Автор: | Марриет Ф., год: 1842 |
Категория: | Роман |
ГЛАВА VI
Когда на другое утро тетушка Милли разбудила меня и сказала, что пора завтракать - и идти в школу, мне показалось, что в последние двадцать четыре часа - два года пронеслись над моею головою. До вчерашнего дня я никогда не знал притеснений, и кровь моя кипела от негодования; я чувствовал себя способным на все.
Я столько же сердит был на матушку и бабушку за то, что они отдали меня в такое место, сколько и на мистера О'Таллагера. Вместо того, чтобы идти и поздороваться с матушкою, я не обращал внимания ни на нее, ни на бабушку, к обиде первой и удивлению последней, которая спросила: "Что у тебя за манеры сегодня? Отчего ты не пожелаешь мне доброго утра?"
- Оттого, бабушка, что я еще недостаточно пробыл в школе, чтобы выучиться манерам.
- Поди и поцелуй меня перед уходом, - сказала матушка.
- Нет; вы отдали меня в школу, чтобы меня там били, и я никогда более не буду целовать вас.
- Негодный мальчик! - вскричала бабушка. - Какое у тебя злое сердце!
- У него не злое сердце, - сказала тетушка Мил ли. - Напрасно сестра сначала не узнала, в какую школу отдала его.
- Я сама знаю, - отвечала бабушка, - там он не смеет шалить.
- Не смею? - вскричал я. - Так буду же, и не только там, но и здесь. Я надоем всем, и даже вам, бабушка, или пусть я умру на месте.
- Как, негодный мальчишка, разве ты не знаешь...
- Знаю, знаю, но помните, что я умею кусаться. Молчите лучше, бабушка, или, как говорит наш учитель, это может дурно кончиться.
- Каков мальчик? - вскричала бабушка, всплеснув руками. - Уж дожить мне до того, что тебя повесят, неблагодарный!
- Не зовите меня неблагодарным, - отвечал я, обняв тетушку Милли и целуя ее. - Я могу любить тех, которые меня любят.
- Так ты не любишь меня? - с упреком спросила матушка.
- Вчера я любил вас, но сегодня нет; но мне пора идти, тетенька; готова ли моя корзина? Я не хочу, чтобы отец отводил меня в школу; я могу без него идти, и когда не захочу идти, так не пойду; помните это, матушка.
Сказав это, я схватил корзину и вышел из комнаты. Я узнал, что по уходе моем происходило долгое совещание; матушка, узнав от тетушки Милли, как обходился со мною мистер О'Таллагер, хотела тотчас взять меня из школы; бабушка утверждала, что все, что я говорил, есть сущая ложь, и угрожала уехать из Чатама с тетушкою, если меня не оставят в школе. Так как матушка не могла расстаться с тетушкою Милли, то бабушка настояла на своем.
Я пришел вовремя и сел возле своего учителя. Я сделал это вследствие долгого разговора с капитаном Бриджменом, который сказал мне, что хотя мистер О'Таллагер называл линейку наказанием 1, ферулу 2 и розги 3, и хотя их считали, чем больше номер, тем хуже; однако капитан доказывал противное, узнав это на опыте, когда сам был в школе. Он советовал мне никогда не протягивать руки к феруле, хотя за этот отказ меня высекут, и уверил меня, что когда часто секут, то розги не имеют уже никакого действия. Теперь я рассудил, что вернейшее средство избежать линейки состояло в том, чтобы сесть ближе к учителю, которому тогда слишком близко бросать ее мне в голову; я хотел спасти благороднейшую часть тела и предоставить другую на волю мистера О'Таллагера. Надо отдать ему справедливость, он не заставил меня ждать.
- Поди сюда, мистер Кин. Что у тебя за манеры? Отчего ты не пожелаешь доброго утра своему учителю? Умеешь ли ты читать?
- Нет, сударь.
- А знаешь азбуку?
- Не совсем, мистер О'Таллагер.
Ты ошибаешься, мистер Кин; ты узнаешь ее из вторых рук. Где Тим Рудель? Ты, Тим, учи мистера Кина азбуке и в то же время знай свои уроки, а то это может дурно кончиться; а ты, мистер Кин, если не выучишь сегодня всей азбуки, то получишь наказание No 2, а после и следующее. Ну, пошел же, необразованный негодяй; а ты, Тим, получишь No 3, если не выучишь его и сам не будешь знать урока.
