| Автор: | Монтепен К., год: 1882 |
| Категории: | Роман, Приключения |
ГЛАВА 18
В скромном жилище вдовы Поля Леруа Берта видела, как черные грозовые тучи собирались над городом, но это не могло служить ей препятствием исполнить просьбу Рене Мулена. Вдова казненного следила с нетерпением за движением стрелок на циферблате Шварцвальской кукушки, которые, как ей казалось, шли в этот день чересчур медленно.
Она также чувствовала приближение грозы.
-- Милое дитя, - сказала она, - я боюсь, что тебе придется идти под ужасным дождем.
-- Я тоже так думаю, но что же из этого? Ведь то, что я должна сделать, никак нельзя откладывать?
-- Нет, моя крошка... Надо действовать сегодня вечером: завтра, может быть, будет уже поздно.
Берта взглянула на часы.
-- Половина девятого, - прошептала она, - пора идти...
-- Ты возьмешь экипаж?
-- Да, надо будет, хотя мы и не богаты. Отсюда до Королевской площади слишком далеко, чтобы идти пешком.
-- Только не нанимай извозчика у самого дома, а то шпионам, о которых мне говорили, придет, может быть, в голову мысль следить за тобой.
-- Будь спокойна, мама... Я буду осторожна.
-- Также не останавливайся прямо против дома Рене Мулена.
-- Конечно!
Берта надела черную шляпку, накинула на плечи траурную шаль и приколола ее брошкой в виде медальона, в котором был портрет Абеля.
Госпожа Леруа ни за что не хотела оставаться в постели и перебралась в большое кресло.
-- Торопись, милая моя, - сказала она Берте. - Ты должна понять, с каким нетерпением я буду ждать тебя. Иди! Бог сохранит тебя! Мужайся!
-- Ты сама мужайся, дорогая, - ответила Берта, покрывая поцелуями щеки и лоб матери. - Жди и надейся, я скоро вернусь.
-- Ты ничего не забыла? Ключ с тобой?
Берта вышла и осторожно спустилась по лестнице, надеясь пройти незамеченной.
Но это было невозможно: дверь в комнату привратника была открыта по случаю жары, и мнимый брат увидел Берту.
-- Куда это вы идете, мадемуазель, в такой час? - спросил он, впрочем, больше для очистки совести.
-- В аптеку за лекарством.
-- Разве ей все еще не лучше?
-- Увы!... Нет!
-- Жаль! Очень жаль!
Берта вышла из дома и оглянулась.
Подозрительный комиссионер мирно курил трубку и не обращал никакого внимания на то, что происходило на улице.
Оба агента видели бесполезность своих наблюдений и вели их спустя рукава.
Дойдя до улицы Рено, Берта остановилась на углу, поджидая, не проедет ли мимо фиакр, что избавило бы ее от труда идти к Монпарнасскому вокзалу.
Скоро она увидела два приближавшихся красных фонаря, и через минуту эти фонари, а стало быть, и фиакр, которому они принадлежали, поравнялся с ней.
-- Вы свободны? - спросила Берта.
Кучер остановил фиакр и ответил веселым тоном:
-- Да и нет... Конечно, у меня нет седоков, но сейчас будет очень скверно на улице, и я хотел бы отвести домой Тромпетту и Риголетту. Они бегали по городу с самого утра.
-- О! Отвезите меня, прошу вас! - сказала Берта умоляющим голосом. - Сейчас, как вы говорите, разразится гроза, а мне надо идти далеко... Непременно надо... И теперь уже поздно.
В эту минуту молния осветила лицо Берты.
"Э! Да какая она хорошенькая! - подумал с добродушной улыбкой кучер. - Тут, верно, любовь замешана!"
-- Что ж, если вам нужно спешить, - сказал он вслух, - так садитесь. Вот уже двадцать лет, как моя услужливость к дамам известна всему Парижу. Все знают фиакр номер 13! Счастливый номер! Не хочу, чтобы говорили, что из-за меня расстроилось свидание. Куда же мы едем?
-- Королевская площадь! - повторил кучер. - Это не очень-то близко! Ну, да все равно приедем. А номер какой?
Берта вспомнила совет матери и ответила:
-- Номер 18.
-- Ладно!... Ну, безногая, трогай! Домой приедем, двойную порцию овса дам.
