Эмилия в Англии.
Глава XVIII. Обращение сантименталиста в рабство.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Эмилия в Англии. Глава XVIII. Обращение сантименталиста в рабство. (старая орфография)

ГЛАВА XVIII. 

ОБРАЩЕНИЕ САНТИМЕНТАЛИСТА В РАБСТВО.

Вильфрид между тем вел городскую жизнь и от времени до времени посещал Сторнли. Он не был влюблен в лэди Шарлотту, но находился у нея в упряжи. Влюбленные знают по крайней мере, куда идут и зачем, - запряженными просто правят и где их остановят, им неизвестно. Чтобы довести себя до этого состояния, кроткому мужчине не нужно быть сильно очарованным. Лэди Шарлотта не была очаровательная особа. Она не имела расположения привлекать к себе других. Если бы она старалась привлекать, то ей не удалось бы поймать Вильфрида, душа которого жаждала поэтического совершенства и тончайшей нежности в женщине. То, что имела она, и что ему требовалось, заключалось во всепобеждающем апломбе, который в его глазах сообщал ей необыкновенную прелесть. Ему казалось, что он уже сам обладает этим качеством, и умел довольно хорошо показать его перед своими сестрами; приехав в Брукфильд прямо из школы лэди Шарлотты, он с большим успехом разъиграл роль человека с апломбом, и вместе с тем убедился, что его сестры ощущали то влияние с его стороны, под которым он сам находился со стороны своей наставницы в этом искусстве. Но во всяком произведении искусства должна проглядывать хотя частица природы. Вильфрид знал, что, разъигрывая свою роль, он был безсердечен; взгляд на свое поведение в Брукфильде не удовлетворил его строгого критического разсудка. Вследствие этого, когда он снова увидел лэди Шарлотту, его восхищение её личностью было парализовано. Она смотрела, делала движения и говорила, как будто весь мир составлял её собственность. Она была верной музыкальной нотой, а он чувствовал себя какой-то неопределенной струной, годной впоследствии для великолепного выполнения, но в настоящее время только гудевшей, чтобы на ней поиграли. Таково состояние человека в упряжи, которого остроумцы могут назвать как им угодно. Он становится порабощенным, но не привязанным. В этом состоянии порабощения он радостно приносит в жертву столько же, сколько и человек влюбленный. Не имея утешительного чувства счастия, которое со всех сторон окружает любовников и доставляет им наслаждение, он старается принять более или менее видную позу внешними изъявлениями преданности. Лэди Шарлотта убедилась наконец, что она любима. Ей приближался уже третий десяток; молва застилала ее каким-то непроницаемым облаком, и называла ее сначала с осуждением, а потом с сожалением - роскошной дамой. Наконец она любима! Не испытав чувства любви, мы жаждем ее, хотя спустя немного времени о ней может статься не будет и речи. Загадочность лэди Шарлотты объяснится с течением событий. Она находилась в поре жизни, невольно возбуждавшей сомнения; не многие знали ее как женщину с теплым сердцем, но молва называла ее неукротимой мятежницей против всех условных законов, даже хуже чем этим, гораздо хуже, - хотя и не произносила положительного определения.

Следующее письмо Эмилии достигло в Сторнли своего назначения:

"Дорогой мистер Вильфрид.

"Пора бы мне увидеться с вами. Приезжайте, когда прочитаете это письмо. Не могу сказать вам, здорова ли я, потому что мне чувствуется, как будто сердце мое бьется в другом теле. Пожалуйста приезжайте, теперь же. Возьмите самую быструю лошадь. Мысль, что вы мчитесь ко мне, обдает меня пламенем. Вы приедете, - я знаю. Пора, пора! Если я пишу глупо, простите меня. Ошибок в правописании я не делаю, но на бумаге я не могу доставить вам такого удовольствия, как при свидании".

Подпись Эмилия Алессандро Беллони отличалась особенно размашистым почерком.

