Эмилия в Англии.
Глава XLIX. Между Эмилией и Джорджианой.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Эмилия в Англии. Глава XLIX. Между Эмилией и Джорджианой. (старая орфография)

ГЛАВА XLIX. 

МЕЖДУ ЭМИЛИЕЙ И ДЖОРДЖИАНОЙ.

- Мой брат сказал мне, что вы желаете видеться с мистером Вильфридом Полем.

- Да, чуть слышно отвечала Эмилия на холодный тон Джорджианы.

- Подумали ли вы, что вы делаете, выражая такое желание?

Другое "да" послышалось из-под опущенной головы.

- Будьте благоразумны, Эмилия. Ищите сегодня вечером совета и руководства, как это вы делали прежде, и, надеюсь, не без пользы. Если я напишу ему, чтобы он приехал сюда, что это будет значить?

- Ничего особенного, прошептала Эмилия.

- Для него - так; потому что он любит вас по своему, не постоянно... это будет значить... подождите... выслушайте меня. Ваши слова не будут иметь значения, даже если вы и сдержите ваш язык. Для него такое приглашение будет означать, что его власть над вами не изменилась. Я полагаю, что мои усилия заставить вас понять это будут совершенно безполезны.

- Я уже видела его и знаю, чего мне нужно ждать, отвечала Эмилия тем же тоном.

- Вы видели его в ночь нашего возвращения из Пенарвона? По одному уже этому поступку вы можете судить о нем непогрешительно. Он не хотел пощадить вас. Для удовлетворения не знаю какой-то дикости в своей натуре, он не поколебался раскрыть вашу старую рану. А какая цель? Порыв страсти, и ничего больше!

- Он не мог сделать иначе. Я просила его придти и он пришел.

- Быть может, вы называете это любовью: не правда ли?

Эмилия хотела отвечать утвердительно, но удержалась. Новизна мысли, что это не любовь, охватила её воображение.

- Если он придет к вам сюда... продолжала Джорджиана.

- Он должен придти! вскричала Эмилия.

- Мой брат одобрил это, так что его посещение вполне зависит от него. Если же он будет сюда, то скажите, каких хороших результатов ожидаете вы от этого свидания? Вы, кажется, еще не взвесили этого вопроса. Советую вам подумать о нем; или, может быть, он не имеет для вас особенной важности? Во всяком случае, взгляните повнимательнее внутрь себя. Вы не рождены жить недостойным образом. Вы можете быть и будете, если последуете своей лучшей звезде, самоотверженны и благородны. Ведь вы же любите вашу родину? По этой любви вы можете судить и о другой. Ваша любовь, при вашем на него влиянии, делает его просто сумасшедшим; а его любовь... что она для вас сделала? Если он придет и опять примется за то же, вас ожидает очень похожая, если не точно такая же участь.

Эмилия задыхаясь произнесла: - нет; этого не может случиться. Её руки упали на колени и она покачала головой. - Я знаю, что не может. Что я теперь? он любит то, чем я была. Что такое я в настоящее время, он не узнает, пока не увидит меня. Я сделала такия вещи, которых он не может простить мне. Вы простили мне, Мертир тоже, и только потому, что он мне друг; но я уверена, что Вильфрид никогда, никогда не простит. Он может извинить жалкую меня, но не свою Эмилию! Я должна рассказать ему, что я делала; поэтому-то (и она ближе придвинулась к Джорджиане) я так мучительно и желаю свидания с ним.

Джорджиана ничего не могла сказать против простоты её речи, поддерживаемой показавшимися на щеках Эмилии маленькими ямочками, которые казались как бы продолжением грустного её тона.

- Бедное дитя! сказала Джорджиана почти с любовью.

Эмилия, пристально посмотрев ей в лицо, прошептала: - вы иногда сомневаетесь во мне.

это будет добровольным и неуместным самоунижением. Если он намерен быть вашим мужем, то снимите, нисколько не медля, всю тяжесть с своего сердца. Если же нет, то зачем? зачем? Вы понапрасну тратите заботы и возбуждаете безполезные усилия, и чрез это можете иметь в перспективе только нищету и несчастия. Имели ли вы привычку молиться? Молитва постепенно возбудит в вас жажду к непорочности, которая в свою очередь послужит источником молитвы, а в этой последней не может гнездиться слепое самообольщение.

Джорджиана восторженно замолчала, как это бывает всегда, когда мы выскажем наши мысли и этим еще более убедим себя.

- Вы молитесь небу, сказала Эмилия, и вдруг остановилась и покраснела. - Я хочу быть любимой! вскричала она. - Неужели вы меня не обнимете?

