| Автор: | Монтепен К., год: 1882 |
| Категории: | Роман, Приключения |
ГЛАВА 3
Рене Мулен, механик, возвратившийся из Лондона, решил найти семейство Поля Леруа, своего бывшего благодетеля. Сведения, собранные им в тот день, когда он был в "Серебряной бочке", почти убедили его, что вдова казненного сменила имя, так как сын и дочь мнимой мадам Монетье назывались Абель и Берта, точно так же, как дети Анжелы Леруа.
На другой день утром, как это было условлено накануне, комиссионер пришел за Рене в его гостиницу, и они вместе отправились в тот дом, где надеялись найти новые указания. Привратник с большой любезностью отвечал на все вопросы механика, и результатом этих ответов была уверенность, что мадам Монетье и мадам Леруа - одно и то же лицо. Но, к несчастью, она уехала уже год назад, не дав нового адреса. Следовательно, след снова исчез и нить порвалась.
Огорченный, но не отчаявшийся, Рене спрашивал себя, что ему делать. Его розыски имели двойную причину: он хотел найти мадам Леруа, во-первых, для того, чтобы выразить ей свою благодарность и помочь в случае надобности, если - что очень вероятно - ее положение затруднительно. Но главным образом он хотел сообщить ей об открытии, сделанном им в Лондоне, благодаря которому он надеялся в один прекрасный день возвратить доброе имя казненному.
Вследствие этого Рене Мулен решился на последнее средство, о котором говорил во время разговора с Лупиа, и на другой день рано утром отправился на кладбище Монпарнас, чтобы найти могилу своего бывшего патрона.
Он не сомневался, что Анжела Леруа приходит на эту могилу, и надеялся встретить ее там. Но в течение девятнадцати лет на кладбище произошли большие перемены, и, проходив два часа напрасно, механик не смог найти скромного памятника Полю Леруа.
"Однако он должен быть, - говорил себе Рене, - я знаю, что могила была куплена навсегда, когда правосудие отдало семейству труп казненного. Я не могу поверить, что могила заброшена.
Благородная женщина не может забыть мученика, которого она так любила. А между тем я не могу найти ничего. Мне остается только одна надежда - обратиться в контору".
Он направился к конторе при кладбище.
В то время как Рене предавался тщетным поискам, черное простое купе, запряженное великолепными лошадьми с герцогскими гербами, остановилось перед решеткой кладбища. Человек лет пятидесяти пяти вышел из него. Он был высокого роста, аристократической наружности. Его резкие черты лица были безукоризненно правильны, хотя немного грубы. Но лицо, несмотря на правильность, далеко не внушало симпатии. Горбатый нос походил на клюв хищной птицы. Серые глаза смотрели угрюмо. Голый череп блестел, как слоновая кость. Лоб покрыт глубокими морщинами, а под глазами - синие круги, резко отличавшиеся от желчной бледности лица. Красивый рот улыбался насмешливой и жестокой улыбкой.
Очевидно, этот человек или много страдал, или без меры пользовался всеми удовольствиями. И второе из этих предположений казалось более вероятным.
Он вошел в контору, слегка поклонился подошедшему служащему и сказал:
-- Сударь, я пришел свести счета по работам, которые были сделаны в моем фамильном склепе.
-- С кем имею честь говорить?
-- О герцогом де Латур-Водье.
Служащий поклонился.
-- Эти работы, - продолжал герцог, - начались сейчас же после похорон моей жены. Окончены ли они?
-- Да, господин герцог.
-- В таком случае, я распишусь там, где надо, а вы получите деньги от моего управляющего в моем доме на улице Святого Доминика.
-- Сделайте одолжение!
И герцог опустился в поданное ему кресло.
-- Герцогиню хоронили в прошлом месяце? - спросил чиновник.
-- Да, я хотел увеличить семейный склеп, который стал тесен.
-- Вы помните число?
-- Да, второго августа.
-- Благодарю вас.
Чиновник раскрыл папку и вынул из нее одну бумагу.
"Покупка на вечное время места рядом с памятником семейству де Латур-Водье", - прочел он.
-- Я сейчас подам вам счет. Господин Бриз, - прибавил он, обращаясь к одному из своих помощников, - принесите счета, касающиеся господина герцога.
В эту минуту в контору вошел Рене Мулен.
-- Что вам угодно? - спросил его тот же служащий, который подходил к герцогу.
-- Мне нужна простая справка.
-- Какого рода?
-- Я ищу два часа одну могилу, но никак не могу найти.
-- Когда было куплено место?
-- Двадцать лет назад.
-- Кто купил?
-- Это очень простая могила, которую легко узнать, так как на памятнике вырезано одно слово "правосудие".
