Из драмы "Фауст"

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Марло К., год: 1592
Примечание:Перевод Д. Д. Минаева
Категории:Стихотворение, Сценка
Связанные авторы:Минаев Д. Д. (Переводчик текста)

АНГЛІЙСКІЕ ПОЭТЫ
ВЪ БІОГРАФІЯХЪ И ОБРАЗЦАХЪ

Составилъ Ник. Вас. Гербель

САНКТПЕТЕРБУРГЪ

Типографiя А. М. Потомина. У Обуховскаго моста, д. No 93
1875

ХРИСТОФОРЪ МАРЛО.

Христофоръ Марло, самый замечательный изъ драматурговъ, предшествовавшихъ Шекспиру, родился въ Кентербери и былъ окрещёнъ 26-ro февраля 1663 года. Будучи сыномъ башмачника, онъ, благодаря протекцiи, былъ определёнъ въ Кентерберiйскую королевскую школу, по окончанiи курса въ которой, перешолъ, въ 1681 году, въ Беннетскую коллегiю въ.Кэмбридже, где и былъ удостоенъ степеней бакалавра, въ 1586, и магистра, въ 1587 годахъ. Прiехавъ въ Лондонъ, Марло началъ своё поприще какъ актёръ, по, если верить свидетельству одной современной баллады, вскоре принуждёнъ былъ оставить сцену, сломавъ себе ногу на одномъ изъ представленiй. Во всякомъ случае, театръ решилъ его судьбу.

Первая его трагедiя "Тамерланъ" имела громадный успехъ и проложила новый путь драматическому искуству, давъ перевесъ одному изъ несколькихъ различныхъ направленiй, которыя, при младенчестве сцены, скорее задерживали успехи ея, нежели поощряли. Въ "Тамерлане" действiе вращается въ сфере высшихъ государственныхъ вопросовъ, и речи актёровъ весьма редко сходятъ съ высокаго котурна надутой декламацiи. Для массы народа трагедiя эта представляла длинное зрелище непрерывныхъ бедъ и ужасовъ; образованныхъ же зрителей Марло привлекалъ выспренностью своей реторики. Эффектъ, произведённый названной трагедiей, не ограничился первыми представленiями: она давалась часто и долго была любимою пьэсою репертуара. Хотя, впоследствiи, восторгъ, произведённый пьесой, и притупился, темъ не менее "Тамерланъ" сделалъ своё дело, проложивъ новый путь и обогатилъ возникавшую сцену новыми прiёмами. Но главная заслуга "Тамерлана" заключается въ томъ, что громкiй успехъ ея упрочилъ навсегда за англiйской драматургiей пятистопный ямбъ безъ рифмъ. До появленiя "Тамерлана" предпочитался стихъ изъ четырнадцати слоговъ, съ рифмами и цезурой посреди (въ роде александрiйскаго), какъ лучше выражающiй пафосъ и более звучный въ декламацiи.

Во второй трагедiи Марло, "Жизнь и смерть доктора Фауста", творчество его явилось въ несравненно более широкихъ размерахъ. Сюжетъ ея - благодаря глубокой страсти и разнообразiю приключенiй - далъ ему возможность сделать изъ него могучую, хотя и неправильную, драму. Невозможно придумать красокъ более яркихъ и мрачныхъ, чемъ те, которыми Марло обрисовалъ несчастнаго доктора-чародея, человека, исчерпавшаго въ тревожной жажде познанiй все науки, стремящагося за пределы ихъ, погрязшаго въ магiи, предавшагося сатане договоромъ, подписаннымъ своею кровью, живущаго развратно и безумно и умирающаго въ мучительной неизвестности о томъ, не погубилъ ли онъ своей души! При всехъ недостаткахъ этой пьесы, читая её, мы чувствуемъ себя на почве Шекспира. Но въ чёмъ Марiо действительно великъ, въ чёмъ онъ предвещаетъ Шекспира и мало чемъ не достигаетъ совершенства его манеры - это въ области чудеснаго, во внутреннемъ устройстве и проявленiяхъ мiра духовъ.

После "Фауста", Марло написалъ ещё три драмы: "Парижскiя убiйства", "Малтiйскiй жидъ" и "Эдуардъ II". "Парижскiя убiйства" были поставлены на сцену въ 1592 году. Въ этой драме выставлены были на позоръ все ужасы Варфоломеевской ночи, преступленiя Гизовъ, неистовства парижской черни, спустя какихъ-нибудь двадцать летъ по совершенiи ихъ. Надо предполагать, что именно эта близость событiя и была главной причиной успеха драмы, такъ-какъ, вне этого животрепещущаго интереса, въ ней врядъ ли найдётся какое-нибудь достоинство. Что-же касается драмы "Мальтiйскiй жидъ", то она пользовалась въ своё время громаднымъ успехомъ, причёмъ всего более способствовала прославленью имени автора и дольше всехъ остальныхъ его пьэсъ не сходила со сцены. Темъ не менее, въ настоящее время названную драму не только невозможно поставить ни на одной европейской сцене, но даже самое чтенiе ея составляетъ трудъ утомительный и неблагодарный. Впрочемъ, и въ этой драме встречаются прекрасныя и сильныя, места.