Джорджиана притянула ее к своей груди и просила продолжать начатую речь. Лицо Эмилии приходилось у ней под подбородком и она говорила почти шопотом: - вы молитесь и желаете, чтобы вас видели, какими вы есть, не правда ли? Ведь да? Ну, а если бы вы знали, что значит любовь, то увидели бы, что это одно и тоже. Вы хотите, чтоб он видел и знал вас; вы хотите быть уверенной, что он ничего так не любит, как вас; вы его ревнуете даже к мысли, которая не относится до вас; Вы думаете: "он прозрит и увидит свою ошибку", или: "этот поцелуй назначался не мне". Ведь это хуже всякой пытки!

Речь Эмилии совершенно преобразила ее, когда она собралась с духом высказать свои чувства.

Чувствуя, что она дрожит, и не зная, что воображение в таких страстных темпераментах берет верх над разсудком, Джорджиана сказала: - вы говорите как женщина, перенесшая эти пытки. Но я рада, что вы по крайней мере сбросили маску. Вы все еще любите этого человека! И при таком недостатке в силе воли! Неужели вы не видите ошибки в сделанном вами сравнении?

- О! я вижу только одно, что желала бы сказать ему: - "смотрите на меня, мне нечего стыдиться... я похожа на мисс Форд"!

Щеки Джорджианы вспыхнули; приготовленная речь смешалась, и она повторила: - мисс Форд!

- Джорджиана! сказала Эмилия, заметив, что холодные манеры Джорджианы смягчились. - Джорджи! моя милая, моя дорогая, ведь мы едем в Италию! Я ни одной женщине не завидую, кроме вас, потому что видели, как сражались любимые мною существа. Вы, я и Мертир! Ничто кроме австрийского выстрела не разлучит нас!

- О! так вот у нас какие мечты! возразила Джорджиана. - Я думаю, что этот выстрел будет сделан тем, кто поступил недавно, или поступит в скором времени в австрийскую службу.

- Вильфридом? отозвалась Эмилия. - Нет! от этого-то я и хочу отговорить его. Зачем я не сказала вам этого с самого начала? Впрочем, я никогда не знаю, что я говорю или делаю, когда нахожусь с вами. Я желаю видеть его собственно для того, чтобы отговорить его от этого гибельного намерения. Я могу это сделать.

- Зачем же это? спросила Джорджиана, и если бы кто увидел в настоящий момент эти два лица, то счел бы их за врагов между собою.

- Зачем я должна остановить его? Эмилия ясно и медленно повторила вопрос и не сочла за нужное отвечать на него.

Джорджиана, повидимому, поняла значение этого странного молчания; оно даже, быть может, тронуло ее.

- Вы чувствуете, что имеете власть над ним, сказала Джорджиана; - и хотите испытать ее, не обращая внимания на цель. Если вы испробуете и будете иметь успех, если с помощью этой воображаемой любви вы получите от него то, чего вы добиваетесь, то скажите по совести, неужели любовь тогда тотчас и исчезнет?

Эмилия задумалась, и спустя немного, собравшись с духом, отвечала: - мне кажется. Да, я надеюсь. Я уверена.

- С благородным человеком, Эмилия, но не с таким эгоистом. Показывая ему уверенность в своей власти над ним, вы этим так же показываете, что и он в свою очередь имеет влияние на вас: а это неоспоримо. Его фамилия, его положение в обществе, его надежды - все говорит вам, что он не может жениться на вас, даже если бы он и желал. Да и кроме того, он уже помолвлен...

- Так пусть же она и страдает! и глаза Эмилии засверкали.

"Ага! подумала Джорджиана. - Наконец-то я разгадала её натуру!"

Как бы то ни было, а Эмилия сама решилась выказать ее.

- Она отняла у меня моего возлюбленного, и я опять повторю, пусть же она и страдает! Я сама ей не буду вредить... я даже пальцем ее не трону: у нея глаза точно голубые стекла, а рот!... я думаю, что у австрийского палача точь в точь такой же. Мы бы посмотрели, в какую бы фигуру обратилась она, если бы перестрадала и вынесла, сколько перестрадала и вынесла я. Пусть она владеет моим возлюбленным. Прежде он был моим, но теперь не мой. Она отняла его. Эта женщина не может питаться его любовью, как питалась я; я знаю даже, что она и не жаждет любви. Вильфрид, смотря на эти синие ледяные глаза, будет думать обо мне. Я так ему и сказала. Не я ли высказала ему это в Девоне? Я видела, как она моргала глазами, пока я говорила. Мне кажется, я вижу и ощущаю мороз, когда смотрю на её губы. Бедный, несчастный Вильфрид!

Всякая женщина, приняв на себя роль оратора, будет в этом случае продолжать свои наставления, хотя только для того, чтобы защищать перед собой свои же собственные убеждения. Джорджиана строго осуждала Вильфрида за его явные ошибки, и, вообще, много говорила о здравом разсудке, который оказывался столь необходимым в подобных обстоятельствах. Не смотря на это, Эмилия твердо стояла за свой план. Между тем Джорджиана ясно читала в сердце этой девушки, да и кроме того ее привлекала врожденная грация Эмилии, замеченная ею только теперь и заставившая ее невольно подумать: - "кажется, Мертир еще раз докажет мне, что он никогда не ошибается в своих суждениях"! Какое-то безотчетное чувство нежности к Эмилии побудило ее напечатлеть на её лице несколько горячих поцелуев. Эмилия закрыла глаза и ждала дальнейшого их повторения, - потом быстро подняла ресницы и сказала: - давно ли вы чувствуете ко мне такую любовь? и легкое, едва заметное пламя вспыхнуло и загорелось в её выразительном взгляде.

