В доме коммерции советника.
Глава ХXV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: В доме коммерции советника. Глава ХXV. (старая орфография)

ХXV.

За этим ужасным днем последовала тяжелая безсонная ночь, полная страха, горя и отчаяния.

Никто не думал ложиться спать; во всех комнатах горели лампы, прислуга без всякой цели ходила на цыпочках по длинным коридорам, не переставая шептаться, и все ожидали, что вот наконец скрипнет дверь и на пороге появится хозяин дома. Однако ночь прошла, в окнах светилась занимавшаяся, утреннея заря, а советника все еще не было.

Яркий луч, озаривший виллу Баумгартен, предвещал теплый и ясный день; он робко пробрался сквозь разбитые стекла в музыкальный салон, осветил валявшиеся остатки вчерашняго убранства, в виде лоскутьев пунцового бархата, розового крепа и зеленых измятых тропических растений и ярко отражался в серебристых осколках громадного зеркала. Какой ужасный хаос!

Один удар разрушил все грандиозные затеи и обратил в прах всю роскошь и богатство расточительного советника фон Ремера.

Может быть, сегодня в первый раз утренний свет проникал с такою свободою в аристократические покои виллы: все ставни были отперты, все сторы подняты, ничто не мешало ему безпрекословно посетить все комнаты, не исключая даже и великолепной спальни, с пунцовыми шелковыми драпировками и с резною, покрытою кружевами кроватью, на высокой эстраде.

Золотые лучи его имели полное право отражаться в брильянтах, все еще украшавших пышные локоны президентши, за которой тяжело волочился желтый штофный шлейф, когда она шатаясь проходила по длинному ряду комнат, с ужасом поглядывая на изломанную мебель и разбитые статуи.

Тюлевый шарф, всегда так тщательно скрывавший нижнюю часть её подбородка, теперь развязался и выставил на показ морщинистую, костлявую шею. Да, старость брала свое, ей было уже много лет, но дряхлая голова её была еще способна исключительно думать о том: - кто будет наследником Морица?

Сама она не имела ни малейшого права на имущество внезапно погибшого, ей не принадлежала даже кровать, на которой она спала, ни посуда, из которой она ела. Ей было хорошо известно, что у советника не было родственников того же имени, он только изредка говорил об одной бедной сестре своей покойной матери, которой иногда посылал денежное вспомоществование. Возможно-ли, что-б эта женщина сделалась его наследницею? Подобная мысль ужасала пожилую даму. Неужели жена какого нибудь писаря, ничтожная белошвейка должна была захватить все громадное богатство советника, а президентша Урах, привыкшая к роскоши, комфорту, блестящим экипажам, изысканным обедам и ливрейной прислуге, принуждена будет снова вызвать на свет Божий старую, полинялую мебель, давно поставленную на чердак, и поместиться в небольшой квартирке, без конюшни и без богатой обстановки, потому что она и её обе внучки не были близкими родственниками миллионера Ремера, умершого без завещания.

Мужчины, приехавшие на пиршество девичника, сидели у президентши далеко за полночь, и хотя никто из них не касался этого щекотливого вопроса, но тем не менее все таки слышались мимолетные замечания о тяжелых последствиях, неизбежных после такой ужасной катастрофы, так как советник все свои документы, книги и ценные билеты хранил в башне, а все знали, что от пожара не уцелела ни одна бумажка. Положим даже, что весь наличный капитал безследно пропал, но ведь пожилой даме оставалась еще земля, оцененная в несколько сот тысяч; под крепкими, каменными сводами хранилось не мало серебра, в конюшнях стояли дорогие кони, в доме богатая мебель и картины знаменитейших мастеров. Всего этого было совершенно достаточно, чтобы обезпечить жизнь избалованной старушки и упрочить за нею существование, полное роскоши и богатства, если-бы она в состоянии была доказать, что мещанская кровь советника течет тоже и в её жилах.

Словоохотливые гости не забывали тоже говорить о внучке мельника, лежавшей теперь на верху в Генриэттиной комнате; каждый знал, что все её состояние хранилось опекуном в башне, за крепкими стенками железного шкафа.

Президентша так предалась отчаянию и горю, что почти не обращала внимания на эти разговоры: какое ей было дело до денег мельника? Между тем Флора, не смотря на хладнокровие с которым она относилась к потрясающему событию, с злобным чувством перечисляла все случайности, которым подвергалась младшая сестра, после потери всех денежных документов.

