В доме коммерции советника.
Глава VII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: В доме коммерции советника. Глава VII. (старая орфография)

VII.

Кети медленно спустилась по узкой, витой лестнице, её пылкое воображение рисовала перед нею тени покойных Баумгартенов и сердце её наполнилось грустью и отвращением. Все ее окружающее было ей неприятно, даже сам новоиспеченный дворянин, который, не жалея денег на поддержку старинной славы, запускал руки в объемистые денежные мешки гораздо глубже, чем это заставляло делать его новое дворянское достоинство. На стенах все еще висели доспехи рыцарского поколения, оружия, которым старые полководцы защищали свою честь и славу; в былые времена эти сабли и шпаги составляли гордость богатырей, которые с трепетом считали на них капли неприятельской крови, теперь же они праздно сверкали на гвоздях, а доспехами нового поколения в старой башне были новомодные денежные шкафы.

Да, этот странный элемент - денежная страсть и дух спекуляции, столь ясно просвечивающийся во всех семейных разговорах на вилле, проник даже и сюда в старинный рыцарский замок. Этот элемент носился в воздухе, являлся всюду, и тяжеловесные столетние кубки, стоявшие на буфетных столах, казались ничтожностью в мягких руках отрезывателей купонов. Огромные замки на железной двери погреба стерегли бутылки с шампанским и редкия вина коммерции советника. Исторический порох со времен тридцатилетней войны также хранился внизу, но, по словам Генриэтты советник оставил его с тою целью, что-бы любознательным посетителям показывать в то-же время редкие сорты вин, собранные в прохладной кладовой башни. Все это так изменило старую родственную почву Кети, что она едва могла узнать те дорогия места, где прошло её детство. Эта страсть выставлять себя на показ, эта любовь к наружному блеску, это лихорадочное стремление ослепить свет своим богатством, все это было резкою противоположностью с духом старой фирмы Мангольд, которая никогда не хвасталась своим благосостоянием. При жизни банкира Мангольда денежная сила не играла главной роли в семейных кружках, он дома никогда не упоминал о своих денежных делах. А теперь! Даже сама президентша пускалась в биржевую игру, она весь свой капитал обратила в акции и неприятно было видеть как при каждом денежном вопросе, лицо этой почтенной женщины краснело до корней волос от внутренней тревоги.

Кети вышла из башни и взошла на мост; там она на минуту остановилась, перегнулась через перила и задумчиво посмотрела на воду, как будто еще надеясь увидеть там следы своего огорода, но на водяной поверхности было только одно отражение её собственного лица, обрамленного густою каштановою косою. - Прекрасно быть богатой, подумала она, но богатство не должно лишать человека свободы и связывать ему руки.

Кети прошла через красивую рощицу, окружающую башню, и вышла на почти забытую дорогу вдоль речного берега, обсаженного густыми ивовыми деревьями. В воздухе чувствовалась прохлада, мутные струи воды с шумом бежали мимо нея и несли целые глыбы таявшого снега, а сквозь пенистые волны мелькали серебристые рыбки. На развесистых ветках вербы сидели мягкия, пушистые кисточки, а под деревьями показалась уже трава и нежные голубые цветочки.

Кети нарвала первых весенних цветов и медленно подвигалась к старому деревянному мостику. За ним растилался маленький лужок, на котором Сусанна всегда белила белье, а вдали виднелся уже давно знакомый домик. Советник был прав, низенький, деревянный забор сада и самый дом не потерпели ни малейшого повреждения. В сущности, осмеянная хижина была хотя и старым, но весъма хорошеньким строением. Оно так уютно стояло за шумящею рекою, а близь лежащий лес на заднем фоне придавал ему характер уединенной дачи.

Действительно, строение было довольно низко, всего в один этаж, над которым возвышалась крыша с позолоченными флюгерами и массивными трубами, из которых одна выкидывала целые облака дыма.

Давно уже в этом доме, не было ни огня ни света. При жизни мельника в комнатах складывали жито, при чем окны были герметически закрыты ставнями и только раз в год, во время сбора плодов замкнутая домовая дверь открывалась на целый день.