И Пьер Лорио наградил лошадей безобидным ударом бича, приглашая их пуститься рысью.
Берта забилась в угол фиакра и погрузилась в печальные размышления.
Они так заняли ее, что она не заметила, как шло время, и невольно вздрогнула, когда карета вдруг останову лась.
-- Ну вот мы и приехали! - крикнул ей с козел Пьер Лорио.
Берта вышла.
Начинали уже падать тяжелые капли дождя. Молнии так быстро следовали одна за другой, что было светло, как днем.
"Она положительно красавица! - подумал Пьер. - А уж я знаю в этом толк! Немало народу перевозил я за эти двадцать лет. Честное слово, я не видел ничего лучше!"
-- Тридцать су за конец и на чай, сколько вам будет угодно, - заключил вслух дядя Этьена свой краткий монолог.
-- Но вы меня ждите...
-- Так вы, значит, берете меня по часам?
-- По часам.
-- Так бы и сказали!... А сколько же времени вы тут пробудете?
-- Минут двадцать.
-- И после этих двадцати минут мы поедем туда, где вы меня наняли?
-- Да.
Берта поспешно направилась к дому номер 24.
"Держу пари, - подумал Пьер Лорио, - она идет к какому-нибудь красивому молодцу... Вот этому можно позавидовать!..."
С этими мыслями он покрыл своих коней попонами и, надев каррик с тридцатью шестью воротниками, спрятался от дождя под аркой.
И в самое время.
Капли дождя слились в целые потоки, и дождь хлынул как из ведра.
Берта была уже у дома Рене Мулена. Дверь подъезда оказалась приотворенной, и она вошла в проход, ведущий на лестницу и к комнате привратницы.
Проход был освещен, но очень экономно, что показывало, до какой степени мадам Бижю принимала к сердцу интересы хозяина.
Вдруг Берта вздрогнула и остановилась: до нее донеслись взрывы веселого смеха.
Однако она тотчас же успокоилась, убедившись, что смех раздавался из комнаты привратницы. Мадам Бижю принимала своих подруг, и гроза, бушевавшая на улице, нисколько не мешала веселью этих дам.
Берта тихо проскользнула на лестницу и стала подниматься, дрожа от волнения, с сильно бьющимся сердцем, держась за перила, чтобы не упасть.
Поднявшись на четвертый этаж, на что ей понадобилось не менее пяти минут, она достала из кармана ключ, принесенный Эженом, и вложила его в замок, оглядевшись прежде, чтобы убедиться, что никто не идет по лестнице.
В это время буря достигла наибольшей степени напряжения. Черепицы, сорванные ветром, летали по воздуху и с треском разбивались о мостовую. Кое-где обрушились даже водосточные трубы, грозя серьезной опасностью прохожим, к счастью, очень редким.
Деревья Королевской площади трещали под напором урагана, казалось, ежеминутно готовые свалиться, и их листья летели, как стаи испуганных воробьев.
Безумная продолжала по-прежнему стоять у окна. Опираясь лбом о стекло, она смотрела на площадь и печально шептала свою вечную арию.
Вдруг она замолчала. Ее внимание привлекли два человека, стоявшие неподвижно под газовым фонарем.
Эти люди внимательно смотрели на дом и, казалось, не замечали ни грома, ни молнии.
Один был, по-видимому, рабочий, другой - мелкий торговец. Это были Тефер и герцог Жорж де Латур-Водье.
Вдруг яркая молния осветила их лица, и Эстер глухо вскрикнула.
Сенатор и полицейский перешли дорогу, как Берта Леруа несколько минут назад.
Они подошли к дому и исчезли.
Тогда и она отошла от окна и направилась к дверям своей комнаты.
Берта вошла в квартиру Рене Мулена и тихо заперла за собой дверь. Бедная девушка была в очень понятном волнении. Если бы, хотя это и невероятно, ее застали ночью одну в чужой квартире, ее, конечно, обвинили бы в воровстве, и ей не избежать бы ареста. И как смогли бы она оправдаться?...
Собрав все свое мужество, она прогнала эти тревожные мысли, достала взятую с собой свечу и зажгла ее. Оглядев комнату, она не заметила письменного стола.
