Семейство Доддов за границей.
Часть первая.
Письмо VII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Семейство Доддов за границей. Часть первая. Письмо VII. (старая орфография)

ПИСЬМО VII. 

Мистрисс Додд к мистрисс Мери Галлар, в Додсборо. 

Милая Молли,

Едва решаюсь взяться за перо, и может быть не решилась бы, еслиб не заставляла писать необходимость. Вы ужь знаете подробности о дуэли бедняжки Джемса. Она была описана в Post и в Galignani's Messenger; оттуда известие было взято и во французския газеты. В этом отношении, что касается известности в свете, случай, жертвою которого был бедняжка, для нас очень отраден, хотя Джемсу пришлось дорого поплатиться за такую честь. Страдания Джемса были жестоки: десять дней лежал он без памяти и не узнавал никого из нас; и теперь все еще называет он меня тетушкою! По-крайней-мере теперь он вне опасности, может каждый день по нескольку часов сидеть в креслах, может выкушать чашку бульйона, слушать газеты, просматривать список знакомых, приезжающих узнать о его здоровье... ах, какой чудный список! герцогам, графам и баронам нет в нем числа.

Конечно, это приятно, и никто лучше меня не может ценить того; но жизнь наша - ряд испытаний, милая Молли: ныне человек наверху счастия, завтра падает в глубину бедствий; быть-может, именно в ту минуту, когда путь жизни кажется легким и очаровательным, ниспадает на нас бремя сокрушительных неприятностей; мы не думаем о них, когда наши дела идут хорошо, но как жестоко поражает нас внезапный удар судьбы, убивающий нас неурожаем, скотским падежем, или пятном, падающим на нашу репутацию! В последнем письме я говорила вам, как высоко мы стали в обществе, какие блестящия знакомства мы завели, какая чудная перспектива открывается перед нами; но я не знаю, получено ли вами это письмо, потому-что джентльмен, взявший на себя труд передать его, намерен был по дороге заехать в Норвегию и, быть-может, еще не возвратился в Ирландию. Если так, все к-лучшему, и я рада, что мое письмо не дошло до вас. Три последния недели были для нас непрерывным рядом огорчений; а что касается расходов, Молли, деньги исчезают из наших рук так быстро, как я не могла даже подумать; но вы пожалели бы своего бедного друга, еслиб знали, как я переколачиваюсь, и я довела бы вас до слез, еслиб стала рассказывать, каких пожертвований мне стоит поддерживать приличный образ жизни.

Не знаю, с чего и начинать рассказ о наших бедствиях; но первым из них были происшествия прошедшей пятницы. Надобно вам знать, Молли, что мы были приглашены на придворное торжество; адъютант, в полной форме, приезжал просить нас на завтрак, или, как здесь называют, дижони, по случаю открытия железной дороги в Монс. Судите, какая честь была нам оказана такою просьбою, потому-что приглашены были только самые первейшия лица, посланники и министры. Мы чувствовали, что долг приличия требует от нас явиться в таком виде, чтоб не пристыдить нашего отечества, представительницами которого мы будем, и бельгийского двора, нас приглашающого; потому я и Мери сделали себе новые платья, совершенно-одинаковые; мы хотели явиться одетые как сестры; платья были, милая Молли, очень-просты, но элегантны; материя стоила всего два шиллинга пять пенсов ярд; на два платья пошло двадцать-два ярда, и у меня еще вышла юбка целым полотнищем полнее, чем у Мери Анна. Все, кроме фасона, стоило менее четырех фунтов {2 шил. 3 пенс. ярд - около 60 коп. сер. аршин; материи на оба платья стоила 23 р. сер.}. Так мы вычислили и подали счет мужу, потому-что К. Дж. непременно того требует. Несмотря на ничтожность суммы, мы два дня должны были упрашивать его. Он кричал и сердился, говоря, что мы тратим слишком-много денег; что мы с ума сошли с своим мотовством; что парикмахеры, танцмейстеры и доктора стоят нам каждую неделю двадцать пять фунтов.

- Еслиб и так, К. Дж., сказала я: - еслиб и так, не-уже-ли вы скажете, что четыре фунта на два платья для придворного торжества слишком дорого? Бросая деньги горстями на свои удовольствия, вы жалеете пустяков на нужды вашего семейства.