На её красивом лице отражалась злость, когда она, в десятом часу утра, спускалась с лестницы бельэтажа. Она, всеми прославляемая, всеми уважаемая красавица, ум и здравые суждения которой так высоко всегда ценились, должна была теперь унижать свое достоинство и играть жалкую роль лишней в комнате больной.

Возле кровати, на которой лежала Кети, сидела еле живая Генриэтта, с поджатыми под себя ногами и новая сестра милосердия - тетушка Диаконус. Впрочем старушка волею-неволею должна была искать убежища в вилле, потому что в её уютном домике от сильного взрыва провалились все трубы, на стенах образовались трещины, из окон выпали рамы и все двери сорвались с петлей. Подруга тетушки, недавно к ней переехавшая, перебралась вместе с кухаркою на мельницу к Сусанне, а к разрушенному домику были приставлены два сторожа.

Кроме тетушки и Генриэтты, у изголовья больной поместился еще доктор, так что для Флоры не нашлось свободного места в комнате. Да и гордой красавице неприятно было смотреть на поведение старухи, которая так ужасно безпокоилась о безопасной ране на Кетином лбу, точно это было самое важное последствие случившагося несчастия. Доктор тоже озабоченно смотрел на больную и поминутно вставал, чтобы менять компресс на её лбу. У Флоры не хватало терпения хладнокровно смотреть, какими нежностями и заботами окружали эту коренастую девушку с крепкими нервами и здоровым телосложением простого дровосека.

Утомившись неумолкаемой болтовней и решив, что сегодня ей не с кем серьезно поговорить, прекрасная невеста в сильном раздражении спустилась в нижний этаж, надеясь отдохнуть там в своей уединенной комнате.

Сняв воздушный, тюлевый наряд, она облачилась в белый кашемировый капот греческого фасона и прилегла отдохнуть на красную отоманку.

Бывший рабочий кабинет Флоры находился теперь в плачевном состоянии: черный, резной стол стоял в углу пустой и запыленный, почти все книги были сняты с полок и лежали в больших ящиках, нагроможденных посреди комнаты, на полу валялись черные и белые куски мрамора - осколки статуй и бюстов, и все это освещалось слабым огнем едва мерцавшей лампы, с черным, закоптевшим стеклом.

Впрочем Флора не долго оставалась одна и с первыми проблесками наступившого дня послала в бель этаж и приказала просить к себе доктора. Услышав его твердые шаги, громко раздававшиеся по корридору, она торопливым движением поправила мелкие локончики, упрямо торчащие из под кружев утренняго чепца, еще глубже прижала бледное, взволнованное лицо к красным, шелковым подушкам и установила сверкавшие глаза на дверь, через которую он должен был войдти.

При появлении Брука, молодая женщина невольно привстала, потому что ее испугало суровое выражение его лица; ей даже показалось, что к ней вошел незнакомый мужчина.

- Я очень дурно себя чувствую, Лео, - сказала она тихим голосом, не сводя глаз с его лица. - У меня сильный жар; может быть это последствие испуга, во всяком случае скверно и то, что я промочила ноги, это развило во мне лихорадку.

Во время того, как Флора говорила, доктор пытливо посмотрел на её черты, и при этом взгляде вся кровь её бурно закипела.

- Вот уже несколько месяцев, как я терпеливо переношу одиночество, убедившись, что для тебя нет ничего на свете дороже твоей практики. Я предвижу даже и то, что и на будущее время участь моя не изменится; но это нисколько не пугает меня: - такая преданность своему призванию возвышает в моих глазах человека, имя которого я буду носить! Но я решительно протестую против всякого пренебрежения, когда я сама нуждаюсь в твоей медицинской помощи. Безспорно, мы все потерпели от ужасной катастрофы, но на мою долю пришлась еще тяжелая обязанность поддерживать полусумасшедшую бабушку и безпомощную Генриэтту, а это не легко! А между тем тебе и в голову не пришло спросить меня, как подействовало на меня это несчастие?

- Я не спросил тебя потому, что знаю до какой степени у тебя крепки нервы и что каждое душевное потрясение контролируется у тебя разсудком. Мне достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться, как мало ты физически пострадала.