"Эдуардъ II" есть, безспорно, самое лучшее изъ произведенiй Марло и свидетельствуетъ о значительной зрелости того театра, на которомъ ещё только-что начиналъ свою деятельность великiй Шекспиръ. Въ нёмъ предлагается образчикъ исторiи народа, исторiи по источникамъ не лживымъ, но такимъ, въ которыхъ, кроме самыхъ событiй, отсвечивается здравый смыслъ народа, его фантазiя, все его порывы и стремленiя. Въ "Эдуарде II" не выставляется одно лицо, которое, подобно Фаусту, или мальтiйскому жиду, поглощало бы въ одномъ себе всю окружавшую ихъ деятельность и превращало бы всехъ прочихъ въ служебные духи собственнаго произвола. Личность Эдуарда, благодаря соблюденiю исторической верности (близость къ источнику - есть одно изъ главныхъ достоинствъ "Эдуарда" Марло), не принадлежитъ къ числу техъ характеровъ, которые порешены и готовы съ первой сцены. Ему надо пройти сквозь тысячи превратностей, испытанiй и мукъ, чтобъ достигнуть просветленiя мученичества. Эта необходимость предмета подействовала благотворно на слабую сторону таланта Марло - на характеристику: ему удалось въ "Эдуарде II" стать и въ этомъ отношенiи гораздо выше, чемъ онъ стоитъ въ прочихъ своихъ драмахъ, достигнуть такой художественности, въ которой уже можно предвкушать творенiя Шекспира.

Ещё одна трагедiя, подъ заглавiемъ "Торжество похоти", была издана въ светъ подъ именемъ Марло, много летъ спустя по его смерти; но многiе предполагаютъ, что она была написана позднее, и разве только некоторые сцены принадлежатъ его перу. Кроме того, Марло написалъ, при сотрудничестве Нэша, трагедiю "Дидона, карфагенская царица" и перевёлъ часть "Геро и Деандра", оконченнаго, впоследствiи, Тапманомъ, и "Элегiи" Овидiя. Последнiя были сожжены по приказанiю архiепископа Кентерберiйскаго, въ четвёртомъ году царствованiя Елизаветы, что не помешало имъ быть перепечатанными несколько разъ.

Марло рано и печально окончилъ свою жизнь: онъ былъ убитъ въ драке. Встретившись въ гостиннице небольшого села Детфордъ, въ окрестностяхъ Лондона, съ своимъ соперникомъ по любовной связи, столь-же недостойной его, какъ и соперникъ (онъ носилъ ливрею какого-то вельможи), Марло бросился на него, но, предупреждённый имъ, былъ убить своимъ собственнымъ кинжаломъ. Въ спискахъ прихода св. Николая, въ Детфорде, находится следующее известiе о его смерти: "1-го iюня 1693 года Христофоръ Марло убитъ, Францискомъ Арчерлмъ". Нетъ никакихъ сведенiй о томъ, преследовали-ли убiйцу. Вероятно, смерть Марло была признана за обыкновенный случай обыкновенной ссоры.

Генiй и заслуги Марло нашли себе, впрочемъ, ценителей, умевшихъ отделить въ нёмъ поэта отъ человека. Сохранились похвалы его генiю, писанныя первыми поэтами того времени. Бэнъ-Джонсонъ въ гимне, посвящённомъ памяти Шекспира, расточая похвалы своему обожаемому писателю, говоритъ, между-прочимъ: "Еслибъ я зналъ наверное, что моё сужденiе станетъ приговоромъ вековъ, я бы назвалъ твоихъ равныхъ и показалъ-бы, какъ далеко ты оставляешь позади себя шутки Кэда и мощный стихъ Марло." Этимъ мощнымъ стихомъ восхищается и Аддисонъ, хотя уже и до него наступила для Марло пора забвенiя. Но пробудившiйся впоследствiи интересъ къ славному перiоду англiйскаго театра возстановилъ и память Марло, товарища Шекспира по избранному поприщу, по славе и незаслуженному забвенiю. Полное собранiе всехъ сочиненiй Марло было издано въ первый разъ въ 1826 году.

ИЗЪ ДРАМЫ "ФАУСТЪ".

1.

ДЕЙСТВІЕ I, СЦЕНА III.

Лесъ. Громъ и молнiя.

ФАУСТЪ.

