Автор: | Мало Г. А., год: 1893 |
Категории: | Повесть, Детская литература |
Глава XVII
Еще задолго до возобновления работ в мастерских Перрина была уже у решетки и, сидя на тумбе в ожидании призывного свистка, не без зависти смотрела, как мальчики и девочки ее лет, явившиеся подобно ей раньше времени, играли в догонялки; она и сама была бы не прочь принять участие в их забавах, но боязнь быть непринятой удерживала ее на месте.
Когда пришла Розали, Перрина отправилась в мастерскую вместе с ней и снова принялась за свою работу, как и утром, под аккомпанемент криков и топанья деревянной ноги дяди Костыля. Но теперь гнев надзирателя уже нельзя было назвать безосновательным. Плохо выспавшаяся и порядочно уставшая на непривычной работе девочка заметно утомилась и вяло возила свою вагонетку. Нагрузить, выгрузить, бежать за вагонеткой, которую всегда с большим усилием приходилось сдвигать с места, - все это сначала вовсе не казалось Перрине тяжелым и даже забавляло ее, но когда и после скудного обеда ей пришлось приняться за то же самое, бедная девочка, отдавшая все свои слабые силы еще за утро, с каждой минутой начинала чувствовать еще большее утомление, чем во время своих бесконечных странствований пешком. А часы, как нарочно, тянулись мучительно медленно, и казалось, что работе конца не будет.
-- Живее поворачивайся! - кричал дядя Костыль, стуча ногой об пол.
Перрина нервно вздрагивала, выпрямлялась и прибавляла шагу; но едва она отходила на такое расстояние, что надзиратель уже не мог ее видеть, как сейчас же начинала идти медленнее. Теперь, вся поглощенная работой, она уже не смотрела, что делается кругом, и лишь нервно прислушивалась к бою часов, с нетерпением ожидая конца работ и при ходя в отчаяние при мысли, что не дотянет до вечера.
Она больше всего боялась лишиться заработка и вместе с тем злилась на себя за слабость. Почему не может она делать того же, что делают другие девочки? Многие из них не старше ее и, пожалуй, не сильнее, а между тем они отлично справляются со своим делом и вовсе не кажутся такими утомленными. А ведь Перрина видела, что их работа была гораздо тяжелее ее и требовала известной ловкости и уменья. Что стала бы она делать, если бы ее сразу приставили к станку и ей пришлось бы наматывать катушки? И она сейчас же начинала утешать себя: все они так хорошо и ловко работают без устали просто потому, что привыкли; пройдет несколько дней, и она будет так же ловко гонять свою вагонетку по рельсам, как и все; было бы только желание, а все остальное придет само собой. Только бы выдержать самый первый день, а там будет все легче и легче.
Медленно тянулось время; погруженная в свои мысли, Перрина успела уже не один десяток раз нагрузить свою вагонетку катушками и сдать их в другие отделения, как вдруг, случайно оглянувшись, увидела, что Розали, связывавшая нитку, упала возле своей соседки. Раздался страшный крик... В мастерской сразу наступила мертвая тишина; все машины, все станки вдруг остановились... И только чей-то голос совсем по-детски, жалобно причитал:
-- Ой!.. Ой!.. Ой!..
Мальчики и девочки, не обращая внимания на дядю Костыля, бросились к тому месту, откуда слышались крики; следом за ними направилась и Перрина.
Розали в это время уже подняли; все тесным кругом обступили ее, засыпая вопросами:
-- Что случилось?
Розали отвечала сама:
-- Руку раздавило.
Лицо ее было бледно, губы дрожали, капли алой крови падали из ее поврежденной руки на пол.
Руку тут же осмотрели, и оказалось, что поранены были только два пальца, один из которых был почти раздавлен.
В эту минуту к группе девушек, окружавших Розали, приковылял дядя Костыль, крича:
-- Марш по местам! Нашли на что глядеть!
Все начали медленно расходиться; Перрина так же, как и другие, собиралась вернуться к своей вагонетке, как вдруг услышала позади себя окрик дяди Костыля:
-- Эй, новенькая, поди сюда да живо!
Девочка робко приблизилась, мысленно спрашивая себя, чем она виновнее других, бросивших свою работу; но оказан лось, что ее звали вовсе не для того, чтобы хорошенько отругать.
-- Отведи эту лентяйку к директору, - суровым тоном приказал дядя Костыль.
-- За что вы меня называете лентяйкой? - ахнула Розали, стараясь перекричать грохот машин, снова начавши свою работу.
-- Потому что ты попала под машину.
-- А то кто же? Косолапая ты лентяйка!
И затем, резко меняя тон на более ласковый, спросил:
-- Тебе больно?
-- Не очень.
-- Ну, так отправляйся!
Подруги вышли из мастерской, Розали правой рукой поддерживала раненую левую руку.
-- Не хотите ли опереться на меня? - предложила Перрина.
-- Спасибо! Пока ничего... Я могу идти и сама...
-- Так вы думаете, что это пройдет, да?