"Он, должно быть, в спальне", - подумала она, направляясь к одной из боковых стеклянных дверей, находившихся друг против друга. Она открыла левую дверь и очутилась в комнате, в которой Рене прятал свои пустые чемоданы и вешал костюмы на большой вешалке, тщательно закрытой зеленым люстрином.
Берта покачала головой, затворила эту дверь и пошла к другой. Она взялась уже за ручку, как вдруг до нее донесся странный звук: кто-то старался вставить ключ или отмычку в замок входной двери. Берта остановилась в испуге, бледная как смерть.
-- Сюда хотят войти... - прошептала она дрожащим голосом. - Я погибла.
Шум продолжался. Наконец Берте показалось, что дверь отворяется. Близость опасности вернула ей если не мужество, то присутствие духа. Она бросилась в комнату, которую только что осмотрела, погасила свечу и, затворив дверь, спряталась за зеленым занавесом вешалки.
Между тем входная дверь тихо отворилась и снова затворилась, потом послышались чьи-то осторожные шаги.
"Кто это может быть? - спрашивала себя девушка. - Это не Рене Мулен: он теперь в тюрьме, да он и не стал бы так прокрадываться. Это, должно быть, воры... Боже мой! Я вся дрожу!"
В соседней комнате послышался чей-то глухой голос:
-- Есть у вас фонарь?
-- Я всегда беру его с собой, когда приходится работать ночью...
-- Так откройте его и посветите.
Комната тотчас же осветилась, и Берта из своего убежища увидела сквозь стеклянную дверь двух человек, один из которых стоял к ней спиной, а другой пытливо оглядывался.
Это был герцог де Латур-Водье.
-- Ну, - сказал он, - теперь поищем письменный стол.
-- Письменный стол! - прошептала Берта. - Это, значит, воры, или, может быть, они хотят завладеть письмом, за которым я пришла сюда!
Она поспешно опустила занавес и затаила дыхание.
-- Нет, это не здесь, - сказал полицейский, - посмотрим с другой стороны, - и направился к другой двери.
Берта, уверенная теперь, что ее не обнаружат, вышла из-за занавеса и стала наблюдать через стеклянную дверь. Она видела письменный стол, стоявший у противоположной стены, и могла слышать весь разговор герцога с его спутником.
-- Вот стол, - сказал полицейский, - тут все должно быть.
-- Я сомневаюсь... Смотрите, ключ оставлен в замке.
-- Ба! Простая рассеянность!... Забывают же чуть не каждый день в фиакрах пачки банковских билетов... Ну, да мы сейчас увидим.
Сенатор отворил один из ящиков, и Берта увидела, как внутри блеснули столбики золотых монет.
"Они ищут деньги, - подумала она. - Да, это воры. Если бы они меня заметили, я погибла бы. Они убили бы меня, конечно".
В эту минуту она могла бы бежать, но любопытство было сильнее страха, и глаза ее не могли оторваться от двух негодяев.
К величайшему ее изумлению, они даже не взглянули на деньги.
Герцог открывал по очереди ящики и осматривал их содержимое, но без всякого результата. Наконец он открыл правый верхний ящик, и тут на лице его отразилась радость: ему бросилась в глаза надпись на большом пакете "Правосудие!".
Это слово, вырезанное на могиле Монпарнасского кладбища, говорило ясно, что в его руках был наконец предмет его поисков.
-- Вот это, должно быть! - прошептал взволнованным голосом герцог де Латур-Водье, ломая печать пакета.
Он вынул клочок бумаги, сильно измятый, и, поднеся его к фонарю, прочел следующее:
"Дорогой Жорж!
Вы, без сомнения, будете очень удивлены и, может быть, не особенно довольны, узнав через двадцать лет, что я еще жива, несмотря на то, что вы меня бросили.
Я скоро буду в Париже и думаю увидеться с вами.
Забыли вы договор, который нас связывает? Я этого не думаю, но все возможно. Если у вас случайно такая плохая память, то мне достаточно несколько слов, чтобы напомнить вам прошлое: "Площадь Согласия, мост Нельи, ночь 24 сентября 1837 года".
Не правда ли, мне не надо вызывать подобные воспоминания, и я уверена, что Клодия, ваша бывшая любовница, всегда будет принята вами, как старый друг..."
