| Автор: | Монтепен К., год: 1878 |
| Категории: | Роман, Приключения |
CCVIII. Благосклонность полицейского
Филипп Орлеанский имел особенную симпатию к драматическим представлениям. Он любил эффекты и потому теперь с живейшим удовольствием знатока наслаждался сценой, которая разыгрывалась перед ним. Взгляд его переходил от Антонии Верди к уничтоженному Раулю, а на губах сияла довольная улыбка драматурга, присутствующего при успехе своего творения.
-- Ну, что вы теперь скажете? - спросил он через несколько секунд кавалера. - Правда ли то, что я узнал? Отвечайте!
-- Ваше высочество! ваше высочество! - вскричал Рауль. - Мне нечего отвечать... я чувствую, что я осужден... Но берегитесь... берегитесь этой женщины, ваше высочество! Эта женщина - злой гений.
Антония Верди, или Люцифер, или, если хотите, Венера подошла к Раулю с угрожающим взором.
-- И вы осмеливаетесь говорить такое? - сказала она тоном, исполненным надменности и ненависти. - Осмеливаетесь возвышать голос? Осмеливаетесь называть меня злым гением, вы лжец и преступник! Вы - убийца маркиза д'Авизака!.. Вы - убийца виконта д'Обиньи!.. вы убили бы и меня, если бы побег не избавил меня от вашего бешенства!
-- Ваше высочество, - пролепетал Рауль, протянув к регенту руки, - наложите на меня сейчас же заслуженное мною наказание... Пусть Бастилия раскроется передо мною... Умоляю вас об этом на коленях... лишь бы только я не был принужден переносить при вас оскорбления этой презренной твари! Возьмите мою шпагу, ваше высочество, или дайте мне приказание разломать ее, потому что я чувствую, что убью эту женщину!
-- Теперь слишком поздно, - отвечал с иронией Филипп, - первая жена ваша все-таки была жива, когда вы женились во второй раз... и потому вы непременно будете повешены!..
Рауль, совершенно уничтоженный, потерял всякое представление о том, в каком месте он находится и какое обвинение тяготеет над ним. Он забыл о регенте и о Венере, или, лучше сказать, в его мыслях сделался совершенный хаос: рассудок его помутился, ноги подогнулись. Несчастный зашатался и упал почти без чувств на кресло, которое случайно стояло позади него. Впрочем, это беспамятство продолжалось недолго.
Когда Рауль опомнился, герцога и Антонии Верди уже не было в кабинете.
Но Рауль увидал в трех шагах от себя добродушную физиономию и вечную улыбку полицейского, который привез его в Пале-Рояль.
-- Как вы себя чувствуете теперь? - спросил полицейский.
Вместо ответа Рауль сделал усилие, чтобы собрать свои страшные воспоминания, которые не замедлили нахлынуть волной.
-- Кажется, дело было жаркое, - продолжал полицейский.
-- Да, - отвечал Рауль, - вы, без сомнения, знаете лучше, чем кто-нибудь...
-- Откуда мне знать?
-- Большие наказания определяются для больших преступников! - возразил кавалер с горечью. - Вы, вероятно, уже получили какие-нибудь приказания относительно меня?
-- Да, конечно, кавалер, я получил...
-- Исполняйте же их! Без сомнения, мне назначена Бастилия... В ожидании худшего... я готов следовать за вами!
-- Извините, кавалер, но в эту минуту между нами существует некоторое недоразумение...
-- Недоразумение? Какое?
-- Да? - сказал Рауль.
-- Это вас удивляет?
-- Очень. В таком случае, скажите мне, пожалуйста, что же вы должны делать со мной?
-- Ничего неприятного для вас...
-- Но все-таки?
-- Мне приказано отвести вас в залу возле кабинета, отобрать у вас шпагу и стеречь...
-- До каких пор?
-- До тех пор, пока вас не потребует его королевское высочество...
-- Стало быть, регент хочет видеть меня во второй раз?
-- Очень может быть, кавалер... Угодно вам подойти в залу, которая нам назначена?
-- Я готов...
Комната, в которую полицейский ввел Рауля, была обширна, великолепно меблирована и украшена картинами Лебрена, Ванло, Симона Вуэ и Натуара. В углу ее, на столике, был приготовлен завтрак, состоявший из холодного мяса, пирожного и двух бутылок испанского вина. Полицейский подвинул кресло Раулю и попросил его сесть.
-- Вы знаете, кавалер, - сказал он потом, - что я имею приказание отобрать у вас шпагу?
-- Вот она, - отвечал Рауль, вынимая шпагу из ножен и подавая ее полицейскому.
-- Право, кавалер, - продолжал последний, - все, что происходит здесь сегодня, удивляет меня и смущает более, чем я могу сказать...
-- Почему же? - машинально спросил Рауль, думая совершенно о другом.
-- С тех пор, как я имею честь служить его высочеству, я производил многочисленные аресты и отвозил в Бастилию, в Венсенский замок и даже в Пиньероль весьма знатных особ; но никогда, никогда я не видал ничего подобного тому, что вижу теперь...
-- 3 сущности - да, но в форме совсем наоборот.
-- Я вас не понимаю.
-- Судите сами. Во-первых, как я уже имел удовольствие объяснить вам, я вас не арестовал; я только получил приказ проводить вас, не теряя из виду, a это совсем не одно и то же. Потом, я вас отвел в кабинет его королевского высочества. Что там было - я не знаю и не буду sac о том спрашивать; но, кажется, регент обошелся с вами довольно грубо и порядком напугал вас, потому что я нашел вас в обмороке... Что же из этого следовало заключить, позвольте вас спросить, если не то, что я должен был вас отвезти как можно скорее в какую-нибудь государственную тюрьму? Вовсе нет! его королевское высочество хочет еще раз видеть вас и даст мне приказание из собственных уст стеречь вас, но оказывать при этом величайшее уважение... Слышите, кавалер, "величайшее уважение"!.. Участие его королевского высочества к вам доходит до того, что он вспомнил, что, может быть, вы не завтракали утром, и поручил мне предложить вам закуску, которая была принесена сюда специально для вас! Что вы скажете на это, кавалер? Не знаю, важный ли вы преступник, но у меня есть предчувствие, что вы будете свободны еще до вечера.
-- Признаюсь, что да.
-- Напрасно. Впрочем, может быть, ваша мрачная меланхолия происходит от слишком продолжительного поста... Скушайте крылышко этого фазана, выпейте рюмку испанского вина, и вы увидите, что тотчас же сделаетесь другим человеком! Совет мой неплох, кавалер, последуйте ему.
Как ни был хорош этот совет, Рауль, однако, находился в таком расположении духа, что не мог им воспользоваться. Впрочем, он должен был уступить благосклонной внимательности полицейского, который, казалось, принимал в нем особенное участие. Поэтому он начал есть, пить, и мы должны сказать правду, что глубокое уныние или, скорее, отчаяние, овладевшее им, несколько рассеялось благодаря живительному влиянию испанского вина. Как и сказал полицейский, он действительно вскоре почувствовал себя совершенно другим человеком. Он обдумал свое положение со всех сторон, и ему показалось, что из его нового свидания с регентом могли выйти какие-нибудь неожиданные и благоприятные последствия.