  Теперь, когда ложится тьма ночная
 
  Является въ выси и всё мрачнее
  Становится лазурь немыхъ небесъ -
  Теперь начни ты, Фаустъ, заклинанья
  И наблюдай какъ станутъ духи тьмы
  Веленiямъ твоимъ повиноваться,
  Когда - вотъ здесь, въ магическомъ кругу -
  Произнесёшь ты клятвы роковыя.
  Вотъ здесь - въ кругу - собранiе имёнъ
  Написано. Зевеса анограмма
  Начертана и спереди и сзади;
  Вотъ - имена избранниковъ небесъ,
  А вотъ - изображенiе теченья
  Полночныхъ звездъ - и, зная ихъ пути,
  Къ себе духовъ могу я смело вызвать.
  Такъ начинай же, Фаустъ, безъ смущенья!
  Будь въ деле твёрдъ и испытай всю мощь
  Волшебной и таинственной науки!

(Громъ. Фаустъ читаетъ заклинанье.)

Является

ФАУСТЪ.

  Тебе повелеваю изменить
  Я образъ твой: ты слишкомъ ужь безсиленъ,
  Чтобы меня въ пути сопровождать.
  Иди и возвратись ко мне ты, духъ,
  Въ одежде францисканскаго монаха:
  Такой нарядъ къ тебе пристанетъ лучше.

(Демонъ исчезаетъ.)

  Я вику, что въ словахъ моихъ есть сила;
  Я вижу, что, вступивъ въ волшебный кругъ
  Магической науки, каждый можетъ
  Въ ней успевать всё более и более.
  И какъ сговорчивъ этотъ Мефистофель!
  Онъ дьявольской покорностью своей
  Меня дивить. То сила заклинанья,
  То сила дивной магiи...

Входитъ МЕФИСТОФЕЛЬ.

МЕФИСТОФЕЛЬ.

 
  Услуги, мудрый Фаустъ, ожидаешь
  Ты отъ меня?

ФАУСТЪ.

  Тебе повелеваю,
  Пока я живъ, со мною всюду быть
  И рабски исполнять мои желанья.
  Хотя бы я въ безумiи раздумалъ
  Луну столкнуть съ небесъ, иль пожелалъ
  Весь мiръ похоронить подъ океаномъ.

МЕФИСТОФЕЛЬ.

  Я повинуюсь только Люциферу -
  И безъ его согласья не могу
  Я за тобою следовать. Одинъ онъ
  Лишь можетъ насъ заставить покоряться.

ФАУСТЪ.

  Но ведь тебя не самъ ли Люциферъ
  Прислалъ ко мне?

МЕФИСТОФЕЛЬ.

  Нетъ, я явился самъ,
 

ФАУСТЪ.

  Понимаю:
  Моими заклинаньями сюда
  Ты вызванъ былъ?

МЕФИСТОФЕЛЬ.

  Твои заклятья только
  Тому причиной сделались случайной.
  Ты долженъ знать, что всякiй разъ, когда
  Мы слышимъ богохульства человека,
  Хулящаго святыню всехъ вековъ,
  Въ насъ всякiй разъ рождается желанье
  Его душой строптивой овладеть,
  Но всё-таки на зовъ его нейдёмъ,
  Пока на веки проклятъ онъ не будетъ.
  Чтобъ сделаться достойнымъ отверженья,
  Онъ долженъ съ прошлымъ связи разорвать
  И предъ владыкой Ада преклониться.

ФАУСТЪ.

  Но если онъ уже всё это сделалъ?
 
  И потому- ему лишь одному
  Я съ верой подчиняюся отныне.
  Меня проклятье больше не страшить -
  И станетъ адъ теперь моимъ эдемомъ,
  Где съ призраками древнихъ мудрецовъ
  Увидите мой призракъ после смерти.
  Но о твоёмъ владыке, Люцифере,
  Ты долженъ разсказать мне.

МЕФИСТОФЕЛЬ.

  Всехъ духовъ
  Онъ властелинъ я грозный повелитель.

ФАУСТЪ.

  Но Люциферъ былъ прежде чистымъ духомъ?

МЕФИСТОФЕЛЬ.

  Да, Фаустъ, былъ - и небеса гордились
  Его когда-то чистой красотой.

ФАУСТЪ.

  Такъ какъ же онъ надъ сонмомъ злыхъ духовъ
  Владыкой сталъ?

  По гордости чрезмерной:
  Его высокомерiе сгубило -
  И онъ за то былъ свергнуть въ мрачный адъ.

ФАУСТЪ.

  Но кто же вы, что вместе съ нимъ должны
  Жить и страдать?

МЕФИСТОФЕЛЬ.

  Мы бедные те духи,
  Что вместе съ нимъ, могучимъ Люциферомъ,
  Вступили противъ власти въ заговоръ
  И были Богомъ прокляты на-веки,
  Какъ Люциферъ.

ФАУСТЪ.

  Где-жь прокляты вы были?

МЕФИСТОФЕЛЬ.

  Въ Аду.

ФАУСТЪ.

  Но какъ же то могло случиться,
  Когда и Ада не было тогда?