Я был очень доволен таким распоряжением; я решился учиться и старался вдвойне, чтобы спасти от наказания бедного Тима.
Через три часа я знал свой урок в совершенстве, и Тим, которого вызвали прежде меня, также знал все без ошибки, к огорчению мистера О'Таллагера, который заметил:
- Так ты выскользнул из моих рук, мистер Тим, но я доберусь до тебя и до Кина.
Перед обедом позвали и меня. Зная свой урок, я был совершенно покоен.
- Какая это буква? - спросил мистер О'Таллагер.
- А, В, С, D, Е.
- Ах ты, негодяй! Ты думаешь избежать наказания?
- V, X, P, O.
К крайнему удивлению мистера О'Таллагера, я сказал все буквы без ошибки; но вместо похвалы, получил выговор.
- Клянусь всем на свете, - вскричал мой педагог, - сегодня все идет наизворот; моя рука остается в бездействии. Этому не бывать. Ты, кажется, сказал мне, мистер Кин, что не знаешь азбуки?
- Я сказал, что знаю несколько букв, сударь.
- Если я еще не потерял память, мистер Кин, то, кажется, ты сказал мне, что знаешь две из двадцати шести.
- Нет-с, это вы сказали.
- Это все равно, что сказать мне, твоему наставнику, классическому ученику и джентльмену, что я лгу, - за что я и требую удовлетворения. Ты виновен в двух пунктах: во-первых, солгав мне, что ты не знаешь азбуки, когда видно, что ты ее знал; и во-вторых, назвав меня лжецом. Ты думал уйти от меня, но ошибся, мистер Кин; так, с твоего позволения, мы приступим к наказанию No 2. Протяни руку, - слышишь, протяни РУКУ.
Но я решительно отказался.
- Ты не хочешь? Ну, так за ослушание мы начнем с No 3, который я думал сберечь до завтра; поди сюда, Филь Муни, и возьми новичка.
Скоро явились розги и Филь Муни; одними меня секли, другой держал меня.
Первый удар розги есть вещь, чрезвычайно неприятная; его можно сравнить с падением капли растопленного олова. Я собирал все усилия, чтобы не кричать, но это было невозможно, и наконец, я стал реветь, как бешеный бык; и был также взбешен, как бык. Будь у меня под рукою какое-нибудь оружие в то время, когда меня сняли с плеч Филя Муни, плохо пришлось бы мистеру О'Таллагеру. Ярость пересиливала во мне боль. Я стоял, сжав кулаки, стиснув зубы, оставя свое платье в беспорядке. Классы кончились, и я остался наедине с диким педагогом, который тотчас взял мою корзину и начал ее рассматривать.
- Одевайся, мистер Кин, не оскорбляй моей скромности, не отнимай у меня аппетита. Сказал ли ты о горчице, как я тебя учил? Право, ты славный мальчик и делаешь честь рекомендации своей бабушки, которой можешь сказать, когда увидишь, что я не забыл своего обещания. Ты позабыл сказать о горчице, негодяй! Если бы Филь Муни был здесь, я бы очистил твою память. Впрочем, если завтра ты не загладишь ошибки, то случится то же самое. На, возьми и ешь, маленькое чудовище.
Мистер О'Таллагер бросил мне хлеба, но на этот раз сыр оставил себе. Я оделся и вышел из школы. Я не мог сидеть от боли и прислонился к столбу; хлеб остался нетронутым в моей руке; я не мог есть; я стоял, как безумный, когда услышал возле себя чей-то голос. Я оглянулся и увидел Вальтера Пуддока, которого высекли накануне.
- Это ничего, Кин, - кротко сказал он, - сначала больно, но чем чаще, тем легче; я теперь совсем привык и кричу потому, что без крика никогда не кончат.
- Я не заслуживал наказания, - отвечал я.
- Ну, так вперед я постараюсь заслужить наказание, - отвечал я, сжимая кулак, - но ему будет худо.
- Что же ты хочешь делать?
- Подожди и увидишь, - сказал я отходя, и новая идея явилась в моей голове.
достаточным, во в этот день я более не был наказан.