Школьная королева.
Глава XVI. Письмо от Поля

Глава XVI 

Письмо от Поля

В Мертон-Геблсе в данное время были три очень несчастные девочки, и - странно - наименее несчастной из них оказалась та, которую обвиняли. Ободряющие слова Елизаветы Решлей успокоили бедную Китти О'Донован.

- Слава Богу, что ты невиновна! - сказала Елизавета, и Китти испытала облегчение. Она обвинена ложно - в том, чего не делала. Она не знала, что из этого выйдет, но в себе чувствовала уверенность.

Через некоторое время Китти встала и, следуя совету Елизаветы, взяла книгу с этажерки, чтобы попробовать отвлечься от своих тревог чтением. В книге был простой рассказ о хорошем человеке, боровшемся против искушения, возвысившемся над горем и нашедшем свое блаженство в лоне Господа. Глаза Китти наполнились слезами. Неожиданно мисс Хонебен вошла в комнату и села рядом с Китти. Она принесла на подносике чай, хлеб с маслом и тартинки.

- Я подумала, что ты голодна, Китти, - сказала она. - Выпьем по чашечке, милая.

- Вы в самом деле хотите пить чай со мной? - спросила Китти.

- Конечно, дитя мое.

- Благодарю вас, - ответила Китти.

- Я думала, милая Китти, о том, как ты чувствовала себя весь этот день.

Китти подняла заплаканные глаза и спокойно сказала:

- Сначала я испугалась и рассердилась, но Елизавета сказала мне несколько слов, от которых мне стало легче.

- В школе нет никого, кто мог бы сравняться с Елизаветой, - заметила мисс Хонебен. - Что же она сказала, милая? Поделись со мной.

- Она сказала: "Благодари Бога, что ты невинна! Тогда тебе легче перенести все".

Мисс Хонебен с тревогой взглянула в лицо девочки.

- И это верно, - очень серьезно произнесла Китти. - Но пока она не сказала мне этого, я чувствовала себя подавленной. Я думала, что нехорошо наказывать девочку, которая не сделала ничего дурного, и я читала хорошую книгу: человек, о котором говорится там, также пострадал от злых людей. Он был наказан за тот поступок, которого не делал. Елизавета права. Гораздо легче перенести наказание, когда невиновен.

Мисс Хонебен, как это ни странно, против воли, под тяжестью неопровержимых доказательств пришла к заключению о виновности Китти. Она долго и внимательно вглядывалась в лицо своей маленькой ученицы.

- Китти, ты не говорила бы этих слов, если бы они не были правдой.

Китти с напряжением смотрела на учительницу.

- Я хочу сказать: если бы ты была виновата, ты молчала бы, - пояснила мисс Хонебен. - Ты не увеличила бы своей вины уверениями в невиновности.

- Не могу выразить, как сильно мне хотелось верить в твою невиновность, Китти, - ответила учительница, - но до этой минуты я не верила.

- О, мисс Хонебен! Вы думали, что я могла нарушить правила и потом отрицать. И поступать, как я поступаю теперь.

- Признаюсь, милая, что думала это.

- Но не думаете теперь?

- Да, не думаю, - сказала учительница. - Теперь мне кажется, что обстоятельства сложились ужасающим образом против тебя. Но свет воссияет, и мы узнаем, кто совершил этот проступок. Видишь, дитя мое, вот главные доказательства против тебя: ты отреклась, что писала письмо; ты сама предложила телеграфировать твоему двоюродному брату, получил ли он письмо; он телеграфировал, что получил.

- Но неужели вы думаете, - горячилась Китти, - что я стала бы просить миссис Шервуд осведомиться у Джека о письме, которое я не написала ему? Одно то, что я просила телеграфировать Джеку, должно было убедить, что я невиновна.

- Конечно, мы могли бы взглянуть и так, - сказала мисс Хонебен, - но, к несчастью, Китти, есть другая сторона дела.

- Какая? - Китти слегка вздрогнула, выражение тревоги появилось на ее лице, она пристально взглянула на учительницу. - Какая? - повторила она.

- Вот какая, мое милое дитя. В уме у нас промелькнула мысль о печальной возможности - мне очень грустно говорить тебе это: ты могла думать, что твой двоюродный брат Джек возьмет твою сторону и защитит тебя, отрекшись, что получил письмо от тебя.

- Понимаю, - ответила Китти. Гордость звучала в ее голосе. Она встала. - Вы плохо знаете Джека, - произнесла она после короткого молчания.

- Но я скажу тебе прямо и откровенно, что переменила свое мнение насчет тебя, Китти, - улыбнулась мисс Хонебен. - Я верю, что ты невиновна.