  Онъ здесь, здесь этотъ Адъ - и въ этотъ часъ
  Я нахожусь не вне его. Ужели
  Ты думаешь, что я, узнавъ блаженство.
  Не испыталъ мученiй самыхъ адскихъ,
  Лишась блаженства вечнаго? О, Фаустъ!
  Оставь свои наивные вопросы!
  Ты детскимъ легкомыслiемъ своимъ
  Моё на части сердце разрываешь.

ФАУСТЪ,

  Кого я слышу? Гордый Мефистофель,
  Какъ женщина, расплакаться готовъ,
  Потерянное счастье вспоминая.
  Будь мужественъ: возьми съ меня примеръ -
  И прокляни мiръ вечной благодати,
  Котораго тебе не возвратить.
  Ты съ радостною вестью къ Люциферу
  Явися лучше и скажи ему,
  Что встретился ты съ Фаустомъ, который
  Создателемъ на-веки осужденъ
 
  Скажи ты Люциферу, что ему,
  Своей души отдать не пожалею,
  Съ условiемъ, чтобъ могъ я на земле
  Ещё прожить летъ двадцать или больше,
  Чтобы въ теченьи этихъ летъ любое
  Мое желанье тотчасъ исполнялось,
  Что-бъ всюду ты меня сопровождалъ,
  Всё добывалъ, что только захочу л,
  Давалъ ответъ на каждый мой вопросъ,
  Моихъ враговъ преследовалъ упорно
  И защищалъ друзей моихъ всегда;
  Ну - словомъ - всё, чтобъ въ умъ мне ни запало,
  Тобой сейчасъ исполнено было.
  Стулай-же къ Люциферу! Ровно въ полночь
  Тебя въ лабораторiи своей
  Я буду ждать: ты долженъ принести мне
  Известiе о воле Сатаны.

МЕФИСТОФЕЛЬ.

  Я ухожу къ нему сiю минуту.

ФАУСТЪ.

  О, если бы въ мозгу моёмъ имелъ
  Я столько-жь думъ великихъ, сколько въ небе
  Блестящихъ звездъ, я-бъ все ихъ отдалъ аду!
  Онъ мне помогъ бы мiромъ овладеть.
  Я переброшу мостъ чрезъ океанъ
  И съ войскомъ перейду его; я сдвину
  Цепь горъ на африканскомъ берегу
  И Африку съ Италiей мгновенно
  Соединю въ одно большое царство -
  И тотчасъ эту новую страну
  Отдамъ вассалу первому. Мне будетъ
  Покоренъ самъ германскiй императоръ
  И прочiе германскiе владыки.
  Теперь, когда я близокъ сталъ къ тому,
  Чего желалъ, пойду, чтобъ углубиться
  Въ таинственное знанiе - и буду
  Ждать возвращенья дьявола во мне.

2.

СЦЕНА V.

Фаустъ и Мефистофель.

МЕФИСТОФЕЛЬ.

  Теперь, мудрецъ, мои познанья
  Ты испытай.

ФАУСТЪ.

  Одинъ вопросъ:
  Где это царство жгучихъ слёзъ,
  Жилище вечнаго страданья,
  Где нетъ любви и упованья,
  Ни райскихъ сновъ, ни райскихъ грёзъ?
  Где мрачный Адъ?

МЕФИСТОФЕЛЬ.

  Подъ, небесами.

ФАУСТЪ.

  Опять играешь ты словами!
  Нетъ, бесъ, я шутокъ не люблю.
  Скажи, где Адъ, я говорю,
  Где именно и подъ какой
  Онъ широтой и долготой?

  Мудрёнъ вопросъ, мой другъ мудрёный!
  Или при помощи ландкартъ
  Ты отыскать желаешь Адъ?
  Брось циркуль свой, мудрецъ учоный!
  Где Тартаръ? Всюду, где кишатъ
  Пороки, страсти, злодеянья,
  Везде, где только есть дыханья,
  Где люди падшiе живутъ,
  Где преступленья и страданья,
  Обнявшись, братьями идутъ;
  Где безъ надеждъ, безъ упованья
  Проходятъ дни, года бегутъ...
  Но места Ада не найдутъ
  Твои прозорливыя очи.
  Его гранидъ во мне нетъ ночи
  Определить. Могучiй адъ
  Схватилъ весь мiръ въ свои объятья
  И безъ разбора, безъ изъятья
  Везде разлилъ свой тонкiй ядъ.
 
  Завоевали шаръ зонной,
  У насъ въ рукахъ людскiя страсти,
  Ихъ наслажденья, ихъ покой.-.
  Когда-жь межъ дряхлыми мiрами
  Падётъ планетъ разбитый рядъ,
  Всё, что не будетъ небесами,
  Поглотитъ всё собою адъ.

ФАУСТЪ.

  Останови разсказъ ужасный
  И сатаническiй твой бредъ:
  Въ нёмъ, Мефистофель, смыслу нетъ.
  Морочь другихъ поди...

МЕФИСТОФЕЛЬ.