-- Да, сударь.
Герцог де Латур-Водье, в ожидании своих счетов, машинально слушал разговор. Последние слова чиновника заставили его вздрогнуть, он нахмурился и стал прислушиваться внимательнее.
-- Казненного звали Леруа.
-- Поль Леруа, если я не ошибаюсь.
-- Совершенно верно.
-- Он был казнен за убийство своего близкого родственника, кажется, доктора.
Рене сделал утвердительный жест.
-- Могила, - сказал чиновник, - находится в двенадцатом разряде. Здесь ее все знают, и первый попавшийся сторож укажет вам ее место.
Герцог де Латур-Водье то бледнел, то краснел; очевидно, имя Поля Леруа произвело на него сильное впечатление, но никто не думал наблюдать за ним.
"Кто может быть этот человек?" - думал между тем герцог, глядя на Рене.
-- Простите, сударь, - продолжал механик, - что я обращусь к вам еще с одним вопросом. Помните, что я действую не под влиянием любопытства.
-- Я к вашим услугам.
-- Платит ли кто-нибудь за содержание в порядке могилы Поля Леруа?
-- Не знаю, так как это меня не касается.
-- Значит, вы не знаете, посещает ли семейство казненного его могилу?
-- Не знаю.
-- Следовательно, у вас бесполезно спрашивать, знаете ли вы, где они живут.
-- Совершенно бесполезно, сударь. Но сторожа, постоянно бывающие на кладбище, без сомнения, могут сказать вам гораздо больше, чем я, и ничто не мешает вам расспросить их.
-- Я так и сделаю, благодарю вас.
Герцог де Латур-Водье встал в сильном волнении.
-- Мне еще долго ждать? - спросил он, обращаясь к чиновнику.
-- Около десяти минут.
-- В таком случае, я пойду пока посмотреть, как исполнена работа.
-- Когда вы вернетесь, все будет готово.
Герцог вышел вслед за Рене и увидел, как тот разговаривал с одним из кладбищенских сторожей. Герцог остановился, как будто разглядывая памятники.
Рене говорил сторожу:
-- Укажите мне двенадцатый разряд.
-- Идите прямо, затем, дойдя до конца этой аллеи, поверните налево, там будет двенадцатый разряд. Впрочем, я провожу вас.
-- Благодарю.
Они пошли рядом.
Герцог де Латур-Водье двинулся вслед за ними.
-- Вы ищете какую-нибудь могилу? - спросил сторож.
-- Могилу одного казненного.
-- А! Могилу правосудия, как мы ее зовем по тому слову, которое вырезано на памятнике.
-- Да, ту самую.
-- Это одна из редкостей нашего кладбища, мы всегда показываем ее посетителям. Она недалеко от еще более знаменитой могилы четырех сержантов Ла-Рошели.
-- Кто-нибудь наблюдает за ней?
-- Да, она содержится в большом порядке.
-- Кто за ней ухаживает?
-- Одна пожилая женщина, всегда в трауре, и красивый молодой человек: без сомнения, вдова и сын казненного.
-- Они часто бывают здесь?
-- Не проходит ни одной недели, чтобы они не приходили помолиться на его могиле.
Рене был все больше и больше доволен по мере того, как увеличивалась его надежда увидеться с теми, кого он искал.
-- Почему вы думаете, что это вдова и сын казненного?
-- А кто же может быть, кроме них?
-- Не ходит ли с ними одна молодая девушка?
-- Никогда.
-- Вы в этом уверены?
-- Совершенно уверен.
-- Вы говорите, что они бывают каждую неделю, они приходят в какой-нибудь определенный день?
-- Я не могу ответить наверняка, но мне кажется, что они приходят по четвергам.
-- Утром или после полудня?
-- Утром, между девятью и десятью часами.
-- И всегда вместе?
-- Прежде они всегда приходили вместе, но вот уже месяц, как пожилая дама приходит одна. Не знаю, уехал ее сын или болен, но, когда я ее встречаю, мне кажется, что она еще печальнее, чем прежде.
Сердце Рене сжалось от рокового предчувствия.
"Мадам Леруа приходила только с сыном, - подумал он, - неужели же Берта умерла? А теперь она приходит совершенно одна, какая причина может Абелю помешать сопровождать ее?"
Сторож повернул налево и скоро остановился перед группой высоких деревьев.
-- Вот мы и пришли, - сказал он.
Между деревьями виднелся черный мраморный памятник, на нем было вырезано слово "Правосудие" и над ним - крест. Все буквы были окрашены внутри темно-красным; казалось, в мраморе виднелись капли застывшей крови. Эту могилу окружала простая решетка, которая вся была увешана венками иммортелей.
