Возвращенный рай.
Песнь 4-я

ПЕСНЬ 4-я 

Содержание

Сатана, продолжая искушать нашего Господа, показывает Ему Рим во всей его пышности и великолепии, предполагая, что Он, вероятно, предпочтет эту державу царству Парфянскому, говорит, что Ему легко изгнать Тиверия, возвратить римлянам свободу и Самому сделаться владыкой не только Рима, но, через это, и всего мира. Господь в ответ выражает Свое презрение к величию и мирской власти, указывает на роскошь, тщеславие и разврат римлян; говорит, что они не заслуживали свободы, которую потеряли через свою испорченность, и коротко упоминает о величии Своего будущего царства. Сатана в отчаянии объявляет, что может даровать их при единственном условии - чтобы Спаситель пал ниц перед ним и поклонился ему. Иисус с негодованием отвергает это предложение, укоряя искусителя именем "Сатаны, навеки проклятого". Сатана, посрамленный, пробует оправдаться, затем предпринимает новое искушение: предлагает Иисусу умственные наслаждения мудрости и знания, показывает Ему знаменитый город древней учености, Афины, школы и разные другие места собраний ученых и их учеников; он сопровождает это зрелище напыщенной похвалой греческих артистов, поэтов, ораторов, философов, различных учений. Иисус отвечает, указывая на тщетность и несостоятельность его хваленой языческой философии, говоря, что предпочитает музыке, поэзии, красноречию и философии греков - творения вдохновленных еврейских писателей. Сатана, раздраженный неудачею всех своих попыток, укоряет Иисуса в безрассудстве за то, что Он отвергает его дары, и, в посмеяние над ожидаемым царством, предсказав Ему будущие Его страдания, отводит Его назад в пустыню и оставляет там. Наступает ночь: Сатана поднимает страшную бурю, потом пытается устрашить Иисуса ужасными сновидениями, чудовищными, угрожающими призраками; все это, однако, не производит никакого действия на Иисуса. Спокойное, ясное, великолепное утро сменяет ужасы ночи. Сатана опять является нашему Господу, напоминает о ночной буре, говорит, что она назначалась, собственно, для Него, и пользуется случаем еще раз оскорбить предсказанием страданий, какие Ему непременно предстоит перенести. Спаситель кротко возражает на это. Сатана, придя теперь в полное отчаяние, признается, что часто наблюдал за Иисусом от самого Его рождения, с намерением открыть - Мессия ли Он; и, после события на Иордане, уверившись, что, по всей вероятности, Он есть Мессия, стал еще тщательнее следить за Ним, в надежде чем-нибудь прельстить Его, что послужило бы достоверным доказательством, что Он не есть тот Божественный Искупитель, Которому назначено быть его "роковым врагом". Однако, он сознается, что до сих пор терпел полную неудачу: но он решается сделать еще одну попытку. Он переносит Спасителя в Иерусалимский храм, ставит Его на кончик шпиля и требует, чтобы Он доказал Свое Божество, стоя здесь или бросившись вниз. Иисус порицает искусителя и доказывает Свое Божество иначе. Сатана, в смирении и ужасе, падает вниз и возвращается к своим адским собратьям, чтобы передать им о неудаче своего предприятия. Между тем, Ангелы сопровождают Сына Божия в великолепную долину, приготовляют Ему трапезу из небесной пищи и празднуют Его победу, воспевая торжественный гимн.

