Браконьер.
Глава XIX

ГЛАВА XIX

Настоящий друг узнается в нужде.

Рошбрук и его жена возвратили" к себе в коттедж. Джен заперла дверь и упала в объятия мужа.

- Ты спасен! Слава тебе Господи! - вскричала она. - Только теперь узнала я, как много я тебя люблю - после того, как ты прошел через эту страшную опасность!

Рошбрука это очень тронуло. Он любил свою жену, и она вполне заслуживала любви. Джен была очень красивая женщина, не имевшая еще и тридцати лет отроду, она была высока и стройна, с изящной маленькой головой, несколько не соответствовавшей ее высокому росту. Черты лица ее дышали добротой и сердечностью. Держала она себя очень хорошо, с большим достоинством и тактом, вследствие чего все, кто ее знал, любили ее и уважали. Принадлежи он к более высокому классу, ее называли бы красавицей. Она сознавала и глубоко чувствовала весь ужас сделанного ее мужем преступления, не только не отшатнулась от него, а напротив - еще теснее к нему прильнула с чисто женскою жалостью.

О Рошбруке также нужно сказать правду, что и его личность, как внешняя, так и внутренняя, была совсем не плебейской складки. Это был человек смелый и отважный, готовый ко всяким неожиданностям, в опасности хладнокровный и спокойный. Свое ночное ремесло он именно и любил, главным образом, за риск, за опасность, за сильные ощущения, с ним сопряженные, а вовсе не за одну его выгодность. Корысть тут была на самом заднем плане. И он я его жена получили порядочное воспитание. Происхождения он был очень скромного и притом беден, вследствие чего, завербовавшись в солдаты, потерял всякую возможность выдвинуться, сделать карьеру. Будь он не солдатом, а офицером, его способности, наверное, проявились бы не в одном умении добывать нелегальным путем провиант для капитана своей роты. Нашлось бы для него дело и получше. Как то ни было, он и у офицеров, и у низших чинов считался в роте самым храбрым стойким в бою солдатом.

Все мы обыкновенно делаемся тем, чем нас создадут обстоятельства. Фридрих Великий не верил во френологию. Раз он велел одного разбойника и одного мошенника нарядить в мундир и позвал профессора-френолога, чтобы тот исследовал их черепа и определил, кто такие эти люди. После исследования профессор сказал королю, указывая на разбойника: "Ваше величество, вот этот, по всей вероятности, очень талантливый генерал", - а про мошенника сказал: "А этот, я полагаю, выдающийся финансист". Тогда король поверил отчасти в вышеупомянутую науку и при этом заметил, что "всякий хороший генерал, в сущности, тот же разбойник, а всякий выдающийся финансист - тот же мошенник".

- Успокойся, Джен, - сказал Рошбрук. - Теперь все хорошо.

- Хорошо? А 200 фунтов премии за поимку нашего мальчика - это тоже хорошо?

- Я этого не боюсь, да если бы это и случилось, так это ему не повредит. Постановлено только предать его суду, но ведь нет прямых улик.

- Случается, людей вешают и по одним косвенным уликам.

- Что нашего мальчика не повесят ни в каком случае, Джен, за это я ручаюсь.

- Ну, да, понимаю: ты тогда сознаешься, но ведь мне и тебя лишиться страшно.

Стук в дверь заставил их прекратить разговор. Рошбрук отпер и впустил учителя Фернеса.

- Мне очень жаль, друзья моя, - сказал педагог, - что состоялся такой вердикт, но я ничем не мог помочь. Свидетельские показания были очень неблагоприятны. Даже я вынужден был давать показание.

- Вы! Да разве вас вызывали? - вскричал Рошбрук.

- Да, и допрашивали под присягой. Вы знаете - присяга серьезная вещь, к ней должно относиться с благоговейным страхом. Как воспитатель местного юношества, несущий ответственность за его нравственность, я мог показать только правду, одну правду.

- Какую же это правду могли вы показать? - с удивлением спросил Рошбрук.

- Как какую? Я рассказал то, о чем мы с вами говорили вчера утром. Потом признал сумку, что она вам принадлежит, потому что бедняга Джо носил мне в ней картофель.

- Могу я спросить, каким образом там узнали про ваш вчерашний разговор? Ведь вы же сами требовали от меня соблюдения тайны.

- Правда. Но ведь всем же известно, что мы с вами близкие друзья, и потому меня вызвали и допросили под присягой.

- Все-таки я не понимаю, - возразил Рошбрук. - Ну, положим, вам могли задавать вопросы. А как же узнали, что у нас был с вами какой-нибудь разговор вчера утром? Святым Духом, что ли?

- Милый друг, вы вот говорите, что не понимаете, а между тем в моем положении местного педагога, обязанного подавать юношеству пример честности и безукоризненности... Вы, я думаю, и сами видите...

- А для чего я ходил в трактир, как не для того, чтобы присматривать за теми, которые чересчур много себе позволяют, и отводить их домой? Я всякий раз доброе дело делал.

- Да, Это верно. Вы напивались допьяна, а я... Джен закрыла мужу рот рукой.

- А вы? - тревожно переспросил Фернес.

- А я бывал еще пьянее вас, допустим... Вот что, друг Фернес: ми, вероятно, устали сегодня, давая свое показание перед коронером, так позвольте вам пожелать покойной ночи.

"Коту и Скрипке"?

- Долго не буду туда ходить, а может быть и совсем никогда не буду.

- Не будете ходить? Напрасно. Глоток целительного напитка разгоняет всякую печаль. На случай же, если вы выпьете лишнее, я всегда готов буду за вами присмотреть...

- И выпить половину моего пива?.. Нет, дружище Фернес, это время прошло.

- Ладно. Я вижу, вы сегодня в дурном настроении духа. В таком случае, до другого раза... Мистрис Рошбрук, не найдется ли у вас для меня капелька домашнего пивка?

- Ну, как угодно! - отвечал педагог. - И то сказать: - умышленное убийство, и за поимку преступника назначено 200 фунтов! Тут есть отчего прийти в дурное настроение. Покойной ночи.

Уходя, Фернес хлопнул дверью.

Рошбрук подождал, пока не затихли его шаги, и сказал жене:

- А ведь он подлец.

На другой день мистрис Рошбрук узнала от соседок, что Фернес сам напросился в добровольные свидетели, что его никто и не думал вызывать. Негодованию Рошбрука не было границ. Он решил непременно отомстить.

Каковы бы ни были чувства местного населения в то время, когда раскрылось убийство, но к Рошбрукам, в общем, все знакомые отнеслись с большим участием. Все им очень сочувствовали, жалели их. Смотрителя стали все избегать, а его приятель Фернес вызвал всеобщее к себе презрение за свое предательское отношение к старым друзьям. Кончилось тем, что его школа опустела, закрылась, а сам он стал пить горькую, когда было на что.

А один субботний вечер Рошбрук, давно решивший завести с Фернесом ссору, явился в трактир. Фернес успел уже выпить, был в больших градусах и куражился. Рошбрук нарочно зацепил его чем-то, чтобы вызвать на возражение. Слово за слово, и кончилось тем, что Фернес вызвал Рошбрука на бокс. Рошбрук только этого и желал. В каких-нибудь полчаса он избил учителя до полусмерти, так что тот потом пролежал в постели несколько дней. Проучив предателя, Рошбрук уложил свои вещи и уехал с женой совсем из Грасфорда неизвестно куда. Лишившийся всяких средств к существованию, Фернес сделал вскоре то же самое - про него также никто не знал, да он направил свои стопы.