При виде этого печального уголка сердце Рене сжалось. Он преклонил колени, читая молитву, и мысли его невольно вернулись к далекому прошлому.
Он снова видел перед собой маленькую квартиру на Королевской площади, где Поль Леруа жил с прелестной женой и двумя малютками. Он слышал раздирающие душу рыдания, когда полиция вырвала из их объятий того, кто был для них всем на свете. Тюрьма, суд, эшафот промелькнули перед его глазами!
Он слышал глухой ропот толпы, видел окровавленную голову.
Смертельная бледность покрывала его лицо, и крупные слезы невольно катились из глаз.
Сторож с удивлением и любопытством глядел на него.
Ни тот, ни другой не слышали шагов, не видели, как какой-то человек спрятался сзади могилы и под покровом зеленой завесы следил за всеми их движениями и прислушивался.
Через несколько минут сторож первый нарушил молчание.
-- Вы знали покойного? - спросил он.
-- Да, я его знал и любил всей душой.
-- Вы, вероятно, его родственник?
-- Нет, я один из его рабочих или, лучше сказать, учеников. Поль Леруа был изобретателем. Он должен был стать знаменитым и богатым; я поступил к нему в мастерскую мальчиком. Он был добр ко мне, как и ко всем. А когда я потерял отца и мать, он руководил мною и сделал из меня хорошего рабочего и честного человека...
-- И он умер на эшафоте! - прошептал сторож.
-- И он умер на эшафоте! - глухим голосом повторил Рене.
-- Двадцать лет назад я уже служил здесь и помню, как о казненном рассказывали много странных вещей и оспаривали его осуждение.
-- Никто не знал истины, - возразил механик.
При этих словах подслушивавший герцог вздрогнул.
-- Я инстинктивно никогда не сомневался в этом, но уважал приговор и с ужасом спрашивал себя иногда: неужели я ошибаюсь? В настоящее время я уже не задаю этот вопрос. Я убежден, что Поль Леруа - мученик, а не преступник.
Герцог задыхался.
-- Мученик? - повторил сторож. - По всей вероятности, это просто предположение?
-- Нет, у меня есть доказательства.
-- Возможно ли это?
-- Настолько возможно, что если я найду семейство Леруа - а я найду его! - то оно будет иметь право и возможность требовать признания невиновности приговоренного к смерти.
Герцог схватился за ветку кипариса, чтобы не упасть.
Сторож с удивлением глядел на своего собеседника.
-- Да, - продолжал Рене, - клянусь, что верну доброе имя несчастному или погибну сам!
Он поднялся и вытер слезы.
-- Итак, - пробормотал сторож, - вы не знаете, что сталось с семейством казненного?
-- Нет. Я приехал из Англии, где прожил много лет. И как только сюда явился, стал разыскивать жену и детей моего бывшего хозяина, но все поиски были напрасны... Но вы сказали, что вдова приходит сюда каждую неделю...
-- Да.
-- По четвергам?
-- Да, мне кажется, что по четвергам.
-- Следовательно, я найду ее здесь, хотя бы мне пришлось ждать ее каждый день целый год. Я недаром приехал из Англии! Недаром слово "Правосудие" вырезано над этой могилой.
Рене поблагодарил сторожа и, бросив последний взгляд на памятник, удалился.
Сторож последовал за ним, а герцог де Латур-Водье, оставшись один около могилы, не в состоянии был пошевелиться.
-- Мститель! - прошептал он глухим голосом. - Мститель через двадцать лет! Кто этот человек? Откуда он? О каких доказательствах говорит? Какой случай мог дать ему в руки разгадку тайны? Ключ к таинственному делу, забытому уже давно?
-- Этот человек приехал из Лондона и думает найти вдову Поля Леруа. Он придет сюда ждать ее, - это нелишне знать.
Он вышел из своей засады и, сделав несколько шагов назад, остановился перед роскошным памятником, который отделялся от могилы казненного только узкой дорожкой. На нем была герцогская корона и надпись: "Семейство де Латур-Водье".
По капризу случая, Поль Леруа был похоронен рядом с герцогом Сигизмундом де Латур-Водье.
Бросив рассеянный взгляд на проделанную работу, герцог вернулся в контору и подписал поданные ему бумаги.
Десять минут спустя он сел в экипаж и поехал в свой роскошный дом на улице Святого Доминика, дом, который он унаследовал после смерти брата Сигизмунда, убитого в тот самый день, когда доктор Леруа, дядя Поля Леруа, был убит Жаном Жеди на мосту Нельи.
Было около десяти часов утра.