  Напрасно!
  Увидишь самъ; пора придетъ -
  И опытъ собственный докажетъ:
  Тогда посмотримъ, что-то скажетъ
  Нашъ мудрый Фаустъ.

ФАУСТЪ.

 
  Твоя угроза мне смешна.
  Что-жь мне сулишь ты?

МЕФИСТОФЕЛЬ.

  Знаешь самъ:
  Свою ты душу продалъ намъ
  И - въ заключеаье - адской сферы
  Не избежать тебе...

ФАУСТЪ.

  Химеры!
  Те дни горячей, пылкой веры,
  Мечты незрелыхъ, детскихъ летъ
  Давно прошли - давно ихъ нетъ,
  Моихъ ребяческихъ стремленiй
  И въ аскетизму и въ любви -
  И мне не страшны, мрачный генiй,
  Софизмы адскiе твои.
  Не надо мне нравоученiй:
  Теперь сталъ пустъ мой прежнiй храмъ.
  И не курю я фимiамъ
 
  И этой допотопной сказкой
  Ты думалъ, чортъ, меня смутить
  И снова школьною указкой
  Мне, усмехаяся, грозить?

МЕФИСТОФЕЛЬ.

  Но пусть въ тебе угасла вера,
  Ведь не на столько-жь ты упрямъ,
  Чтобъ отрицать и Люцифера:
  Не надо лучшаго примера -
  Здесь предъ тобою дьяволъ самъ,
  Самъ дьяволъ, вышедшiй изъ Ада,
  Что-бъ заключить съ тобой контрактъ...
  Въ неотразимый этотъ фактъ
  Хоть по неволе верить надо.

ФАУСТЪ.

  Пусть будетъ такъ. Мне всё равно -
  И не страшитъ меня проклятье.
  Когда могу есть, пить и спать я,
  Когда мне будетъ всё дано,
 
  То васъ ли мне бояться, черти?
  Оставимъ безполезный споръ.
  Нашъ исполняя договоръ,
  Ты долженъ, дьяволъ, ухитриться:
  Где знаешь, но достань сейчасъ
  Красавицу: хочу хоть разъ
  Я наслажденiемъ упиться.
  Я сладострастенъ, и жениться
  Теперь пришла охота мне.

МЕФИСТОФЕЛЬ.

  А, ты мечтаешь о жене!
  Я мигомъ съ ней могу явиться.

(Изчезаетъ и возвращается съ ведьмой.)

ФАУСТЪ.

  Что за явленiе?

МЕФИСТОФЕЛЬ.

  И такъ,
  Ты всё ещё въ законный бракъ
  Вступить желаешь?

  Въ самомъ деле,
  Такихъ безпутницъ - поискать.
  И съ ней мне жизнь свою связать?
  Благодарю!... Да ты въ уме ли?

МЕФИСТОФЕЛЬ.

  Ты правъ. Женитьба - цепь одна.
  Къ чему тебе теперь жена,
  Когда любую куртизанку
  Всехъ нацiй - немку иль испанку -
  Ты можешь смело призывать.
  Любая женщина доступна
  Для насъ съ тобой, хоть будь она,
  Какъ Пенелопа неприступна
  И хороша, какъ Сатана
  До дней его грехопаденья.
  Вотъ, Фаустъ, книга. Безъ сомненья,
  Она достойна изученья,
  Она занять тебя должна.
  Изъ словъ ея въ одно мгновенье,
 
  Родится золото. Бери
  Одинъ чертёжъ изъ книги этой,
  И если на песке начнёшь
  Изображать весь тотъ чертёжъ,
  То надъ испуганной планетой
  Нежданно грянетъ страшный громъ,
  Леса отъ молнiй загорятся
  И подъ ногами колебаться
  Начнётъ тогда земля кругомъ.
  По этой книге заклинанья
  Произнеси до трёхъ ты разъ -
  И духи явятся тотчасъ,
  Чтобъ исполнять все приказанья.

ФАУСТЪ.

  Благодарю! Меня теперь
  Изъ мрака ты выводишь къ свету:
  Беречь начну, какъ жизнь, поверь,
  Я дорогую книгу эту.

3.

ДЕЙСТВІЕ II, СЦЕНА 1.

Фаустъ и Мефистофель (входятъ).

ФАУСТЪ.

