Коломба.
Глава десятая

Глава десятая

Орсо расстался с отцом в детстве и не успел как следует узнать его. В пятнадцать лет он уехал из Пьетранеры в Пизу учиться, а затем поступил в военную школу. Гильфуччо в это время сражался в Европе под императорскими знаменами. На континенте Орсо виделся с ним редко и только в 1815 году попал в полк, которым командовал отец. Но строго соблюдавший дисциплину полковник обращался с сыном, как и со всеми остальными молодыми поручиками, то есть очень сурово. Орсо вспоминал, как в Пьетранере отец отдавал ему саблю, позволял разрядить ружье, когда возвращался с охоты, или как он в первый раз посадил его, мальчишку, за семейный стол. Потом он представлял себе полковника делла Реббиа, как он посылал его, Орсо, под арест за какой-нибудь необдуманный поступок и не называл иначе, как поручик делла Реббиа: "Поручик делла Реббиа, вы не на своем месте в строю; на трое суток под арест", "Ваши стрелки выдвинулись на пять метров за линию резерва; на пять суток под арест", "Пять минут первого, а вы еще в фуражке; на восемь суток под арест"... Один только раз, под Катр-Бра [27], он сказал ему: "Хорошо, Орсо, но будь осторожнее". Впрочем, Пьетранера возбудила в нем совсем не эти позднейшие воспоминания. Вид мест, где протекло его детство, мебель, на которой сиживала его нежно любимая мать, возбудили в его душе тихое, болезненное волнение; мрачное будущее, готовившееся ему, смутное беспокойство, внушавшееся ему сестрой, и над всем этим мысль, что мисс Невиль скоро приедет в его дом, казавшийся ему теперь таким маленьким, таким бедным, таким неподходящим для особы, привыкшей к роскоши, презрение, которое, может быть, зародится в ней от этого, - все эти мысли образовали в его голове какой-то хаос и навели на него глубокое уныние.

Он сел ужинать в большое кресло из потемневшего дуба, на котором обыкновенно председательствовал за семейным столом его отец, и улыбнулся, видя, как Коломба колеблется, сесть ли ей за стол вместе с ним или нет. Впрочем, он был очень доволен ее молчанием во время ужина и ее быстрым уходом после него, потому что он чувствовал себя еще слишком растроганным, чтобы сопротивляться, без сомнения, готовившимся на него атакам. Но Коломба щадила его и хотела дать ему время осмотреться. Опершись головою на руку, он долго оставался неподвижным, перебирая в уме сцены последних двух недель. Он с ужасом думал о том, что все ждут от него каких-то действий по отношению к Барричини. Он уже чувствовал, что мнение Пьетранеры начинает становиться для него общественным мнением. Он должен был мстить под страхом прослыть трусом. Но кому мстить? Он не мог поверить, что Барричини виновны в убийстве. Правда, они были враги его рода, но нужно было разделять грубые предрассудки земляков, чтобы приписывать убийство Барричини. Он смотрел на талисман мисс Невиль и тихо повторял его девиз: "Жизнь есть борьба". Наконец он твердо сказал себе: "Я выйду из нее победителем!" С этой прекрасною мыслью он встал и, взяв лампу, хотел подняться в свою комнату, как вдруг кто-то постучался в дверь. Время было не такое, чтобы ждать гостей. Тотчас же явилась Коломба; за ней шла служанка.

- Это свои, - сказала она, подбегая к двери. Однако, прежде чем отворить, она спросила, кто стучится.

- Это я! - ответил тоненький голос.

Поперечный деревянный засов был тотчас снят, и Коломба опять явилась в столовую, ведя за собой девочку лет десяти, босоногую, в рубище, с головой, покрытой рваным платком, из-под которого выбивались длинные космы черных, как вороново крыло, волос. Девочка была худа, бледна, обожжена солнцем, но в ее глазах сверкал живой ум. Увидя Орсо, девочка робко остановилась и по-деревенски низко поклонилась ему; потом она стала тихо говорить что-то Коломбе и подала ей только что убитого фазана.

- Спасибо, Кили, - сказала Коломба. - Поблагодари своего дядю. Он здоров?

- Здоров, барышня. Я не могла прийти раньше, потому что он очень опоздал. Я ждала его в маки три часа.

- И ты не ужинала?

- Нет, барышня, мне было некогда.

- Тебе сейчас дадут поужинать. У твоего дяди еще есть хлеб?

- Мало, барышня, но особенно ему нужен порох. Каштаны поспели, и теперь ему нужен только порох.

- Я дам тебе для него хлеба и пороху. Скажи ему, чтобы он берег его: он дорог.

- Коломба, - сказал Орсо по-французски, - кому это ты так покровительствуешь?

- Одному бедному бандиту из нашей деревни, - отвечала Коломба на том же языке. - Эта крошка - его племянница.

- Мне кажется, ты могла бы найти кого-нибудь более достойного. Зачем посылать порох негодяю, который употребит его на преступление? Без этой печальной слабости, которую, кажется, все питают к бандитам, они давно бы уже исчезли на Корсике.

- Самые дурные люди нашей родины вовсе не те, что в поле [Быть в поле (alia camragna) - значит быть бандитом. Бандит не бранное слово: оно употребляется в смысле изгнанный, это outlaw английских баллад. (Прим. автора.)].

- Давай им, если хочешь, хлеб; в нем нельзя отказывать никому, но я не хочу, чтобы их снабжали патронами.

- Брат, - серьезно сказала Коломба, - вы, здесь хозяин и все в доме ваше; но предупреждаю вас, что я скорее отдам этой девочке свой mezzaro, чтобы она продала его, чем откажу бандиту в порохе. Отказать бандиту в порохе! Да это все равно, что выдать его жандармам! Какая у него от них защита, кроме патронов?

Девочка в это время с жадностью ела хлеб и внимательно смотрела то на Коломбу, то на ее брата, стараясь уловить в выражении их лиц смысл их речей.

- Но что же сделал, наконец, твой бандит? Из-за какого преступления он убежал в маки!

- Брандолаччо не совершил никаких преступлений! - воскликнула Коломба. - Он убил Джована Опиццо, который убил его отца, когда сам он был в армии.

- Пусть твой дядя хорошенько бережет Орсо!

Примечания

при Ватерлоо.