Эмилия в Англии.
Глава XXXII. Ужин.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Эмилия в Англии. Глава XXXII. Ужин. (старая орфография)

ГЛАВА XXXII. 

УЖИН.

Несмотря на сильный приток гостей, мистрисс Чомп и мистер Поль, повидимому, преспокойно сидели на своих местах, и, как будто нарочно для того, чтобы показать свое равнодушие к наблюдениям и мнению посторонних, продолжали пить за здоровье друг друга, кивая головами и чмокая губами; подозревающий взор допускал даже, что скатерть служила прикрытием пожатия их рук. Это даже подтверждалось резким восклицанием мистрисс Чомп: - Поль! Гости собрались! - Мистер Поль приподнял глаза. Он узнал лэди Гостр и сделал было попытку раскланяться с ней, но мистрисс Чомп отдернула его назад. - Ничего особенного нет, милэди, только ноги плохи. В этом случае шампанское - самое лучшее средство. - Здравствуйте, милые! прибавила она, обращаясь к брукфильдским барышням.

Барышни в это время находились уже в зале, с кротостию, покоряясь так внезапно посетившей их участи. Оне не искали утешения в обмене взглядами; напротив, потупили глазки и замаскировали свои личики, как умели.

- Вот, мои милые, продолжала мистрисс Чомп, ирландский выговор которой от вина становился невыносимее: - я отъискала его для вас! Если бы вы видели, каким капризным, сердитым он был после обеда! даже доктор пощупал пульс у него. Хорош ли его пульс? спросила я доктора и принесла бутылку шампанского. До первого бокала он почти не мог стоять. Клянусь честью, милэди, - вы в жизнь свою не видывали такой перемены в смертном создании. - Поль, ведь ты теперь можешь ходить, ха, ха! можешь пальцем раздробить орех. Право так, - и еслибы вы видели, как изумился доктор! Ну что, доктор, говорю я: - пожалуй вы сочтете нас за магиков! А как вы думаете, в чем тут секрет? В том, что я пью вместе с ним. Так вот и знайте, милорд доктор, мой милый мистер доктор! Прописывайте всем это лскарство, и ваши пациенты будут вас благословлять. Веселое общество и бутылка шампанского самое лучшее лекарство, когда в кровообращении сделается безпорядок. У него только ноги плохи, - а в голове все обстоит благополучно! - немножко только надо пригладить волоса.

Остановив язык, мистрисс Чомп нисколько не стесняясь пригладила волосы мистера Поля, который во время этой операции пробормотал несколько замечаний на её ирландский выговор.

Факт, что они, ради здоровья, выпили приличное количество шампанского, был очевиден для всех.

Вильфрид подошел к двум сестрам и торопливо предупредил их не подходить к отцу; на Адель он бросил выразительный взгляд, но бедненькая! она не могла удержаться, чтобы не исполнить дочерняго долга. Грациозно подбежав к отцу, она взяла его руку, и нежно сказала: - милый, дорогой папа!

- Хорошо, хорошо... все исправно... совсем здоров, повторял мистер Поль. - Рад видеть вас всех; уйдите прочь.

Не смотря на первый припадок, произведенный двумя-тремя словами, которые были сказаны одной из дочерей выразительным тоном, он старался казаться ласковым, любезным.

- Неужели вы хотите испортить все, что было сделано мной в течение этого благословенного дня? сказала мистрисс Чомп, обращаясь к Адели.

- Я очень рад, что вы поправились к этому дню, сказал Вильфрид, и не забыли о нем.

- Ах, мой сын! произнес старик, возвращая ему привет за привет.

Лэди Шарлотта бросила на Вильфрида выразительный взгляд.

- Если ты можешь действовать в этом роде, говорил этот взгляд, и знать столько же, сколько знаю я, то ты стоишь больше того, чем я считала.