В смущении от своей неудачи, пораженный, стоял Искуситель и не знал, что ответить. Коварство его открыто, надежда столько раз обманывала его, и красноречие, так ухищрявшее его язык и обольстившее Еву, теперь оказалось так слабо, даже совсем бессильно. Но то была Ева, здесь же он был побежден, он, в самообольщении и поспешности не взвесивший предварительно ту силу, с которой хотел бороться. Так человек, считавший себя непобедимым в хитрости, и обманувшийся там, где всего менее ожидал этого, чтобы сохранить доверие к себе, назло продолжает искушать того, кто постоянно попирает его, и не прекращает своих преследований, хотя они служат лишь его посрамлению; так, еще к примеру, рой мух во время виноградной уборки кружится вокруг давила, откуда вытекает сладкий сок; его отгоняют, но он с жужжанием возвращается снова; так сильные волны ударяют о твердую скалу, и хотя разбиваются об нее, но беспрестанно возобновляют свой натиск, - тщетное усилие, производящее одну пену! Так Сатана, потерпев поражение за поражением, постыдно приведенный к молчанию, не отступал, и хотя отчаивался в успехе, продолжал свои тщетные преследования. Он перенес нашего Спасителя на западную сторону той высокой горы, откуда Он мог видеть другую равнину, длинную, но в ширину не пространную; ее орошало Южное море, а на севере, во всю ширину, цепь гор защищала плоды земные и людские жилища от дуновений холодного Септентриона; середина долины пересекалась отсюда рекою, по обоим берегам которой стояла Императорская столица с башнями и храмами, гордо возвышавшимися на семи небольших холмах; ее украшали дворцы, портики, театры, бани, водопроводы, статуи и трофеи и триумфальные арки, а там, над холмами, представлялись взору разбросанные сады и рощи - чудным ли оптическим искусством приближались эти предметы сквозь воздух или через стекло телескопа - достойно любопытства. Но вот Искуситель так прерывает молчание: "Город, который Ты видишь, есть великий и славный Рим, владыка мира, прославленный во всех концах вселенной, обогащенный добычами народов; там Ты видишь стройный Капитолий на Тарпейской скале, выше всех подымающий свою голову: это его неприступная крепость; а там, на горе Палатинской - Императорский дворец, высокое здание обширных размеров, творение прекраснейших зодчих; далеко видны его позолоченные башенки, террасы, блестящие шпили. С ним соединено много прекрасных зданий, более похожих на жилища богов. Ты можешь его рассмотреть и внутри и снаружи, так хорошо навел я воздушный мой телескоп; смотри на эти колонны и кровли, на резьбу из кедра, мрамора, слоновой кости, золота, творения рук знаменитых искусников. Отсюда обрати Твой взор к воротам; видишь, какой прилив и отлив народа: преторы, проконсулы спешат в свои провинции или возвращаются оттуда в государственных одеждах; легионы, когорты, все толпились в общей свалке. По Аппиевой дороге и по Эмилиевой едут из далеких стран посланники в различных одеяниях; иные приходят с далекого юга: из Сиены²³⁵²³⁶, Нильского острова и, далее с запада, из царства Бохуса, на берегах Мавританского моря; от азиатских царей, и между ними от парфян; из Индии и золотого Херсонеса; с самого дальнего Индийского острова, Тапробаны²³⁷, видишь ты черные лица, обвитые белыми шелковыми чалмами; из Галлии, из Кадикса, с Британского запада; из Германии и Скифии с севера; из Сарматских стран, лежащих за Дунаем и простирающихся до болот Тавриды. Все народы повинуются теперь Риму, великому римскому императору. Обширные владения этой величайшей из держав, ее могущество и богатство, утонченность нравов, искусств и военной науки, Ты справедливо можешь предпочесть Парфянскому царству; кроме этих двух монархий, остальные погружены в варварство; едва ли стоит показывать Тебе те отдельные царства, достояние маловажных царей. Показав Тебе первые два, я показал Тебе все царства мира и всю их славу.

У императора²³⁸ нет сына; он уже стар и предан распутству; он удалился из Рима на Капрею, у берегов Кампаньи, остров небольшой, но хорошо укрепленный, - чтобы там втайне предаваться своим ужасным беспутствам, а все заботы царства предоставил своему недостойному любимцу, к которому, однако, не питает доверия, ненавидящий всех и всем ненавистный. Если бы Ты, одаренный всеми царственными добродетелями, явился и начал Свои благородные деяния, Тебе легко было бы низвергнуть с трона тирана и, заняв его место, освободить победоносный народ от рабского ига! А с моей помощью Ты мог бы того достигнуть; мне дана власть на это, и я по праву дарую ее Тебе. Итак, поставь Себе целью не менее, как владычество над всем миром: стремись к высочайшему, иначе не сидеть Тебе на престоле Давида, или не долго владеть им, что бы ни говорили пророки."