Я напомнила ему, кто он, и кто я; такого объяснения.

Конец был тот, что победа осталась за нами, и в пятницу рано поутру наши платья были готовы. Мадмуазель Адель сама привезла примерять их. Не могу описать вам, как хорошо сидело мое платье: оно было сшито восхитительно. Какова была в нем я - лучше всего покажут вам слова Бетти: вы знаете, она не мастерица льстить, а звала меня "барышня", пока я не скинула нового платья. Сознавая, как я хороша в нем, я послушалась совета Бетти "сходить показаться барину", и вошла в комнату, где он сидел, читая газету.

- Не боитесь вы простудиться? сказал он сухо.

- Что это значит? возразила я.

- Я бы советовал вам надеть платье, потому-что ехать без платья будет холодно, говорит он в досаду мне.

- Платье! восклицает он, бросая на пол газету: - вы думаете, что надели платье?

- Почему же нет, мистер Додд?

- Почему же нет? потому-что вы полураздеты, сударыня; потому-что в таком платье только берут морския ванны; потому-что жительницы Тонга-табу совестились бы являться в таком костюме!

- Если вам, К. Дж., кажется, что лиф моего платья недовольно-высок, то, вероятно, вы не скажете, что счет недовольно-высок - говорю я, бросая на стол счет модистки и величественно уходя из комнаты. Ах, Молли! я сама не знала, кбк справедливы мои слова, потому-что я не заглядывала в счет, довольствуясь обещанием мадмуазель Адель, что фасон будет стоить "безделицу - пятнадцать или двадцать франков!" Что жь вышло? Она составила счет всего, что ей следует получить с нас: восемьсот тридцать три франка пять су! Со мною сделался нервический припадок: я в одно время и кричала, и плакала, и хохотала; припадок продолжался два часа, и разслабил меня до изнеможения. Ах, милая Молли, я была в ужасном положении! Бетти побежала вниз, в людскую, с криком: "барин хочет убить барыню!" и привела с собою толпу прислуги. К. Дж. в это время держал меня за руки, потому-что, говорят (сама я ничего не помню), я порывалась броситься в драку с мадмуазель Адель и выцарапать ей глаза; лакеи, увидя это, вероятно, подумали, что Бетти в-самом-деле говорит правду, бросились на К. Дж., который, оставив меня, схватил кочергу... вызнаете, как он страшен, когда разгорячится! Мне говорили, что сцена была ужасна; они бросились бежать с лестницы, К. Дж. за ними! Можно составить себе понятие о том, что было тут, но разрушениям, которые произвел он на лестнице: все померанцевые деревья были опрокинуты, две лампы разбиты, бюст Веллингтона, стоявший на площадке, также несколько перил выломано, все ступени усеяны пуговицами и клочки одежды. Один из лакеев до-сих-пор ходит с завязанным глазом, а швейцар, мужчина огромного роста, жестоко разрезал себе лицо, упав на стеклянную вазу, в которой плавали золотые рыбки. Убийственное утро! Хорошо, если мы успеем отделаться двадцатью фунтами! Вслед за этим пришел к мужу хозяин гостинницы, мистер Профльз, просить, чтоб мы выехали из его заведения, говоря, что у нас безпрестанно шум и драка, что нас невозможно держать и много тому подобного. К. Дж. вспыхнул, и они бранились более часа. Это очень-неприятно, потому-что Профльз, как я слышала, барон и короткий друг всей остальной знати. Надобно вам сказать, милая Молли, что за границею графы и бароны не пренебрегают никакими промыслами: продают сигары, нанимаются показывать приезжим достопримечательности города - и никто не находит в этом ничего предосудительного для них. Все такия сцены, как можете видеть, отравляли наши сборы на придворное торжество; но к двум часам наконец мы успели собраться и приехали в Allée Verte, где услышали, что все экстренные поезды ужь отправлены, и нам привелось взять место в поезде, назначенном для простой публики; мало того: нам с Мери Анною пришлось сидеть однем, потому-что для К. Дж. ужь не было места в вагоне второго класса, куда он успел посадить нас, а сам сел в открытый вагон. И вот мы, разодетые побальному, с открытыми плечами, очутились среди писцов, разнощиков и тому подобной сволочи: за кого сочтены мы были в такой компании - не хочу и говорить тебе. Наши спутники переглядывались между-собою и делали почти вслух разные замечания. Я не знаю, что было бы с нами, еслиб К. Дж. на каждой станции не подходил к окну нашего вагона и не укрощал наглецов выразительными взглядами.