Китти протянула руку.

- Благодарю вас. Мне очень хотелось бы знать, что со мной сделают. Некоторое время назад я послала горничную к миссис Шервуд спросить, можно ли написать письмо домой, как всегда; миссис Шервуд ответила, чтобы я не писала. Это было мне очень больно. Что сделают со мной, мисс Хонебен? Надеюсь, что вспомнят: я ирландка и я очень решительна; я сильно чувствую справедливость и несправедливость; у меня вспыльчивый характер, и я могу дойти до отчаяния. Вы не должны обращаться со мной, как с пленницей, со мной, О'Донован из "Пик"! Мой отец - О'Донован из "Пик"! Я могу терпеть, но не очень много. Пусть не обращаются со мной слишком грубо, потому что тогда я...

- Что ты сделаешь тогда, Китти?

- Мне не хочется говорить вам - боюсь, что я больше не буду послушной. Этого греха я не совершала, но могу сделать что-нибудь другое. О'Донованы известны своим нравом: они все огонь и вихрь. Они из народа, который никого не боится. Когда-то мои предки были королями, благородными и смелыми; их кровь во мне, и я многое могу.

- Бедное дитя мое, ты говоришь, как безумная. Уже поздно, не лучше ли тебе пойти в свою комнату и лечь спать?

- Нет, не хочу. Елизавета сказала, что еще придет ко мне сегодня. Она скажет мне, что решили.

- У тебя очень усталый вид, Китти. Я сейчас пошлю ее к тебе.

Мисс Хонебен вышла из комнаты и встретила Елизавету, которая только что окончила разговор с Мэри Дов. Она казалась совершенно измученной.

- Боже мой! Мисс Хонебен, - сказала она, - неужели не кончатся несчастья этого дня?

- Приятная! Разве сегодня может быть что-нибудь приятное? Что же такое, дорогая? Скажите мне поскорее.

- Вот что, милая Елизавета... Я согласилась с твоей точкой зрения. Верю, хотя вовсе ничего не понимаю, но верю, что Китти О'Донован невиновна.

- Ну, я рада, что вы пришли к этому заключению. Значит, вы будете на нашей стороне, что бы ни случилось.

- Я сидела с бедной девочкой, - сообщила мисс Хонебен. - Она говорила так кротко и вместе с тем так страстно, что совершенно покорила мое сердце; никакая девочка, будь она виноватой, не могла бы сказать того, что было сказано ею. Несмотря на все страшные улики, я вполне верю в ее невиновность.

- Тогда вы, конечно, верите, что тут есть какой-то обман? - спросила Елизавета.

- Вот это самое ужасное, моя милая. Но откуда он?

- Ну, я напала на один след и собираюсь пойти по нему, - загадочно ответила Елизавета. - Не знаю, виновата ли она сама или нет, но спасти Китти О'Донован может...

- Кто? Кто, дорогая?

- Мэри Дов.

- Да что ты, милая Елизавета! Наша маленькая Мэри Дов? Ведь она никогда не бывает с Китти, не имеет никакого отношения ни к ней, ни к ее жизни.

- А между тем в ее руках спасение Китти. Она не хочет открывать тайны; без сомнения, ее подкупили, чтобы она молчала. Я знаю это.

- Елизавета! Ты еще более ухудшаешь положение вещей.

- Так нужно, чтобы оправдать Китти, - твердо произнесла Елизавета.

- Значит, ты решила биться до конца? - заметила мисс Хонебен.

- Да. А также Клотильда Фокстил и, я думаю, многие из девочек в школе - до того времени, когда нам придется развенчать Китти.

- Девочка очень волнуется, желая видеть тебя, Елизавета. У нее такой измученный вид. Ей нужно лечь в постель и уснуть. Не можешь ли ты сейчас же пойти к ней, дорогая. Будь как можно веселее и заставь ее уснуть.

- Пойду к ней, - кивнула Елизавета. - Бедняжка! Я уже давно оставила ее одну.

Елизавета поспешно пошла в свою гостиную. Китти сидела у стола, уткнувшись лицом в ладони. Рыдания сотрясали ее маленькое тело. Елизавета подошла к ней, обняла, прижала ее к себе и дала ей выплакаться.

Спустя некоторое время девочка перестала плакать и тихо произнесла:

- Как ты добра, как ласкова! Я очень люблю тебя, Бетти.

- Бетти, я никогда прежде не испытывала этого чувства: я боюсь - первый раз в жизни. Становится темно. Ночью я буду бояться темноты.

- О, нет. Чего тебе бояться? Бог так же близок к тебе во тьме, как при свете.