"Это величие, эта пышная роскошь, хотя и считают ее великолепной, как и блеск оружия раньше, не пленяют Мой взор и еще менее душу, - присовокупь ты сюда их великолепные празднества, их роскошные пиры за столами из лимонного дерева, винами из Сетии, Калеса, Фалерны, Хиоса и Крита²39, и то, как они упивались из золотых и хрустальных чаш, украшенных жемчугом и драгоценными камнями, - о которых ты говоришь Мне, терпящему здесь голод и жажду.

Ты показывал послов от народов дальних и близких: в чем тут честь, кроме скучной траты времени сидеть и слушать столько пустых приветов, лжи и лести иноплеменников? Потом разглагольствовал об императоре, как славно и легко его покорить; Я, говоришь ты, изгоню звероподобное чудовище, а что, если вместе с тем низвергну Я и Дьявола, который сделал его таким! Пусть казнит тирана его мучитель - совесть. Я послан не для него и не для освобождения этого народа, некогда победоносного, ныне павшего, низкого, заслужившего свое рабство; некогда правдивый, отличавшийся умеренностью, человеколюбием, воздержанностью, он был победителем, но дурно управлял народами, попавшими под его иго, расхищал их области, истощал их грабежом. Надменное тщеславие торжества сначала внушило римлянам честолюбие; потом он сделал их жестокими, кровожадными: они забавлялись боями зверей и бросали людей на растерзание зверям; богатство породило в них серебролюбие, а ежедневные зрелища расслабляли нравы. Какой мудрый, доблестный муж подумает об освобождении этого народа, который, уклонившись от своих добродетелей, сам наложил на себя цепи? Внешняя свобода освобождает ли от внутреннего рабства? Знай же, когда придет Мое время воссесть на престол Давидов, он будет подобен дереву, распространяющему свою тень над всей вселенной, или камню, которому суждено ниспровергнуть все владычества земные, и царству Моему не будет конца: средства для того будут, но какие - не следует тебе ведать, а Мне - открывать."

Искуситель с бесстыдством возражает на это: "Вижу, как мало Ты ценишь все мои предложения; Ты все отвергаешь, ничего Тебе не угодно, Ты взыскателен и разборчив, или просто желаешь только противоречить: так знай же и Ты, что тому, что предлагаю, даю высокую цену, что я не намерен ничего давать даром; все земные царства, которые Ты видел в один миг, я дарую Тебе - они в моей власти, и я могу даровать их тому, кто мне угоден. Дар не ничтожный! Но впереди одно условие: Ты должен пасть передо мною и поклониться мне, как своему верховному господину; Тебе легко это сделать, и получишь от меня все; за такой великий дар можно ли требовать менее?"

Спаситель наш отвечает ему с презрением: "Мне никогда не были приятны твои речи, еще менее твои предложения; они омерзительны Мне с той минуты, что ты осмелился произнести гнусное, нечестивое условие, но Я терплю, пока тебе дозволено глумиться надо Мною. В первой из всех заповедей написано: "Господу Богу твоему поклоняйся и Ему Одному служи". А ты дерзаешь предлагать Сыну Божию поклониться тебе, на ком лежит проклятие, проклятие, умноженное этою попыткою, еще более дерзновенной, чем искушение Евы, и еще более богохульной! Ты вскоре раскаешься. Тебе даны царства этого мира? Не скорее ли дозволено только владеть ими, как похитителю; не дерзай и говорить об ином праве. Если же они дарованы тебе, то Кем другим, как не Царем Царей, Всевышним Господом? Если ты получил этот дар, как ты отблагодарил даровавшего тебе его! Но ты давно забыл благодарность. Ты настолько потерял страх и стыд, что предложил Мне, Сыну Божию, Мое собственное достояние, и на таком мерзком условии, чтобы Я пал ниц перед тобою и поклонился тебе как Богу! Исчезни с Моих глаз, теперь ты ясно показал, что ты злой Дух, навеки проклятый Сатана."