Когда маленькая Кети была здесь непременной гостьей, она с восторгом копошилась в так называемой фруктовой комнате и наполняла свой передник спелыми яблоками и грушами. Сегодня ставни были отворены и молодая девушка в первый раз увидала стекла в каменных рамках больших окон. Этот-то дом был теперь собственностью доктора Брука.

Кети совершенно невольно перешла деревянный мостик и с трех сторон обошла строение. Сердце её забилось сильнее; ведь она не имела теперь права самовластно показываться в этих местах, но шаги её почти утопали в мягкой травянистой почве; к тому же безпокойная река громко шумела, а на крыше щебетали веселые воробьи. Некоторые окна были растворены и Кети могла разсмотреть висячия лампы с зелеными украшениями из вьющихся растений и блестящую медную посуду на кухонных полках. Изнутри комнат доносилось чириканье птичек, но нигде не замечалось присутствие человеческого существа. Ободренная, она смелее обогнула угол дома и намеревалась уже пройти мимо главного фронта, как вдруг вздрогнула от испуга.

На пороге входных дверей, разделявших фасад на две равные части, стояла стройная, красивая женщина. Перед нею был стол, заваленный книгами и картинами, с которых она тщательно стирала пыль. С удивлением посмотрела она на незнакомую девушку, робко подвигающуюся вперед и при этом невольно опустила картину, которую только что собиралась вытирать, - это была фотография Флоры в овальной рамке.

Неужели это была тетушка Диаконус? По описанию Флоры, пропитанному едкою насмешкою, Кети представляла ее себе маленькою, сморщенною старушкою с почерневшими руками от кухонной посуды и поседевшею от забот о разных банках с соленьями, печеньями и вареньями. Но эта картина не имела ничего общого с стоявшею перед нею дамою: её маленькое, немолодое лицо было нежно и благородно, а выразительные глаза ласково смотрели из-за белого, кружевного платка, слегка наброшенного на густые, пепельные волосы.

Неловкое положение Кети увеличивалось, и робко приближаясь к ступенькам лестницы она произнесла извинение едва слышным голосом.

- Я играла в этом саду еще ребенком и только несколько дней тому назад приехала из Дрездена, - это моя сестра, - сказала она, торопливым движением указывая на портрет Флоры, затем Кети засмеялась и покачала головою, как будто стыдилась своего представления.

Пожилая дама тоже засмеялась; положив на стол картину, она мерными шагами спустилась с лестницы и протянула обе руки своей молодой гостье.

- В таком случае вы младшая свояченица Брука? Я не знала, что в виллу приехала родственница, - сказала она с едва заметным оттенком горечи в голосе.

При этих словах Кети почувствовала себя несколько обиженной; неужели она была таким ничтожным членом в семействе Мангольд, что Брук не пожелал даже упомянуть о своей встрече с нею. С досады она прикусила себе губы и молча последовала за гостеприимной хозяйкой, любезно отворившей широкия двери в просторные сени.

- Вот моя комната, я считаю ее теперь своею родиною, - сказала она с такою радостью в голосе, как будто до сих пор она нигде не имела спокойного угла. - До того времени, как моего мужа перевели пастором в город, мы всегда жили в небольшом селе. Средства были весьма ограниченные, и мне приходилось много трудиться, что-б хотя по наружности жить прилично, но не смотря на то, это была самая счастливая пора моей жизни.... Душный воздух, вечная пыль и шум городской жизни, были ядом для моих слабых нервов; мое стремление к деревенской тишины довело меня до болезни. Я этого никогда не высказывала, но милый Брук тайно копил деньги и несколько дней тому назад привез меня в этот домик, который сделал моею собственностью. - Слова эти она произнесла несколько растроганным голосом и слегка улыбнулась. - Этот домик кажется мне дворцом, просмотрите только на широкия двери и на великолепную лепную работу на потолке! Да и эти кожаные обои с золотыми разводами были, вероятно, весьма драгоценны в свое время. В саду тоже остались следы тисовых изгородок и гипсовых фигур. Говорят, что дом этот был некогда обитаем одной вдовою из рода Баумгартенов. Теперь мы все здесь перемыли, проветрили и протопили некоторые печи, чтоб обогреть старинные стены. Кроме этого мы не делаем в доме никаких перемен, каждый гвоздик останется на своем месте. Новая обстановка нам не по карману, да и совершенно излишняя.

