Очарованный инок

Генри Лонгфелло

Очарованный инок

Однажды утром,

По вековому сумрачному лесу,

Из древних, серых стен монастыря,

С задумчиво поникшей головою

И тихою молитвой на устах

Шел инок Феликс.

Был жаркий день.

Был зноен летний воздух, и зеленый

Тенистый лес

Уподоблялся мирной

Обители безгрешных. Золотые

Лежали мхи среди деревьев, ветви

Как бы творили знаменье креста,

Качаясь и шепча свои молитвы,

И разливался сладкий, нежный запах

Лесных цветов и виноградных лоз,

Тянувшихся из чащи к свету солнца.

Исполнено все было красоты;

Был погружен в глубокое раздумье:

Его глаза

Покоились на книге Августина,

Где он прочел

О дивном и незримом божьем граде

В далекой и неведомой стране.

"Всем сердцем верю

В твои деянья, господи! - сказал он, -

Но не могу постигнуть их". - И вдруг

В лесу раздался голос, - дивный голос

Какой-то птицы, райски белоснежной,

Упавшей точно с неба и запевшей

Столь сладостно, столь звучно, что казалось,

Запели в небе струны золотые

Несметных арф. И Феликс

Забыл святую книгу

И долго, долго

Шел и внимал той птице, восхищенный,

Доколе не увидел, как во сне,

Небесного убежища блаженных,

Сонм ангелов, ходящих в божьем граде

По золотым, по звучным плитам улиц.

Он искушен был дерзкой

Мечтой поймать таинственную птицу,

Но птица по холмам и по долам

Все далее и далее летела -

И Феликс, вместо сладостного пенья,

Услышал наконец

Далекий звон обители, зовущий

К полуденной молитве, и поспешно

В обитель возвратился. Что ж он видит?

Он узнает знакомые места,

Шпиц колокольни, пасмурные стены

Из серого гранита, кельи, вышки,

Но, вглядываясь в братию, не может

Найти в толпе

Ни одного знакомого! Повсюду

Чужие, неприветливые лица,

И новые для слуха голоса

Поют псалмы под голоса органа!

Меж старыми дубовыми скамьями,

Остановился Феликс, и монахи

Рассматривали тоже с удивленьем

Его лицо. "Я вот уж сорок лет

Живу в святой обители, - промолвил

Один из них, - но этого лица

За сорок лет я никогда не видел".

Похолодев от страха, Феликс робко

Сказал в ответ: "Окончив Первый час.

Я нынче утром вышел за ворота

И долго шел, влекомый сладким пеньем

Какой-то белоснежной дивной птицы.

Пока вдали

Не услыхал полуденного звона.

Я был как бы во сне:

Часы мне показались кратким мигом".

"Часы!" - сказал монах,

Сидевший за дубовой темной партой

Под северной стеною. "Не часы,

А целые года!" - сказал он. Это был

Провел в лесу, в святом служенье богу,

Он вспомнил голос Феликса, всмотрелся

В его лицо и медленно промолвил:

"Сто лет назад,

Когда я был послушником, был в этой

Обители, хранимой богом, инок.

Весьма ему угодный и носивший

Святое имя: Феликс. Это Феликс!"

И вынесли на свет

Из пыльного скрипториума книгу,

И темной кожей дикого медведя,

В которой отмечались имена

Всех иноков, здесь живших и умерших.

И там прочли

Тому назад, в такой-то день и месяц,

Ушел из врат обители брат Феликс

И под ее благословенный кров

Уж больше не вернулся - слыл умершим.

Признали, что ему,

Плененному бессмертной райской песнью,

Век показался истинно мгновеньем.

1908