"Не оскорбляйся так, Сын Божий, хотя сынами Божиими зовутся и Ангелы и люди, не оскорбляйся тем, что я, чтобы испытать, принадлежит ли Тебе это имя в высшей степени, чем им, потребовал от Тебя того, что воздают мне люди и Ангелы; все силы огня, воздуха, воды признают меня своим властелином; народы всех стран света призывают меня, как божество земного и подземного мира. А знать - кто Ты, с Чьим пришествием предречена моя гибель, касается меня всего ближе. Искушение нисколько не повредило Тебе, напротив, принесло Тебе еще более чести и уважения, а мне не принесло пользы, так как я не достиг цели; оставим же царства этого мира с их быстротечною славою; я не стану советовать Тебе более; приобретай их или нет, как знаешь. Тебя, кажется, не столько прельщает земной венец, как размышление о вечном. Я сужу по поступку, когда ты был ребенком. Ты, ускользнув от материнского глаза, один ушел в храм; Тебя нашли там в состязании с раввинами о предметах, достойных седалища Моисея: Ты поучал, а не поучался. Детство показывает человека, как утро показывает день. Что ж, прославься мудростью: подобно тому, как должна распространиться Твоя держава, пусть на весь мир распространится Твой разум во всеобъемлющем знании; не все открыто в законе Моисея, Пятикнижии, или в писаниях Пророков; и язычники обладают знанием, и пишут, и учат с удивительною мудростью, просвещенные природою. Ты должен много общаться с язычниками и, по Твоим понятиям, действовать на них убеждением. Не зная их учений, как будешь Ты беседовать с ними или они с Тобою? Как станешь Ты рассуждать с ними, опровергать их предания и ложные доводы? Заблуждение обличается всего скорее его собственным оружием. Прежде чем оставить эту гору созерцания, взгляни еще раз на запад, туда, ближе к юго-западу, взгляни на то место, где на берегу Эгейского моря стоит город благородной постройки; воздух там чист, земля плодоносна. Это Афины, око Греции, матерь искусств и красноречия, родина славных умов или их гостеприимное убежище; в ее аллеях и тенистых рощах, в городе или предместьях, ученые мужи вкушают сладкий отдых. Взгляни, вот масличная роща Академии, место уединенных прогулок Платона, где все лето звонко раздаются соловьиные трели; там, на цветущем холме Имете, жужжащий рой трудолюбивых пчел часто вызывал философов на глубокие размышления; далее шепчутся воды Иллиса²⁴⁰; внутри стен взгляни на школы древних мудрецов: вот Лицей²⁴¹, воспитавший великого Александра, покорителя мира; вот украшенная живописью Стоя²⁴², там Ты услышишь и познаешь таинственную силу стиха и музыки в гармоничной передаче рукою или голосом; услышишь разнообразных размеров ритмы, чарующий стих эолийский, лиризм дорической оды, и того, кто дал им дыхание, но пел еще выше, слепца Мелесижены, именуемого Гомером, чьи песни Феб выдавал за свои собственные. Ты услышишь, чему учат глубокие, возвышенные трагедии, в хорах или ямбах, лучшая школа нравов и мудрости; народ с восторгом вникает мудрым урокам в их рассуждениях о судьбе, о случайности и о превратностях человеческой жизни, в живых изображениях страстей и великих деяний. Потом перейди к славным древним витиям, неотразимою силою своего красноречия побеждавшим разъяренное народодержавие, потрясая Арсенал, гремя по всей Греции до Македонии и Артаксерксова трона. Наконец, обрати Твой слух к учениям мудрости, сошедшей с Неба под убогую кровлю Сократа: смотри, вот виден дом этого философа, которого справедливо назвал оракул мудрейшим из людей, из уст которого лились медовые реки, питавшие все школы: старую и новую Академии, так называемых перипатетиков, секту эпикурейцев и строгих стоиков. Все слышанное здесь взвесь в свободное время, пока Ты не будешь готов для принятия на Себя царства; познав эти истины, Ты будешь царем совершенным самим по себе, и еще более в соединении с властью."