- Я знаю, но Он, должно быть, разгневался на меня.

- Почему, милочка?

- Если бы Бог не гневался на меня, Он не допустил бы, чтобы со мной случилась такая ужасная вещь.

- Он желает испытать, тебя, Китти. Ты не виновата, я верю в твою невинность; верят и Клотильда, и мисс Хонебен. Думаю, ты убедишься, что почти все твои фрейлины и статс-дамы верят в тебя; а что касается остальных девочек, ты должна привлечь их на свою сторону. Девочке, которая ни в чем не виновата, нечего бояться.

- Ты придала мне сил, - сказала Китти. - Теперь я не так боюсь.

- Ложись спать, Китти.

- Прежде чем я лягу, расскажи, пожалуйста, что будет завтра.

- Расскажу, Китти. Я говорила с миссис Шервуд. Она сказала, что предоставляет все нам и просит, чтобы мы не спрашивали ее советов. Она говорит, что это наше дело и никто не может вмешиваться в него. Поэтому мы решили последовать правилам старой рукописной книги.

Китти с большим вниманием слушала объяснение Елизаветы. Потом обняла ее.

- Елизавета, не знаю, как мне благодарить тебя за всю твою доброту и ласку.

Елизавета проводила взволнованную, несчастную девочку в ее комнату. Вскоре Китти погрузилась в сон.

Да, тяжело было испытание Китти. Но если бы можно было заглянуть в сердца двух других девочек в школе - Мэри Купп и Мэри Дов, - то стало бы ясно, что они еще более несчастны. Мэри Купп хорошо понимала, в какое ужасное положение попала. Написала она письмо потому, что в минуту слабости и ужаса обратилась за помощью к Генриетте, надеясь, что та даст ей деньги, необходимые для посылки матери. Теперь Мэри припоминала глупый разговор с Мэри Дов, когда она расхвасталась насчет своей способности подражать всякому почерку настолько, что могла бы написать письмо за кого угодно. Зачем она поступила так неразумно? Ее дорогой брат Поль умолял ее не пользоваться никогда этой способностью. Но Мэри воспользовалась, и в какое ужасное положение поставила она бедную маленькую Китти! Что если узнает Поль? Мэри лежала в постели, испытывая отчаяние и ужас. Поль очень болен. Он всегда имел особое влияние на Мэри, и ей казалось, что он должен почувствовать, как дурно она поступила. Наконец Мэри уснула. Даже несчастные и виноватые засыпают.

Проснувшись утром, Мэри вместе с другими сошла вниз. За завтраком раздавали письма, полученные с почты. Было письмо к Мэри от Поля. Она радостно задрожала, увидев любимый почерк, и подумала о дорогом мальчике, которого любила больше всего на свете. Подняв глаза, она встретилась с открытым, трогательным взглядом Китти О'Донован, и снова в голове у Мэри мелькнула мысль о странном сходстве глаз Поля и Китти. Почему они так похожи? Какое отношение может иметь Китти к такому мальчику, как Поль?

- Ты не читаешь письмо, милая, - сказала сидевшая недалеко от нее мисс Хиз.

- Сейчас прочту, - ответила Мэри.

- Ах, если бы вы сказали ей, чтобы она прочла нам это письмо! - вскрикнула Джени.

- Оно от Поля, а мы с Матильдой точно так же, как Мэри, хотим знать, что с нашим Полем. Не знаю, почему это Мэри таит письмо от нас.

- Я расскажу вам, когда прочитаю, - сказала Мэри.

Поль писал:

"Мэри, мы в Швейцарии. Это такое чудное место! Я чувствую себя гораздо, гораздо лучше на здешнем прекрасном, сухом воздухе. Я думаю, что совершенно поправлюсь и мы сможем, как в былое время, снова приняться за наши планы о будущей жизни..."

Затем Поль выразил беспокойство за нее. Он чувствует, что она в тревоге, и боится, не сделала ли она чего-нибудь дурного. Брат умолял Мэри не забывать о данном ему обещании никогда не подражать чужому почерку, так как это может навлечь неприятности и на нее, и на других.

Под конец брат просил:

"Напиши мне сейчас же, как получишь письмо, и скажи мне правду; если не напишешь всей правды, я все равно узнаю ее. Правду, только правду... и напиши сейчас же, чтобы облегчить мне душу.

Твой любящий брат Поль".

Когда Мэри, окончив читать письмо, подняла голову, лицо ее было бледно, как полотно. Рядом стояли, наблюдая за ней, обе ее сестры - Матильда и Джен.

- Я не могу вынести больше, - сказала Джени.