Вильфрид говорил просто и казался таким же спокойным, как и всякий из гостей. Он не был возмущен даже в то время, когда мистрисс Чомп, уловив его взгляд, громко сказала ему:

- Я знаю, мистер Вильфрид, что вы были бы еще более благодарны мне, если бы я привезла с собой маленькую Беллони. Но я принуждена была оставить ее в отеле, потому что Поль не может равнодушно смотреть на нее. Её вид становится ему отвратительным. Если вам случалось видеть собаку, опаленную огнем, то Поль будет похож на нее, когда вы произнесете имя этой девочки.

В это время в одном из открытых окон показалась голова музыканта, принадлежавшого к оркестру, который расположился перед окнами дома. Мистер Перикл сделал ему знак удалиться и играть. Музыкант не слушался, и между ним и мистером Периклом начался крупный разговор на ломаном английском языке, который вскоре перешел на итальянский. "Mia figlia", долетело до слуха Вильфрида. "Allegro, allegro", проревел мистер Перикл. Спустя минуты две, Брэнтоп почувствовал прикосновение к плечу, и, обернувшись, увидел Вильфрида, который самым дружеским тоном попросил его отправиться на последнем поезде в Лондон и перевезть мисс Беллони в отель, сказав его адрес. - "Извольте, отвечал Брэнтоп: но если я встречусь с её отцом...?" Вильфрид потребовал для него шампанского. - Вы очень добры, - вскричала при этом мистрисс Чомп: угощайте, мистер Вильфрид, угощайте этого молодого человека; - мистер Брэнтоп неоцененный молодой человек. И какое вам, мистер Перикл, дело до отеля, если мы его оставили?

Грек отвел глаза от мистера Поля и, взглянув на мистрисс Чомп, выразительно пожал плечами. Вслед за тем глаза его встретились с глазами Вильфрида, который взглядом своим измерял его с головы до ног.

- С удовольствием, было ответом.

Бокалы наполнились; Вильфрид и Перикл поклонились друг другу и выпили вино. После того Вильфрид занял свое место, вынул из кармана бумажник, и любезно разговаривая с лэди Шарлоттой, сидевшей подле него, - притворно задумываясь над её замечаниями, или показывая вид, что придумывает приличный ответ, написал на лоскутке бумаги под столом:

"Мой друг! мой ангел! поберегите себя для меня. Завтра вы со мной увидитесь. До того времени будьте верны мне. Думайте о мне всю ночь. Никогда не забывайте меня.

Любящий вас ".

Сложив этот лоскуток бумаги и надписав на нем каракулями имя Эмилии, он передал его в руки Брэнтопа, и потом снова начал разговор с лэди Шарлоттой, которая уже в то время, когда ничего нельзя было обнаружить, заметила: - Скажите, пожалуйста, что вы там делаете под скатертью?

- Я! вскричал Вильфрид, показывая свои руки и принимая на себя вид совершенно невинного. Лэди Шарлотта не любила судить о действиях скрытных и на объяснение Вильфрида: - неужели вы не заметили моей привычки перебирать пальцами, когда я говорю? - она только кивнула головой.

- Это доказывает нервную раздражительность, сказала лэди Шарлотта: - вы просто мальчик.

- Положительно мальчик!

- Так позвольте же, я поиграю вашим тщеславием! сказала она, и действительно подумала, что играла им.

- Мистер Поль, сказала лэди Гостр: - надеюсь, вы оставите этот зал в настоящем виде: в здешнем месте ничего подобного ему не встретите.

- Очаровательный зал! возразила лэди Лаура Тинлей: - разве это уже решено?

Мистер Поль нагнулся немного вперед к лэди Гостр, - и постигнув смысл её слов, сказал: - почему же не оставить? - и вместе с тем взялся за бокал, поднес его к губам, но не выпил ни капли. После некоторого размышления, ему однако показалось, что в вине заключается его спасенье, и он за этим осушил бокал. Мистрисс Чомп немедленно его наполнила, заметив своей соседке, что одно только вино и поддерживает его на ногах.

- Мы будем сильно вам завидовать, сказала Лаура Тинлей Арабелле.

- Уверяю вас, что решительного ничего еще не сделано, отвечала Арабелла.

- Вы, верно, хотите сделать нам сюрприз, прислав пригласительные карточки из Бесворта!

- Я и не думала о подобном сюрпризе, - спокойно возразила Арабелла.

