башен, замков и дворцов - |
Вот что в брачный дар свободе |
Он, жених её, несёт |
День и ночь неумолкая, |
Серенады ей дает: |
На фанатиках-монахах, |
На прислужниках князей |
Песни странные играет |
В честь возлюбленной своей. |
Вот он снова едет лесом. |
Тёмным лесом. Ночи тень |
Бился Жижка в этот день; |
Но малейшая минута |
Для гусита дорога: |
Он и ночью жаждет встретить |
Ненавистного врага. |
И, дружину ободряя |
Громким криком, Жижка с ней |
Скачет лесом. Но в природе |
Всё становится темней. |
Тучи небо голубое |
В чорный саван облекли; |
Ветер воет; зги не видно, |
Только изредка, вдали, |
Искрометною змеёю |
В тучах молнья пролетит - |
И, слепя за ней глазами, |
Вождь гуситов говорит: |
"О, как быстро исчезает |
Это пламя! Отчего |
Пригвоздить мечом его, |
"Чтобы тьма ни на минуту |
Не мешала моему |
Делу мщенья - не мешала |
Разгонять другую тьму - |
"Тьму позорного насилья, |
Злой неправды, ханжества, |
Попирающую дерзко |
Все священные права!" |
И на тучи смотрит Жижка |
С жгучей завистью. Оне |
Безпрепятственно несутся |
В недоступной вышине. |
"Ах, зачем я также вольно |
Мчаться ночью не могу, |
Без помехи сыпля стрелы |
В сердце грешнику-врагу!" |
Буря воет. Неподвижно |
Кони добрые стоят. |
Под телегами хранят, |
А другие под кустами |
Улеглись - и звучный хор |
Славит песнью вдохновенной |
Гору милую Табор. |
4.
Жижка близкого разсвета |
Ждёт под липою густой, |
Оглушительному грому |
Внемля родственной душой. |
Вдруг какой-то незнакомец |
Осторожно подошол |
К предводителю гуситов |
И такую речь повёл: |
"Велика, конечно, радость |
Бога молний и громов |
В те часы, когда несётся |
Он по царству облаков. |
"Велико должно быть тоже |
Если витязь носит в сердце |
Мощь геройскую твою; |
"Если он выходит в битву |
С делом лжи и темноты |
И умеет ненавидеть |
Так же сильно, как и ты! |
"Но бывают и другия |
Наслажденья для сердец. |
Вспомни, витязь непреклонный, |
Дни былые, тот дворец, |
"Где любовью нежной билось |
Сердце чистое твоё: |
Неужли неумолимо |
Ты убил в себе ее? |
"Королевой нашей Софьей, |
Жижка, прислан я сюда, |
Чтоб тебе напомнить снова |
Те блаженные года; |
"Чтоб в душе твоей суровой, |
Пробудить заснувший голос, |
Голос мира и любви - |
"И сказать, что Изабелла, |
Радость прежняя твоя, |
Убивается по милом: |
Эти слёзы видел я. |
"На коня садясь, я видел |
Изабеллу на крыльце: |
Горе страшное читалось |
На поблёкнувшем лице. |
"Понял я, что тут свершалась |
Гибель тела и души. |
Жижка! Жижка! на спасенье |
К чудной деве поспеши! |
"Воротись домой скорее! |
Всё забыто, прощено |
И любви чистейшей небо |
Для тебя отворено! |
"О, войди в него! Не дважды |
Брось дорогу, на которой |
Только тучи, только кровь!" |
Кончил он. И тихо, тихо, |
Чтоб какой-нибудь гусит |
Незнакомцу говорит: |
"Пусть умрёт! Чистейшей жертвой |
Пусть приносится она |
На святой алтарь свободы - |
"Безраздельно, бесконечно |
Вся душа и жизнь моя, |
Для которой перед Богом |
От всего отрёкся я. |
Светоч мира и любви! |
Над дорогой, по которой, |
Между трупов, весь в крови, |
"Я иду неудержимо, |
Освещаться лишь зловещим |
Гнева пламенем должна. |
"Мой привет, привет последний |
Изабелле передай; |
Поскорее уезжай! |
"Поскорей! Из этих дебрей |
Ты не вышел бы живой, |
Если б не было такое |
" |
5.
И опять, опять за битвой |
Битва следует. И вновь |
Под гуситскими мечами |
Льётся вражеская кровь. |
Полетевшая стрела |
У начальника гуситов |
Глаз последний отняла. |
О, теперь печаль но Гусе |
Сердце Жижки! О, отныне |
Безпощаднее, страшней |
Будет он мечём кровавым, |
Всюду ужас наводя, |
За учителя-вождя! |
6.
