| Автор: | Ломбар Ж., год: 1890 |
| Категории: | Роман, Историческое произведение |
VI
Бледно-розовый дневной свет наоса озарил скорбное лицо Гибреаса, выходившего из алтаря, окрасил лоб его бледностью апостольских ликов, начертанных во храме, переполненном народом в хламидах и длинных одеждах. Среди хоругвей, крестов и светилен поднялся он по крутой лестнице амвона. С высоты, из-под кибриона в виде тиары еще сильнее захватывали, мрачно волновали души православных скорбное лицо его, грустные глаза, некое веяние смерти в осанке его головы, во всем изнуренном его теле, облеченном в фиолетовую рясу митроносца. Наступило безмолвное ожидание. Закрылись жадно читаные Евангелия. Все повернулись к амвону, а висевшие лампады как бы застыли, и сверкали кресты на арках между изображениями Иисуса и святыми ликами. В овале все еще сияла Приснодева, росла и цветилась под лучами, падавшими в низкие окна, воздевала руки выше, ярче осенял ее золотой венец, доходивший до золоченого свода, сливавшегося с одним из четырех сводчатых навесов, на которых были изображены четыре исполинских ангела.
- Вы недостойны! От вас смердит! Не входите!
Это Гараиви отгонял от врат Палладия, Пампрепия и Гераиска, пытавшихся проникнуть в храм. Они стояли здесь с самого утра, презираемые многими православными, которые знали их порочную жизнь, и, несмотря на приторное, лицемерное выражение их глаз, считали способными на все. Никогда не покидала их слава эта, утвердившаяся за ними в предместье Влахерн и в Гебдомоне, и поэтому-то отгонял их сейчас от Святой Пречистой Гараиви, помнивший ходившие про них слухи, - потому-то отказался он следовать за ними, когда впервые заговорили они об Управде.
Вновь подходили многие молящиеся и дальше шли на цыпочках, чтобы не тревожить сосредоточенного настроения народа. Это были Зеленые. Вождем одной их части являлся Солибас, другие повиновались ранее слепцам, а теперь отдались всецело притязаниям Управды, сочетавшимся воедино с делом Евстахии, правнучки Феодосия. Возницы их обступили Солибаса, мощного, с роскошно развитыми мускулами, крепко закаленного в схватках и мятежах. Сановники Зеленых, Зеленые, облеченные должностями, следовали за демархом, важно шествовавшим в богатой, расшитой золотом одежде; нотариусы и архивариусы, мандаторы - передатчики приказаний демарха, поэты, даже сейчас, невзирая на подавляющую торжественность храма, скандировавшие проклятия Константину V; мелисты, перелагавшие стихи на музыкальные созвучия органа; органисты, исполнявшие песни, сложенные мелистами из стихов поэтов; живописцы и ваятели, писавшие и ваявшие лики Базилевса.
из слоновой кости, узкие плечи, простертые руки, окаймленные рукавами рясы. Игумен говорил о праздновании Брумалиона, - целый месяц обнимало нечестие стопы Базилевса Константина V, царствующего в Великом Дворце, в котором плясали вокруг фиала, называемого Триконк, с зажженными свечами, славословя Брумалион песнями, угодными государю, сановники, патриции и сенаторы, - все могущественные, все сильные. И Константин V, довольный, одарил их дарами, он пригласил их к столу, угощал лакомыми яствами, хмельными винами. А скопец-патриарх Святой Премудрости благословлял их! Само по себе празднование дней этих, разрешенное по уставу, не содержало ничего предосудительного. Но предчувствие говорит, что Константин V воспользовался днями праздника, чтобы подтолкнуть иконоборцев на какое-то Зло. Он был движим ревностью к вероотступному учению, которым намеревался освятить собор, ложно именующий себя святым. Уже внушает это патриарх нечестивым митроносцам, помазанникам алчным до золота и почестей, помазанникам, пример которых отвращает от Добра колеблющиеся души. На празднестве этом поклялись Голубые умерщвлять Зеленых, предавать Зеленых мукам, воспламененные Константином V, обещавшими им бега, на которых они должны были выиграть.