Кети с внутренним волнением оглядывала все устройство. Старомодная мебель из потемневшого красного дерева подходила как нельзя лучше к желтым комнатным обоям. У средней стены, близь широкой белой печки стоял диван, обтянутый пестрым ситцем, над которым висел портрет покойного Диаконуса, а по углам комнаты и около двух высоких окон возвышались группы великолепных растений, разные сорта пальм и азалий, на которые падало яркое солнце, проникавшее сквозь прозрачные филейные занавески.

Золотые рыбки в стеклянной воде, веселые птички, заключенные в позолоченные клетки и пахучие весенние цветы на подоконниках придавали комнате больше жизни и уютности.

К довершению всего убранства мы еще забыли упомянуть об рабочем столике, скромно приютившемся в глубокой нише, украшенной лавровою листвою.

комнаты, ввела туда Кети.

Как много ласки и материнской любви звучало в словах доброй тетушки; она постаралась тоже выбрать ему самую лучшую угловую комнату, перед окнами которой с шумом протекала бурливая река. За синеватою водяною полосою виднелась самая живописная часть парка, а из за густых верхушек липовых деревьев сверкала аспидная крыша виллы. Между двумя окнами стоял письменный стол, так что каждый раз, как Брук поднимал глаза, взорам его непременно представлялся знакомый ему дом.

Кети невольно почувствовала краску стыда, разлившуюся по её щекам; здесь нежная рука заботливой женщины старалась на сколько можно приблизить к нему то, что было дорого его сердцу, а там, в вилле, её гордая сестра день и ночь думала о том, как бы разрушить его счастие.

Чувствовало-ли любящее сердце тетушки, или только инстинктивно подозревало, что рано или поздно любимца её постигнет тяжкое горе? Она не приняла Кети, как родственницу, вернувшуюся на родину из чужих стран, но как младшую свояченицу Брука, и потому не считала нужным назвать себя её теткою. Этот прием доказывал, что сношения её с виллою не были дружескими, и как бы желая подтвердить это, она сказала, указывая на пустой простенок.

- Я не совсем окончила устройство этой комнаты, здесь не достает еще портрета его невесты и фотографии его матери, моей покойной сестры.

Кроме этого все было в порядке в этой уютной комнате. Доктор, ожидаемый сегодня с вечерним поездом и не подозревает, что тетушка поспела уже перебраться из города. Она желала избавить его от хлопот переездки и была очень благодарна советнику, что он не препятствовал ей к поспешному переселению в новое помещение.

Наконец убедившись, что все лежит на своем месте, тетушка Диаконус тихо, как бы боясь кого нибудь обезпокоить, прошлась по комнате, подошла к стенному шкафику и вынула из него тарелку с домашним печением; которую протянула к молодой девушке.

- Попробуйте, они совсем свежи, я испекла их сегодня, не смотря на хлопоты при переезде. Доктор любит это печенье и всегда кормит ими своих маленьких пациентов. Вина я не могу вам предложить; те несколько бутылок, которые мы имеем оставлены в городе для трудно больных.

Кети невольно подумала о ценных бумагах в своем денежном шкафу, неутомимо работавших, что бы привлекать еще новые груды золота, о своей своевольной, капризной сестре и о богатом винном погребе в башне - какой это был резкий контраст с этим само отвержением! Все здесь напоминало ей её родину в Дрездене. Сердце её сильно билось; забывшись, она начала рассказывать о своей приемной матери, так много трудившейся для общественной пользы, о её хорошем влиянии на всех окружающих и о её прилежании - всего этого она тоже требовала и от своей приемной дочери.

- Как-же смотрит президентша на подобную систему воспитания? - спросила тетушка, слегка улыбаясь, между тем как глаза её с немым восторгом смотрели на цветущую девушку.

- Это меня мало интересует, - отвечала Кети пожимая плечами, - но мне кажется, что мои движения кажутся ей слишком быстрыми, мой голос слишком резок и звонок, сложение не так нежно, а лицо слишком красно. Бог знает, каких еще недостатков она не найдет во мне! Это портрет вашей сестры? - спросила она вдруг, указывая на картину, изображавшую красивую женщину.

Пожилая дама утвердительно кивнула головою.