Письмо это крайне изумило Вильфрида. - "Как! во все это время она думала об одном и том же!" - Её постоянство не представлялось ему в приманчивых красках. Он считал это в своем роде глупостью. Отвращения к ней он уже не питал, хотя стоило только слегка пошевелить память, чтобы вспомнить о табачном дыме в её волосах. - "И вы полагаете, что доставите мне удовольствие, когда увидите меня? бормотал он. Вы весьма самоуверенны, молоденькая лэди!" Вот до какой степени очарование утратило свою силу. Он начал однако же думать о ней, думать о том, что свидание не принесет ей пользы, и что она должна ехать в Италию и следовать своей профессии. "Если она сделается знаменитой, шептал пустой франт: - тогда еще можно попользоваться похвалами, которыми будут ее осыпать". И это показалось ему в высшей степени удовлетворительным. О лэди! Мужчины всегда разсуждают о вас в этом роде, если вы их любили. Неужели все мужчины? Нет: только одни ветренные франты; но ведь их-то вы и дарите всею свежестью вашей любви. Это настоящие музыканты в полку обожателей прекрасного пола; они маршируют впереди, тогда как мы, степенные воины, следуем за ними под их музыку. "Если она сделается знаменитою. Тогда... тогда я еще могу припомнить, что её сердце некогда принадлежало мне; и может быть, оно снова возвратится к своему прежнему обладателю". И Вильфрид предался приятной мечте о её пении в итальянской опере, о своей привязи к злой, ненавистной жене и о том, с каким наслаждением он будет вздыхать тогда о счастливом прошедшем! Если он удерживался теперь сделать ей какой нибудь вред, то обстоятельство это следует приписать частию добрым началам его натуры и частию страху, который вселяла в нем сила души Эмилии. Страстная любовь не возбуждает мрачных желаний. Предметы узнаются по впечатлениям, которые они производят. Вильфрид знал, что с Эмилией шутить нельзя, поэтому он положил письмо, заметив: "Она права: пишет довольно правильно". За этими немногими словами, для тех, кто знаком с пружинами его характера, можно было бы увидеть целые томы.

И так, он положил письмо. Спустя два дня, в полдень, ему подали в биллиардной карточку капитана Гамбьера, с надписью: "мисс Беллони желает вас видеть; - она ждет верхом на лошади". - Ждет! подумал Видьфрид, и невозможность уклониться от свидания снова напомнила ему о силе Эмилии.

- Вы все еще продолжаете позволять себе подобные вещи, - сказала лэди Шарлотта, услышав, что Эмилия и Гамбьер приехали вместе.

- Бояться за нее нечего.

- Непременно нужно бояться, когда мужчина каждую минуту своего времени посвящает занятиям подобного рода, - возразила милэди.

На лице Вильфрида показалась улыбка человека, знающого, что делает. Соперничество с Гамбьером (и соперничество успешное!) придавало расположению к нему Эмилии особенную прелесть. - Мне скажут: какое же слабое создание этот молодой человек! - Отвечаю на это, что он находился в критической поре своей карьеры. Все мы бываем слабыми в периоде нашего роста, и почти ничего не стоим, пока не наступит час испытания. Этот человек всю свою жизнь провел в благоденствии, - а благоденствие, как известно, самое лучшее блюдо в мире, но не служит для нас пробным оселком. Оно, как и солнце, утучняет и укрепляет нас. Несчастие - это лучший наш экзаменатор: испытывая наши мускулы и силу терпения, оно должно навещать нас периодически. Но, пока оно не явится, человек остается неузнанным. Вильфрид не был еще решительно объявлен женихом лэди Шарлотты (хотя она и старалась об этом), и следовательно, сознавая себя свободным и почувствовав, что сердце забилось в нем сильнее, он почти с восторгом отправился к девушке, от свидания с которой не мог уклониться.

Эмилия сидела на лошади. - Гамбьер ужь не дает ли ей уроки верховой езды? подумал Вильфрид. Эмилия держала себя превосходно, - и, когда Вильфрид подходил к ней, она начала тихо наклоняться к нему. В движении этом и в приветствии Эмилия нисколько не уступала великосветской лэди, - тут не было ни малейшого сомнения. По строгим размышлениям Вильфрида, Эмилии должно было достигнуть только этого предела светского лоска. Всякая природная лэди, находясь на своем надежном уровне, может разсчитывать на шанс сделаться богиней, - но для Эмилии было бы достаточно, если бы она поднялась только до уровня светской лэди. Эмилия улыбалась и протянула обе руки. Вильфрид подал одну руку, приветливо кивнул головой, но старался придать себе вид серьезного кавалера. Лэди Шарлотта, после приветствий капитана Гамбьера, подошла к лошади Эмилии, и сказала: беритесь за мои руки и прыгайте.