- Моя дорогая Эмилия! Сандра! выслушайте меня: обещайте мне не добиваться этого свидания.

- Всегда ли вы так будете любить меня? торговалась Эмилия.

- Да, да; я никогда не изменяюсь. Не я, но моя любовь к вам умоляет вас об этом.

Эмилия опустилась на стул, схватила руками голову и судорожно затопала ногой. Джорджиана наблюдала за этой борьбой. Чтобы скорее окончить ее, она сказала: - я буду любить вас втрое больше, так что мой брат Мертир, которого вы называете другом, он... он... не может полюбить вас более, но за то будет считать вас достойною своей лучшей любви. Вы, моя милая, простодушная Эмилия, вы еще не знаете этого сердца! Он любит вас, но ни разу еще не обнаружил неудовольствия, которое вы навлекали своим поведением. Если я говорю, что он любит вас, - значит я признаю в нем единственную слабость... единственную, на сколько мне известно. Судите сами, показал ли он хоть раз признаки малодушия, в то время, когда вы умирали из-за другого? Покушался ли он поставлять вам какие нибудь преграды? Ведь нет! он заботился только о том, чтобы подкрепить вас, и никогда не старался обратить на себя ваше внимание. Вот это по моему - любовь. Теперь подумайте о том мучительном безпокойстве, которого вы были причиной; и замечали ли вы когда нибудь перемену в его добродушном лице, когда оно обращалось собственно к вам? Даже теперь, когда он надеялся, что вы излечились от вашей безразсудной любви к этому человеку, который только играл вами и все еще продолжает играть, даже и теперь он скрывает свои чувства...

Эмилия ни разу не прервала ее, но, постепенно начиная понимать значение её слов, она вскричала:

- Ко мне?

- Да, к вам.

- Такую же самую любовь, какую питает ко мне Вильфрид?

- Нет, далеко не такую; но просто любовь мужчины к женщине.

- И он видел меня, когда я была так негодна? Он знает все! и любит меня. Но он ни разу не поцаловал меня.

- Неужели такое ничтожное доказательство... спросила было Джорджиана.

- Простите, простите, с видом раскаяния сказала Эмилия. - Теперь я понимаю, что это ровно ничего не значит. Ведь я не дитя. Я сказала это под влиянием внезапного порыва моих чувств. Если он любит меня как... О, Мертир! какою ничтожною кажусь я в своих собственных глазах. Я даже не могу этого понять. Я теряю брата... в нем я видела истинно мне было стыдно самой себя. О! как я посмотрю теперь в глаза Мертира?

В отрывистых фразах Эмилии, Джорджиана не приметила смирения и подобострастной благодарности молодой особы, которая услышала, что сделалась избранницей сердца обладателя вселенной. Джорджиане хотелось бы увидеть ее в позе коленопреклоненной восточной рабыни со сложенными руками и, главное, с сомкнутыми устами. Она почти сожалела о своей откровенности, и желая извлечь из нея практическую выгоду, она сказала: - нужно ли же спрашивать вас о вашем решении насчет другого вопроса?

- Насчет свидания с Вильфрядом? спросила Эмилия. Несколько времени она оставалась в раздумье и потом, обратясь к Джорджиане с выражением радости, сказала: - да, я увижу его. Я должна его видеть. Дайте ему знать, чтобы он приехал немедленно.

- Так это ваше решение?

- Да, да.

- О, да, да! Пишите же записку.

Джорджиана подавила внутренний гнев, готовый вырваться наружу. - Обещайте мне, что вы сохраните в тайне то, что я говорила о моем брате, - что вы не скажете об этом ни ему, ни кому нибудь другому.

Эмилия дала обещание, но все-таки подумала: "ему? а разве сам он ничего не скажет"?

"Положительно, самые умные люди в деле подобного рода становятся глупыми", думала Джорджиана под влиянием досады.

- И еще, моя дорогая, моя милая Джорджи! - Эмилия оставалась нечувствительной ко всем внешним предметам, к которым обыкновенно была так чувствительна и внимательна: - милая Джорджи! позвольте мне быть одной весь вечер в моей спальне. Ко мне придет бедная мать, а я не привыкла быть с ней очень почтительной. Я должна быть одна! Кто бы ни захотел видеть меня, не посылайте за мной.

Джорджиана не утерпела, чтобы не сказать: - даже если и мистер Вильфрид Поль?..

- О, он! с ним я готова видеться во всякое время, сказала Эмилия, и Джорджиана удалилась.