- Но тщетно стремится с помощью светской церкви сокрушить православие Базилевс, прозванный "мерзостным", так как осквернил своими извержениями воду, в которой был крещен, - Базилевс, любящий конский кал и потому прозванный народами "гнусным". Проклятие ему! Проклятие! Проклятие! Но силы сверхвечные, боготворимые под видом икон, породят мстителя в лице сияющего правнука Базилевса из племени славянского, которого соединит Святая Пречистая с правнучкой другого Базилевса из племени эллинского, чтобы оплодотворило весь мир Добро и одолело Зло!..
- Горе нам! Горе! Горе!
Визгливые голоса врезались в голос Гибреаса, и, устремив сверкающий взор свой на силуэты пяти братьев, он увидел пять белых бород, над которыми выступали пять необычной желтизны лбов, пять лиц воскового цвета, прорезанных впадинами выколотых глаз. Слепцы, воздевая руки, умоляюще складывали пальцы, и, сверкая золотом и металлами своих богатых одеяний, слишком просторных для их изможденных тел, стенали:
- Горе нам! Горе! Горе!
под свои своды православных и разжигает ненависть их к проклинаемым ею Базилевсам. Они без боязни приказали отвести их в храм, тая смутную надежду, что их провозгласят Самодержцами. Но Гибреас продолжал, покачав слегка головой:
- Чтобы положить предел борьбе с иконами, чтобы изгнать племя исаврийское, не разумеющее поклоняться им, чтобы вручить венец и державу предназначенному, собрались Зеленые под сенью Святой Пречистой! Издавна преследуют их Голубые. Да не посмеют они отныне тревожить Зеленых, преданных учению Добра. Голубые - опора порочных Базилевсов, порожденных Злом. - И Гибреас обещал это при условии, что Зеленые не покинут отрока Управду, который соединится с непорочной Евстахией. - Не воздвигнет гонения на иконы синод, именующий себя святым, подчиняющийся помазаннику-патриарху! И не удастся Константину V преследование православных! Пусть не мечтают Голубые обрушиться на Зеленых, которые смогут возвести Управду на престол!
Неожиданно раскрывала заговор речь Гибреаса. Учение о Добре принесено из отдаленных стран, из глубины Азии, где оно возникло задолго до появления Иисуса в Иудее. Происхождение его арийское. На нем следы крови, родственной племенам эллинскому и славянскому, которые угнетает теперь племя исаврийское. В Европу его занес некогда Манес, и царивший тогда порочный Базилевс, персидский Самодержец, приказал содрать с него, живого, кожу и набить ее соломой. С тех пор ведут непрерывную борьбу манихейцы с силами Зла. Святая Пречистая счастливо унаследовала это учение и устремилась к борьбе за торжество его, а Гибреас расширил человечность исповедания, строя на нем оправдание иконопоклонения и вечности человеческих искусств. Уже в течение нескольких веков защищали с помощью Зеленых и православных игумены, его предшественники, бедных, униженных и Зеленых, проклинали богатых, гордых, сильных. Поэтому врагами Святой Пречистой была Святая Премудрость, за исключением храмов и монастырей, родственных Пречистой, с которой враждовала власть лицемерных помазанников - случалось, бывших иногда скопцами. И угнетался народ Великим Дворцом - властью государственной, воплощаемой нечестивыми Базилевсами, жадными сановниками, жестокими воинами. Но что из того! Настанет день, когда покорится низменная плоть эта возвышенному духу Святой Пречистой, которая возведет отныне с помощью Зеленых на престол род Базилевсов, воистину православных, сторонников учения о Добре, которое они, происходящие от племен эллинского и славянского - разветвлений древа Арийского, - смогут защитить лучше, чем Базилевсы Исаврийские - порождение крови низменной, полусемитической, полутуранской!
- О, Теос правосудный! Теос мститель! Иисусе! Иисусе предка нашего Феодосия! Святители! Апостолы! О, Приснодева! Приснодева Всемогущая!
И слепцы все еще воздевали бессильные руки, изнеможенные длани перед Зелеными, которые оставались, однако, безучастны. Раскачивались голые, удивительно белые черепа старцев, поднимались к дуге бровей, жестких, пушистых, подобных шерсти кошки, впадины их мертвых глаз. Старость обезличила их, они до такой степени походили друг на друга, что Критолая нельзя было отличить от Аргирия, Никомаха от Критолая и Аргирия, равно, как и от Асбеста и Иоанникия. Тот же визгливый, жалобный голос, та же неуверенная поступь людей, вечно осязающих беспросветный горизонт, горизонт без очертаний, без радостей солнца и морей. Все пятеро были одинаково одеты в пышные одежды, облечены в одинаковые далматики с Евангелиями, вышитыми на спине, с узорами Библии, вытканными в прихотливой пышности оттенков.