были произнесены, награды за построение дороги розданы и участвовавшия в церемонии лица шли в павильйон, где был приготовлен завтрак на восемьсот персон.

Красный мундир К. Дж., хотя несколько поистертый и несходившийея в талии, так-что три последния пуговицы не застегивались, проложил ему дорогу чрез толпу, почтительно-разступавшуюся перед нами; часовые на каждом шагу отдавали честь К. Дж., и я насладилась в это время несколькими очень-приятными минутами. Мы шли прямо вперед, сами не зная куда приидем; но К. Дж. сказал мне шопотом: "надобно идти смелее; иначе у нас спросят билеты" - и мы шли, надеясь увидеть где-нибудь нашего друга, графа Вандердельфта, который приезжал приглашать нас: только его покровительство могло вывесгь нас из неловкого положения. Еслиб не это затруднение, сцена, перед нами бывшая, доставила бы нам больное удовольствие, потому-что никогда еще не была я в таком восхитительном обществе. Мы подошли довольно-близко к процесии, направлявшейся в павильйон; дамы были очаровательно одеты, мужчины в богатых мундирах; но мы безпокоились, видя, что у каждого в руке билет, и что стоящий у решетки официант отбирает эти билеты.

"Дурная штука выйдет, если не подвернется нам Вандердельфт", сказал К. Дж., и едва он произнес это, как Вандердельфт очутился подле нас. Он очень раскраснелся в лице, как-будто много и поспешно ходил; галстух у него развязался и на шляпе не было пера. "А я ужь думал, что не найду вас (сказал он отрывистым голосом Мери Анне), и отъискивая вас, измучился, как собака. Ну, а где жь ваша матушка-барыня-сударыня?" Такия выражения были неделикатны, милая Молли, но я тогда не поняла, что он говорил: он произносил слова так скоро и отрывисто, что одна Мери Анна могла следить за его речью. "Некогда терять нам ни минуты - кричал он, схватывая Мери Анну под руку - эти господа усядутся за стол, тогда ужь нельзя будет вас им представить. Пойдем, пойдем, пока есть место!"

Как мы потом пробились через толпу - не понимаю; но Вандердельфт толкался и давил народ, который теснился около нас - знатные ужь все ушли вперед; мы с своей стороны также не жалели локтей и наконец дошли до решетки, у которой стояли два человека в голубых ливреях с золотом: в руках у них было множество отобранных билетов. Мери Анна и Вандердельфт шли впереди нас, потому я не видела, чем началось дело; но когда мы подошли, Вандердельфт горячился и кричал: "эти болваны не знают меня! эти негодяи не знают моего имени!"

- Плохи наши дела, сказал мне шопотом К. Дж.

- Плохи дела, и очень-плохи! - говорил он. - Видишь... но он не успел договорить, потому-что в эту самую минуту Вандердельфт, сильно толкнув ногою в дверку, растворил ее и вошел с Мери Анною за решетку, размахивая шпагою и крича: "катай во фланг! руби их! без пардону! руби!..." Ах, Молли, не могу продолжать, хотя никогда не забуду сцены, которая затем последовала! Двое огромных людей в зеленых фраках протеснились сквозь толпу и схватили Вандердельфта, который, как нам сказали, неделю назад, убежал из гентской лечебницы и был, говорят, опаснейший сумасшедший во всей Бельгии. Из лечебницы, как теперь открылось, он проехал на свою дачу близь Брюсселя и там завладел своим прежним мундиром, потому-что прежде он был адъютантом принца оранского, и сошел с ума после того, как Бельгия отделилась от Голландии.

Представьте себе наше положение: когда мы стояли, окруженные хохочущею толпою, а Вандердельфт, увлекаемый прочь, кричал: "Дайте хорошее местечко матушке-барыне-сударыне, да накормите янычарского агу!" - так называл он К. Дж.

