Фаворитка Наполеона.
Глава XIV

XIV

Как какое-нибудь существо без разума, как животное, которое ведут на бойню, полковник Анрио был отведен обратно в тюрьму, не успев даже вернуть себе хладнокровие. Удар был слишком силен, Анрио страдал под тяжестью того, что было раскрыто в суде.

Он оставался глух и ничего не отвечал на слова доктора Эмери, на нежные утешения графини Валевской, но его страдание было огромно и горе безысходно. Единственно, что он желал теперь, - это смерти. Лишь одна мысль жгла его мозг - мысль о том, что его безгранично любимая жена, его нежная, кроткая Алиса изменила ему, и с кем же? С каким-то негодяем авантюристом!

Когда он наконец пришел в себя, лежа на своей маленькой, низкой постели в тюремной камере, прошло довольно долгое время. Он оставался два дня без пищи и две ночи без сна. Но после этого периода уныния к нему вернулся некоторый душевный покой; мало-помалу у него снова возродилась энергия, и он стал думать о своем положении.

Он был скомпрометирован, и очень серьезно, в заговоре против Бурбонов, и это могло стоить ему жизни. Но вместо того чтобы защищаться, он открыл себя со всех сторон для нападения. Правда, так он мог спасти своего преданного друга, доктора Эмери, признанного опасным человеком в Гренобле.

Правительство хотело показать пример наказания населению, слишком расположенному к Наполеону, и рассчитывало, что, чем нагляднее будет пример, тем сильнее будет влияние.

Полковник уже знал, что его участь решена в военном совете. По донесению прокурора он вместе с доктором Эмери должен был подвергнуться суду королевского комитета, и относительно приговора у него не было никаких иллюзий.

Это решение обрадовало Анрио, и он благословлял обстоятельства, так хорошо сложившиеся для него. Последние юридические формальности должны были скоро кончиться; правительственный комиссар уже сообщил ему день, когда он должен предстать перед военным судом.

Конечно, полное успокоение не снизошло на Анрио, но зато теперь его поддерживало сознание своего долга и достоинства. Он решил, что должен оставаться спокойным и гордым, должен приготовиться умереть как храбрый солдат, а не как обманутый муж, которого угнетает сердечная боль; ведь он должен умереть за свое дело, а не от любовного горя.

Свидания с посторонними были вообще запрещены подсудимым, но в виде исключения полковнику Анрио было разрешено принять кого-либо по своему выбору, кому он пожелал бы передать последнюю волю. Эта милость была разрешена ему в награду за его признание. Он действительно признался, что стремился низвергнуть Бурбонов и восстановить императора Наполеона на троне; но, принимая на себя главную вину, он упорно старался выгородить Эмери и совершенно не упоминал о своем друге, полковнике Лабэдуайере. Ему предстояло через два или три дня появиться на суде, после которого приговор должен был быть немедленно приведен в исполнение, и он попросил пригласить к нему супругу маршала Лефевра.

Сторож явился за ним как раз в тот момент, когда он с глубокой грустью думал об их убежище в Комбо, и доложил:

- Вас спрашивает какая-то дама, очень похожая на доброго молодца, - фамильярно прибавил сторож. - Она одета как маркиза, но без всякой церемонии называет всех на "ты"... Должно быть, это очень хорошая особа.

- Да, знаю. Поспеши же.

Полковник прошел в приемную. Железная ажурная решетка отделяла его от комнаты, где находились посетители. Мадам Сан-Жень была одна; позади нее лишь стоял тюремный смотритель, чтобы присутствовать при их беседе.

- О, мой милый, как ты изменился! - проговорила госпожа Лефевр со слезами в голосе.

- Не плачьте, моя дорогая благодетельница, успокойтесь! Я не какой-нибудь страшный преступник, и, что бы ни случилось со мной, вам не придется жалеть меня, так как вскоре меня не будет. Я ухожу туда, где забвенье, покой.

- Что ты говоришь? А твоя жена, а маршал? Ты забыл о них, несчастный! Тебе нужно защищаться! Постарайся смягчить судей, добейся отсрочки. Ведь они - военные, ты же смелый, отважный офицер, они оправдают тебя.

- Не думаю. Я признался, я все взял на себя.

- Как? В чем ты признался? Ведь ты же не сделал ничего бесчестного. Ты наш, и мы ждем, что ты скоро вернешься к нам. Алиса хотела сопровождать меня сегодня, она плачет все время. Мы ничем не можем утешить ее.

- О, не говорите мне ничего об Алисе!

Ты, значит, хочешь быть один? Разве ты не понимаешь, что твое поведение странно и неприлично?! Ты и так много зла причинил бедной Алисе, которую мы любим так же, как и тебя. Вы оба - наши дети.

