Потерянный и возвращенный рай. Поэмы Иоанна Мильтона. Москва. 1897...

Потерянный и возвращенный рай. Поэмы Иоанна Мильтона. Москва. 1897. Издание книгопродавца Губанова. Ц. 1 р. 50 к. Потерянный и возвращенный рай. Изд. Е. Коноваловой. Москва. 1897. Ц. 2 р.

Поэмам Мильтона выпала на долю едва ли не самая оригинальная судьба среди всех классических произведений. Даже среди русской публики трудно найти читателя, который бы не слышал о Потерянном рае и, что особенно любопытно, даже в том случае, если этому читателю во всю жизнь не было суждено прочесть ни одного иностранного литературного произведения. Поэма Мильтона искони распространена среди русских любителей "божественного", совершенно равнодушных и даже враждебных к "светским книгам". Ни одно западно-европейское поэтическое произведение не переводилось и не издавалось в России столько раз, сколько Потерянный рай, и не пользовалось такими, можно сказать, непримиримыми правами на авторитет. Замоскворецкий читатель, упивающийся историей райской жизни прародителей и их грехопадения, непременно пришел бы в ужас от наших представлений о Сатане и счел бы их клеветой на автора. Противоречие, единственное в литературной истории, и тем более любопытное, что возникло и существует вполне основательно.

Потерянный рай писался поэтом на склоне лет после очень бурной политической деятельности и далеко не благополучной семейной жизни. Поэма должна была сослужить великую нравственную службу престарелому слепцу, доставить ему единственное утешение воспоминаний, какое только доступно одиноким деятелям, сходящим с общественной сцены. Она в сущности продолжала ту же деятельность, только в форме творческих образов и вдохновенных речей. Люди, подобные Мильтону, умирают, не покидая поста и только меняя оружие.

В результате, библейския сказания о безнадежной, но упорной борьбе падших ангелов с Творцом, о блаженстве и преступлении первых людей ничто иное, как или замаскированная летопись английской революции, или часто в высшей степени искренняя личная исповедь поэта о мимолетных радостях и долголетних, испытаниях своей молодости. Это одновременно эпопея и лирическая песнь, одинаково субъективные, горячо прочувствованные. Не даром, и после поэм у Мильтона оставалось еще много невыплаканных слез и недоговоренных речей: в драме Самсон-Борец на сцену являлся такой же обездоленный слепец-патриот, такой же одинокий энтузиаст свободы, каким сам автор был, среди общества реставрации.

Отсюда совершенно особое впечатление, овладевающее вами при чтении поэмы, - впечатление, казалось бы, совершенно неожиданное по сюжету и по величавому тону речи. Пред вами будто совершенно исчезает разстояние, отделяющее вас от изображаемых, событий и от времени возникновения поэмы. Вас окружают такие могучие вечные вопросы человеческого прогресса, такия настоятельные задачи человеческой психологии, что вы только изумляетесь, искусству поэта слить библейский сюжет с неумирающими злобами, нашей повседневной действительности.

Это в силах почувствовать решительно всякий читатель, как бы скромен ни был уровень его литературного развития. Этим и объясняется непрерывный спрос на поэмы Мильтона и появление все новых изданий.

К сожалению, только качества этих изданий далеко не всегда, заслуживают приветствий и весьма часто скорее способны ввести читателя в заблуждение, чем познакомить с красотой и величавым смыслом мильтоновской поэзии.

Образчиком таких искажений может считаться издание московского книгопродавца Губанова. Издание, несмотря на довольно-высокую цену, разсчитано на сбыт среди серой публики: именно она - клиент издателя, и тем прискорбнее небрежность и невежество, отмечающия каждую страницу текста.

Мы укажем на самые существенные места, не по грубости самих искажений: есть и гораздо более замечательные в этом, отношении, а по важности содержания, по той тщательности, с какою их должен был отделывать поэт в силу своего глубокого личного сочувствия известным мотивам.

Прежде всего, образ и характер Сатаны нарисован Мильтоном отнюдь не под влиянием исключительно благочестивого желания заклеймить позором мятежного ангела. Поэт, конечно, на стороне неба и света, но он не может отказать в своем невольном удивлении мужеству и воле Сатаны. Пред нами поэтическое настроение будто двоится, всякий раз, когда на сцене Сатана. В этом факте характернейшая черта мильтоновской поэмы. Автор, переживший мятежную эпоху и лично принимавший горячее участие в борьбе нации за свободу, не мог в лице даже падшого ангела не оценить великой отваги и великих усилий личности.

Некоторые места поэмы поразительны по этому сплетению правоверного негодования на преступление Сатаны и инстинктивного поэтического восторга пред силой и доблестью.

"В его глазах, - читаем мы о Сатане, - грозно глядевших из под нахмуренных бровей, читалась жестокость, но в них зато светилась необузданная отвага; в выражении лица, правда, отражалась неумолимая жажда мести, но оно было так гордо, так величаво и вместе с тем так полно глубокой скорби, вызванной упреками совести, что не трудно было не только им залюбоваться, но даже почувствовать к нему сострадание".

И дальше эти величественнейшия картины Сатаны-оратора, Сатаны-воина: он говорит "преисполненный царственной гордостью, без малейшого признака волнения", перед боем он похож на "блестящую комету, раскинувшую по скверному небу свою громадную гриву, с которой сыпались на мир войны, моровая язва и прочия бедствия"... А эти речи: "сознание собственной слабости всегда постыдно", "разум в самом себе находит подобающее ему место и может сделать из ада рай, а из рая ад. Не все ли равно, где бы я ни жил, когда я остаюсь и буду оставаться таким же, каким был и каким должен быть, хотя бы и казалось, будто я стою ниже того, кто победил меня своими громами"; "тот, кто победил только силою, победил врага только на половину"...