Не знаю, чем бы все это кончилось, еслиб не капитан, который прежде стоял квартирою в нашем Броффе - его фамилия Моррис - он случился тут на наше счастье и, зная нас, подошел, объяснил всем, кто мы, потом, ужь не помню как, усадил нас в карету.

Так мы поздно вечером приехали в Брюссель - в каком расположении духа, напрасно и говорить, милая Молли. К. Дж. во всю дорогу бранился с нами за долги, которые мы наделали у мадмуазель Адель, и за стыд, в который мы попали! "Теперь нечего и разсуждать - говорит он - нам должно убираться отсюда, потому-что в Брюсселе никаким образом ужь не удастся вам поправить своего "положения в обществе", после нынешних похождений". Увы! судите, милая Молли, как я упала духом, как сокрушена была, если он смел говорить это мне, и я не нашла ни слова ему в ответ!

наши светския знакомства! Моррис советует К. Дж. ехать на лето в Германию, я едва-ли не надобно согласиться с ним; но если сказать вам правду, Молли, я не терплю этого Морриса: у него такая сухая, насмешливая манера, что он для меня невыносим. Мери Анна также терпеть его не может.

Вы пишете, что патер Мэгэр не хочет покупать нашу корову, потому-что нынешний год она будет ходить без молока - это совершенно в его характере; он всегда был эгоистом. Деньги за проданную шерсть пришлите мне через Порселя. Фрукты пожалуйста продайте повыгоднее. Варенья нынешний год не делайте, потому-что лучше прислать деньги мне, нежели тратить их на сахар. Вы не поверите, к каким средствам я иногда принуждена прибегать, чтоб достать несколько шиллингов. На прошедшей неделе я продала разнощику за ничтожную сумму (пятнадцать франков) четыре пары суконных брюк и штиблет и черный сюртук К. Дж., и уверила его, что эти вещи украдены из его гардероба. Он истратил более тридцати франков на объявления о награде за отъискание пропажи. Вот плоды его недоверчивости к жене! Сколько раз я говорила ему, что его пошлые уловки со мною стоят ему половины его доходов!

Evening Mail, как я вижу, помещает объявление о Додсборо в середине колонны, так-что оно не бросится в глаза читателю - вот вам доброжелательство англичан к ирландцам. О, я знаю, они готовы были бы стереть нас с лица земли!

Мне жаль Бельтона; но зачем он простирает свои виды на девушку, подобную Мери Анне; разве она ему пара? Даже еслиб доктор Кавана умер и вся его практика перешла к Бельтону, он в год не получал бы трехсот фунтов. Пожалуйста, найдите случай передать ему мой совет; пусть он поищет себе невесты в семействе Дэвисов; хотя, впрочем, я не понимаю, зачем вообще жениться деревенскому доктору. К. Дж. с обыкновенною вежливостью говорит; "довольно с него, что он приставляет своим больным шпанския мушки - зачем навязывать мушку на шею себе?" Вот как мой супруг говорит о женщинах! Напомните патеру о письме к Бетти Кобб. Она и Патрик Бирн - мучение нашей жизни. Я было-скопила пять фунтов стерлингов, чтоб отослать обоих домой на парусном судне; по, к-счастью, во-время еще узнала, что судно идет не в Ирландию, а на остров Кубу, потому оставила их здесь; но право, не знаю, не лучше ли было б отослать их, несмотря на то, что крюк был бы довольно-велик. Просить К. Дж. относительно вашего Кристи совершенно-безполезно, потому-что К. Дж. и для Джемса ничего не может выхлопотать. Сколько мы ни пишем к Викерсу, ответа нет никакого: Викерс знает, что до выборов еще далеко, и не хочет обращать на нас внимания. Еслиб моя воля, у нас были бы выборы каждый год, если не чаще - ну, тогда бы можно было чего-нибудь добиться от этих господ. Не знаю, кто из них хуже, Тори или Виги, и есть ли между-ними какая разница. К. Дж. пробовал поддерживать тех и других: пользы от обоих не видел еще ни на копейку.

не так легко.