- Что, он умирает? Скажи же нам, Мэри, скажи правду.

- Да, Мэри, ты должна сказать нам правду, - прибавила Матильда. - У тебя ужасный вид, ты должна сказать нам всю правду.

- Дайте мне подумать, - ответила Мэри. Она прижала руку ко лбу. Строки письма стояли у нее перед глазами, словно написанные огненными буквами. Казалось, что слова будут видеться ей в продолжение всего тревожного дня. Она не смела сделать того, о чем просил ее Поль. Она не смела написать ему. Он все поймет, заглянет в глубину ее лживого сердца. Что... что делать ей?

- Мэри, скажи же нам; ты должна сказать, - повторяла Матильда. Она подошла к сестре и потрясла ее за руку. - Лучше Полю или хуже?

- Лучше, гораздо лучше! - воскликнула Мэри. - Я так взволнована, что у меня темнеет в глазах.

- Дай мне письмо, я прочту его, - попросила Матильда, протягивая руку.

- Нет, нет. Ты не смеешь, это мое письмо.

Мэри достаточно овладела собой для того, чтобы сунуть письмо в карман.

- Полю лучше, - уверила она сестер. - Он говорит, что это от сухого воздуха.

- Почему же ты так смертельно бледна? Как будто он умирает.

- Не знаю, почему у меня такой вид. Не могу объяснить вам этого. Должно быть, потому, что меня волнует любая весть от него.

- Вот по лужайке идет миссис Шервуд, - показала Джени. - Можно пойти сказать ей, что ты получила письмо от Поля? Она будет рада.

Девочки побежали по лужайке. А у Мэри было желание броситься в чащу и скрыться там, но она удержалась от такого поступка.

Сестры передали начальнице хорошую новость, и та сейчас же подошла к Мэри, чтобы поздравить ее. Миссис Шервуд очень изменилась за эти несколько дней. Она сильно страдала. Ее школа - радость сердца - и ее девочки были в опасности, страдали от какого-то дурного влияния, проникшего в их среду. Миссис Шервуд испытывала сильное мучение. Ее волнение было столь сильно, потому что виновницей была королева мая.

- Ему лучше, гораздо лучше! - весело повторяла Джени. - Миссис Шервуд, у Мэри просто сердце разрывается от тревоги.

- Я рада, что услышала хорошую весть, - сказала миссис Шервуд. - Ты получила письмо, Мэри?

- Да, миссис Шервуд.

- От самого Поля! - воскликнула Матильда. - Ему настолько хорошо, что он мог написать сам.

- Он очень, очень любит тебя, милая Мэри, не правда ли? - сказала начальница.

- Да, миссис Шервуд, - слабым голосом проговорила Мэри.

- Ты хотела бы написать ему ответ, не так ли?

- Да, да.

- Ну, теперь у нас все в беспорядке, благодаря обстоятельству, о котором не будем упоминать, поэтому я разрешаю вам трем написать Полю. Я думаю, ваши письма попадут в город сегодня вечером и ночным поездом пойдут в Париж, а оттуда в Швейцарию.

- Благодарю вас, - задыхаясь от волнения, сказала Мэри.

Миссис Шервуд повернулась и заговорила с одной из учительниц. Клотильда Фокстил проходила мимо с очень серьезным видом. Презрительно взглянув на сестер Купп, она повернулась к ним спиной и скрылась среди кустарников.

- Отчего это Кло так нелюбезна с нами? - удивилась маленькая Джени.

- Не все ли равно, - заметила Матильда.

- Ну, Мэри, мы все начнем писать? - спросила Джени.

- Конечно.

- Не принести ли тебе твой бювар, милая Мэри?

- Благодарю, - ответила Мэри.

- Каждая из нас напишет письмо. Вот весело-то! - щебетала Джени. - Только не надо писать ему ничего грустного. Правда, Мэри?

Девочки пошли в дом. Мэри тяжело опустилась на низкую скамью. Ей казалось, что Поль где-то рядом и знает о ее проступке. Через некоторое время сестры возвратились с письменными принадлежностями. Потом они сели на скамью рядом с Мэри, придвинули столик и разложили на нем принадлежности для письма.

- Ну не мила ли миссис Шервуд! - воскликнула Джени.

- Да, но теперь надо подумать о наших письмах, - заметила Мэри.

- Не знаю, что писать, - призналась Джени. - В настоящее время всех нас в школе интересует только одно. Но об этом нельзя писать ни слова.