  Какъ много новыхъ, чудныхъ впечатленiй
  Я пережилъ, мой добрый Мефистофель,
  Съ-техъ-поръ, какъ ты унёсъ меня съ собой.
  Я виделъ городъ Триръ великолепный,
  Который окружонъ со всехъ сторонъ
  Заоблачными скалами, стенами
  Утёсовъ неприступныхъ и такими
  Зiяющими безднами, что всемъ
  Царямъ-завоевателямъ на свете
  Нетъ доступа къ твердынямъ городскимъ.
  Потомъ мы пролетали надъ Парижемъ
  Надъ Францiей; потомъ я виделъ Рейнъ,
  Бегущiй въ виноградникахъ зелёныхъ
  По плодоносной, царственной стране.
  Оттуда, чрезъ богатую Кампанью,
  Достигли мы Неаполя. Я виделъ
 
  Его дворцы и улицы прямыя
  Съ ихъ каменною, ровной мостовой.
  Виргилiя гробницу золотую
  Я виделъ въ томъ ущелье, на дороге,
  Которое проходитъ подъ скалой
  На милю разстоянья, въ полномъ мраке.
  Мы понеслись въ Венецiю потомъ,
  Чрезъ Падую направились къ востоку -
  И снова новый городъ предо мной:
  Въ нёмъ колоссальный храмъ такой построенъ,
  Что шпицъ его, казалось мне, доходитъ
  До самыхъ звездъ небесныхъ. Стены храма
  Обложены мозаикой изящной
  И золотомъ обшитъ громадный куполъ...
  Такъ время пролетело для меня
  Среди чудесъ, мне прежде неизвестныхъ.
  Но где-же, Мефистофель, мы' теперь?
  Что я за городъ вижу предъ собой?
  Ты знаешь, я желалъ, чтобъ въ вечный Римъ
 
  Исполнилъ ты?

МЕФИСТОФЕЛЬ.

  Да, Фаустъ, и не только
  Находишься теперь ты въ самомъ Риме,
  Но даже въ зале папскаго дворца
  Въ минуту настоящую стоишь ты.
  Мне хорошо известно, что жильцы
  Мы вовсе не простые, потому-то
  Отдельные покои во дворце
  Я занялъ для обоихъ насъ.

ФАУСТЪ.

  Надеюсь,
  Что здесь насъ встретятъ очень благосклонно.

МЕФИСТОФЕЛЬ.

  До этого намъ дела вовсе нетъ.
  Безъ всякой церемонiи мы станемъ
  Чужой дичиной пользоваться смело.
  Но наперёдъ, мой Фаустъ, долженъ я
  Тебя немножко съ Римомъ ознакомить,
 
  Иметь о нёмъ понятiе. Построенъ
  Римъ вечный на семи своихъ холмахъ;
  Тибръ протекаетъ прямо по средине
  И берега извилистой реки
  Весь городъ разделяютъ на две части.
  Два моста перекинуты чрезъ Тибръ
  Для сообщенья двухъ частей столицы.
  Одинъ изъ двухъ классическихъ мостовъ
  Есть мостъ святого Ангела; на нёмъ
  Воздвигнута твердыней неприступной,
  Несокрушимо-сумрачная крепость.
  Съ ея бойницъ глядятъ двумя рядами
  Убiйственныя жорла медныхъ пушекъ,
  Которыхъ столько, сколько дней въ году.
  Египта пирамиды и ворота
  Ты, Фаустъ, также можешь видеть тамъ:
  Изъ Африки привёзъ ихъ Юлiй Цезарь.

ФАУСТЪ.

  Тебя я заклинаю, Мефистофель,
 
  И пламенной, клокочущей всегда
  Пучиной Флегетона - не замедлить
  Прогулкою но чуднымъ стогнамъ Рима!
  Все памятники древности хочу
  Я осмотреть, минуты не теряя.
  Идемъ-же!

МЕФИСТОФЕЛЬ.

  Нетъ, имей терпенье, Фаустъ.
  Уверенъ я, что ты охотно радъ
  Взглянуть на папу римскаго, во-первыхъ;
  А во-вторыхъ, участiе принять
  Въ священномъ торжестве. Сегодня въ Риме,
  Какъ и во всей Италiи, народъ
  Петра Святого праздникъ торжествуетъ
  Въ честь сапою одержанной победы.
  Что можешь ты на это мне сказать?

ФАУСТЪ.

  Хвалю за мысль, мой мудрый Мефистофель!
  Пока я на земле ещё живу,
 
  Волненiя, все радости, къ которымъ
  Способно только сердце человека.
  Я на двадцать четыре года вправе
  Располагать самимъ собой вполне -
  И потому желаю въ эти годы
  Узнать все наслажденiя земли
  И ими упиваться до избытка;
  Хочу, чтобъ имя Фауста гремело
  Во все века, пока не рухнулъ мiръ
  И солнце въ синемъ небе не угасло;
  Чтобъ не было клочка земли такой,
  Где-бъ это имя было неизвестно.

МЕФИСТОФЕЛЬ.

  Вотъ это такъ! Сказалъ ты дело, Фаустъ!
  Пока со мной останься здесь: сейчасъ
  Мы любопытнымъ зрелищемъ займёмся.

ФАУСТЪ.

  Постой, ещё два слова, Мефистофель!
  Мне въ просьбе ты не долженъ отказать.
 