- Значит у вас есть какой нибудь другой? Пожалуйста, скажите мне.

- Как верна бывает своему полу женщина, которая желает обратить то, "что есть", в то, "чего нет"! сказал Фрешфильд, преданный кавалер Арабеллы.

- Мне кажется, что сюрприз, когда узнаешь о нем, становится приятнее. Признаюсь, у меня есть эта слабость, - заметила лэди Шарлотта.

- Открытая тайна теряет свое назначение, сказал Фрешфильд.

- Одно любопытство! сказал кто-то вздохнув и этим самым поддержал Фрешфильда.

- Ведь я Пандора, - улыбаясь сказала Лаура.

- Для кого? сорвалось с ядовитого языка Трэси Ронинбрука.

- Шампанское в головах мужчин и классики в головах женщин к чему нибудь да приведут нас, заметила лэди Гостр частию себе и частию сидевшей близь нея Джоржиане.

Всякий посторонний наблюдатель мог бы заметить, что мистер Поль старался удерживать свой язык. Он сидел в своем кресле выпрямясь, обдергивал воротник своего пальто, хмурился, произносил свое обычное "гм!", обнаруживавшее его желание что нибудь сказать, и кончал приглаживаньем своих волос на затылке. Мистрисс Чомп, замечая в шампанском после каждого бокала новые свойства, готова была приступить к исследованию качеств различного винограда. Она более уже не требовала его, но только приподнимала грозный свой палец позади ряда голов, и при этом знаке бокалы наполнялись быстро вином. Жест этот, конечно, сопровождался непринужденным смехом. Арабелла с лихорадочным нетерпением бросила взгляд на мистера Перикла, который посмотрел на часы и три раза один за другим показал ей растопыренные пальцы, - это означало пятнадцать минут. Через пятнадцать минут должна была явиться оперная труппа, с тремя известнейшими солистами и восхваленной примадонной. Факт этот был известен только Арабелле и мистеру Периклу. Это было сюрпризом для вечера. Но чего не может случиться в течение пятнадцати минут, особливо когда в головах гостей зашумит шампанское?

Арабелла предложила Фрешфильду встать. - А разве не дамы встают первыми? пробормотал Фрешфильд и этим вопросом навлек на себя более, чем неудовольствие, холодный, полусознательный взгляд, чрезвычайно сокращающий размеры того предмета, на который бывает устремлен. В столовой по всей вероятности сидело до дюжины очень молодых людей, ожидавших сигнала подняться с своими дамами с мест и приступить к танцам; от этих молодых людей нельзя было ожидать инициативы, и нельзя было разсчитывать, что они последуют чьей нибудь другой инициативе, как это делают дамы, когда услышат шелест платья электрической хозяйки дома. Присутствовавшие мужчины не были проводниками электричества. Арабелла знала, что она могла бы увлечь за собой всех женщин, но такой поступок предоставил бы её отцу случай свободно распоряжаться вином, тем более, что мистрисс Чомп осталась бы при нем; а оставаясь одна в обществе мужчин, она опозорила бы свой пол вообще и брукфильдских барышен в особенности. Поэтому Арабелла, предчувствуя такое зло, ждала, и что же из этого вышло? Мистер Поль публично начал ласкать руку мистрисс Чомп. Не смотря на гул голосов, не смотря на пущенный Фрешфильдом трескучий анекдот, не смотря на благосклонное желание лэди Гостр остановить мистера Поля, начав с ним разговор, от мистера Поля долго не могли добиться слова. Наконец он сказал, что в последнее время был очень не хорош. С ногами его и теперь еще не хорошо, как утверждал его добрый друг Марта; то же самое было и с его головой, хотя она у него также крепка, как у каждого из присутствовавших мужчин.

- Послушайте его! вскричала мистрисс Чомп, нежно отводя свои глаза от мистера Поля к бокалу.