- Я до тех пор не буду покойна, пока не повешу его на свое место; рамка не совсем прочна, боюсь чтоб не развалилась, - сказала она, - я часто страдаю головокружением и потому не хочу станавиться на лестницу. Несколько дней тому назад я отпустила служанку, и теперь должна ждать, пока не придет другая, что-б развесить остальные картины и зановеси.

При этих словах Кети подошла к столу, положила на него свой зонтик и воткнула свой весенний букетик в хорошенький стаканчик, стоявший среди письменных принадлежностей, затем она ловко отодвинула письменный стол, встала на стул, взяла с окна приготовленные молоток и гвозди и спросила:

- Вы позволите?

С благодарною улыбкою принесла тетушка портрет и минуту спустя он красовался уже на стене. Кети невольно отшатнулась, когда пожилая дама подала ей также и фотографию Флоры. Она должна была собственноручно повесить перед ним портет коварной невесты, которая не замедлит в скором времени потребовать его обратно, равно как и кольцо, которое он носил на своем пальце. Какое неприятное чувство!

- Как она прекрасна, - сказала тетушка, глядя на изображение Флоры, - правда, что я мало ее знаю, она редко навещает меня, впрочем я не могу и требовать, что-б она часто скучала у меня, но все таки я очень люблю ее, потому что она его любит и составит его счастие.

Такое фальшивое понятие! Кети сознавала теперь, что поступила слишком необдуманно; ей не следовало приходить сюда после всего, слышанного ею в башне. По настоящему она должна была бы вырвать портрет Флоры из рук доброй тетушки и рассказать ей всю истинну; а между тем Кети не смела произнести ни одного слова. Сильным ударом молотка, она вбила в стену гвоздь, поспешно повесила картину и соскочила со стула. Как прекрасный, злой демон улыбалось лицо её сестры и смотрело со стены на письменный стол.

Кети нетерпеливым движением взяла зонтик и собиралась уходить, как увидала сквозь широкорастворенную дверь кравать тетушки Диаконус с приставленной к ней лестницею.

- Хорошо, что я вспомнила, простите за мою ветренность, - сказала она входя в спальню, потом взяла с кровати пестрые зановеси и взошла на лестницу. С неимоверною торопливостью стала она нанизывать медные кольца на железный прут, между тем как добрая хозяйка приготовляла стакан лимонада для своей юной помощницы.

В это время Кети увидала как мимо окон прошел стройный, высокий мужчина. Она конечно узнала его и испугалась, но прежде чем молодая девушка успела подумать остаться-ли ей на месте, или уйти, он уже переступил порог дома и отворил дверь тетушкиной комнаты.

забытым на столе, а молодая помощница старалась по возможности незаметно спрятаться за зановескою, что-бы своим присутствием не мешать радостной встрече.

Она видела, как молодой доктор почтительно наклонился к своей попечительнице, как он ласково притянул ее к себе и поцеловал её руку. Затем он с любопытством осмотрел комнату.

- Ну, Лео, что скажешь ты, что я так самовластно, не спрося тебя переехала и уже устроилась, - спросила тетушка, заметив его взгляд?

- По настоящему мне следовало-бы сделать тебе маленький выговор. Ты слишком много хлопотала с переездом и утомила себя, впрочем у тебя все таки довольно свежий вид.

- А про тебя этого сказать нельзя, - заметила заботливая тетя, - Ты сегодня бледнее обыкновенного и я вижу, что тебя верно безпокоят какие нибудь мрачные мысли. Может быть ты имел неприятности во время поездки?

- Нет, тетя! - сказал он спокойным голосом, - как мне нравится эта комната, не смотря на старые, почерневшия обои, здесь дышется свободно и легко, вот причина почему я с радостью вхожу в наш мирный уголок с скромною обстановкою и милою хозяйкою. Я буду часто приходить сюда.

- Да, до поры до времени, к Троице будет твоя свадьба.

- На второй день Троицы, - сказал он твердым и холодным тоном.

Кети почувствовала лихорадочную дрожь, она смирно сидела и ждала, когда доктор пройдет в кабинет, что-бы незаметно удалиться.

Она внутренно сильно возмущалась против этого невольного подслушивания. Но на её несчастие, вместо того что-бы уйдти, Брук остановился у стола и взял с него письмо, валявшееся между всеми другими бумагами.