  И небеса, и землю, и весь Тартаръ.
  Драконы, на которыхъ мы неслись,
  На страшной вышине такой парили,
  Что съ высоты и самая земля
  Казалась мне руки моей небольше.
  Мы видели громадные мiры -
  И я читалъ вселенную, какъ книгу.
  Теперь-же, Мефистофель, я хочу
  Самъ действовать и въ жизни мiровой
  Творцомъ самостоятельнымъ явиться.
  Пусть даже самъ владыка грозный Рима
  Узнаетъ, что такое докторъ Фаустъ,
  Моимъ искуствомъ новымъ изумлённый.

МЕФИСТОФЕЛЬ.

  Пусть будетъ всё по-твоему. Сперва-же
  Останемся мы здесь, чтобъ посмотреть
  На пышную процессiю. Потомъ
  Изобретай, какое хочешь, средство
  И напряги пытливый разумъ твой,
 
  И озадачить римскаго владыку.
  Желаешь ты - и кардиналы все
  Вдругъ будутъ съ обезьяньей головою
  И рожу уморительныя станутъ
  Творить передъ собраньемъ; прикажи -
  И я на инквизиторовъ надену
  Или колпакъ дурацкiй, иль рога
  Огромные къ ихъ головамъ приставлю
  Изобретай какiе хочешь фарсы -
  И ихъ исполню я безъ замедленья.

4.

ДЕЙСТВІЕ IV, СЦЕНА IV.

Фаустъ, Мефистофель и ученики

ПЕРВЫЙ УЧЕНИКЪ.

  Мы кончили, учитель, речь на томъ,
  Что первою красавицею въ свете
  Признали ту прекрасную Елену,
  Съ которой въ красоте ещё никто
  Не могъ поспорить даже и до ныне;
 
  Не можете-ли вы, при вашей силе,
  Намъ показать ту дивную гречанку,
  Которой восхищался целый мiръ.
  Когда вы, докторъ, только въ состояньи
  Исполнить нашу просьбу, то прошу
  Для насъ такое зрелище устроить -
  И нашей благодарности, поверьте,
  Конца не будетъ...

ФАУСТЪ.

  Милые друзья!
  Въ расположенье вашемъ я уверенъ
  И не привыкъ отказывать друзьямъ,
  Когда они чего-нибудь желаютъ.
  И такъ, я обещанье вамъ даю,
  Что вы вотъ здесь увидите сейчасъ-же
  Прекрасную гречанку въ водномъ блеске
  Величiя ея и красоты,
  Увидите такой-же, какъ въ те дни,
  Когда Парисъ, Еленой восхищённый,
 
  Ни слова боле. Тише, стойте смирно:
  При этомъ разговаривать нельзя.

(Раздается невидимая музыка. Мефистофель вводитъ Елену, которая проходитъ черезъ сцену отъ одною конца до другого.)

ВТОРОЙ УЧЕНИКЪ.

  Ужель теперь я вижу предъ собой
  Ту дивную, прекрасную Елену,
  Изъ-за которой Трою десять летъ
  Неутомимо греки осаждали?

ТРЕТІЙ УЧЕНИКЪ.

  Языкъ мой слишкомъ беденъ, чтобъ на нёмъ
  Я выразилъ величiе и прелесть
  Той женщины, которой восторгались
  Не только люди, даже полу-боги!

ПЕРВЫЙ УЧЕНИКЪ.

  Теперь, когда мы трое насладились
  Божественной такою красотой,
  Мы, дорогой учитель, васъ оставимъ.
 
  Вамъ лучшаго всего желаемъ мы.

ФАУСТЪ.

  Ступайте, господа! Желаю тоже
  Вамъ счастiя. Прощайте! (Ученики уходятъ.)

Входитъ Старецъ,

СТАРЕЦЪ.

  Бедный Фаустъ!
 
  Брось магiю, которая тебя
  Въ Адъ приведётъ, на векъ лишитъ спасенья.
  Безумецъ, помни только объ одномъ:
  Ты могъ грешить, какъ всякiй человекъ,
 
  Смирись, гордецъ, подумай о себе:
  Ещё въ тебе задатки есть добра,
  Ещё къ греху ужасная привычка
  Не вкоренилась въ сердце глубоко.
 
  Покаяться. Отверженъ небесами,
  Отъ адскихъ мукъ не скроешься нигде ты.
  Покайся-же! Быть-можетъ, мой языкъ
  Найдёшь ты слишкомъ резкимъ и суровымъ;
 
  Любовь къ тебе и доброе желанье.
  Да, верь мне, сынъ мой, что не гневъ
  Въ моихъ словахъ ты слышишь, не презренье,
  Но сожаленье искренняго друга,
 
  За будущность несчастную собрата.
  Въ моей груди живётъ надежда даже,
  Что гнётъ моихъ упрёковъ размягчитъ
  Въ тебе твоё озлобленное сердце
 
  Ты съ просветленнымъ духомъ, бедный Фаустъ!

ФАУСТЪ.