На это Спаситель наш отвечает премудро: "Думай, что Я знаю эти учения, или думай, что они Мне неведомы, Я не буду от этого менее знать то, что Мне надлежит знать. Тот, кто просвещен свыше, от Источника Света, не нуждается ни в каких учениях, хотя бы они считались истинными; но эти учения - ложь, или не более как мечта, основанная на фантазии, предположениях, ни на чем твердом. Первый и мудрейший из всех философов не сознался ли, что он знал только то, что ничего не знал; другой питался вымыслами, баснями; третий во всем сомневался, даже в вещах самых ясных. Одни в добродетели полагали верховное счастье, но в добродетели, соединенной с богатством и долгою жизнью; другие - в чувственных удовольствиях и беззаботном покое; наконец, стоик - в своей философской гордости, называемой им добродетелью. Его добродетельный человек мудр, совершенен; он обладает всем, считая себя равным Богу, и часто не стыдится присваивать себе преимущество, не страшась ни людей, ни Бога; он все презирает: богатство, удовольствие, страдания и муки, смерть и жизнь; жизнь он прекращает, когда ему вздумается, по крайней мере хвалится, что может так сделать, потому что вся эта скучная болтовня не более как пустое хвастовство или хитрые уловки, чтобы избежать изобличения. Увы! Чему могут они научить, что не было бы заблуждением, когда они не имеют понятия о самих себе, еще менее о Боге о начале мира, и о том как пал человек унизивший сам себя, когда он зависел от благости? Они много толкуют о душе, но все превратно; они ищут добродетели в самих себе, себе приписывают всю славу и ничего - Богу, скорее обвиняют Его под обычными именами счастья или судьбы, как будто бы Он не причастен к делам человеческим. Тот, кто у этих мудрецов будет искать истинной премудрости, тот не найдет ее, или, хуже того, введенный в обман, узнает лишь ее ложное подобие, дым, пустоту. Но чрезмерное чтение тяготит, говорят мудрые люди; кто непрерывно читает, не внося при этом ума и суждения, которые были бы равны или выше того, что он читает, тот всегда остается в нерешимости, в колебании; глубоко ученый по книгам, он чувствует пустоту в душе, и незрелый или отуманенный, принимает за избранные истины пустяки, ничего не стоящие игрушки, подобно тому, как дети собирают на берегу камешки.

языком вдохновленным; наши еврейские песни и арфы, так пленявшие слух победителей в Вавилоне, доказывают, что, скорее, Греция заимствовала эти искусства. Дурное подражание, чем громче воспевают они пороки своих богов, тем громче говорят о собственных. В баснях, гимнах и песнях они представляют в смехотворном виде своих богов и самих себя, забыв всякий стыд. Отними от этих песней их напыщенные названия, подобные густому слою румян на лице блудницы, остальное, с тощим посевом того, что дает удовольствие или пользу, окажется далеко не достойным сравнения с песнями Сиона, которые для всякого истинного вкуса всегда будут выше. Они славят Бога и Его Угодников, Святейшего Святых и Его праведников; они вдохновлены Богом, не тобою, как те, в которых лишь в виде малого исключения выражается добродетель, озаренная светом истины, еще не совсем угасшим.

Их витий восхваляешь ты далее, как образцов красноречия; что они государственные мужи, правда, и, кажется, любят свое отечество, но и в этом они много ниже наших пророков, мужей, которые были просвещены свыше и в своих безыскусственных, великолепных писаниях преподавали твердые начала гражданского правления лучше всех ораторов Греции и Рима. В них ясно и легко узнается, что дает народу прочное благоденствие, что губит царства и стирает с лица земли города; это писание и наш закон всего способнее образовать государя." Так вещал Сын Божий. Но Сатана, теперь совершенно пораженный, так как все его стрелы истощились, с суровым челом возражает Иисусу:

"Если ни богатство, ни почести, ни блеск оружия и учения не трогают Тебя; если Ты равнодушен к царствам и империям, ко всему, что я предлагал Тебе в жизни умозрительной или деятельной, что бы привело Тебя к славе, чем же будешь Ты в этом мире? Пустыня - самое приличное для Тебя место; там я нашел Тебя и туда возвращу Тебя. Но помни мое предсказание: скоро раскаешься Ты в том, что отверг мою помощь. С нею Ты в скором времени легко бы утвердился на престол Давида, на всемирном престоле, в цвете лет, когда настало бы время исполниться пророчествам о Тебе. Теперь же, если дано мне читать в Небе, или если Небо начертывает судьбу, то по звездам, отдельным знакам и созвездиям предвещаются Тебе скорби, труды, противодействие, ненависть, злоба; Ты претерпишь презрение, укоризны, поругание, насилие и заушательства и, наконец, жестокую смерть. Звезды предвещают Тебе царство, но какое это царство, действительное или иносказательное, я не могу разобрать; также и того, когда оно настанет; без сомнения, оно будет вечно: как не имеет оно конца, так нет ему и начала: точного времени нигде не указывают мне звездные письмена." Сказал Сатана и, взяв Сына Божия (он знал, что власть его еще не прекратилась), перенес Его в пустыню и там оставил, сам же исчез.

День угасал, поднималась мгла со своим темным исчадием, сумрачной ночью, - обе неосязаемые, они представляли лишь отсутствие света и угасшего дня. Спаситель после Своего путешествия, утомленный, претерпевая голод и стужу, спокойно, с невозмутимым духом, удалился на покой в такое место, где под покровом тенистых деревьев, густо перевившихся ветвями, Он мог укрыть Свою голову от ночной сырости и тумана. Но и под этой защитой сон был напрасен: у Его изголовья встал Искуситель и тревожил Его сон ужасными видениями. В обоих поворотных кругах земли, с одного конца неба до другого, загремел гром; тучи, страшно разрываясь, с неистовством изливали потоки дождя, смешанного с молниями: вода с огнем мирились для разрушения. Не спали и ветры в их каменных пещерах: со всех четырех стран света налетели они и ворвались в истерзанную пустыню; высочайшие дубы склоняли свои тугие выи под тяжестью их бурного дыхания, или вырывались с корнями. Дурно был Ты защищен, о многотерпеливый Сын Божий, но остался непоколебим! Ужасы ночи еще не кончились этим: духи тьмы, адские фурии окружили Тебя; они рычали, выли, визжали, направляя в Тебя огненные стрелы; но Ты оставался неустрашим среди них, ничто не нарушало Твоего святого мира!

страшилищ, которые были подняты Сатаной для искушения Сына Божия. Вот засияло солнце и усиленным светом развеселило лицо Земли, осушило дождевую влагу, которую стряхивали с себя кусты и деревья; птицы, видя, что все оживилось и позеленело после столь бурной ночи, веселее распевали на ветках в привет сладкому возвращению утра. Но и теперь, среди радости ясного утра, после всех сотворенных им зол, Князь Тьмы был близко. Притворяясь, будто он также рад прекрасной перемене, он приступил к Спасителю, не прибегая, однако, к новому обману - все были истощены. После последнего посрамления, потеряв всякую надежду на успех, он просто решился излить свою ярость, и упорствовал назло всем своим поражениям. Он встретил Сына Божия на солнечном холме, окруженном с севера и запада густым лесом; Сатана вышел из леса в своем обычном образе и, с небрежным видом, так обратился к Спасителю: "Прекрасное утро улыбнулось Тебе, Сын Божий, после ужасной ночи. Я слышал бурю; казалось, Земля и Небо смешиваются между собою. Но сам я был далеко. Эти вихри, хотя смертные боятся их, страшась за целость небесных сводов или подземных темных основ Земли, в общем так незначительны и безвредны, если еще не полезны, как чих в крошечном людском мире, и проходят мгновенно. Однако они бывают и вредны, бурно и опустошительно разражаясь над человеком, скотом, растениями, подобно людским смутам, и над чьей головой пронесутся, тому часто служат зловещим вестником, грозят бедою: эта буря пронеслась над пустынею, а из людей - над Тобою, так как Ты один ее обитель. Не то же ли предвещал я Тебе, когда Ты отверг мою помощь, чтобы вовремя получить назначенный Тебе престол? Ты хочешь, чтобы все совершилось силою судьбы, идешь Своим путем к достижению престола Давида, но когда: нигде не сказано, когда то будет и как. Чем назначено Тебе быть, Ты, без сомнения, будешь; об этом предвозвестили Ангелы, но они скрыли время и средства: всякое дело законно совершать не тогда, когда должно, но когда наиболее удобно. Если Ты не будешь этого соблюдать, будь уверен, исполнится то, что я предсказал Тебе: много тяжких испытаний, опасностей, вражды, горестей узнаешь Ты, прежде чем твердо возьмешь скипетр Израилев; обступившие Тебя в эту зловещую ночь страшилища, видения, звуки, да послужат Тебе предостережением, как верные признаки будущих зол."