- Все от занятий, милэди! продолжал мистер Поль. - Ах, вы не знаете, что это такое. Мы должны работать и работать головой. Мы не плаваем на пробках. Дело другое, мой старый друг Ральф Тинлей, - он продает железо и разработывает рудники. Это очень просто. Но, мой Бог, ма'м, когда человек должен иметь свой глаз в одно и то же время на Индийском океане и Атлантическом, на Балтийском море и Черном, и на полдюжине колоний, он... вы...

- Ах, Поль, у него ведь должен быть громаднейший глаз, сказала мистрисс Чомп, стараясь поддержать мистера Поля.

-...этот человек и сам не знает, будет ли он разорившейся собакой, или гордо станет держать свою голову во всяком обществе.

- О, Боже, Поль! опять ты заговорил о нищете! и мистрисс Чомп всплеснула руками. Милэди, я терпеть не могу этого слова. - У меня, вы знаете, доброе сердце, и я не могу представить себе друга своего в лохмотьях. Он становится гадким! Поль, кажется, хочет ущипнуть меня.

Сказав последния слова, она вспомнила, что мистрисс Лопин расхохоталась бы от них, и огляпувшись кругом, заметила, что это маленькое одинокое существо, прикрыв рог носовым платком, судорожно дрожала всем телом.

- Что касается до Бесворта, говорил мистер Поль: - я мог бы купить двадцать Бесвортов, если... если колода будет срезана под счастливую карту. Если... (пот выступил у него на лбу, он приподнял брови и заморгал глазами). Но никто! (и он ударил по сголу) никто не может сказать, что я не был добрым отцом! Я дал моим дочерям такое воспитание, что оне могут выдти замуж хоть за принца. Я купил дом, где оне могли бы иметь общество и выбрать себе женихов, это была их собственная идея. (Глаза его встретились с глазами Арабеллы). Я так думал во всяком случае; а то зачем бы я стал платить, если бы не так думал? когда поэтому... да, та сумма... спасла меня! спасла меня!

В последних словах звучало отчаяние; это был звук лопнувшей струны.

- Впрочем ничего, снова начал мистер Поль, моргая глазами быстрее прежнего. - Я совершенно здоров: сердце здорово, легкия здоровы, желудок исправен. Зрение, обоняние и слух у меня не потеряны. Только осязание по временам бывает как-то тупо; но доктор говорит, что это ничего, решительно ничего; мне кажется, я был бы совсем здоров, если бы не чувствовал, что постоянно ношу на голове огромную свинцовую шляпу.

- Праведное небо! Поль, ты говоришь сущий вздор! воскликнула мистрисс Чомп.

- Ну хорошо, моя милая Марта. (Мистер Поль обратился к ней с тоном доказательства): как ты объяснишь состояние моих ног? То же самое я чувствую и в голове. Признаюсь, одно время мне казалось, что поля моей шляпы шире целого ярда. Теперь, милэди, я вам скажу, что человек в таком состоянии, здоровый и сильный, как юноша, но человек, который на все досадует, которому все надоедает, которого все мучит, не нуждается в женщине, способной присмотреть за ним, или нет, нет! я хочу сказать, что ему нужна такая женщина. И почему молоденькия девицы не хотят этого видеть? а могли бы это видеть и даже очень хорошо. И при том же она не требует особенных издержек.

Мистер Поль простонал.

Лэди Шарлотта и Вильфрид смотрели на одно и то же место на столе без малейшей перемены в выражении лиц.

Мистер Поль снова начал свою речь, очевидно подстрекаемый к этому Лаурой Тинли, не смотря на то, что лэди Гостр и Фрешфильд Сомнер старались остановить поток его красноречия. При жизни Чомпа, как оказалось, он (мистер Поль) был неравнодушен к мистрисс Чомп, и когда Чомп овладел ею, хотя она уже и не была такою, как с самого начала, "цветущей ирландской девушкой", с такими же черными как теперь волосами, с черными локонами, до половины прикрывавшими её щеки, с серебристым смехом, белой шеей, полными пухлыми ручками и...

Восклицание: - о Поль! ты как будто раздеваешь меня перед всем обществом! разсмешило окружавших ирландскую красавицу.

- Кому не понравится подобная похвала? сказала Лаура Тинли, и этим самым вызвала Фрешфильда на замечание:

- Рискуя подвергнуться точно такой же личной опасности? спросил он Лауру.