  О, я несчастный! Что съ собой я сделалъ?
  Ужь скоро Адъ всесильныя права
 
  Зловещiй голосъ: "Фаустъ, будь готовъ!
  Твой часъ насталъ: иди-же въ Адъ кромешный!"
  Что жь, я готовъ! Пусть Адъ меня прiиметъ
  И я пойду, призывъ его услыша.

  Остановись, безумецъ ослеплённый,
  И рокового шага не свершай!
  Я вижу, какъ порхаетъ надъ тобою
  Духъ милости, прощенья и добра,
 
  Тяжолыхъ думъ, мучительныхъ сомненiй
  И миромъ покаянья освежить
  Больную и измученную душу.
  Моли-же о прощенiи и бойся
 

ФАУСТЪ.

  О, другъ!
  Когда-бъ ты зналъ, какое утешенье
  Твои слова теперь приносятъ мне!
 
  Позволь-же мне минуту поразмыслить
  О собственныхъ грехахъ моихъ. Пока
  Оставь меня!

СТАРЕЦЪ.

 
  Съ глубокою печалью отъ тебя:
  Я знаю, за плечомъ твоимъ стоить
  Безсменно духъ лукавый! (Уходитъ.)

  Лишь проклятье,
  Проклятье тяготеетъ надо мной!
  Погибшiй, что я сделалъ, что я сделалъ!
  Я каюсь и отчаяваюсь разомъ:
 
  Между собою спорятъ изъ-за сердца
  И совести моей. О, что жь мне делать?
  Куда уйдти отъ страшной пасти Ада?

Является

МЕФИСТОФЕЛЬ.

  Остановись, изменникъ! Возстаёшь
  Ты, бунтовщикъ, на своего владыку -
  И я тебя обязанъ обуздать.
 
  Иль зубы Ада въ клочья разорвутъ
  Твой жалкiй трупъ...

ФАУСТЪ.

  Умолкни, Мефистофель!
 
  Я Тартара владыку оскорбилъ,
  То я молю простить меня: я каюсь
  Въ преступномъ малодушiи. Ты долженъ
  Мне, Мефистофель, вымолить прощенье,
 
  И собственною кровью договоръ свой
  Съ великимъ Люциферомъ утвердить!

МЕФИСТОФЕЛЬ.

  Будь твёрдъ, иначе вечнымъ колебаньемъ
 
  Тебя я, Фаустъ, въ томъ предупреждаю.

ФАУСТЪ.

  Всему виной лукавый тотъ старикъ,
  Который противъ власти Люцифера
 
  Ты долженъ наказать его. Придумай
  Для старика мучительную казнь,
  Какою только Адъ располагаетъ.

МЕФИСТОФЕЛЬ.

 
  Къ его душе закрытъ мне всякiй доступъ;
  Но тело старца намъ принадлежитъ,
  И я изъ золъ безмерныхъ постараюсь
  Сильнейшее придумать для него.

  Есть у меня, мой верный Мефистофель,
  Упорное и жгучее желанье -
  И я готовъ съ слезами покаянья
  Молить тебя его исполнить: дай мне
 
  Которую я виделъ, отдохнуть.
  Склонясь лицомъ къ груди ея прекрасной,
  Я скорбь и все сомненья позабуду
  И сожалеть не стану объ обете,
 
  И данномъ мной владыке твоему:
  Мне лёгкою покажется та клятва.
  Исполнишь ли?

МЕФИСТОФЕЛЬ.

 
  Какъ все твои желанья, милый Фаустъ,
  Исполню я въ одно мгновенье ока.
  Смотри: стоитъ Елена предъ тобой!

(Елена снова показывается между двумя амурами.)

ФАУСТЪ.

  Вотъ, вотъ она, та женщина, чей образъ
  Заставилъ мчаться сотни кораблей
 
  Твердыни Илiона! Вотъ она!
  Прекрасная Елена, возврати-же
  Безсмертiе душе моей однимъ
  Благоуханнымъ, жаркимъ поцалуемъ!
 
  Въ усталую грудь Фауста. Я вижу,
  Какъ ты паришь. Идёмъ, идёмъ, Елена!
  Ты возвратишь мне душу и покой,
  Оплаканные мною. Не желаю
 
  Где ты - уже тамъ небо для меня,
  А всё, что не Елена - прахъ и тленье!
  Да, я хочу Парисомъ быть твоимъ!
  Тобою обладая, вместо Трои
 
  Я съ слабымъ Менелаемъ въ бой вступлю;
  Твои цвета носить на шлеме буду;
  Я раню въ пятку гордаго Ахилла
  И возвращусь къ Елене, чтобъ просить
 
  О, дивная! Прекрасна ты, какъ вечеръ,
  Сiяющiй въ короне яркихъ звездъ;
  Сама ты такъ сверкаешь, какъ Юпитеръ,
  Когда передъ несчастною Семелой
 
  Чемъ царь морей, который утопалъ
  Въ объятiяхъ капризной Аретузы.
  Нетъ, ты одна, лишь только ты одна
  Принадлежать должна мне, быть моею!...