Флора с ужасом слушала его слова; хотя Брук наружно и старался быть покойным, но голос его дрожал, точно от мучительного, сильнейшого биения сердца.

- Что касается до твоего второго замечания, то позволь сказать тебе, что ты жестоко ошибся, - сказала она, после минутного молчания. - У меня страшная головная боль и преимущественно в левом виске, что причиняет мне сильное страдание. Относительно-же твоего мнения о моем самообладании, ты, пожалуй, прав. Я никогда не позволяю себе теряться в несчастии и стараюсь прежде всего составить себе ясное понятие о случившемся. А ты вместо того, что-бы похвалить меня за мою тактику, видимо сердишься и оставляешь меня без всякого внимания. Я никогда не слушалась Морица и не пустила в спекуляции того солидного капитала, который наследовала от покойного отца. Если-бы я хоть один раз ослушалась своей спокойной разсудительности, то стояла бы теперь перед тобою с пустыми руками, мое приданое исчезло бы точно также, как бумажное состояние, взлетевшее вчера на воздух. Можешь смотреть на меня, сколько хочешь, я не боюсь твоего взгляда, - сказала она понизив голос. - Меня никто не проведет! Посмотри теперь на бабушку, как она мечется из угла в угол, оплакивая потерянное богатство; а все наши гости со слезами на глазах вспоминают о том баловне счастия, которого злая судьба так трагично вырвала из его земного рая! Я же говорю, что театральная смерть была плохо разыграна, в кулисах образовался пробел, через который легко видеть всю истину. В непродолжительном времени суд обнаружит, что Ремер сначала занимался легкомысленными спекуляциями, а потом пустился на мошенничества.

Флора видимо увлеклась и не стеснялась называть предметы их настоящими именами; может быть, она была бы права: эта самая мысль уже со вчерашняго вечера преследовала Брука; но тем не менее её резкия выражения глубоко возмутили его.

- Я вижу, что сегодня каждое мое слово раздражает тебя, - снова начала Флора, вставая с кушетки и делая несколько шагов к окну, возле которого стоял доктор.

- Не спорю, что мое мнение было высказано немножко смело; может быть, из благодарности к некоторым удовольствиям, доставляемым мне Морицем, я не была бы в праве говорить с такою откровенностью; - она презрительно пожала плечами, - но я враг всяких прикрас и чувствую себя глубоко возмущенной. Из-за него моя сестра Генриэтта будет теперь нищею, а Кети... будь уверен, что из всего громадного капитала ей не осталось ни одного гроша.

- Тем лучше! - едва слышно прошептал доктор и слегка улыбнулся.

- Тем лучше? - повторила Флора с изумлением, и с притворным смехом всплеснула руками.

- Я конечно никогда не чувствовала особой симпатии к нашей младшей сестре, но чем могла она заслужить такую ненависть с твоей стороны, что ты даже радуешься её несчастию?

Доктор видимо боролся с внутренним волнением, он крепко прикусил нижнюю губу и прислонил голову к оконному стеклу.

- Правда, что положение Кети не так отчаянно: у нея остается еще мельница, которая все таки стоит не мало денег; но бедная Генриэтта, ее очень жаль! - продолжала Флора после короткой паузы. - Кети может переселиться в мое убежище, когда здесь все перевернется вверх дном, и для нашей бедной страдалицы я не желала-бы лучшого приюта; оне так любят друг друга, что верно, проживут в мире и согласии. Впрочем делать больше нечего. Бабушке не из чего будет содержать Генриэтту, а я, конечно, не позволю себе навязать тебе на шею больную сестру.

С этими словами она ласково взяла его за руку и взглянула на него с обворожительною нежностью.

- Не могу сказать тебе, Лео, с каким нетерпением я жду той минуты, когда мы завтра сядем с тобой в карету и далеко умчимся от всех этих дрязг и неприятностей.

Брук поспешно вырвал руку и с таким укором посмотрел на свою невесту, что дрожь пробежала по её телу.

- Неужели ты в самом деле, решаешься покинуть своих бедных родных в минуту самого ужасного несчастия? - вскричал он вне себя. - Поезжай, куда хочешь - я остаюсь.

- Лео! - воскликнула Флора, точно острый кинжал поразил ее прямо в сердце. - Ты, вероятно, не подумал о том, что сказал, и потому я не могу придавать важности твоим опрометчивым словам. Заметь только, что если завтра мы не уедем отсюда, и не выполним того, что давно задумано, то нам придется отложить свадьбу на неопределенный срок.