- Пухлые ручки! раздалось в одной стороне; белая шея! - в другой. Лаура была желта и сухощава.

- Но, мистер Поль, вы не должны думать, что мой отец не имеет хлопот, сказала Лаура в отмщение и увидела, что слова её подействовали на мистера Поля неприятно.

Лэди Гостр возразила на это:

- Кто же мог бы думать таким образом о человеке с большим семейством?

- Мистер Поль говорил...

- Мистер Поль все высказал, это выражение вернее.

Фрешфильд пустил в обращение несколько восклицаний, выражавших ужас иметь большое семейство. Большое семейство, как сатирический предмет разговора, пошел вокруг стола, пока не достиг личностей, которые трактовали о нем серьезно, при чем сухопарая Тинли чувствовала, как будто ее поджаривали на огне. Не смотря на то, Лаура знала, что такое нападение на её особу было делом минуты, и что смех и сарказмы на Полей возобновятся и будут продолжаться. Так думали и Поли и потому стали на сторону оппозиции, разсчитывая на поддержку эстетического превосходства, на этот крепкий оплот предприимчивой юности. Каждая из сестриц думала: по крайней мере наше положение научает нас открывать и избирать из этого общества людей благовоспитанных, и вообще то, что называется изящным. Адель остроумнее всего судила о своем общественном положении по поведению Тинлеев. - Лишь бы только оне не оказывали сострадания, молила она; её сестрицы имели такую же идею. Слова отца: эта сумма спасла меня... спасла меня! поясняла им многое, но в то же время оне разсуждали, что это не могло иметь ни для кого никакого значения кроме только тех, у кого были предчувствие или подозрение.

Но вот отворилась дверь, мистер Перикл встал и воскликнул: - наконец-то! В зал вошла знаменитая оперная певица, поддерживаемая прекрасным джентльменом, тенором, который разделял с ней её славу и всюду сопровождал ее. В ариергарде находились два баритона и из-за них выглядывало еще несколько итальянских голов.

Кругом залы пробежали имена главных певцов. Лаура произнесла Арабелле несколько слов истинной благодарности за такой очаровательный сюрприз, но Арабелла сочла за лучшее отвернуться от этих слов. - Как похожа на Эмилию, и также молода, сказало несколько голосов. Слова эти как жало уязвили сердце Вильфрида. Когда сеньору спросили, угодно ли ей ужинать или выпить шампанского, и когда она ответила, что готова и поужинать и потом выпить портеру, Поли решительно приписали ей сходство с Эмилией.

Между тем несчастный Брэнтоп получил намек, что он должен отправиться. Выходя из зала, он прошмыгнул мимо главного конторщика, который только что явился между гостями и, раскланиваясь, пробирался вперед. - Какая подстановка за меня! с горечью подумал Брэнтоп, и в убеждении, что этот старый конторщик по всей вероятности в тот же вечер отправится в Лондон и согласится принять на себя поручение Вильфрида, начал бродить вблизи музыкантов у окраины луга. Внезапное прикосновение к его руке изумило его. В глубоких сумерках он узнал Эмилию. - Пожалуйста не говорите, что видели меня, были первыми её словами. Но когда Брэнтоп подал ей записку, Эмилия отвела его в сторону и с помощию спичек, сжигаемых одна за другой в шляпе Брэнтопа, прочитала записку и с горячим дыханием сказав: - да! да! положила ее на грудь. Вслед за этим зал ярко осветился и пение началось. Брэнтоп упрашивал Эмилию войти в дом и остался очень доволен, когда она отказалась. Они стояли под открытым ночным небом, и при поднимавшемся желтоватом месяце, прислушивались к голосу знаменитой певицы. Не смотря на глубокое впечатление, производимое голосом, Брэнтоп успел, однакоже, заметить в некотором разстоянии движущиеся огоньки, повидимому от только что закуренных сигар. Он находился в слишком большом восторге, чтобы испытывать боязнь; ну, если отец её еще раз поймает меня, - подумал он: и еще с Эмилией под ручку.