Герцог, выйдя из экипажа, не велел распрягать и сказал, что не будет завтракать дома.
Он сейчас же отправился в свой рабочий кабинет, написал несколько строчек на бумаге без герба и, положив записку в конверт, надписал следующий адрес: "Господину Теферу, инспектору полицейской бригады. В полицейскую префектуру".
Он положил конверт в бумажник, взял шляпу и хотел выйти, когда в дверь тихонько постучались.
-- Войдите, - сказал он.
Дверь отворилась, и в комнату вошел молодой человек в глубоком трауре.
Ему было около двадцати одного года, но он казался на пять или шесть лет старше, не потому, что проводил свои ночи в отдельных кабинетах кафе "Риш". или "Мэзон д'Ор", но - вещь редкая в наше время - был усердным тружеником, и занятия прежде времени состарили его.
-- Здравствуйте, отец, - сказал он, подходя к герцогу и подавая ему руку, которую тот пожал.
-- Здравствуйте, дорогой Анри, здравствуйте.
Молодого человека звали маркиз Анри де Латур-Водье, и он был приемным сыном герцога Жоржа.
Это произошло при довольно странных обстоятельствах, о которых необходимо сообщить.
Год спустя после смерти своего старшего брата Сигизмунда Жорж де Латур-Водье, став герцогом и страшным богачом, присоединился к младшей линии, на что Сигизмунд никогда не соглашался. Его полюбили в Тюльери. Королева Мария-Амалия пожелала женить его на мадемуазель де ла Понтарме, правда, не имевшей почти ничего, но которая должна была получить большое наследство от деда, почти девяностолетнего старика, маркиза де Люневиля.
Наследство было очень большое, и новый герцог, обретя честолюбие и желая заручиться расположением королевы, довольно равнодушно согласился на брак.
Женившись, Жорж де Латур-Водье захотел завоевать расположение деда своей жены, но это ему не удалось.
будет мальчик, иначе же все его имения и деньги до последнего гроша перейдут госпиталям.
Это было большим ударом для герцога Жоржа и герцогини, тем более что не оставалось надежды на изменение такого решения.
Однако ничто не препятствовало герцогу обзавестись сыном.
Но прошел год, затем другой, а надежды на сына не оправдывались. Были созваны наконец доктора, которые объявили, что у герцогини де Латур-Водье никогда не будет детей.
"Я обкраден", - думал герцог.
Тем не менее он еще не отчаивался. Королева желала этого брака, она же должна была помочь избежать неприятностей, которые были его последствиями.
Друзья герцога и герцогини, хорошо принятые при дворе, рассказали ее величеству, в чем дело. Она обещала свое вмешательство и сдержала слово.
Старый оригинал уступил не сразу, но наконец предложил свои условия.
-- Я решил, - сказал он, - что наследник имени и состояния герцога Жоржа будет также и моим наследником, иначе все пойдет на госпиталя. Но если у герцога и герцогини де Латур-Водье не может быть детей, то ничто не мешает им усыновить ребенка. Я удовольствуюсь приемным сыном.
Это уже был ультиматум. Спорить невозможно: надо действовать, и действовать как можно скорее, так как маркиз старел и мог умереть каждую минуту. Нельзя допустить, чтобы он умер без завещания.
Где же взять необходимого сына?
Герцог де Латур-Водье отправился на улицу Анжер, и две недели спустя маленький мальчик, принятый в воспитательный дом 24 сентября 1837 года, превратился законным актом в маркиза де Латур-Водье.
Это было сделано как раз вовремя, так как месяц спустя маркиз де Люневиль умер, и герцог Жорж, опекун своего приемного сына, вступил во владение имуществом.
Анри вырос в доме на улице Святого Доминика и отличался большим умом, хорошим характером и добрым сердцем, которые снискали ему всеобщую любовь. Сам герцог привязался к нему и любил настолько, насколько был способен любить, то есть самым эгоистичным образом.
Ребенок быстро развивался нравственно и физически.
Ум его с летами стал замечательным, и вместе с тем молодой человек отличался любовью к труду и жаждой знаний, и, хотя его идеи и наклонности не согласовывались со взглядами герцога Жоржа, последний не мешал ему.
По окончании начального образования он захотел заняться юридическими науками.
Выдержав экзамен, с дипломом в кармане, он решил заняться адвокатурой. Герцог пожал плечами.
-- Это серьезно? - спросил он.
-- Да, отец, - ответил молодой человек, - ничего нет серьезнее.
-- Я хочу исполнить свой долг.
-- Ваш долг состоит в том, чтобы достойно носить знаменитое имя, жить, как требует ваше звание, пользоваться богатством и...'
-- В праздности, отец?