"Ужасы, о которых ты говоришь, не более могут причинить Мне напасти, чем дождевые капли; не устрашили они Меня, хотя наступали грозно и с великим шумом; их пагубные предвещания, зловещие знаки Я презираю: они ложны, и посылаются от тебя, не от Бога. И ты, зная, что Я буду царствовать, несмотря на твои преграды, ты навязываешь Мне свою помощь, дабы, если Я приму ее, по крайней мере казалось бы, будто Я от тебя получил всю власть. Надменный Дух! Ты хотел прослыть Моим Богом и, отверженный, свирепствуешь, воображая страхом подчинить Меня своей воле. Брось эту мысль, ты изобличен и тщетно утруждаешь себя, как тщетно докучаешь Мне."

На это враг ответил, пылая яростью: "Так слушай, о Сын Давидов, рожденный Девою, - в том, что Ты Сын Божий, я еще сомневаюсь. Я слышал, что все пророки предрекали о Мессии, наконец, о Твоем рождении, возвещенном Гавриилом, я узнал первый, я слышал в ту ночь в Вифлееме ангельскую песнь, воспевавшую Твое рождение, именуя Тебя Спасителем. С той поры я редко отводил от Тебя взоры в Твоем младенчестве, в детстве, в юности, наконец, в зрелом возрасте, хотя Ты жил в уединении. Когда на реке Иордан толпы стекались к Крестителю, я также пошел за ними, хотя не для того, чтобы принять крещение, и слышал голос с Неба, именовавший Тебя возлюбленным Сыном Господним. Тогда я понял, что Ты достоин усерднейшего внимания, тщательных наблюдений; я хотел узнать, в какой степени и в каком смысле именуешься Ты Сыном Божиим, ибо это наименование имеет в себе не одно значение. Я так же сын Божий, или был им, а если был, то остаюсь и поныне; такие отношения не изменяются. Все люди - сыны Божий, но в Тебе это имя, мне думается, имеет высшее значение. Итак, с той минуты я наблюдал каждый Твой шаг, следил за Тобою до самой этой дикой пустыни, и по всем признакам заключаю, что Ты и есть Тот предназначенный мне роковой враг. Не прав ли я, если стараюсь познать моего Противника, изведать его мудрость, силу, намерения, мирным договором, угрозою или союзом? Здесь я имел случай искусить Тебя, испытать Тебя до глубины, и, сознаюсь, Ты непоколебим против всех искушений, тверд как адамантовая скала; но величайшее, что я в Тебе вижу - это человека мудрого и благого, не более: почести, богатства, царства, слава презирались и ранее, что возможно и в будущем. И чтобы узнать, чем превышаешь Ты человека, чем заслужил то, что голос свыше именовал Тебя Сыном Божиим, я должен прибегнуть к другому средству."

стройная громада славного храма; издали она кажется алебастровой горой с золотозубчатым венцом. Там он поставил Сына Божия на самой крайней вершине храма и молвил с насмешкою: "Стой здесь, если устоишь, - устоять здесь потребует от Тебя большого искусства. Я принес Тебя к дому Твоего Отца и поставил на высочайшее место: высочайшее - самое лучшее. Теперь покажи Твое происхождение; если не хочешь стоять здесь, бросься вниз. Чего Тебе страшиться, если Ты Сын Божий! Написано, что Господь даст о Тебе повеление Ангелам небесным; они примут Тебя на руки свои, дабы Ты не преткнул ноги Твоей о камень."