Тетушка сделала нетерпеливое движение, как-бы желая помешать ему прочесть его.

- Боже мой, - сказала она краснея, - я окончательно теряю память. Письмо это несколько часов тому назад было привезено из города; оно от купца Ленца. Я не хотела, что-б оно сегодня попало в твои руки, а между тем забыла его спрятать. Мне кажется в нем заключается твой гонорарий - в такое необыкновенное время, - я боюсь, Лео.

Доктор разорвал конверт, прочел коротенькое письмо и сказал с невозмутимым спокойствием:

- Да, и он также отказывает мне, - разве это тебя огорчает, тетя?

- Нисколько, друг мой, если только ты сам не принимаешь к сердцу неблагодарность этих глупых людей. Я непоколебимо верю в твое искуство и в твою счастливую звезду. Не смотря на все интриги и преграды, я знаю, что ты проложешь себе дорогу. Посмотри, вон твой кабинет, здесь никто не будет мешать тебе серьезно предоваться занятиям. Я с радостью думаю о том времени, когда мы будем жить здесь вместе!

- Да, тетя, но я не потерплю долее, что-бы ты подвергалась лишениям, как в последния месяцы моей практики и целые дни проводила на холодном каменном полу кухни. Завтра-же возьми обратно нашу старую кухарку; средств на это хватит, - сказал он, вынимая из кармана туго набитый кошелек и высыпая на стол блестящия червонцы.

Пожилая дама с немым восторгом всплеснула руками и посмотрела на золото, разсыпанное на её простенькой скатерти.

- Все это золото составляет плату за одно лечение, - сказал он с самодовольною улыбкою, - тяжелое время миновало, - добавил он, переступая порог угловой комнаты.

По всему видно было, что тетушке обо многом хотелось поразспросить его, но она молчала, напрасно стараясь догадаться какому лечению и какому пациенту племянник обязан такой значительной суммой.

Кети хотела воспользоваться удобною минутою, что-б сойти с лестницы. Как сильно билось её сердце и как краснели её щеки при одной только мысли, что она была невольною свидетельницею их сердечных излияний. Дверь из комнаты вела прямо в сени и Кети хотела незаметно пробраться во двор, что-бы даже сама тетушка Диаконус не знала, что она слышала весь их разговор. Она робко заглянула в угловую комнату, где оба стояли у письменного стола. В этот момент Кети ясно услыхала слова доктора: - посмотри откуда эти весенние цветы? Разве ты знала мою симпатию к этим голубеньким цветочкам?

- Это не я, Лео, - воскликнула тетушка, - твоя молодая родственница Кети поставила их в твой стакан. - Нет, я ужасно разсеяна сегодня! - сказала она и поспешно вышла из комнаты, но Кети успела уже захлопнуть за собою дверь и выбежала в сад. Теперь она спокойно шла мимо окон, из первых двух виднелись пестрые букеты зановески, затем следовали еще два окна с прозрачными филейными гардинами, из которых сильно доносился запах гиацинтов и нарцисов; в ту минуту, как Кети проходила, она увидела, как мужская рука сунула между горшками белый стакан с голубыми цветочками - это был её маленький букетик, который доктор не пожелал оставить в своем кабинете.

глазах протянула руку к открытому окошку, это движение заставило доктора обернуться.

- Будьте так добры и передайте мне мои цветы, - я на минуту положила их на стол и забыла взять обратно, - сказала она, стараясь придать своему голосу, как можно больше спокойствия.

В первую минуту казалось, будто голос ее слегка испугал его, он был видимо недоволен, что Кети застала его врасплох, но скрыв это неприятное ощущение он ответил ласковым голосом:

- Я сейчас их вам вынесу. - Минуту спустя он опускался с лесенки, потом мерными шагами подошел к молодой девушке и почтительно подал ей стакан с букетом.

- Эти первенцы весны мои любимые цветочки, - сказала она улыбаясь, - я всегда с радостью наклоняюсь, что-б срывать их и дорожу ими больше, чем всеми цветами богатой оранжереи.

Теперь только она успокоилась и вынула букетик из поданного ей стакана.