-- Да, конечно! Вы еще несовершеннолетний, но мой кошелек всегда для вас открыт: пользуйтесь им сколько угодно, забавляйтесь...
-- Забавляться? - улыбаясь, повторил молодой человек. - Это было бы для меня очень скучно.
-- Но какое же удовольствие можете вы найти, став защитником вдов и сирот? - насмешливо продолжал герцог.
-- Это доставит мне не только удовольствие, но полное счастье.
-- Есть люди, для которых ремесло - способ зарабатывать деньги.
-- Это и мой точно так же, так как я адвокат.
-- Однако вам нет надобности в деньгах: вы богаты.
-- Тогда вдовы и сироты будут иметь во мне дарового защитника.
-- Это ваша фантазия!
-- Это мое живейшее желание.
-- Одним словом, вы записываетесь в адвокаты, вы, маркиз де Латур-Водье?
-- Нет, но Анри де Латур-Водье, без маркиза. Титул, который я имею честь носить, может лишить меня скромных и бедных клиентов, которым я в особенности желаю быть полезным.
-- Это очень смешные идеи!
-- Может быть, во всяком случае, они честные.
-- Я предпочитаю уступить, чем спорить, - сказал герцог. - Вы свободны делать, что хотите.
-- Мое поведение не нравится вам, отец?
меня Бог, чтобы я стал насиловать вас. Повторяю еще раз: вы свободны.
-- Благодарю!
Итак, Анри де Латур-Водье поступил в суд, и его дебют был настолько блестящ, что привлек всеобщее внимание.
Герцог, которого многие из его друзей горячо поздравляли, только пожимал плечами.
-- Очень может быть, что у него есть талант, - говорил он, - но к чему это приведет? Он оригинал!
В то время Анри был молодым человеком весьма красивой наружности, среднего роста, очень стройным, и отличался бледным цветом лица. Его белокурые волосы вились над высоким лбом, а большие голубые глаза имели необыкновенно кроткое выражение. Маленькая белокурая бородка закрывала нижнюю часть лица.
Этот ребенок, взятый из приюта, представлял собой чистейший тип английского джентльмена.
-- Вы немного бледны сегодня, Анри! - сказал герцог. - Вы больны?
-- Нет, отец, но я работал почти всю ночь.
-- Зачем вы так утомляете себя?
-- Я изучал одно дело.
-- Можно было сделать это после. Вам не к чему спешить.
-- Напротив, дело назначено на завтра, и оно сильно занимает меня.
-- Может быть, вы снова хотите защищать какого-нибудь нашего врага? - сухо спросил герцог.
-- Нет, отец, я буду защищать женщину, обвиняемую в прелюбодеянии. Она, без сомнения, виновна, но ужасное поведение мужа извиняет ее.
-- Слава Богу! Я предпочитаю это дело тому, которое вы защищали два дня назад.
-- А! Вы знаете, отец? - сказал Анри с некоторым смущением.
-- Я знаю все, что вас касается, поэтому не мог не знать, что вы предложили вашу помощь одному из опасных журналистов, который превращает свое перо в отравленное оружие.
Скажем мимоходом, что герцог де Латур-Водье стоял в это время на стороне империи, точно так же, как некогда - на стороне короля, что дало ему титул сенатора.
-- И, - продолжал герцог, - вы имели несчастье добиться скандального оправдания. Я вас поздравляю. При дворе вчера только и говорили, что об этом деле, делая вид, будто не замечают моего присутствия, и все осуждали ваше поведение. Благодаря вам я оказался в самом неловком и фальшивом положении. Поэтому я прошу вас не делать ошибок, за которые меня несправедливо могут заставить отвечать.
-- Конечно, это несправедливо, но я стою слишком высоко, чтобы не иметь множества завистников, а следовательно, и врагов, довольных случаем напасть на меня. Поэтому я еще раз прошу вас не компрометировать себя и меня, служа вашим красноречием врагам правительства.
-- Отец, я говорил согласно моей совести.
-- Пожалуй, но ваша совесть не мешала вам молчать. Вы - де Латур-Водье, не забывайте! И такие неблагоразумные дела могут заставить вас потерять...
-- Что такое, отец? - перебил Анри. - Я не думаю, чтобы я мог потерять уважение честных людей. Мой клиент не писал ничего предосудительного, он, может быть, выразился только немного резко. Я не мог отказать ему в помощи. Адвокат, как священник, не может никому отказывать, а в особенности обвиняемому, которого сам считает невиновным.
-- Он был виновен! - вскричал герцог.
-- Извините меня, отец, но я с этим не согласен.
-- Откуда у вас такие мнения, совершенно не согласные с моими? Неужели граф де Лилье мог внушить их вам?
