На борту "Утренней звезды".
Глава III

III

Снег спадал на пустынные поля. Вдали море разбивалось о береговые скалы. Казалось, гремели тысячи пушек. Чуя добычу, пронзительно кричали чайки.

Мюгэ шел вереди, освещая фонарем дорогу. Я следовал за ним с Пелиссоном.

Железная оправа фонаря отражалась на снегу в виде огромного андреевского креста, а наши тени вытягивались странно и жутко, перекидываясь на кустарники, запушенные снегом.

Снег хлестал нам в покрасневшие лица; наши глаза слезились.

-- Спаси создатель... - бормотал Мюгэ, крестясь свободной рукой.

Все кругом охватил снежный вихрь. Все тропинки стерлись. Мы двигались втроем, при смутном свете нашего фонаря; мы направлялись к определенной точке побережья, достигнуть которой мы должны были на рассвете. Мы шли к маленькой светлой точке, колеблемой ветром, - к фонарю "Утренней Звезды", подвешенному на мачте, у которой дрожал матрос с посиневшими руками.

-- Ты увидишь Мак-Гроу, - трещал Пелиссон, - ты принесешь присягу на библии, ты увидишь Жоржа Мэри и всех остальных. А может быть, ты увидишь еще Его Высочество, настоящего рыцаря, старого хранителя адмиральского стяга.

-- Он носил всегда голубой камзол, красные штаны и чулки, - произнес Мюгэ, согнувшись вдвое, чтобы защитить свою треуголку от ожесточенных порывов ветра.

-- Ты увидишь... - продолжал Пелиссон. - Бог-создатель! Я ничего не вижу... и фонарь, ей-богу же, потух.

Мы остановились среди снежной тьмы, прижавшись друг к другу. Фитиль чадил в фонаре.

Море начало успокаиваться. Вдали, как нам казалось, наступило перемирие между волнами и утесами. Пелиссон дрожал всеми членами. Мюгэ лязгал зубами.

С моря неслись звуки, напоминавшие то скрип блоков, то пение гобоя. На черном небе зажглась единственная звезда.

-- Южный Крест! - дружно прошептали мои спутники.

И Пелиссон, опустившись на колени, начал молитву.

Мюгэ последовал его примеру и заставил меня сделать то же.

-- Да прославится имя твое, милосердный Христос, - плакался Пелиссон.

-- Аминь, - вторил ему Мюгэ.

Голос Пелиссона приобрел совсем девическую нежность.

И ветер рассеял унылые звуки гобоев. Мы насторожились.

-- Ты ничего не слышишь больше? - спросил Пелиссон.

Я прислушался.

-- Кончилось, - произнес Мюгэ, поднимаясь.

-- Тогда в путь! - объявил Пелиссон, - несчастье нас миновало. Эта молитва - самая лучшая. Когда мы плавали в открытом море на галерах Тулона, она всегда помогала нам.

-- Ты напишешь ее на кусочке бумаги для мальчишки, - сказал Мюгэ.

"Утренней Звезды" спокойно показался желтый огонь.

Пелиссон свистнул, вложив пальцы в рот. Мы направились к морю.

-- Осторожнее, здесь ямы, - предупредил Мюгэ.

На палубе показался свет, и я услышал команду на неизвестном мне языке.

Жорж Мэри держал фонарь в вытянутой руке. Он стоял на носу маленькой лодки, направлявшейся к берегу. И освещал путь, избранный двумя моими приятелями к покупке маленького трактира, в котором заключались все возможности счастья, рисовавшиеся моему воображению.