Сыщик-убийца.
Часть первая. Абель и Берта.
Глава 5

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Монтепен К., год: 1882
Категории:Роман, Приключения


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА 5

Оставим на время скорбное жилище, в котором пролилось столько слез и должно было пролиться еще так много, и возвратимся к Филь-ан-Катру и бывшему нотариусу Раулю Бриссону.

Все арестованные были отведены на полицейский пост у заставы Клиши. Затем за ними приехал экипаж, чтобы доставить их в префектуру.

Причина ареста Филь-ан-Катра ясна.

Этот ловкий мошенник, когда не представлялось особенно выгодных дел, с большим успехом занимался воровством выставленных в магазинах вещей.

За несколько дней перед этим он украл около полудюжины часов. Описание вора так подходило к Клоду Ландри по прозвищу Филь-ан-Катр, что следователь потребовал произвести обыск на квартире мошенника на улице Шарбоньер на Малой Бойне.

Часы, спрятанные в чемодане, подтвердили подозрения.

Оставалось только арестовать его.

Его привычки были известны, и потому я тот самый вечер была назначена облава в "Серебряной бочке".

В префектуре арестованных обыскали и изъяли у них деньги и вещи, найденные в карманах. После того их ввели в общую большую залу, в которой содержатся воры, убийцы, бродяги, нищие в ожидании первого допроса, после которого их или освобождают, или отправляют в места предварительного заключения.

В ту ночь в зале, в которой поместили бывшего нотариуса и Клода Ландри, было мало народу, что позволило им найти место на одной из походных постелей, стоящих по стенам.

Ландри, нахмурив брови и стиснув зубы, не говорил ни слова. Рауль Бриссон также молчал, но так как он по природе был болтун, то это молчание не нравилось ему, и через несколько минут он счел нужным прервать его.

-- О чем ты думаешь? - прошептал он, толкнув локтем товарища.

-- А ты? - ответил тем же тоном Ландри.

-- Я обдумываю одну пословицу.

-- Какую?

-- Человек предполагает, а полиция располагает.

-- Я не вижу смысла в пословицах, - проворчал Ландри.

-- Однако это мудрость народов.

-- Вместо того чтобы разбогатеть, мы сидим под замком. Это кажется мне немного странным.

-- А кто виноват? Может быть, я?

-- Конечно, ты. Ты непременно хотел назначить свидание в "Серебряной бочке", хотя Жан Жеди несколько раз говорил, что это место подозрительное.

-- Гром и молния! - прошептал Ландри, стиснув зубы. - Не говори мне о Жане Жеди!

-- Это почему?

-- Потому что он Иуда, которому я разобью голову при первой встрече. Разве ты не понимаешь, что он продал нас полиции?

-- Полно! Разве это нормально?

-- Он опоздал на свидание...

-- Нет, нет! От этого до предательства еще далеко, и я считаю его неспособным продать своих товарищей.

-- Э! Дуралей! Он был способен на все, чтобы сделать дело один!

-- Не может быть! Он просто пришел слишком поздно.

-- Какие глупости! Разве ты не помнишь, что комиссар сказал мне: "Я ищу именно вас". Кто же, как не Жеди, мог ему сказать, что я буду в "Серебряной бочке".

-- У тебя сделали обыск, нашли часы, тебя узнали - вот и все. Это кажется мне очень просто.

-- Всякий может думать по-своему. Я же уверен, что Жан Жеди нарочно навел на нас, чтобы ни с кем не делиться сокровищем с улицы Берлин. Но даю тебе слово, что это не принесет ему счастья.

-- Ты хочешь устроить что-нибудь против него? - с беспокойством спросил нотариус.

-- Положись на меня.

-- Ты хочешь на него донести?

-- Почему же нет?

-- Ты с ума сошел! Заговорив про дело на улице Берлин, в котором ты сам принимал бы участие, ты рискуешь самое меньшее пятью годами тюремного заключения, а нет - так и каторжными работами.

-- Черт возьми! Ты, может быть, и прав.

-- Конечно, я прав, - продолжал бывший нотариус. - Подумай только: если Жан Жеди ничего не украл на улице Берлин, он выйдет из дела белее снега, а тебя засадят на его место. Кажется, ясно?

-- Да, конечно. Но тем не менее он должен поплатиться и поплатится.

-- Каким образом?