-- Я люблю и уважаю графа де Лилье, которого вы также уважаете, отец, так как вы желаете женить меня на его дочери. Но что касается мнений, то они у меня мои собственные. Прошу вас, не будем говорить о политике... и не беспокойтесь обо мне. Я никогда не забуду, что благодаря вам меня зовут Анри де Латур-Водье. Герцог вздрогнул, но он не был убежден.
-- Я сейчас узнал, что вы не будете завтракать дома, - сказал молодой человек.
-- Да, мне надо уехать. Я позавтракаю в каком-нибудь ресторане, а затем поеду в сенат. Вы хотите что-нибудь сказать?
-- Я пришел спросить, согласны ли вы позаботиться о моем друге Этьене Лорио.
-- А! Об этом молодом докторе с таким смешным именем!
-- Его имя, может быть, смешно, хотя я не понимаю, почему, но Этьен человек умный и талантливый.
-- Вероятно, так как вы им интересуетесь. Вчера я просил за него и очень сожалею, что не могу сообщить вам ничего хорошего.
-- Значит, место помощника доктора в госпитале Божий, которое я просил для него...
-- Обещано три дня назад одному из его конкурентов.
-- А! Тем хуже! Это меня сильно огорчает. Что же могли возразить против него?
-- Одно только - его возраст.
-- Это правда, ему двадцать один год. Но для некоторых людей один год занятий стоит двух. Этьен знает, может быть, больше, чем другие доктора.
-- Отец, Этьен - сын солдата, убитого на поле сражения в Алжире, мне кажется, что подобный отец не хуже всякого другого...
-- Знаю, знаю, - с презрительной улыбкой сказал герцог. - Но он был воспитан своим дядей... кучером фиакра.
-- Он честный человек и нашел средства дать своему племяннику то же воспитание, которое получил я - Анри де Латур-Водье.
-- Прекрасно!...
-- Отец, это достойно всякой похвалы, вы не находите?
-- Конечно, но я вижу, что ты слишком большой энтузиаст в дружбе. Берегись завязывать отношения, которые впоследствии могут показаться тебе стеснительными. Очень возможно, что после моей смерти император захочет назначить тебя сенатором. Но чтобы получить это место, надо заслужить его. Может быть, и то уже слишком, что я хочу женить тебя на дочери человека, который заседает в парламенте на стороне оппозиции...
-- Но я уже говорил вам, отец, - перебил Анри, - что мысль о таком браке пришла именно вам.
-- Да, но это случилось потому, что я знал о вашей любви к мадемуазель де Лилье и не желал противоречить вашим чувствам...
-- В любви... - перебил с улыбкой Анри.
-- В любви и даже в политике, - продолжал герцог, улыбнувшись в свою очередь. - С возрастом твои мнения изменятся, когда в тебе заговорит честолюбие.
-- Я сомневаюсь в этом, отец.
-- А я - так уверен. Впрочем, наш разговор, кажется, слишком затянулся. Я должен оставить тебя. Ты завтракаешь дома?
-- Да, отец.
-- А затем в суд?
-- Нет, я сегодня не занят и думаю сделать несколько визитов.
-- За обедом мы увидимся?
-- Да, отец. Но позвольте еще один вопрос. Вы сегодня должны были быть утром на кладбище Монпарнас...
Герцог слегка вздрогнул.
-- Я только что оттуда.
-- Все закончено.
-- Я сегодня же поеду помолиться на могилу той, которую звал матерью.
Отец и сын простились.
Герцог де Латур-Водье сел в экипаж, ожидавший его перед домом.
-- Куда прикажете? - спросил лакей, запирая дверцу.
-- В английское кафе. Но сначала надо заехать в почтовую контору на Бургундской улице.
В указанном месте экипаж остановился. Герцог вышел и сам опустил письмо на имя Тефера, служившего в полицейской префектуре.
Что же касается Анри, то он, наскоро позавтракав, пошел пешком.
Только он вышел на площадь Карусель, как остановился, услышав свое имя.
Из фиакра вышел молодой человек. Кучер, сняв шляпу, сказал:
-- Здравствуйте, господин Анри. Представьте, я сегодня счастлив: я везу в своем знаменитом номере 13 нашу будущую медицинскую знаменитость, поэтому Тромпетта и Риголетта бегут как никогда.
-- Здравствуйте, господин Лорио, - ответил молодой человек, улыбаясь и протягивая руку.
Последнему было около двадцати одного года: высокий брюнет с черными глазами, правильными чертами лица и решительным, хотя и кротким выражением. Это был Этьен Лорио, о котором час назад герцог говорил со своим приемным сыном.