Иисус ответил: "Написано также: "не искушай Господа Бога твоего." Сказал и встал, Сатана же пал, пораженный изумлением: так (если сравнивать малые вещи с величайшими) сын Земли Антей²⁴ в воздухе, и тогда умер и пал. Так надменный Искуситель, после многих поражений, возобновлял свои приступы, и в своей гордыне пал оттуда, где надеялся увидеть падение своего Победителя, подобно тому чудовищу в Фивах²⁴⁴, что задавало всем загадку, пожирая всякого, кто не разгадывал ее, и когда она была разгадана, с горя и злости само бросилось вниз с Исмерийского утеса. Так, пораженный ужасом и печалью, пал Враг, чтобы принести своему войску, заседавшему в совете, не радостное торжество успеха, а весть о гибели, отчаянии и посрамлении дерзнувшего в своей гордыне искушать Сына Божия.

в цветущие долины, положил Его на зеленый дерн. Там раскинулся перед Спасителем стол с небесными яствами, с божественными амврозийскими плодами, собранными с дерева жизни, с амврозийским напитком из источника жизни, которые скоро подкрепили Его и восстановили иссякшие от голода силы. И, пока он вкушал, ангельские хоры воспевали небесные гимны во славу Его победы над искушением и гордым Искусителем: "Истинный образ Отца, восседаешь ли Ты в лоне блаженства и в свете Света, или, вдали от Неба, облеченный смертною плотию, в человеческом образе ходишь в пустыне. Где бы Ты ни был, Твои деяния, Твой вид, движения, все обличает в Тебе Сына Божия, одаренного божественною силою для сокрушения врага, похитителя Рая, посягнувшего на престол Твоего Отца! Ты победил его и низринул с Небес со всем его воинством, теперь Ты отомщаешь за изгнанного Адама, и, восторжествовав над искушением, возвратил потерянный Рай, исторгнув у врага завоевание, приобретенное обманом: отныне никогда не дерзнет он ступить ногою в Рай со своим искушением! Уничтожены его козни! Он погубил то место земного блаженства, но ныне для Адама и избранных сынов его воздвигнут Рай прекраснее прежнего, и Ты, Спаситель их, сошел на Землю, дабы водворить их в этом жилище, где, когда настанет время, они будут жить в безопасности от Искусителя и искушений.

А ты, адский Змей, не долго будешь царствовать в облаках; подобно осенней звезде или молнии, падешь ты с Небес и будешь попран ногами твоего Победителя: ты предчувствуешь уже удар; однако, он не последний еще и не самый смертельный, но только учит Ад не торжествовать преждевременно; у всех его врат Абаддон²⁴⁵ раскаивается в твоей дерзкой попытке. Поэтому научись с благоговейным страхом чтить Сына Божия; без всякого оружия, одним страхом Своего голоса изгонит Он тебя и твои полчища из демонского царства, твоего мерзостного владения. С воплями бросятся они в бегство, моля скрыть их в свином стаде, чтобы раньше времени не быть сверженными в бездну на жестокие муки.

"

Матери. 

КОНЕЦ

Примечания

²³⁵ Город, лежащий на границах Египта и Эфиопии.

²³⁶ Большой остров, окруженный рекою Нилом. Камбиз построил на нем город, который назвал именем умершей в нем сестры своей Мерой; это имя получил и весь остров.

²³⁷

²³⁸ Здесь говорится о Тиверии.

²³⁹ Области Кампаньи, известные хорошими винами. Хиос - остров в Архипелаге. Крит, ныне называемый Кандия, остров в Сридеземном море, также знаменит винами.

²⁴⁰ Небольшой ручей, протекавший вдоль рощи, которую афиняне называли "Академиею".

²⁴¹

²⁴²

²⁴³ Антей - исполин, сын Нептуна и Земли, принуждал прохожих бороться с собою и душил их; в пустынях Ливийских он напал на Геркулеса и был наказан за свою дерзость.

²⁴⁴ Сказочное чудовище, Сфинкс, опустошало дорогу из Дельф в Фивы, предлагая всем прохожим свою загадку и бросая в море всех, кто не мог отгадать ее, пока она не была разгадана Эдипом.

²⁴⁵