Бой кипит. Гуситы мчатся |
Разъярённою толпой: |
Направляет их движенья |
Грозно он стоит в телеге, |
В центре войска своего; |
Справа, слева - два гусита, |
Два помощника его. |
Положенье и число - |
Всё они рисуют Жижке: |
И понятно, и светло |
Всё слепцу. В былое время, |
У вождя гуситов зренья |
Навсегда не отняла - |
Он в лицо очизны милой |
С нежной жадностью смотрел |
Все черты запечатлел. |
Каждый лес её, долину, |
Гору, озеро, ручей - |
Врезать в памяти своей. |
И теперь на этом поле, |
Окружонный темнотой, |
Взор души смеётся гордо |
Освещает духу мщенья |
Он дорогу и на ней |
Все места, где сеять трупы |
Можно лучше и верней. |
Мановением руки |
Грозно двигает гуситов |
На немецкие полки. |
И летят его гуситы |
О, как жадно, чутко внемлет |
Шуму битвы вождь слепой! |
О, какой гармоньей дикой |
Слуху мстителя звучат |
Погибающих солдат! |
О, как страшно эти звуки |
Тешат сердце Жижки! Он |
Узнаёт привычным ухом |
Узнаёт по этим звукам, |
Что сегодня, как всегда, |
Не померкнет для гуситов |
Их победная звезда. |
Все подробности борьбы |
Видит Жижка: вот несутся |
Сигизмундовы рабы; |
Вот венгерские гусары; |
Налетают друг на друга |
Опьяневшие полки - |
Топчут, режут, бьют друг друга; |
Врата брат не узнаёт... |
Вождь гуситов соберёт! |
Безконечна, безпощадна |
Злоба Жижки. О, когда |
Весь измученный насильем, |
Человек бежит к свободе - |
Дик и страшен путь его: |
Всё ломая, он ломает |
Кротость сердца своего! |
7.
В тёмном лесе вижу я |
Одинокого гусита |
У шумящого ручья. |
Туча гнева и печали |
И, в ручье оружье моя, |
Так ручью он говорит: |
"О, смени свой тихий ропот |
На печальный, злобный вой! |
Жижка, доблестный герои! |
"Но не смертного рукою |
Славный витязь поражон: |
Нет, такой могучий смертный |
"О, не раз враги толпами |
Налетали на него; |
Но на поле битвы Жижка |
Не боялся никого. |
"Смерть, которая с другими |
В бой идёт лицом к лицу, |
Подползла трусливо, с тылу, |
К Жижне, страшному бойцу. |
"Вой, ручей! ревите, ветры! |
Горе! Чехия родная |
Остаётся сиротой!" |
Между-тем, в предсмертных муках, |
На земле герой лежит |
Вдохновенно говорит: |
"Братья, я умру сегодня. |
Человека смерть возьмёт, |
Но его святое дело |
"Час наступит. Наши братья |
По страданьям и борьбе |
Соберут с могил гуситских |
Жатву пышную себе - |
"Жатву светлых утешений, |
Свежей крепости. О, да! |
Семя, кровью политое, |
Не погибнет без плода! |
"Перестаньте жь сокрушаться |
Вас не выучил - умерших |
Не оплакивать, друзья? |
"Вот приказ, приказ последний |
Полководца: мой конец |
Гибель истинный боец. |
"Здесь, в шатре, идёт венчанье: |
В жоны мне чума дана. |
Страшен был для мира Жижка |
"Мести сладостные грёзы! |
С вами ложа моего |
Ни одна из женщин мира |
Не делила. Никого, |
"Кроме этой чудной мести, |
Не сжимал в объятьях я: |
В сердце мне влита отрава |
Поцелуями её. |
"Для того, чтоб после смерти |
Обтяните кожей Жижки |
Барабан ваш боевой. |
"Враг бежит! Вперёд, гуситы! |
У, как страшны для него |
Завещанья моего!" |
И вскочил на смертном ложе |
Весь в горячечном огне |
Грозный вождь. Себя он видит |
В новой сече убивает |
Всех, убитых им, врагов; |
Всех, давно похоронённыи, |
Вызывает из гробов. |
Вы, немецкия войска! |
Разгулялася у Жижки |
Смертоносная рука! |
Бред блаженный уничтожил |
Всех фанатиков-монахов, |
Всю холопщину князей |
Ясно видит он - и жарче, |
Жарче кровь клокочет в нём, |
Сокрушительным огнём. |
Так он грезит, так он бьётся; |
Но пробил последний час - |
И герой непобедимый |
П. Вейнберг.