-- Она! Клодия! - сказал почти вслух сенатор с ужасом. - Она в Париже и грозит... И у этого человека была такая бумага... он знал ее цену или, по крайней мере, угадывал! Если бы случай не помог мне, я был бы скомпрометирован! Я погиб бы! Благодарю вас, - прибавил он, обращаясь к Теферу. - Я никогда не забуду, какую услугу вы мне оказали сегодня вечером.
-- Я благословляю судьбу, позволившую мне быть полезным моему покровителю, - ответил Тефер. - Но позвольте мне иметь смелость заметить вам, что время не терпит, а также напомнить о той бумаге, которая, будучи найдена завтра в комнате Рене Мулена, подведет его неминуемо под осуждение.
-- Вот она, - сказал герцог, вынимая из своего бумажника лист бумаги, сложенный вчетверо, и вкладывая его в распечатанный им пакет.
Берта видела и слышала все подробности странной сцены.
-- Не будет ли неблагоразумно сохранить это? - заметил Тефер, указывая на письмо.
-- Конечно... Я его сейчас уничтожу.
Герцог открыл фонарь и поджег письмо.
Видя уничтожение бумаги, таинственная важность которой принимала в ее глазах почти фантастические размеры, Берта готова была лишиться чувств.
Странное, необъяснимое зрелище представилось внезапно ее глазам и вернуло ей исчезающие силы.
Входная дверь, которая была только притворена, но не заперта на ключ, вдруг открылась. На пороге показалась женщина в белом пеньюаре, бледная, с распущенными волосами и дико блуждающими глазами. Незнакомка прошла первую комнату и вошла в спальню, где были два негодяя.
При виде этого явления Жорж де Латур-Водье испустил крик ужаса.
В это время пламя горящей бумаги начало жечь ему пальцы. Не думая больше о письме, он выпустил его из рук, и письмо, упав на пол, погасло, сгорев лишь до половины.
Тефер смотрел на эту сцену с беспокойным видом человека, не понимающего, что происходит.
"Откуда могла взяться эта женщина? - спрашивал он себя. - Это удивительно, как она похожа на помешанную!"
Это и была помешанная! Это была Эстер Дерие, вдова Сигизмунда, пэра Франции, герцога де Латур-Водье!
-- Убийца! - крикнула она, подходя к Жоржу.
Тот, бледный от ужаса, отшатнулся и схватил за руку Тефера.
-- Пойдемте! Пойдемте скорее! - бормотал он, увлекая его. - Это она! Я ее узнаю!... Нам здесь нечего больше делать... Идемте!
Между тем безумная повторяла с возрастающим волнением:
Сенатор, а за ним и Тефер поспешно выбежали из комнаты и бросились на лестницу, забыв даже фонарь на столе.
Несколько секунд Эстер простояла неподвижно, как бы окаменев, потом нагнулась и, подобрав с полу остатки письма, машинально скрутила его между пальцами и спрятала на груди, как ребенок, прячущий любимую игрушку.
Потом она снова запела чуть слышным голосом:
-- и тихими шагами вышла...
Воцарилась мертвая тишина.
"Не сплю ли я? Неужели все это наяву? - думала Берта, точно героиня Тампльского бульвара в цветущий век мелодрамы. - Боже мой! Почему я - бедный ребенок, слабый, робкий и бессильный? Эти люди обокрали Рене Мулена, и я не могла помешать преступлению. А моя мать? Какой страшный удар ее ожидает!"
Берта оставила свое убежище и вошла в спальню Рене. Письменный стол бы по-прежнему открыт, и комнату освещал забытый Тефером фонарь.
"Если я не могла спасти драгоценную бумагу, - подумала девушка, - я спасу, по крайней мере, деньги Рене и уничтожу лживое обвинение, которое хотят на него возвести".
Она собрала из ящиков все деньги, ценные бумаги и распечатанный пакет, в который герцог положил принесенную им бумагу.
Собираясь уходить, она хотела было погасить свечу, но тотчас же раздумала: ей пришло в голову, что пришельцы могут смотреть с улицы в окно квартиры и исчезновение света возбудит их подозрения.
Она вышла из квартиры, заперла за собой дверь, повернув дважды ключ. Осторожно спустившись по лестнице, она проскользнула на улицу, никем не замеченная.