Главный конторщик мистера Поля привез весьма тревожные известия. Он был встречен восклицанием: - дела, Пэйп, в сторону! теперь не до занятий!

Обратясь к мистеру Периклу, старый конторщик сказал: - я приехал, сэр, собственно к вам, вовсе не надеясь встретить здесь мистера Поля.

Мистер Перикл приказал рассказать в чем дело; гости отодвинулись назад и слышали одно только чахоточное бармотанье конторщика; те же из гостей, которые не спускали глаз с мистера Поля, заметили, что румянец на его лице безпрестанно и быстро сменялся бледностью.

- Вот, вот, вот! повторял мистер Поль. - Ну что, Перикл! Он вынул платок и начал вытирать им пот, выступивший на ладони. - Что, риск дело благородное? Э?

Мистер Перикл наклонил ухо, чтобы выслушать все новости.

- Десять тысяч, сказал он, разгладив нарукавники, и потом засунув большие пальцы в карманы жилета. - И еще шанс на сорок тысяч. Не будемте же терять времени для музыки.

маску. Десять... сорок тысяч! и при этом только пожал плечами; это неестественно, не по человечески. Я вам скажу, он делает это из зависти, из желания посоперничать со мною как с англичанином. Если я хладнокровен, так и он должен быть хладнокровным. Неужели вы думаете, что мать не чувствует потери детей?

- Я боюсь, что мне нужно сделаться женщиной, прежде чем буду в состоянии отвечать на чисто женские вопросы, сказал Фрешфильд.

- Разумеется, разумеется, соглашался мистер Поль. - Я вам скажу, что человек питает к деньгам материнския чувства. Какие это были люди... Спартанцы, кажется... ну словом женщины, которые вырезывали себе груди, чтобы...

- Амазонки, подсказал Фрешфильд.

- Нет; это были женщины, - мистер Поль поправил его: - и если что нибудь огорчало их, оне никогда не плакали. Вот этим то, ха! ха! наш друг и старается показать себя. Он дурак. Он не будет спать целую ночь. Будет лежать, пока не озябнут ноги, тогда он станет поджимать их, как голландская кукла, совсем окоченеет, наконец соскочит с постели и подумает, что наступил последний его час. Что-то у меня желудок... Все это я называю маской!

Две брукфильдския барышни, стоявшия подле него, бросились в сторону, закрыв руками уши. Вид этот заставил мистрисс Чомп приблизиться к оратору. - Поль! Поль! сказала она: - разве случилось что нибудь дурное?

- Дурное, Марта? он нагнулся к ней, стараясь подражать ирландскому выговору. - Arrah! теперь! а разве не должно быть все хорошо, когда ты здесь?

Мистрисс Чомп нежно потрепала его по щеке. - Ты, любезный, нисколько не похож на ирландца! - сказала она.

- Вот будет спектакль-то! - мы вдвоем станем танцовать, когда тут поют, - какой ты глупенький!

Мистрисс Чомп повела его на верх, согревая одну из рук и громко выражая свое удивление, что у него подкашиваются колени.

На темном лугу, прижимая к сердцу записку Вильфрида, Эмилия слушала пение.

- Почему это люди производят такой шум и нисколько не удовлетворяют чувству? гневно сказала она Брэнтопу, в то время как в зале раздались рукоплескания. Её понятия поэтому предмету далеко не согласовались с понятиями гостей.

так сильно отзывался в душе любимого ею человека, заставлял её грудь подниматься и опускаться. Она объясняла себе это таким образом: - сколько было бы восторга для него, если бы теперь он услышал меня! - И во время наступившей паузы Эмилия звучно пропела:

"Prima d'Italia amica;"

и нарочно протянула последнюю ногу, чтобы Вильфрид услышал ее.

окликнул её имя, и, пробираясь к ней, наткнулся на Брэнтопа, которого сейчас же схватил одной рукой, между тем как другая твердо опустилась на Эмилию.

- "Amicà - amicà-à-à", передразнивая протянул он несчастную ноту и нагнувшись к Эмилии сказал ей по итальянски торжествующим тоном, что наконец-то нашел ее. Брэнтоп, после непродолжительной борьбы и усилия что нибудь сказать, увидел себя пленником.