-- Ба! Стоит только подумать, и всегда что-нибудь придумаешь.

В эту минуту в залу ввели целую шайку бродяг, и все пустые места на постелях были тотчас же заняты. Ландри и Бриссон должны были закончить свой разговор.

Бывший нотариус скоро заснул, а его товарищ думал всю ночь, составляя план мщения.

Утром, когда сторожа пришли мести залу, двое приятелей возобновили прерванный разговор.

-- Тебя сейчас позовут к следователю; надо уговориться заранее. Меня могут наказать только за бродяжничество и ни за что больше. Я отделаюсь одним годом. Ты не будешь говорить обо мне?

-- Нет.

-- Наверное?

-- Будь уверен.

-- Ты ничего не скажешь про дело на улице Берлин?

-- Ни слова.

-- Ты прощаешь Жана Жеди?

-- Ни за что в жизни!

-- Значит, ты донесешь на него?

-- Это мое дело.

-- Если хочешь остаться со мной в дружбе, то я советую тебе не заниматься им...

В эту минуту дверь в залу снова отворилась, и на пороге появились три сторожа, из которых один держал бумагу, исписанную именами.

Этот сторож, сделав несколько шагов, взглянул в залу и громко произнес:

-- Проспер Ландье.

-- Здесь, - ответил молодой человек лет восемнадцати, выходя из рядов.

-- Бернар Жолье.

-- Здесь.

-- Клод Ландри.

-- Здесь.

И сообщник нотариуса в свою очередь вышел вперед.

Все трое сейчас же были переданы на руки солдатам, которые по лабиринту коридоров и лестниц проводили их в галерею, куда выходят кабинеты следователей.

Клод Ландри шел, опустив голову, погруженный в размышления. Он готовил ответы на вопросы следователя и придумывал средство запутать Жана Жеди в свое дело.

Его позвали первым, солдаты втолкнули его в кабинет, а сами встали сзади.

Следователь сидел за столом. Около него за маленьким столиком сидел письмоводитель, который должен был вести протокол допроса.

Прежде чем начать, следователь взглянул на Ландри: у него был приличный вид, поэтому первое впечатление было благоприятным.

Затем он начал задавать обычные вопросы.

Ландри отвечал самым кротким голосом.

После неизбежных предварительных вопросов следователь наконец перешел к факту, на котором основывалось обвинение.

-- Вы обвиняетесь, - сказал он, - в том, что украли шесть пар часов на выставке у часового мастера в предместье Сен-Дени. Что вы можете на это ответить?

-- Я отвечу, что виноват, - прошептал Ландри, разыгрывая глубоко огорченного. - К тому же, как мог бы я отрицать, когда часы найдены у меня?

-- Тем не менее я осмелюсь утверждать, что гораздо меньше виновен, чем это кажется.

Следователь привскочил.

-- Меньше виновны, чем кажется? - повторил он, глядя ему в лицо. - Эта претензия по меньшей мере странна. Вас видели в ту минуту, когда вы воровали, а после этого нашли в вашем чемодане украденные вещи.

-- Я был не один, господин следователь. Я только смотрел, как другой воровал, но лично не брал ничего.

-- Полноте, ваша внешность описана совершенно верно.

-- Да, потому что я был рядом с тем...

-- С кем? С вашим сообщником?

-- Да, господин следователь. Даю вам слово, что украл вещи он, я же только стоял настороже.

-- И вероятно, вы будете говорить, что он отнес часы к вам?

-- Точно так, господин следователь. Я взял на себя спрятать их до тех пор, пока не представится случай продать. Моя любезность погубила меня.

-- Однако ваша любезность имела основой вашу же выгоду. После продажи деньги должны были быть разделены?

-- Конечно, господин следователь. Это совершенно естественно.

-- А кто был другой, ваш мнимый сообщник?

Ландри опустил голову, вертя в руках фуражку.

Наступило минутное молчание.

-- Отвечайте же! Если вы можете назвать настоящего вора! Не то я буду думать, что вы просто сочинили все это для того, чтобы снять с себя большую часть ответственности. Вы попадаетесь уже не в первый раз и вдобавок за подобное же воровство. В первый раз о вашем поведении не могли сказать ничего дурного, поэтому вас приговорили всего к двум месяцам тюремного заключения, но на этот раз суд будет строже, и вас отправят на тринадцать месяцев в центральную тюрьму и на несколько лет отдадут под надзор полиции, если только вы не докажете существование сообщника, более виновного, чем вы.