- Нет, отвечала Эмилия: - я приехала только посмотреть на него.

- Но если вы останетесь, то посмотрите на него и в добавок на меня.

- Вероятно она дала слово воротиться раньше, вступился Вильфрид.

- В таком случае мы проводим ее, сказала лэди Шарлотта. - Подождите минут пять. Я прикажу приготовить нам лошадей.

На щеках Эмилии показались ямочки, в то время как она с любовию посмотрела на Вильфрида и потом, колеблясь, сказала:

- Мне кажется, у них одно с нами желание.

- Остаться на едине? вскричал Вильфрид.

- Да; поэтому-то я с ним и приехала. Он готов ехать со мной куда мне угодно.

- Вы ошибаетесь.

- Нет; я это знаю.

- Не он ли сказал вам об этом?

- Нет; - мне сказал мистер Пойс.

- Сказал вам, что лэди Шарлотта...

- Да. Не теперь, но прежде. Мистер Пойс выразился... впрочем нет слова для этого выражения... он сказал, что "капитан одно время обожал ее... был предметом её любви". О! предмет моей любви!

Эмилия приподняла руки. Голос её от полутона, почти от шопота, поднялся до громкого восклицания.

Вильфрид подхватил ее в тот момент, когда она спустилась с седла. Сердце его сильно забилось под влиянием двух противоположных чувств: гнева и любви. Он крепко ее обнял.

- Кто? я предмет вашей любви? - произнес он в сильном волнении, захватывавшем дух.

- Да, - вы! вы! тихо ответила Эмилия.

Вильфрид снова сделался её рабом.

Действительно, - тут было что-то такое, что было исключительною его собственностью, его собственностью от самого корня, от самого первого побега того ощущения, под влиянием которого он находился. Что-то похожее на нежное растение с нежным цветком, на который не мог указать ничей другой палец и сказать при этом: "я уже прикасался к нему".

Лэди Шарлотта пробыла в отсутствии от молодых людей вдвое больше того времени, которое выпросила. Вскоре вся партия спокойно скакала коротким галопом по дороге между двумя живыми изгородями; но при выезде на широкий кочковатый луг, покрытый местами кустами терна и молодых дубков, лошадь Эмилии, Амазонка, выскочила вперед и понесла. Внимание Эмилии до такой степени сосредоточилось на лошади, что она не успела заметить маленького ручейка, глинистые берега которого от солнечного зноя почти обратились в кирпич. Лошадь легко перенеслась через ручей, но Эмилия, при сотрясении, натянула поводья и, не зная привычек лошади, заставила ее этим движением остановиться и в один момент спрыгнула с седла. Вильфрид внимательно следил за прыжком и остался им доволен. Гамбьер понесся вслед за Эмилией; лэди Шарлотта вскричала: - ловите лошадь! и через несколько секунд была уже подле Эмилии, сидевшей на кусте ежевики! Быстро соскочив с лошади, она с участием спросила: - Не ушиблись ли, дитя мое?

- Нисколько, отвечала Эмилия.

- Не испугались ли?

- Нисколько, - произнесла она почти шопотом.

- Это очень храбро. Поднимитесь на ноги. Скажите, зачем вы сегодня приехали? Скорее. Не думайте.

его в своей безопасности, она, по непривычке к рединготу, запуталась в нем, и вместо того чтобы упасть в объятия Вильфрида, шлепнулась на землю; - в первый раз в жизни, быть может, она почувствовала, что находилась в чрезвычайно смешном положении.

нибудь предосторожностями или черезчур тщательным вниманием, - хотя, конечно, и то и другое для нея крайне необходимы. Если капитан Гамбьер полагает, что я нуждаюсь в провожатом, то может предложить свои услуги.

Приведенный в изумление неожиданностью такого предложения, капитан поклонился и сказал несколько весьма обыкновенных любезностей. Выражение лица Вильфрида вдруг приняло болезненный вид.

- Вы уже возвращаетесь? пробормотал Вильфрид не без выражения прямого упрека.

- Да. Вы ведь дня через два воротитесь к нам? В это время капитан Гамбьер, на сколько я знаю его, вероятно окажет мне защиту от диких обожателей, которыми наполнена здешняя местность.

а другая стала углубляться в синеву отдаленных гор.