Эмилия знала характер своего отца. Он имел привычку вполне предаваться какой нибудь дурной страсти, пока она бушевала в нем. Опасаясь за дурные последствия для Брэнтопа, она обратилась к освещенным окнам, думая увидеть в них кого нибудь и знаками позвать на помощь; но никто не обратил на них внимания. Вильфрид однако знал, кто пропел на открытом воздухе три слова из итальянской арии. Примадонна спросила об этом мистера Перикла и, конечно, не удовлетворилась, получив в ответ, что это прокричала спуганная ворона, или сова, или старый соловей! Грек потирал от удовольствия руки. - Начнемте, начнемте, сказал он: - не будем обращать внимания на пуганных ворон.

- А вам нравится эта часть оперы? спросил он Вильфрида, на которого смотрел все время искоса, по внимательно.

- Безпредельно, сказал Вильфрид, кланяясь примадонне, которую мистер Перикл рекомендовал ему.

Приказание мистера Перикла было исполнено, как вдруг крик Эмилии "Вильфрид!" произвел в зале волнение.

Мистер Поль дремал в своем кресле. При этом крике он встал, сурово посмотрел и с безсознательным подергиванием шеи и быстрыми переменами в лице, попросил, чтобы кто нибудь взял его протянутую руку, которая дрожала от пароксизма нервного ужаса.

Услышав снова призыв своего сына, но уже слабее прежнего, он кликнул Марту. - Не позволяйте этой девушке приближаться ко мне! - Я... я не умею обходиться с иностранками.

Глаза его блуждали между окружавшими его лицами, на которых выражалось крайнее любопытство. - Вильфрид! закричал он. - При повторении этого призыва, среди общого безмолвия послышался ответ:

Во время этого разговора ни отец, ни сын не смотрели друг на друга.

- Ты идешь к ней, Вильфрид?

- Меня кто-то звал, сэр.

- У него адская хитрость, сказал мистер Поль, задушаемый волнением.

- Остановись! вскричал старик. Неужели ты идешь? Остановись! Не делай зла! Не делай зла. Я хочу сказать... там... остановись! Не ходи. Ты не должен идти. Ты не должен выходить отсюда.

Ударение и жесты придавали простым словам особенный вес. Но досада, даже бешенство при оскорблении в тот день всех чувств и достоинства делали Вильфрида безпечным, и он теперь чувствовал, что у него осталась только одна любовь. Он слышал, что его Эмилию увлекали к погибили, быть может для того, чтобы предать ее позору. Взбешенный, он не мог понимать положения своего отца и не заботился о мнении общества. Его сестры собрались вблизи его, но были безгласны.

- Он ушел? - продолжал мистер Поль. - Ты ушел? - Вильфрид, неужели... (ах! что-то кольнуло мне в сердце), прибавил он, в полголоса одному из ближайших к нему лиц, и в тот же момент обеими руками схватился за грудь. Вильфрид, останешься ли ты здесь?

- Ради Бога, Вильфрид, подойди к нему, сказала Адель. Я не могу этого сделать.

но на меня это действует... Вильфрид, здесь общество; подойди ко мне, мой любезный; поди сюда. Может быть, ты не долго будешь видеть своего старого бедного отца, который вывел тебя в свет. Мы все люди; - смерть может посетить нас неожиданно. Правда, я здоров, только нервы мои... Он ушел?

Вильфрид только что хотел оставить зал.

Лэди Гостр разговаривала с мистером Пойсом. Она хотела сказать лэди Шарлотте несколько слов, когда последняя подошла к дверям, и тоном, пробудившим признательность в сердце Вильфрида, сказала ему: - не обращайте внимания на этих людей. Если вы не пойдете к нему, с ним будет удар. Его нервы страшно разстроены, а вино, которое подливали ему... Идите вы к нему, и я отправлюсь к Эмилии, и сделаю для нея все, что могли бы сделать вы.

Вильфрид подошел к отцу в тот момент, когда последний падал на руки мистрисс Чомп.