В эту минуту у окна показалась тетушка, она извинилась перед своею гостьею и убедительно просила навещать ее как можно чаще.

- Мадемуазель Кети не долго пробудет здесь и скоро опять уедет в Дрезден, - поторопился ответить доктор вместо нея.

Эти слова очень удивили молодую девушку; неужели он боялся, что она будет слишком часто навещать его тетушку и говорить о его предполагаемой свадьбе? Эта мысль испугала ее, но она внутренно жалела доктора, зная какие страдания он скрывал в своей груди.

- Вы ошибаетесь, я останусь гораздо долее, может быть даже несколько месяцев; вы, как врач Генриэтты, можете скорее всех определить мне приблизительно время, когда мне без опасения можно будет оставить больную сестру и возвратиться на родину?

- Вы хотите ухаживать за Генриэттою?

- Конечно, - возразила она, - довольно стыдно, что и до сих пор уход за нею был всегда предоставлен наемным людям. Бедняжка иногда всю ночь не спит и не зовет никого, что-бы не видеть кислых выражений заспанных физиономий, которые оскорбляют ее. Она слишком горда и раздражительна, что-бы дать почувствовать своей прислуге, на сколько она от них зависит. Теперь это не должно более повторяться - я останусь с нею.

- Знаю, - возразила Кети бледнея, - но я чувствую в себе достаточно мужества и твердости.

- Вь этом я не сомневаюсь, - прервал он ее снова, - я уверен в вашем терпении и сострадании, но теперь положительно невозможно определить, когда наша больная не будет более нуждаться в уходе. Потому я и хочу предупредить вас и если можно не допустить, что-бы вы слишком энергично взялись за дело, у вас, как и у всех, может не достать физических сил.

- У меня? - спросила она гордо смотря на свои руки; - неужели вы можете говорить подобные вещи, имея перед собой мое крепкое сложение? Во мне течет кровь моей бабушки Зоммер; она была дочерью дровосека, всегда бегала босиком и лучше владела топором, чем её братья, - это мне рассказывала Сусанна.

Брук посмотрел в открытое окно, где между гиацинтами и нарцисами стояла тетушка Диаконус и лицо его быстро омрачилось, заметив с каким искренним сочувствием она смотрела на молодую девушку.

права делать вам замечания, это дело вашего опекуна. Как я полагаю, Мориц настоит на том, что-б вы вернулись в Дрезден в определенный срок.

Последния слова доктор произнес довольно резко.

- Не понимаю вашу строгость! - сказала удивленная Кети, - почему вы так желаете моего отъезда из виллы? Разве у меня дурное намерение? Я думаю, что Мориц не вправе удержать меня, если я хочу ухаживать за сестрою? Впрочем есть иной исход: уговорите Генриэтту ехать со мной в Дрезден. Там я буду смотреть за нею вместе с моею докторшею; надеюсь, что это не повредит моим нервам?

- Хорошо, я попробую, но не ручаюсь за успех, - сказал Брук решительно.

- Разве вам так хочется уехать от сюда?

Кети спустила вуаль и зашпилила ее на затылке, так что её раскрасневшееся личико походило на спелый персик, покрытый густою тканью.

- Из вежливости я, конечно, должна была-бы сказать "нет", - сказала она с улыбкою. - Меня старались хорошо воспитывать, но я не могу подчиняться капризам каждой личности и питать ко всем равную симпатию. Я нисколько не менее чуждаюсь теперь бабушки моих сестер, как и в былое время, когда меня заставляли цаловать её руку: это возмущало меня, когда я была еще ребенком. Да, осиротел для меня отцовский дом; он холоден, как мрамор, которым он украшен. Кроме того, Мориц тоже стал каким-то важным барином, так что невольно чувствуешь страх и стыд, когда вспомнишь о своем происхождении.... Теперь вы поймете, дорогая г-жа Диаконус, почему я радуюсь моему возвращению в Дрезден, в том случае, если Генриэтта согласится ехать со мною. Иначе я употреблю все мои усилия, что-б остаться с больною сестрою, даже в том случае, если Мориц пожелает силою отправить меня в Дрезден.

Затем она дружески поклонилась пожилой даме, слегка кивнула головою доктору и, выйдя из сада, отправилась на мельницу, не смотря на то, что уже темнело.