ее новой. Они прекрасно сознавали, что теперь они ничто, что теперь с ними уже не считаются и что таким образом навсегда рушатся их мечты об императорском престоле.
Соединить с этим Управдой их надежду, их нежную, любимую Евстахию. Каково! Это предлагается открыто! Значит, они теперь ничто: мертвы, замурованы, как все те Базилевсы, которым они так стремились унаследовать!
Их охватил приступ острой муки! А Гибреас говорил все так же пламенно и рассеивал, как бы источал упоение Управдой и Евстахией. Жемчужные капли пота выступили на трепещущем лице игумена, опять сетовавшего на гонения икон, опять проклинавшего Константина V и лжепомазанных, позорного раболепства которых содрогается вечный дух Небес, сердце всего сущего, всякой жизни, дыхания, всех зрящих и молящихся!.. Нет! Нет! Не наложить василиску этому своих святотатственных когтей на православие! Нет, нет, не одолеют его лицемеры эти, которых он не называет по имени, эти сыновья Адовы, порождение собаки и змеи, вкушающие из корыта богомерзкого и гнусного Базилевса, посещающие геликэоны и триклинионы Великого Дворца, жирные, безобразные, скопцы как плотью, так и духом, эти священнослужители: патриарх, архимандрит, синкелларий, сакелларий, скевофилакс, хартофилакс, протодиакон, гиеромнемон, периодевт, протопсалтий, лаосинакт; эти ученые богословы и толкователи, извращающие истины веры, требующей, чтобы не гнали иконы, но наоборот, поклонялись им, окружали обожанием; эти гордецы, украшенные, обвешанные золотом, драгоценными камнями и тканями - церковь Адова. Наоборот - церковь небесная воплощена в лице Гибреаса и иноков Святой Пречистой, и православных и Зеленых. Не сокрушить этим временным победителям древа божественного вероучения, и они, исшедшие из смрада нечистот, способные питаться извержениями, не повергнут Апостолов и избранных, Архангелов и Ангелов, мучеников, избранных и власти небесные, сияющую Приснодеву и Иисуса, вечного заступника, Сына Божия и Человеческого, властителя людей, спасителя плоти и сердец!
В мерцающем кольце множества свечей сошел с амвона Гибреас с лицом еще более скорбным, проницательные глаза его сверкали, исхудалое тело съежилось и странно - как бы источало с головы до ног небесный, голубой отблеск. Пять братьев были захлестнуты потоком двух тысяч человек, с которыми смешались женщины, вышедшие из дверей гинекея, - женщины, поклонявшиеся Иисусу, спокойно созерцавшему их через многообразие своих писаных ликов, нежных, белых с расчесанной бородой. Мертвыми глазами не видели Аргирий, Иоанникий, Критолай, Никомах, Асбест теснящиеся груди и спины, над которыми парила вместе со скамьей слоновой кости, под светозарными лучами солнца Евстахия в фиолетовых, пурпурных и голубых одеждах, с лицом розовым, полным, белоснежным, с ресницами, удлиненными сурьмой, в венце волос, с жезлом в виде красной лилии на плече, в башмаках, украшенных на носках серебряными аистами и рассекавших воздух. Ее хранила живая стена Зеленых. Крики раздавались под самым ухом слепцов, сливаясь с другими голосами в пламенные песнопения, гимны, псалмы, смысла которых не понимали они в своем смятении. Когда они отыскали путь по вымощенной плитами площади, по ней убегали трое жалобно кричавших людей, спасаясь от преследования Зеленых. По звукам голосов слепцы признали в них тех самых, которых сегодня с утра отталкивали все от врат Святой Пречистой. Растерявшись, тесно прижались они друг к другу, неуверенно тыкали в пространство дрожащими руками, боязливый пот увлажнил носы, лица, выражавшие тревогу и мольбу. Но все покинули их, захваченные речью Гибреаса, покорные его велениям, и не нашлось ни единой доброй души, чтобы вывести их на дорогу, проводить через город, в котором властвовал их предок Феодосии, в котором царили бы они сами, если бы не ослепил их жестокий Филиппик - не ослепил всех пятерых.