- Замолчите, умоляю вас, вы разбиваете мое сердце! - воскликнул Анрио, закрывая лицо руками.

Госпожа Лефевр, удивленная этим порывом, по-видимому, была сбита с толку выражением искреннего горя. Горькая мысль мелькнула у нее в голове: уж не узнал ли Анрио, что жена обманула его с Мобрейлем? Как же тогда он говорил о ней? Почему он плакал? Но нет! Этого не может быть! Ведь Анрио ни от кого не мог узнать ужасную истину и неверность, в которой так искренне раскаивалась Алиса и которая должна была оставаться навеки тайной для него.

- Послушай, дитя мое, - начала мадам Сан-Жень, - мне непонятны причины, которые так глубоко волнуют тебя. Конечно, твое несчастье велико, но ведь Алиса тут ни при чем, и ты не должен так говорить о ней. Ты обижаешь меня.

- Вы правы, я виноват в том, что выказал слабость перед вами. Прошу простить меня.

- Да, да, я все расскажу вам. Вы поймете меня, вы так преданны и так прямы по отношению к маршалу, которого я люблю как своего родного отца! Вы чужды низости...

- Расскажи мне все, Анрио! - с состраданием произнесла мадам Сан-Жень. - Доверься мне как своей матери.

Анрио отер слезы и начал свою исповедь. Алиса изменила ему с Мобрейлем, он узнал об этом от прокурора, который сообщил ему об этом в присутствии его лучшего друга, доктора Эмери, и графини Валевской, красавицы польки, которой когда-то увлекался император. Этим почти публичным оскорблением ему была нанесена страшная рана.

- И несмотря на это, - продолжал Анрио, - я все же мысленно уношусь к тем мгновениям счастья, которые Алиса подарила мне! Я люблю ее как испорченного ребенка, звук ее невинного голоса до сих пор чарует меня, нега ее взора заставляет биться мое сердце. Мне немного нужно, чтобы сойти с ума. Я готов был бы разбить себе череп о стены тюрьмы, если бы во мне не было уверенности, что моя жизнь принадлежит императору, что я должен подчиниться ожидающему меня приговору; ведь моя казнь воскресит в этих местах сожаление по императору и увеличит ненависть к королевским палачам. Я отказываюсь от самоубийства, потому что мне обеспечена более благородная смерть.

верить, должен забыть.

- Не верить, забыть? - повторил полковник. - Но я считал дни, часы рокового числа и каждый раз только глубже чувствовал весь стыд и весь ужас своего бесчестия. Восемнадцатого апреля Алиса находилась с Мобрейлем в ресторанчике Лятюйя, да, мне это известно... В этот день я был в Комбо и хотел, чтобы Алиса была со мной. Мы должны были провести вместе весь день перед моим отъездом к императору, который направлялся к Провансу и острову Эльба. Я уже так давно не был свободен! Но - вы помните? Несмотря на мои мольбы, Алиса уехала от нас, так как хотела быть в Париже. И она не вернулась. О, я все отлично помню теперь! Когда я спросил ее, почему она не приехала назад, она ответила, что не было почтовой кареты и что она осталась ночевать у де Бриньон, с которой я едва был знаком. Я написал этой даме, и она ответила мне, что ее не было в Париже весь апрель месяц; ее письмо здесь. До этого последнего доказательства я все еще сомневался... Но что же мне теперь делать? Разве это недостаточно ясно, грубо и ужасно?

Анрио говорил с лихорадочной торопливостью. Мадам Сан-Жень ничего не могла сказать; она была поражена. Ее честность также протестовала против измены Алисы, и она вполне сочувствовала Анрио.

- Послушай, дитя мое, - начала она, - то, что ты сообщил мне, действительно отвратительно. Но не следует отчаиваться, слагать оружие. Ты выйдешь отсюда, мы постараемся утешить тебя. В Комбо мы создадим тебе такую приятную, тихую жизнь, что ты все забудешь и простишь.

- Увы, я уже говорил вам, что моя жизнь кончена. Я не увижу Комбо. Передайте от моего имени маршалу, что я не перестану до гроба питать к нему чувства дружбы; что же касается Алисы, то пусть она забудет меня, неблагодарная! - Он на мгновенье прервал свою речь, видимо подавленный тяжестью обстоятельств, а затем продолжал: - Но теперь и нам придется расстаться. Я очень рад, что видел вас, но мне необходимо быть одному, так как я слишком страдаю. До свидания! Поцелуйте от меня маршала и прощайте навсегда, так как нам не придется увидеться более!

Однако Анрио ничего не сказал и вышел, понурив голову.

Едва он удалился, как мадам Сан-Жень опустилась на скамью и дала волю слезам.

Три дня спустя полковник Анрио был приговорен к смерти, а доктор Эмери оправдан военным судом.