Брук упорно молчал и стоял, как окаменелый, не двигая ни одним мускулом, что видимо раздражало молодую женщину.

- Я только что говорила тебе, что согласна по целым дням не видать тебя, если того требует твое докторское призвание и твоя практика, - продолжала она настойчиво. - Но никогда не уступлю своих прав другим женщинам, помни это, Лео! Я не понимаю, почему я обязана оставаться теперь здесь и терпеть всякия лишения, когда я могу спокойно удалиться в мирный уголок, обещанный тобою; и зажить своим хозяйством? Такой жертвы ты не вправе от меня требовать. Ведь не в моей-же власти изменить что нибудь в этом деле? К чему же напрасно волноваться и путаться в чужия дела? Или ты хочешь, чтобы я тоже испытала удовольствие, быть предметом всеобщого сострадания? Нет, я скорее пешком уйду от сюда, чем дожидаться той минуты, когда на меня будут указывать пальцами!

Флора несколько раз прошлась по комнате, щеки её пылали и глаза горели лихорадочным огнем.

- Какие у тебя причины, для того, что-бы оставаться здесь? - спросила она, быстро повернувшись и ожидая какого нибудь ответа. - Тебе даже невозможно сослаться на наших больных верхняго этажа. Генриэтту ты и без того решился предоставить её судьбе, а что касается до Кети, то тебе не удастся убедить меня, что вполне безопасная царапина на её лбу требует всего твоего искусства и внимания. Правду сказать, смешно было смотреть сегодня ночью, как ты и тетушка возились около больной. Если Генриэтта плачет и распинается при виде нескольких капель крови, то это понятно, она слаба и крайне нервна; но что ты нежничаешь с нашею младшею сестрою, этою здоровою девушкою, как будто она создана из воздуха и света... - Сказав это она вдруг замолкла.

Флора злобно захохотала.

- Не думаешь ли ты, что я боюсь тебя? Ты грозишь мне, а у меня тоже есть против тебя угроза: берегись - еще не произнесено роковое "да", и в моей власти сделать такой шаг, который едва-ли будет тебе по вкусу. Еще раз повторяю тебе, что твое обхождение с Кети мне просто противно. Мое положение крайне неловкое, ты пренебрегаешь мною, а за нею ухаживаешь и бережешь ее, как какую нибудь принцессу.

- Нет, не как принцессу, а как девушку, дорогую моему сердцу, как первую и единственную любовь, Флора, - произнес Брук твердым, звучным голосом, с трудом скрывая свое волнение.

Молодая женщина вздрогнула от испуга, точно молния блеснула перед её глазами и невольно подняла руки, точно ища какой нибудь помощи и опоры.

- То, что я несколько месяцев с неимоверными усилиями скрывал в своей груди - я должен открыть тебе теперь. Не стану, конечно, оправдываться и защищать своего поступка, - я изменил тебе с той минуты, когда в первый раз увидел Кети.

Флора тихо опустила руки. Не смотря на откровенность исповеди Брука, она не поверила его словам и обвинила себя за то, что так безрассудно поддалась испугу. Часто случалось, что всеми уважаемая красавица привлекала к себе мужския сердца, а потом снова неожиданно отталкивала их - это повторялось несколько раз в зиму; но что-бы мужчина мог отказаться от нея, это было слишком смешно! Да такому событию никто не поверит! Пожалуй, скорее можно было допустить, что доктор Брук решился отмстить ей за ту угрозу, которую она, несколько минут тому назад, осмелилась высказать. Можеть быть, долгое испытание истощило его терпение, и он хотел наказать ее тем, что возбуждал в ней ревность? Неимоверное тщеславие и легкомыслие успели разогнать в ней горькое разочарование и она снова овладела своим всегдашним хладнокровием.

Красавица слегка улыбнулась и, скрестив руки на груди, сказала с иронией:

- Вот как! Ты изменил мне при первой же встрече с нею? В ту минуту, когда она вступила в наш дом, не успев еще отряхнуть пыли с ног и снять с себя дорожного платья?

Насмешливые слова Флоры сильно возмутили доктора; но он все таки по возможности сдерживал себя и, решившись довести до конца начатое объяснение, старался сохранить некоторое спокойствие и хладнокровие.