-- Неизвестно, в первый день особенно ничего не чувствуешь... но зато потом...
-- Как это с вами случилось?
-- Сама не понимаю, сорвалась рука.
-- Может быть, потому, что вы устали? - проговорила Перрина, судя по себе.
-- Вероятно, это чаще всего бывает от усталости, с утра и руки работают ловчее, и сама больше следишь за собой.
Они подошли к бюро директора, находившемуся в центре фабрики, в большом каменном здании с облицовкою из голубого и розового глазированного кирпича; в этом же доме помещались и все остальные бюро по управлению фабриками. В то время, как все бюро и даже личная контора господина Вульфрана не представляли собой ничего из ряда вон выходящего, бюро директора обращало на себя внимание, благо даря стеклянной веранде, куда вели лестницы, возведенные с обеих сторон.
Когда девочки взошли на веранду, там оказался сам директор, заложив руки в карманы и сдвинув на затылок шляпу, он быстро шагал взад и вперед, видимо, чем-то взволнованный.
-- Ну, что еще такое? - крикнул он, заметив девочек.
Розали показала свою окровавленную руку.
-- Оберни ее платком! - велел он.
Пока она с трудом вытаскивала платок, Талуэль большими шагами ходил по веранде, потом, когда рука была обернута, он остановился перед Розали.
-- Ну, говори теперь, что с тобой?
-- Не знаю, пальцы раздавлены.
-- Что же я могу сделать?
Талуэль обернулся к Перрине.
-- Ну, а с тобой что? Чего ты здесь?
-- Со мной ничего, - отвечала Перрина, смущенная такой грубостью.
-- Дядя Костыль велел ей проводить меня к вам, - докончила Розали.
-- А, тебя надо провожать! Ну, так пускай она же отведет тебя к доктору Рюшону. Но помни: я это проверю, и, если ты окажешься виноватой, берегись!
В ту минуту, когда девушки собирались уходить, они увидели господина Вульфрана, осторожно двигавшегося вперед, ощупывая рукой стену.
-- Что случилось, Талуэль? - спросил он.
-- Ничего, господин Вульфран. Одной из работниц в мотальной слегка прихватило руку.
-- Где же она?
-- Я здесь, господин Вульфран, - ответила Розали, подходя к слепому хозяину.
-- Разве это голос не внучки Франсуазы? - спросил Вульфран.
И она залилась слезами. Грубые окрики Талуэля до сих пор сдерживали ее, но сочувствие, с каким заговорил с ней господин Вульфран, заставило ее расплакаться.
-- Что с тобой, моя бедная девочка?
-- Я хотела связать нитку... рука соскользнула и... сама не знаю как... мою руку прихватило... кажется, два пальца раздавлены.
-- Тебе очень больно?
-- Что же ты так плачешь?
-- Потому что вы меня не браните.
Талуэль пожал плечами.
-- Ты можешь идти? - спросил господин Вульфран.
-- Иди скорей домой, к тебе пришлют господина Рюшона.
-- Напишите записку господину Рюшону, чтобы он сейчас же отправился к Франсуазе; подчеркните "сейчас же" и добавьте: "серьезная рана". - И он снова обернулся к Розали. - Дать тебе кого-нибудь, чтобы тебя довести?
-- Благодарю вас, господин Вульфран, со мной идет подруга.
Теперь уже Перрине захотелось плакать, но суровый взгляд Талуэля заставил ее сдержаться; она заговорила лишь тогда, когда они приближались к выходу.
-- Какой добрый господин Вульфран!
-- Он был бы еще добрее, если бы не долговязый. У него нет времени заниматься нами, у него другие дела в голове.
-- Но к вам он все-таки был добр.
-- О, я! При мне он вспоминает о сыне: ведь моя мать была молочной сестрой господина Эдмонда.
-- Разве он вспоминает о своем сыне?
-- Он только о нем и думает.
За этим разговором они скоро подошли к дому тетушки Франсуазы.
-- Охотно.
-- Может быть, это хоть немного удержит тетю Зенобию.
Но бедная девочка ошиблась; едва тетя Зенобия увидела Розали, возвращавшуюся домой раньше времени и к тому же с перевязанной рукой, как подняла крик:
-- Ты ранена?! Готова биться на что угодно, ты сделала это нарочно!
-- Ты думаешь?
-- Мне сказал это господин Вульфран.
Но это не успокоило тетушку Зенобию, она продолжала кричать так громко, что переполошила весь дом и заставила даже бабушку Франсуазу выйти на крыльцо. Увидев Розали, она поспешно кинулась к ней.
-- Ты ранена? - вскричала она.
-- Господин Вульфран уже послал за ним.
Перрина хотела было идти за ними в дом, но тетя Зенобия, обернувшись, остановила ее:
-- Мы не нуждаемся в вашей помощи для ухода за больной.
Перрине оставалось только возвратиться в мастерскую, но в ту минуту, когда она подходила к решетке, продолжительный свисток возвестил окончание работ.