Очевидно, по какому направлению идет вдохновение поэта, и значит не понимать самой сущности мильтоновского замысла, если исказить образ Сатаны в Потерянном рае.

Именно это и происходит в русском переводе. В первой же книге английское, столь характерное выражение "th'unconquerable will", непобедимая воля, переводится "неумолимая злоба", дальше русское "непреклонная твердость" не соответствует английскому courage never to submit dr yield - "мужество никогда не покоряющееся и ничему не уступающее".

Не менее извращены и описания соратников Сатаны, и извращены в том же направлении благонамеренности. Например, Молох у Мильтона едва уступает Сатане по надменной отваге: он стремится сравняться с самим Богом и лучше не существовать, чем быть ниже его по силе. На русском языке совершенно другая мысль (стр. 28).

В результате, у читателя остается превратное представление о важнейшем мотиве поэмы. Это тем сильнейший недостаток перевода, что мильтоновский Сатана должен считаться родоначальником популярнейшей художественной поэмы, увлекавшей поэтов всех народов и в публике вызывавшей в полном смысле головокружительные восторги. Мы говорим о демонизме. Все его существенные черты целиком находятся в мильтоновской поэме и впоследствии поэтам оставалось только воспользоваться богатым материалом; величественный Сатана мог стать родоначальником безчисленных демонов большого и малого калибра, от Чайльд Гарольдов и Мавфредов до Ренэ и Онегиных.

И Мильтон предвосхитил не только демоническую гордость и ненависть, но также и демоническое очарование, ту сторону психологии, где демонизм граничит с дон-жуанством и борец на личность, свободу превращается в губителя женских сердец.

На эту тему у Мильтона классическая история искушений Евы Сатаной. Здесь затронуты и развиты решительно все мотивы демонического дон-жуанства, начиная с классического изображения женской красоты и кончая глубокой психологией неотразимых влияний на женскую природу льстивых и в то же время сильных речей мужчины.

Здесь также не мало заключено личных авторских впечатлений и воспоминаний. Не даром рассказ безпрестанно прерывается дорическими восклицаниями и явно личной исповедью поэта. Не мог он до последних дней забыть жгучого оскорбления, пережитого в день бегства молодой жены от него - любящого, блестяще-талантливого и на редкость красивого! Но воспоминания теперь не вызовут метательного чувства, на столько оно успело улечься, тем более что легкомыслие было скоро заглажено и, надо думать, искуплено. И поэт съумеет со всем богатством и лирической яркостью красок изобразить очаровательную красоту Евы, первое пробуждение страсти и представить одну из самых женственных сцен женского увлечения, какие только удавались романистам.

Но так в подлиннике. В переводе опять или извращение текста, или ничем неоправдываемые пропуски. Именно тончайшие штрихи в картине Мильтона совершенно исчезли. Например, поэт неоднократно описывает впечатления, какие красота я грация Евы производить на все население рая, и достигает здесь изящнейшей прелести стиля. Ева удаляется, оставляя Адама беседовать с Ангелом, в подлиннике

T. e. Ева уходит "не одна", "не без свиты", "удаляется как царица", и свита её - её прелести, всюду ее сопровождающия и заставляющия гореть всю природу пламенем страсти. Русский переводчик не почувствовал и малой доли поэзии подлинника (стр. 166). Не менее обезцвечена и классическая сцена спора Адама с Евой, в роковой день искушения: Ева хочет одна выполнить дневную работу, без Адама отдаться тайно волнующим ее думам и каким-то неразгаданным, но страстно томящим предвкушениям.

Мильтон умеет в несколько строк заключить необычайно сложную цепь настроений, какие овладевают душой женщины, инстинктивно сознающей могущество своей красоты, по природе тем более склонной настаивать, чем убедительнее доказывают ей неосновательность её желания, готовой загореться гневом от противоречий Адама, но и в самом раздражении обаятельно женственной.

Вот три стиха, которые для столь же лаконического и содержательного перевода на другой язык потребовали бы целого конкурса завзятых мастеров стихотворной формы и тончайших поэтических оттенков:

У переводчика остался грубый остов, не дающий и слабой тени подлинного рисунка.

эффектные, выпущены.

В результате Потеряный рай в издании г. Губанова решительно не заслуживает распространения, и, по пословице, будут плакать те деньги, какие иной простой любитель грамоты отдаст за уродливое детище книгопродавческой спекуляции.

Другой перевод в издании Е. Коноваловой не так опасен, потому что не разсчитан на простодушную публику. В общем он лучше и добросовестнее своего конкуррента, язык гораздо литературнее и автор несомненно знаком с языком подлинника. Но и здесь попадаются недоразумения, не делающия чести вниманию переводчика. Приведем один пример из наиболее элементарных.

Поэт говорит:

T. e. более красивого создания не утрачивало небо. Даже в издании г. Губанова эти слова переданы довольно точно: "Небо лишилось в нем прекраснейшого ангела", в издании Е. Коноваловой: "Немного потеряло небо от потери этой прекраснейшей личности" (стр. 35). Это не перевод, а творчество переводчика!

Потом цену книги нельзя не признать слишком высокой и следует пожелать, чтобы Потерянный рай где бы такое художественное нравственным целям не ради тенденции, а в силу своего естественного благородства.