- Вот что пришло мне в голову, - внезапно сказала Мэри. - Я не могу писать Полю, у него такая странная способность: он видит меня насквозь точно так же, как я его, и потому сразу заметит, что я скрываю что-то. Эта его способность не касается ни тебя, Джени, ни тебя, Матильда. Поэтому вот что я придумала: я продиктую письмо одной из вас, мы пошлем его от имени всех нас, а через день-другой я напишу сама.

- Какая ты смешная! - засмеялась Джени. - Поль ведь будет читать только то, что написано. Больше он ничего не может увидеть.

- Как бы то ни было, я хочу продиктовать письмо, - повторила Мэри. - Я продиктую тебе, Матильда. Возьми листок и пиши.

- Мне хочется написать свое письмо, - с недовольным видом произнесла Джени.

- Не думаю, чтобы это было хорошо, - заметила Мэри. - Это должно быть письмо от всех, и Матильда, как старшая, должна написать его.

- Это, конечно, правильно, - согласилась Матильда. - Ты редко признаешь мое старшинство, Мэри; но если тебе вздумалось сделать это, то я, конечно, не стану возражать.

Матильда, довольная и гордая, разложила бумагу перед собой, обмакнула перо в чернила и взглянула на Мэри.

- Ты в самом деле хочешь продиктовать все письмо? - спросила она.

- Да, если вы согласны.

Мэри задумалась немного, потом стала диктовать, а Матильда писала:

"Мой дорогой Поль, у нас сегодня праздник, нет занятий, и потому мы все вместе пишем тебе. Вот как это делается: Матильда пишет письмо, Мэри диктует, Джени продиктует немного в конце, а все мы - твои три сестры - думаем о тебе и очень, очень любим тебя. Дорогой Поль, ты не можешь представить себе, как обрадовало нас твое письмо, полученное Мэри сегодня утром".

- Я не читала его, - обиженно заметила Джени. - Молчи, Джени, не мешай. Ты написала "сегодня утром", Матильда?

- Да, - ответила Матильда.

"У нас стало так легко на сердце, когда мы узнали, что тебе лучше. Поправляйся быстрее. Мы все стараемся хорошо учиться. Мама надеется, что мы станем образованными и хорошо воспитанными женщинами".

- Это ему совершенно неинтересно! - воскликнула Джени. - К чему надоедать Полю?

- Хорошо, но такое письмо не нравится мне, - сказала Джени.

Мэри продолжала:

"В школе все идет великолепно".

- Мэри! Как можно писать это? - удивилась Матильда.

- Так нужно, Матильда. "В школе все идет великолепно" - это ты написала?

- Да, написала.

"И погода чудесная. Хотя еще только май, но уже похоже на лето. Мэри очень взволнована мыслью, что увидит тебя летом. Ты можешь быть уверен: то, что она поедет в Швейцарию, заставляет ее учиться изо всех сил.

".

- Мы скажем ему, кого не любим? - спросила Джени.

- Нет, нет, - ответила Матильда. - Это будет неприятно Полю. Он ненавидит, когда говорят дурно о ком-нибудь.

"Мы очень скоро снова напишем тебе. Мы стараемся быть хорошими. Мэри просит написать, что она старается быть очень, очень хорошей и что ты поймешь значение этих слов".

Джени пристально взглянула в лицо сестре.

- Ну теперь можешь диктовать и ты, - сказала Мэри, откидываясь на скамейку.

- Ладно, ладно!

"Голубчик Поль! Нет ничего на свете, чего мы не сделали бы для тебя, поэтому выздоравливай как можно скорее. Эта школа похожа на все другие, только, я думаю, получше. И мы очень счастливы, что мы здесь. А миссис Шервуд - лучшая из начальниц. Она делает все, чтобы мы были счастливы, и мы также очень любим ее. Но больше всего мы любим тебя, Поль.

Любящая тебя твоя маленькая Джени".

- Мне нечего писать, - заметила Матильда. - Впрочем, напишу:

"Милый Поль, мы очень обрадовались твоему письму, которое только что пришло. Конечно, мы не читали его, но все же рады. Мэри оставляет все твои письма у себя; поэтому в следующий раз напиши мне, а я буду хранить твое письмо, как драгоценность.

".

- Теперь мы все подпишемся, - сказала Джени.

"Твои навсегда", или "Твои любящие сестры Матильда, Мэри и Джени".

Письмо было закончено, прочитано, исправлено рукой Матильды, положено в заграничный конверт из тонкой бумаги; адрес написала Матильда. Затем наклеили марку и Джени отнесла письмо в дом, чтобы опустить в почтовый ящик.

- Он не сможет узнать что-нибудь обо мне по этому письму, - подумала Мэри, почувствовав облегчение. Она очень любила своего брата, но теперь боялась его.