Гроза заметно утихала. Гром гремел глуше, молнии были уже не так ярки, но дождь лил по-прежнему.
Берта кинула вокруг беспокойный взгляд: Королевская площадь была совершенно пустынна, только виднелся недалеко темный силуэт фиакра номер 13.
Берта направилась к нему.
Пьер Лорио ходил под аркой взад и вперед и ворчал, поглядывая на своих мокрых лошадей, печально понуривших головы.
-- Наконец-то! - воскликнул он, увидев Берту. - Я уже думал, что вы совсем не вернетесь и я останусь с носом. Странные часы там, где вы были. Вам, верно, время не казалось долгим. А бедные Тромпетта и Риголетта промокли до костей. Просто жаль смотреть на них. Нехорошо забывать о времени в такую погоду!
-- Меня задержали дольше, чем я думала, - ответила в смущении Берта, - но будьте уверены, что вы от этого ничего не потеряете.
-- Улица Нотр-Дам-де-Шан.
-- Вот это хорошо. Я живу очень близко оттуда. Тромпетта и Риголетта получат двойную порцию овса, их вытрут соломенной фланелью, и завтра они будут свежи, как розы. А номер который?
-- Я скажу, где остановиться.
-- Ладно!
Фиакр покатился.
Сенатор и Тефер выбежали из дома, точно за ними кто-нибудь гнался. Герцог шел с такой быстротой, что его спутник, хотя и был гораздо моложе, едва мог за ним поспевать.
Они скоро дошли до квартиры инспектора, и там герцог сменил насквозь промокший костюм на свое прежнее платье. Он был мрачен и не говорил ни слова.
Тефер, переодеваясь, украдкой наблюдал за ним.
-- Позволите вы задать один вопрос, господин герцог?
-- Конечно!
-- Относительно этой женщины... Этой безумной...
Сенатор вздрогнул.
-- Ну, что же? - прошептал он.
-- Господин герцог ее знает?
-- Да, я ее знаю. Она действительно безумна, и ее появление немного взволновало меня. Я считал ее давно умершей.
-- Я должен был следовать за господином герцогом, - продолжал Тефер, - но наш поспешный уход был, несомненно, ошибкой.
-- Почему же?
-- Мы должны были запереть дверь и заставить выйти эту женщину.
-- Да, это правда.
-- Невозможно, ведь она безумна. Да и разве вы не слышали, что она называла меня убийцей? Это ясно доказывает, что она не понимала, что говорила.
Тефер промолчал.
-- Что же могла сделать несчастная после нашего ухода? - продолжал сенатор.
-- Возможно, что она осталась в квартире Рене Мулена.
вам не раз уже говорил, Клодия Варни, рассчитывает скоро приехать в Париж. Я хотел бы узнать как можно раньше о ее прибытии.
-- Я буду наблюдать за всеми большими отелями, где останавливаются богатые иностранцы. Эта дама, не имея дома в Париже, неминуемо должна будет прожить какое-то время в отеле.
-- Хорошо.
-- А что касается вдовы и ее дочери?...
-- Их можно теперь оставить в покое! Тефер, я доволен вашим усердием. Сегодня вы оказали мне важную услугу. Возьмите это... это только задаток.
Тефер рассыпался в выражениях благодарности.
-- Однако я очень устал, - сказал сенатор. - Достаньте мне фиакр...
-- Господину герцогу придется вооружиться терпением. При такой погоде фиакры очень редки на улицах.
-- Постарайтесь найти. Я подожду.
Тромпетта и Риголетта бежали, как кровные рысаки.
При повороте на улицу Нотр-Дам-де-Шан, почти против дома 15, Берта постучала в стекло.
Фиакр остановился.
-- Вот, - сказала она, отдавая деньги Пьеру Лорио, - благодарю вас!
-- Это я должен вас благодарить! Три франка на чай! Славно! Надеюсь еще не раз возить вас, когда вам захочется съездить к вашему молодчику...
Берта его не слушала. Она подбежала уже к своему дому и проскользнула в приотворенную дверь.
Пьер Лорио повернул лошадей и пустился рысью домой.
-- Славная девочка! - бормотал он себе под нос. - Может быть, любит гулять чаще, чем следует. Но что же вы хотите? Годы уж такие! Все мы были молоды!