- Нет, в тот день я уже узнал ее прежде, так как встретился с нею на мельнице и проводил до виллы, - ответил он, после минутного молчания.

Сильная краска разлилась по бледным щекам Флоры, она не ожидала подобного ответа и её острые зубы крепко вонзились в нижнюю губу.

- Вон оно что! Однако это новость! И эта дева с "чистым сердцем" верно, не без основания скрывала эту интересную встречу. Что-же дальше, Брук? - спросила она, смеясь, и еще крепче скрестила руки на груди.

- Если ты не прекратишь твоих насмешек, Флора, то мне придется объясниться с тобою письменно.

С этими словами Брук хотел выйти из комнаты, но молодая женщина загородила ему дорогу.

- Боже мой, какую важность ты придаешь моим словам, я только поддерживаю твою маленькую комедию. Неужели ты серьезно хочешь завести между нами письменную борьбу? Дорогой Лео, хотя я и знакома с твоими медицинскими брошюрами, но в этом случае могу тебя уверить, что тебе придется уступить.

Дерзкая улыбка замерла на губах красавицы, когда она встретила его холодный и суровый взгляд. Теперь только она начинала чувствовать, что он действительно говорил серьезно.

Его любви к Кети она еще не допускала, но боялась, что он не на шутку решился порвать связь с капризною невестою, не желая всю жизнь подвергаться "испытанию". Флора даже раскаивалась в своей опрометчивости, но упрямство и своевольный характер одержали в ней верх.

- Так ступай! - сказала она поспешно отходя в сторону. - Подобных взоров я не желаю выносить. Иди, куда знаешь, я не буду удерживать тебя.

При этом она разразилась громким хохотом.

- Вот вам и хваленый мужской характер! Были минуты, когда я чуть не на коленях просила отдать мне свободу, но тогда ты старался еще крепче заковать меня в ненавистные цепи. Так я советую тебе брать пример с меня, для которой в подобных случаях единственным руководством служит гордость.

- Да, именно гордость и заставила меня тогда оставаться непреклонным, но совершенно другая гордость, чем смесь упрямства и злости, которую ты называешь этим именем, - заметил Брук спокойно, хотя лицо его покрылось ужасною бледностью.

считал его ненарушимым и смотрел на наше обручение как на брак: во мне говорил остаток студенческой чести. В тот вечер я сказал тебе, что не хочу присоединиться к числу тех мужчин, которых ты, раз одарив своим вниманием, прогоняла потом с триумфом. Теперь я стою выше этого воззрения, потому что вижу, что в таких случаях компрометтирует себя женщина, а не мужчина.

Молодая женщина злобно взглянула на своего противника и, повернувшись к нему спиною, начала нервно барабанить пальцем по столу.

- Я никогда не скрывала от тебя, что у меня было много женихов до того дня, как ты за меня посватался, - сказала она, как бы самой себе и не повертывая головы.

- Этого никто не скрывал от меня, - ответил он. - Но не должно забывать, что ты была предметом всей моей юности, моим дорогим идеалом, о котором я постоянно мечтал. В университете и в последнем походе меня часто подстрекала мысль, что гордое сердце красавицы, окруженное толпою поклонников, еще никому не отдано и глубоко осчастливит того, кто однажды им завладеет.

- Не вздумаешь-ли ты утверждать, что я любила кого-нибудь из толпы моих поклонников? - поспешила заметить Флора.

- Любила? нет, ты никого не любила, не исключая даже и меня, - воскликнул он с жаром.

- Ты можешь любить только свою красоту, высокое общественное положение, всеми восхваляемый ум и будущую славу знаменитой Флоры Мангольд.

- Скажите, пожалуйста, теперь ты легко находишь все эти льстивые эпитеты, а когда был нежным женихом, тогда не находил для меня ни одного ласкового слова.

Брук покраснел, как молодая девушка. Давно уже он не целовал эти чудные уста, а между тем ему казалось, что делая это, он грешил против другой, которая впервые осуществляла его идеал женщины. Стараясь всеми силами скрыть свое лицо от инквизиторских глаз, устремленных на него, он выглянул в сад.

Флора во время напомнила ему прекрасные минуты прошедшого и тем выиграла игру.

- Неужели, Лео, ты пришел сюда только для того, что-бы так жестоко обвинять меня? - спросила она, быстро подходя к нему и положив ему руку на плечо.

- Но ты забываешь, что сама посылала за мной, Флора, - ответил он серьезно. - Я бы не мог придти теперь по собственному желанию, так как у меня наверху две больные. Болезнь Генриэтты сильно безпокоит меня, ей теперь гораздо хуже и я не оставил-бы ее, если-бы ты не вызвала меня к себе. Кроме того, я и не думаю в эти несчастные дни, полные страха и безпокойства, привести в исполнение высказанное тобою решение.

- Решение? Потому что я с ребяческим упрямством просила тебя уехать? Можно-ли придавать столько важности девичьему капризу?

И эти слова говорила Флора, которая прежде всегда отвергала в себе всякия ребяческия вспышки! Боже мой, какая изменчивая натура! С такой женщиной трудно было тягаться.

- Опять таки повторю тебе, что ни в чем не обвиняю тебя, - сказал он нетерпеливо. - Я сам захотел тебе во всем признаться и невольно увлекся.

- Что-же, разве тебе изменила твоя твердая воля, о которой ты не давно говорил?

- Нет не изменила, но подчинилась лучшему убеждению. Я уже говорил тебе, Флора, что сопротивлялся нашему разрыву, потому что того не позволяло мне самолюбие. Я давно знал, что в твоем сердце нет ни одной искры любви ко мне, а с моей стороны было только восторженное поклонение красоте, но не теплое, искреннее безграничное чувство. - Мы оба ошиблись. Хотя я часто ужасался моей будущности, зная, что природа наделила меня любящим сердцем, чувствуя, что я не могу прожить без ласки и любви, которые только думал найти у своего семейного очага, но я все таки подчинился судьбе, надеялся на супружеское счастие; а ты тем скорее помирилась с мнимою соперницею, моею постоянною практикою, и охотно согласилась на мои частые отлучки, так как это не требовало от тебя никаких жертв.

Молодая женщина молча смотрела на запыленный узор ковра; совесть не позволяла ей взглянуть в лицо говорившого.

- Как, и этому можно поверить?

- Да, Флора. Я боролся с своим новым чувством любви, как с самым смертельным, злым врагом.

- Я долго был жесток к самому себе и к девушке, внушившей мне такую склонность. Я строго избегал каждого невинного сближения, я почти не говорил с ней и не хотел даже оставить в своей комнате цветы, которые она по разсеянности забыла в моей комнате. Она охотно посещала мой дом, а я, нескрывая, противился этому, точно она вносила заразу под мою кровлю. Я заставлял себя мрачно и холодно смотреть на лицо, которое между тем, приводило меня в восторг своею прелестью, нравилось мне, как никакия черты самой знаменитой красавицы в свете.

С этими словами Флора будто оживилась и прижала правую руку к груди.

- И ты решаешься говорить мне подобные вещи? Да ведь молодая девушка тогда и бросает цветы в комнату мужчины, когда хочет привлечь его к себе!

- Замолчи! - воскликнул он, подняв руку и строго посмотрев на Флору. - Меня ты можешь осыпать упреками: я буду принимать их безропотно; но невинную Кети не смей трогать, за нея я буду заступаться до последней капли крови; она ничем не старалась возбуждать мою любовь; вернувшись в Дрезден, она не могла даже подозревать моих чувств. Почему она тогда уехала, это ты знаешь лучше всех. Я был свидетелем той сцены, когда ее выгоняли из её комнаты, понадобившейся для важной аристократки.

Мне стоило много труда, чтобы не наговорить в тот вечер дерзостей президентше, а между тем, когда мне предложили принять ее к себе в дом, я отказался. Кроме того, бедная Кети совершенно случайно принуждена была выслушать, как я убедительно просил тетушку не принимать ее у нас, пока я еще жил в доме. Тогда она уехала, оскорбленная до глубины своей гордой и в тоже время мягкой души, а я был на столько жесток и безнравствен, что ради какого-то принципа, ради фальшивого понятия о чести, упорствовал во лжи, стараясь убедить в ней ее, себя, и всех окружающих.

- Я был безжалостен и, отпустив ее, вздохнул свободнее, надеясь, что теперь сердце мое успокоится. Но я ошибся! С её исчезновением злой демон привязался к моим пятам. Практика вовсе не так дорога для меня, чтобы я ради этого лишал себя общества и удовольствий, - я усиленно работал только потому, что искал себе в этом забвения, сильные страдания мучили меня, сердце мое рвалось к той, которая увезла с собою все мое спокойствие, все мое счастие!

Флора снова вскочила на ноги и вскричала с диким хохотом:

- И все это ради Кети! Жаль, что покойный отец не может видеть теперь, как его старшая дочь была права, когда она не хотела назвать сестрою новорожденную внучку мельника! Что-же касается до того принципа, которого ты придерживался, то он вовсе не фальшивый; те люди, которые осуществляют свои идеи, будут всегда называться честными людьми.

- Я не хотел касаться прошедшого, - сказал Брук дрожащим голосом, но видимо решившись довести дело до конца, - но ты вынуждаешь меня припомнить сцену, происшедшую между нами после печального случая в лесу. Ты конечно помнишь ту минуту, когда громогласно сказала, что ненавидишь меня за то, что судьба не сделала меня знаменитостью. День спустя, вследствие монаршей милости, эта ненависть быстро превратилась в самую горячую любовь; но я, между тем, продолжал влачить свою прежнюю жизнь, потому что желал оставаться честным человеком.

произнести "да", исключительно для того, что бы достичь почетного положения в свете, и кроме меня есть еще третье существо, которое питает ко мне истинную, теплую любовь, и я не в праве делать ее насчастною.

Слабый крик прервал его слова.

- И это лицемерное созданье осмеливалось смотреть на жениха своей сестры? Разве она призналась тебе в своей преступной любви?

Брук молча взглянул на Флору, и в глазах его виднелись гнев и сильная злоба.

- Можешь употреблять выражения, какие тебе угодно; но тебе никогда не удастся очернить в моих глазах эту достойную девушку, - сказал он с жаром. Со дня её отъезда я не слышал от нея ни одного слова, она не поздоровалась со мной в ту минуту, когда сознание вернулось к ней, и я не знал даже, что она вчера приехала из Дрездена, а совершенно случайно увидел ее около плота, когда спешил в свой уединенный уголок, где намеревался отдохнуть от утомительного шума девичника.

- После несчастного события, я стал искать ее по парку, - продолжал Брук, стараясь казаться спокойным, - и когда я поднял ее полуживую с земли, то убедился, что смерть прошла мимо этого дорогого для меня создания для того, что-бы еще сделать меня счастливым. В ту минуту пренебрегая светскими приличиями, я разорвал узы, сковывавшия меня с тобою, и дал себе клятвенное обещание отказаться от титула лицемера и признаться тебе в моей любви к Кети.

Выражение лица Флоры быстро изменялось; теперь она видела, что игра была проиграна, и все кончилось. Но эта хитрая интригантка своею резкою проницательностью моментально съумела освоиться с своим новым положением. Вместо злости и упрямства, в глазах её виднелась теперь ласка, а движения стали плавны и как-то особенно нежны. Подвинув дрожащими руками свалившийся чепчик на пушистые локончики, красавица с едкою улыбкою посмотрела на стоявшого перед ней кающагося грешника и сказала:

- Значит ты решился на это, не сказав мне предварительно ни слова о твоей любви к этой девочке? Отлично, господин доктор! Теперь мне невольно приходит в голову мысль: что за жизнь пришлось бы мне влачить возле подобного мужа? И потому счастие для нас обоих, что все это так устроилось. Я возвращаю тебе твое слово, но свободой ты будешь пользоваться на столько, на сколько ее дають птичке, привязанной к нитке, конец которой крепко держат в руке.

С этими словами она, многозначительно взглянув на Брука, указала ему на обручальное кольцо.

в самом глухом, неизвестном месте, то и тогда я съумею отыскать вас и явлюсь во время, чтобы помешать этому браку.

- Ну, это слава Богу, не в твоей власти, - заметил Брук, бледный от чрезмерного внутренняго волнения.

- Ты думаешь? Нет, будь уверен, что я позабочусь о том, чтобы ты никогда не был счастлив по твоему желанию! Ты еще не раз услышишь обо мне.

Сказав это, коварная невеста насмешливо захохотала, быстро вышла из комнаты и заперла за собою дверь. В ту же минуту из корридора появился лакей; он был послан за доктором, так как бедной Генриэтте сделалось опять хуже.