Кучер - Пьер Лорио, его дядя; - высокий малый пятидесяти лет, с круглым и красным лицом, короткими седеющими волосами, с живыми глазами и добродушным выражением лица.
-- Дорогой Этьен, - сказал Анри, - я был бы сегодня у тебя. Я только утром говорил о тебе с отцом.
-- Герцог де Латур-Водье просил обо мне? - поспешно спросил доктор.
-- Надеюсь, ты в этом не сомневался.
-- Ну и что же?
-- Ничего не вышло, и я в отчаянии.
-- Итак, - прошептал он, - мне предпочли одного из моих конкурентов.
-- Да, друг мой. И даже прежде, чем мой отец успел попросить за тебя. Когда он приехал, все было уже кончено.
Этьен с видимым огорчением опустил голову.
-- Ну, полно, мой милый, - сказал Пьер Лорио с высоты козел. - Надеюсь, ты не станешь печалиться из-за таких пустяков! Место, в котором тебе отказывают сегодня, дадут завтра, а может быть, даже и лучше...
-- Конечно, дядя, - перебил Этьен, - но, однако...
-- Что "однако"? В двадцать один год ты не можешь надеяться сразу достичь цели. Я сам начал с двумя несчастными клячами, которые едва стояли на ногах и упали в аллее Нельи недалеко от моста в одну проклятую ночь двадцать лет назад. Мой фиакр был самый отчаянный и вдобавок носил номер 13, который, как говорят, приносит несчастье. Я этому не верю, потому что доволен им. Ну, - прибавил он, - в настоящее время у меня четыре хорошие лошади, которые работают только через два дня, а в сарае стоят три хороших экипажа, которые буржуа берут для свадеб. Да вот, посмотри хоть на этот номер 13. Кроме того, в моем письменном столе лежит не одна городская облигация. Но для того, чтобы добиться всего, нужно время. Делай, как я, и будь терпелив. В твои годы было бы слишком хорошо стать помощником главного врача в госпитале. Вот как я смотрю на вещи.
-- И очень хорошо делаете, - сказал, улыбаясь, Анри. - Что делать, ты потерпел разочарование, надо мужественно покориться и не огорчаться.
-- Я вполне это понимаю, друг мой, - возразил молодой доктор, - но тем не менее не могу не огорчаться.
-- Почему?
-- Потому что многое было связано с этим местом; мое будущее, мое счастье зависело от него.
-- Какие пустяки, - сказал Лорио, - твое будущее обеспечено, у тебя есть клиенты, их количество будет все увеличиваться. Что касается твоего счастья, то будь философом, поверь, оно придет, если не завтра, то через полгода...
-- Но, дядя, - перебил Этьен, - мое назначение позволило бы мне оплатить вам расходы. Я стоил ведь недешево.
-- Какие глупости! - воскликнул кучер. - Эти деньги твои. Ты не только мне ничего не должен, а, напротив, я твой должник, так как ты даром лечишь меня.
-- Я хотел, чтобы вы оставили ваше утомительное занятие и спокойно жили со мной.
-- Ну, нет, - с волнением сказал Лорио, - ты не можешь желать, чтобы я оставил свое занятие, - это мое удовольствие! Моя жизнь! Я только тогда сойду с козел номера 13-го, когда жизнь оставит меня! Тогда тебе останется только похоронить меня. Кучером я родился, кучером жил, кучером хочу умереть!
Пьер Лорио замолчал на мгновение, затем продолжал, изменив тон:
-- Извините, господин Анри, но я должен напомнить доктору, что в двенадцать часов мне надо ехать, а теперь уже половина двенадцатого.
-- Послушайте, дядя, - возразил Этьен, - мне еще надо поговорить с Анри, поэтому поезжайте.
-- Хорошо. Когда мы увидимся?
-- Ты помнишь, что обещал представить меня на днях одной особе? Ты не забыл?
-- Не бойтесь, я не забуду.
-- Дело в том, что я хочу видеть мою будущую племянницу. Я не могу любить ее, не зная, а мне хочется поскорее полюбить ее.
Доктор покраснел и пробормотал несколько непонятных слов.
-- До свидания, мой милый. До свидания, господин Анри, - сказал Пьер Лорио, садясь на козлы фиакра номер 13 и щелкая бичом.
Лошади побежали рысью.
-- Какой благородный человек! - сказал Анри, глядя вслед дяде Этьена.
-- Он лучший из людей. Я люблю его, как отца, и надеюсь со временем отучить его мало-помалу от любви к кнуту и вожжам.
Анри покачал головой:
-- Едва ли тебе это удастся. Твой дядя сказал, что это его жизнь. Но, между нами, я не думаю, что это была главная причина твоего огорчения. Я думаю, что угадал, в чем дело, услышав слова твоего дяди. Ты хотел жениться?
-- Хотел... - задумчиво прошептал Этьен. - Вернее было бы сказать, мечтал.
-- По всей вероятности, речь идет о богатой невесте, жениться на которой тебе было бы легче, получив хорошее место?
-- Нет, невеста, о которой я мечтаю, не имеет ни гроша.
-- Значит, ты влюблен?
-- Да, дорогой Анри.
-- Влюблен серьезно?
-- Я понимаю только серьезную любовь, иначе это не любовь, а каприз.
-- А кто она?
-- Прелестная девушка, не имеющая ни богатства, ни будущности...
-- Я тебе расскажу эту короткую и простую историю. Месяц назад меня позвали к ее брату, молодому человеку почти одних лет с нами, который умирает от чахотки. Сначала я был поражен красотой Берты, затем тронут ее трогательными заботами о брате. Мать больна, и, как я боюсь, опасно больна, не может помогать дочери, которая одна трудится за всех. Она едва держится на ногах от усталости, а между тем даже не замечает ее. Мое сердце принадлежит этой девушке, брат которой скоро умрет. Через несколько дней она останется с матерью, которую, кажется, сводит в могилу тайное горе. Работа сына была единственным средством существования этих женщин. Когда Абель умрет, а мадам Монетье последует за ним, Берта, может быть, соединится с ними, так как в чем найдет она силу, необходимую для жизни?...
-- В своей любви к тебе.
-- Увы! Друг мой, я не знаю, любим ли...
-- Значит, ты не признавался ей?
-- Нет.
-- А между тем надо было сделать это.
-- Я не решался.
-- Почему же?
-- Мне казалось неловким говорить о любви у постели умирающего. К тому же Берта, может быть, не стала бы слушать меня.
-- В таком случае, надо было обратиться к матери.
-- Я ждал, но теперь ты знаешь, какая причина заставляет меня молчать.
-- Та, что тебе не дали этого места?
-- Да.
-- По-моему, ты поступаешь совершенно несправедливо. Ты зарабатываешь достаточно денег для того, чтобы обеспечить молодой женщине безбедное существование; к тому же я уверен, что твое будущее - блестяще. Нечего колебаться, объяснись!
-- А если меня не любят? - со вздохом прошептал Этьен.
-- Это невозможно.
-- Ты судишь о других по себе.
-- Нисколько. Мадемуазель Берта не могла не оценить тебя, не могла не почувствовать к тебе по меньшей мере дружбы. А от такой дружбы до любви - один шаг. Без сомнения, бедняжка видела в жизни только огорчения и не может не быть признательной за любовь человеку, который дает ей спокойствие и счастливое будущее. Не бойся, ты будешь счастлив.
-- Ты в самом деле думаешь, что счастье для меня возможно?
моей женой, ты дашь свое имя мадемуазель Берте Монетье.
По мере того как Анри говорил, физиономия Этьена становилась веселее и на губах появилась улыбка.
Он схватил за руку маркиза и с жаром пожал ее.
-- А! - воскликнул он. - Ты истинный друг!
-- Разве ты сомневался?
-- Нет, но ты лишний раз доказал мне это. Я чувствую, что снова возрождаюсь.
-- В добрый час! - воскликнул Анри. - Наконец-то я вижу тебя таким, каким привык видеть!
Затем, переменив тон, спросил:
-- У мадемуазель Берты есть другие родственники, кроме матери и брата?
-- Нет, мадам Монетье вдова уже двадцать лет и носит траур по мужу, которого обожала.
-- И сын должен умереть?
-- Да, чтобы спасти его, я делаю все возможное, но мне едва удалось смягчить хоть немного страдания несчастного.
-- Ты говорил, что он - единственная поддержка матери и сестры?
-- Да, он был главным механиком в одной из лучших механических мастерских Парижа и, без сомнения, занял бы со временем место среди наших знаменитых ученых. Его смерть будет громовым ударом для бедной женщины.
-- Она ожидает этой смерти?
-- Я жалею их от всего сердца. К счастью, ты у них остаешься и будешь им советником, поддержкой, спасителем!
-- Да, если Берта даст мне на это право, - прошептал доктор.
-- Не забывай, пожалуйста, что ты можешь вполне рассчитывать на меня. Кредит моего отца и мои средства в твоем распоряжении.
-- Благодарю, друг мой, благодарю, но теперь прощай.
-- Да, до скорого свидания.
-- Ты будешь говорить мне, в каком положении дела?
-- Даю тебе слово.
Молодые люди расстались.