Ландри вздрогнул, так как полицейский надзор внушает всем ворам непреодолимый страх. Это классический меч Дамокла, постоянно висящий над их головой. Выйдя из тюрьмы, они обязаны жить в указанном полицией месте. Если же они явятся в Париж, то могут быть почти уверены, что их сейчас же арестуют и приговорят уже гораздо строже.

-- Как, господин следователь! - вскричал он. - За какую-нибудь несчастную полудюжину скверных часов, из которых двое сломаны, меня присудят к тринадцати месяцам и к полицейскому надзору?!

-- Это самое меньшее, что вам грозит, если вы главный виновник. Если же вы только сообщник, то к вам, по всей вероятности, будут снисходительнее. Может быть, даже забудут, что вы пытались сопротивляться полиции.

-- О! Господин следователь! Я от всего сердца раскаиваюсь, клянусь вам! Я выпил лишнее и, видя, что меня арестуют, почти сошел с ума. Я не понимал, что говорю, что делаю, и теперь на коленях готов просить прощение за мое преступное покушение...

-- Которое, без сомнения, удалось бы, если бы не вмешательство одного мужественного человека, который бросился и обезоружил вас, рискуя жизнью. Но дело теперь не в том: надо закончить историю с часами, и я советую вам назвать сообщника, если только он у вас был.

-- Мне тяжело донести на товарища, - прошептал Ландри. - Но каждый должен думать о себе...

-- А так как это необходимо, то говорите!

Следователь сейчас же выписал ордер на арест Жана Жеди.

Затем спросил, кто это такой.

-- Жан Жеди, - ответил Ландри, - уже раз шесть был осужден и, между прочим, один раз на пять лет тюрьмы и шесть лет был под надзором полиции.

-- Где он живет?

Следователь закончил допрос. Письмоводитель прочел все записанное, и Ландри подписал, не моргнув.

-- Отправьте подсудимого в тюрьму, - сказал следователь солдату.

Ландри сделал движение, чтобы попросить позволения говорить.

-- Что вам надо? - спросил следователь.

-- Ну так что же?

-- Я хотел бы просить, как милости, чтобы меня не сажали вместе с ним. Он очень мстителен. Когда его арестуют, он, без сомнения, угадает, что я донес на него, и так как я очень кроток, то, наверное, свернет мне шею.

-- Хорошо. Ваше желание будет исполнено.

-- Благодарю вас, господин следователь. Вы спасаете мою жизнь.

-- Возьмите на себя это дело.

-- Какое?

-- Надо произвести арест на улице Винегрие, 21.

-- Кого прикажете арестовать?

-- Погодите, я знаю, кто это. Он судился уже много раз. Мы давно караулим его. У него нет никаких средств, и мы предполагали, что он ворует, но он очень ловок, и его невозможно поймать на месте преступления.

-- Вы знаете его по наружности?

-- О! Отлично! Это высокий малый лет сорока трех или сорока пяти, худой, как скелет.

-- Возьмите с собой двух агентов и отправляйтесь.

Он поклонился и хотел выйти.

-- Еще одно слово! - воскликнул следователь. - Сделайте, пожалуйста, для меня одно дело, которое задержит вас очень ненадолго.

-- К вашим услугам, сударь.

-- Отвезите вот этот пакет в министерство юстиции, в отделение иностранных дел и отдайте в руки начальнику отделения. Мне сказали, что это очень важно.

Жобен вышел.

В префектуре бывший нотариус с нетерпением ожидал возвращения Ландри.

-- Ну что? - спросил он, как только тот вошел.

-- Дело сделано, и я убежден, что меня приговорят довольно строго, может быть, даже отдадут под надзор полиции, но, по крайней мере, этот негодяй Жан Жеди тоже будет доволен.

-- Да, как на главного виновника кражи часов.

-- Ты не говорил обо мне?

-- О тебе? Зачем же? Ты не сделал мне ничего. Постарайся устроиться так, чтобы тебя поместили вместе со мной: мы повеселимся.

Два часа спустя Клод Ландри в обществе нескольких арестантов был отправлен в тюремном экипаже в дом предварительного заключения.

"Если тебе не удастся доказать алиби, мой милый Жан Жеди, - думал он, - то с таким прошлым тебе придется плохо".



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница