Сыщик-убийца.
Часть четвертая. Правосудие.
Глава 20

ГЛАВА 20

Прошло три дня со времени отъезда герцога.

Берта Леруа мало-помалу выздоравливала. В это утро она смогла встать и, пользуясь хорошей погодой, пройтись по саду.

Жан Жеди, благодаря усердному уходу, был временно вне опасности. Он мог выжить при том условии, что никакое сильное волнение не уничтожит усилий доктора Этьена. Во всяком случае, Жан Жеди был в состоянии отвечать на вопросы.

Доктор снова и снова спрашивал его: есть ли у него мужество обвинить самого себя, чтобы восстановить честное имя Поля Леруа?

-- Я поклялся и снова клянусь в этом!... - с видимым чистосердечием отвечал Жан Жеди.

Что касается Этьена Лорио, то им овладело сильное беспокойство.

После операции у Эстер Дерие началась сильная лихорадка, которая не поддавалась лечению и могла свести больную в могилу.

В тот день, посетив Жана, доктор поспешно отправился в сумасшедший дом, но там его ждала большая радость: его помощник объявил ему, что состояние Эстер изменилось к лучшему.

Этьен прямо пошел в ее комнату и нашел, что она очень слаба. Но это было естественно. Дело явно шло на поправку. С облегчением Этьен оставил Шарантон.

Вернувшись домой, он нашел письмо от дяди. Пьер Лорио писал, что уезжает на три дня. Он увозил за пятнадцать миль от Парижа старую, больную даму, которая боялась железных дорог, и говорил, что по возвращении займется ребенком, оставленным им в воспитательном доме 24 сентября 1837 года.

Эта неожиданная отсрочка немного раздосадовала Этьена, но, в сущности, она ничему не вредила, поэтому он покорился судьбе и решил в тот же день отправиться к Анри де Латур-Водье, чтобы поручить ему подать прошение от имени Берты Леруа и Жана Жеди по поводу покушений, жертвами которых они стали.

Жалобы должны были предшествовать просьбе о пересмотре дела Поля Леруа.

Наскоро пообедав, Этьен взял дело моста Нельи и отправился в дом на улице Святого Доминика.

Анри был в суде, но его лакей сказал, что он скоро вернется, и предложил доктору подождать.

Этьен согласился.

Через четверть часа Анри пришел домой и, дружески пожав руку Этьену, спросил:

-- Чему обязан твоим посещением?

-- Мне надо поговорить с тобой о многом.

-- Да, серьезно. Но рассказ будет очень длинен.

-- Тем лучше. Я свободен и слушаю тебя.

-- Прежде всего, позволь поблагодарить тебя за дело, которое ты мне дал. Вот оно.

-- Этот процесс заинтересовал тебя?

-- Очень.

-- И, прочтя дело, ты находишь так же, как и я, что там много неясностей?

-- Я твердо убежден, что Поль Леруа - жертва рокового стечения обстоятельств и заплатил головой за преступление других.

-- Не правда ли? - вскричал Анри с торжествующим видом. - Это бросается в глаза! Обвинительный акт убедителен только внешне. Старшина присяжных задавал вопросы как человек, заблудившийся в лабиринте, не знающий, куда идти. Показания свидетелей казались подавляющими, а между тем ничего не доказывают. Взглянув на дело поверхностно, всякий скажет: "Обвиненный виновен". Но спокойно изучив его, убеждаешься в невиновности осужденного. Я очень рад, что ты разделяешь мое убеждение.

-- Не только разделяю, но точно знаю, что это так.

-- Точно знаешь? - не без удивления повторил адвокат.

-- Да.

-- Основываясь на логике?

-- Нет, на доказательствах.

-- На доказательствах невиновности Поля Леруа?

-- Да.

-- Ты знаешь его семью?

-- Да, знаю.

-- И в течение двадцати лет эта семья, имея доказательства, о которых ты говоришь, не требовала восстановления честного имени казненного?

-- Они не могли этого сделать.

-- По недостатку доказательств, которые теперь только находятся в их руках. Эта семья нуждается в человеке, который поддержал бы дело своим талантом. Я пришел спросить тебя: хочешь ли ты быть этим человеком?

-- Я?... - с удивлением воскликнул Анри.

-- Да, ты. Разве несколько дней назад ты не говорил, что, если бы у тебя были какие-нибудь доказательства, ты был бы счастлив доказать юридическую ошибку, жертвой которой стал Поль Леруа?

-- Да, правда, я говорил это. И теперь думаю точно так же.

-- Ну, так я скажу теперь, что нужно вернуть честное имя девушке, которую я люблю всеми силами души.

-- Как!... Берта Монетье?... - прошептал адвокат.

-- В действительности - Берта Леруа. После казни несчастного, чтобы спасти сына и дочь от незаслуженного позора, вдова сменила имя. Теперь ты знаешь все, - ты согласен?

-- Согласен, и вдвойне счастлив, так как, трудясь для Берты, я буду трудиться для тебя.

-- Благодарю от всего сердца!

-- Завтра же, - продолжал Анри, - мы займемся тем, что соберем доказательства.

-- Почему не начать сегодня же? - поспешно сказал Этьен. - Берта близко отсюда, так как живет в твоем павильоне на Университетской улице, и я сведу тебя к ней.

-- Пожалуй, идем, я готов.

Анри взял с собой портфель, в который положил несколько бумаг, и последовал за Этьеном в павильон.

Рене, предупрежденный заранее, был уже у Берты.

Ей ничего не сказали.

Дверь сада открыл Рене.

-- Дорогой Анри, - сказал Этьен, - мне нет надобности представлять тебе моего друга, Рене Мулена, ты уже знаешь его и мог оценить.

-- Я должник маркиза де Латур-Водье, - ответил Рене. - Я обязан ему свободой и надеюсь, что скоро буду обязан счастьем нашей дорогой Берты.

-- Я сделаю все, что от меня зависит, - ответил Анри, улыбаясь и пожимая руку Рене.

-- Берта не спит? - спросил Этьен.

-- Нет. И она в отличном расположении духа.

-- Хорошо, идем.

Этьен тихонько постучался в дверь Берты.

-- Можно войти? - спросил он.

-- Конечно, - ответила Берта с постели. - Я вас жду уже давно.

Увидев неожиданно постороннего, девушка покраснела.

Анри поклонился ей с глубоким участием.

-- Дорогая Берта, - сказал Этьен, - я говорил вам, что приближается минута, когда нам придется просить помощи у служителей закона... Эта минута настала. Я привел к вам Анри де Латур-Водье, моего друга, который будет и вашим. Вы уже обязаны ему за гостеприимство в этом доме, вскоре вы будете обязаны еще большим...

Берта протянула молодому человеку свою похудевшую руку и дрожащим голосом прошептала:

-- Я уже знаю вас из рассказов моего дорогого доктора и Рене. Я знаю то, чего могу ожидать от вас, и угадываю причину вашего посещения. Этьен сказал вам, кто я и сколько выстрадала моя семья. Вы верите в невиновность моего отца, вы будете бороться против несправедливого приговора... Я принимаю ваши услуги и всю жизнь буду благодарна за то, что вы решаетесь сделать для мученика и несчастной сироты!...

Произнеся последние слова, Берта залилась слезами, и даже мужчины почувствовали, что их глаза увлажнились.

-- Клянусь Богом, - ответил Анри, - что я буду поддерживать ваше дело всеми силами!... А теперь надо действовать и действовать... Скорее займемся теми фактами, которые вы хотели мне открыть. Господин Рене, говорите первый.

Рене начал. Его рассказ был длинен. Он прежде всего объяснил, каким образом напал на след настоящих преступников, - благодаря черновику письма, найденному в гостинице в Лондоне.

Он рассказал о своем аресте, единственной целью которого было похитить письмо, о происшествии на Королевской площади, свидетелем которого была Берта.

Рассказав о появлении сумасшедшей, он перешел к своей встрече с Жаном Жеди, затем к службе у мистрисс Дик-Торн, которую узнал старый вор и, наконец, к событиям вечера, где присутствовал Анри де Латур-Водье.

Рене подробно описал похищение Берты и покушение на ее жизнь.

Затем перешел к преступлению, совершенному над Жаном Жеди, узнавшим в своем убийце человека, подговорившего его убить доктора из Брюнуа.

Во время рассказа Рене Анри делал заметки.

-- Да, я надеюсь, - ответил Этьен.

-- И даст показания?

-- Он поклялся!...

-- Этот человек двадцать лет назад был отравлен мистрисс Дик-Торн? - продолжал Анри.

-- Это несомненно. Ужасная женщина и негодяй, которого зовут Фредериком Бераром, хотели отделаться от сообщника. Его нашли умирающим и отправили в госпиталь, забрав ребенка, которого он пощадил.

-- Ребенка, которого нес доктор из Брюнуа?

-- Да.

-- Или я сильно ошибаюсь, или мотивом преступления был этот ребенок. Его хотели устранить, поэтому убили доктора...

-- Это вероятно, - сказал Этьен.

-- Жан Жеди не знал имен злодеев, нанявших его?

-- Нет, он знал их только в лицо.

-- Все связывается одно с другим, - сказал Анри. - Каким образом Фредерик Берар мог узнать, что Рене Мулен приехал в Париж с письмом - я не знаю. Но очевидно, что с этого начинается мрачная интрига, результатом которой был арест Рене, кража письма, похищение мадемуазель Леруа и убийство Жана Жеди.

Механик вынул из кармана маленький сверток и передал адвокату.

-- Вот письмо, которое положили мне в конверт вместо черновика мистрисс Дик-Торн. Вот записка, найденная в кармане пальто мнимого кучера, управлявшего фиакром, везшим Берту. Почерк тот же. Вот письмо, подписанное моим именем для того, чтобы завлечь Жана Жеди в западню. Почерк опять-таки тот же. Наконец, вот записка, которую убийцы оставили у Жана, чтобы заставить предположить самоубийство.

-- Это ужасно! - воскликнул Анри, рассматривая поданные ему бумаги. - С какой дьявольской ловкостью все было устроено! И, - продолжал он, - полиция, действовавшая по жалобе Пьера Лорио, не могла найти следов похитителей фиакра номер 13. Вы знаете адрес Фредерика Берара?

-- Да, Жан Жеди следил за ним, - он живет на улице По-де-Фер-Сен-Марсель.

-- А другой, которого мадемуазель Берта видела на Королевской площади и в сгоревшем доме с Фредериком Бераром, - кто он?

-- Еще неизвестен, но дядя доктора говорит, что знает дом на улице Пон-Луи-Филипп, в который возил его в обществе Фредерика Берара, который, со своей стороны, часто по ночам приезжал сюда, в этот квартал. Господину Лорио даже казалось, что он входил в сад этого павильона. Но, по всей вероятности, он ошибся, и тот входил в соседний дом.

Анри де Латур-Водье задумался.

которое вы передали мне, у вас нет никаких письменных доказательств против Фредерика Берара и мистрисс Дик-Торн?

-- Никаких, - ответил Рене, - между тем мы должны были иметь эти доказательства, так как бумажник, украденный Жаном Жеди на улице Берлин, кроме денег, содержал компрометирующие бумаги.

-- Вы в этом уверены?

-- Да, уверен. Когда мистрисс Дик-Торн заметила похищение, она, казалось, меньше была огорчена пропажей денег, чем испугана исчезновением бумаг.

-- И у Жана Жеди не было этого бумажника?

-- Бумажник был украден у него убийцами.

-- Теперь, - сказал Анри, - займемся ребенком. Что с ним сталось? Вы это знаете?

-- Знаю, - ответил Этьен.

-- Ребенок жив?

-- Не знаю, но мы справимся, как только дядя вернется из небольшого путешествия.

-- Да, это необходимо; мы не должны пренебрегать ничем. А теперь скажите мне, знаете ли вы, почему сумасшедшая, о которой вы говорили, постоянно произносит название Брюнуа и почему Фредерик Берар был в ужасе, увидев ее?

-- Я надеюсь, что скоро узнаю это, - ответил доктор.

Затем Этьен объяснил то, что уже известно читателям.

-- Странный случай или, лучше сказать, перст Провидения!... - вскричал Анри. - Я убежден, как и ты, что Эстер Дерие тесно связана с этим таинственным делом и что, если она придет в себя, мы узнаем истинную причину убийства доктора из Брюнуа. Когда считаешь ты возможным расспросить ее?

-- Не ранее чем через три или четыре дня.

-- Мы подождем. Но, чтобы начать борьбу, мы должны приготовить оружие. Мне остается допросить Жана Жеди, затем просмотреть сделанные мною заметки и передать императорскому прокурору жалобу от имени мадемуазель Леруа. На это нужно два дня. Я понимаю ваше справедливое нетерпение, мадемуазель, и сделаю все, чтобы удовлетворить вас. Поэтому будьте мужественны и надейтесь.

Мужчины простились с Бертой и оставили павильон.

-- Когда вы думаете увидеться с Жаном Жеди? - спросил Рене.

-- Послезавтра. Где он живет?

-- В Бельвиле, улица Ребеваль. Но вам трудно найти его без проводника.

-- Днем или вечером?

-- Вечером, это будет благоразумнее.

-- Если угодно, я буду ждать вас в девять часов на улице Винцент, 9; это моя временная квартира, - сказал Рене.

-- Послезавтра, в девять часов.

Вернувшись домой, Анри собрал все бумаги по делу Берты Леруа и часть ночи занимался делом, которое должен был защищать завтра в суде, делом очень серьезным. Он придавал ему большое значение, так как обвиняемый казался ему заслуживающим снисхождения.

Он лег в постель только за два часа до рассвета.

Выиграв дело, он вернулся домой из суда после полудня. Дома его ждала телеграмма из Марселя, подписанная герцогом Жоржем де Латур-Водье, и в ней говорилось, что послезавтра в пять часов вечера сенатор приедет домой.

Анри чувствовал к герцогу относительную сыновнюю любовь. Он ощущал себя только приемным сыном, поэтому уважение и благодарность занимали в его сердце больше места, чем привязанность. Но тем не менее Анри обрадовался, узнав о возвращении отца. Он никогда не старался проникнуть в тайну своего рождения и старался забыть первые годы своего детства, проведенные в госпитале не из гордости, а чтобы не презирать своих настоящих родителей.

Он приказал приготовить комнаты отца и решил встретить его завтра на станции, поэтому написал записку Этьену, извещая его о приезде сенатора и отменяя свидание, прибавив, что оно состоится в самом скором времени.

Этьен был рад отсрочке, так как силы Жана Жеди с каждым днем восстанавливались, и Эстер Дерие, начинавшая поправляться, также, может быть, могла бы ответить на вопросы адвоката.

Действительно, лечение Этьена Лорио наконец дало свои плоды. Лихорадка прекратилась, и Эстер, казалось, просыпалась от сна. Она с недоумением оглядывалась вокруг, стараясь собрать свои воспоминания, но утомилась от бесполезных усилий. Она хотела расспросить окружающих, но помощник Этьена получил от него приказ не давать ей говорить, так как всякое волнение могло быть опасно. Следовало ждать благоприятной минуты. Больная уже начинала понимать ненормальность окружающей обстановки, но все ее мысли перепутались.

Приехав в свой обычный час, Этьен прежде всего отправился к Эстер. Услышав, что дверь ее комнаты отворяется, она приподнялась на постели и поглядела с видимым беспокойством на Этьена.

-- Боже мой! - вдруг спросила она. - Разве доктор болен? Почему он не приходит?

Эти фразы, смысл которых ни доктор, ни его помощник не могли понять, вполне походили на бред.

-- Вы не узнаете меня? - спросил Этьен. - Это я, ваш доктор.

Эстер покачала головой:

-- Нет, доктор не вы. Тот, который меня лечил и которого я жду - старик, у него седые волосы, его зовут... зовут... Помогите мне припомнить его имя!

Этьен взял ее за руку.

-- Не старайтесь теперь припоминать, - сказал он. - Избегайте всякой усталости, вы были больны, вы и теперь еще слабы, вам надо отдохнуть.

-- Но где мадам Амадис, где мой возлюбленный, где мой сын? Я хочу их видеть!

Она сделала движение, чтобы сойти с постели. Этьен удержал ее.

-- Она вспоминает, - тихо шепнул помощник, - не позволите ли ей говорить?

-- Нет, я боюсь кризиса.

Доктор был бледен и дрожал от волнения.

Эстер повиновалась и не старалась больше вставать. Вдруг она заплакала и закрыла лицо руками.

-- Вы отказываетесь отвечать, - пролепетала она. - Верно, случилось несчастье! Мой сын умер?

Доктор дал ей поплакать несколько минут.

-- Верите ли вы мне? - спросил он.

Больная сделала утвердительный жест.

-- В таком случае ждите моих вопросов. Вы больны давно, очень давно, и за это время произошло многое, чего вы не знаете. Даю вам слово, что я расскажу вам все, будьте только терпеливы. Позвольте мне вылечить вас.

-- Но где же, скажите, по крайней мере, где я?

-- У друга.

-- Какого?

-- Вы узнаете это со временем. Держите ваше обещание верить мне.

Этьен сделал знак своему помощнику, который налил в ложку несколько капель снотворного и подал Эстер:

-- Пейте, это принесет вам пользу.

Эстер повиновалась. Голова ее опустилась на подушку, веки стали слипаться и скоро совсем закрылись: она заснула.

В эту минуту в коридоре послышался шум шагов и голоса. Дверь приотворилась, и сторож сказал: "Сюда идет директор с двумя чужими".

-- Друг мой! - сказал директор, обращаясь к Этьену. - Позвольте вас познакомить с главным полицейским инспектором всех сумасшедших домов Сенекского департамента и знаменитым психиатром, как вам, конечно, известно, а это его секретарь.

Новые знакомые обменялись поклонами. Инспектор подошел к Этьену.

-- Дорогой собрат, - сказал он, - в мире науки много говорят о вашей смелой операции, произведенной при самых странных обстоятельствах, и я хотел бы увидеть предмет вашего знаменитого опыта.

-- Больная, которой я делал операцию, эта бедная женщина, - сказал Этьен, указывая на спящую Эстер. - Если бы вы пришли несколькими минутами раньше, то сами могли бы судить о полученных мною результатах. Теперь я имею повод надеяться, что разум ее восстановился.

-- Это было бы чудесно. Вы расспрашивали больную?

-- Нет еще. Она поправилась слишком недавно, и я боюсь волновать ее.

-- Кто эта женщина?

-- Она помещена в секретную по особому приказанию.

-- В секретную? - повторил инспектор. - Она под судом?

-- Не знаю. Вы знаете так же, как и я, господин инспектор, что нам не дают объяснений.

-- Конечно, но, во всяком случае, приказ о заключении должен быть чем-нибудь мотивирован.

-- Причина действительно есть.

-- Какая же?

-- Интересы общественной безопасности.

-- Как зовут сумасшедшую?

-- Эстер Дерие.

-- Посмотрите, пожалуйста, в книгах, господин Бикотье, - сказал инспектор секретарю. - Мы найдем тут точные сведения.

Секретарь раскрыл портфель и вынул из него несколько тетрадей в серой обложке. В них помещались имена сумасшедших, заключенных в Шарантоне, по категориям.

-- Посмотрите в отделе секретных.

-- Ну что же?

-- Я ничего не могу найти.

-- Вы не видите имени Эстер Дерие?

-- Нет ничего даже похожего.

-- Очень странно!

-- Вы сами можете убедиться...

-- По всей вероятности, тут кроется какая-нибудь ошибка, допущенная или в префектуре, или здесь.

-- Здесь ошибка невозможна, - заметил директор.

-- У меня есть подлинное приказание, которое я могу вам показать.

-- Но находящиеся у меня списки взяты из префектуры, - возразил инспектор. - Это кажется мне странным.

Секретарь на всякий случай просматривал списки других сумасшедших.

-- Вот имя Эстер Дерие! - воскликнул он.

-- В секретной?

-- Нисколько; заключена по просьбе госпожи Амадис, у которой она жила, так как чуть не устроила пожар. Она заключена из предосторожности. Вот и все.

-- Отлично, - сказал директор. - Но у нас хранится приказ, где сказано "в секретную", и я долгом сочту показать его вам.

-- По всей вероятности, это ошибка.

-- Весьма странная и неприятная для больной, особенно теперь, - сказал Этьен.

-- Не понимаю почему, - возразил инспектор. - Бедная женщина не имеет семьи?

-- Да.

-- Сейчас отвечу...

Инспектор сделал жест, что готов слушать.

Доктор продолжал:

-- В госпитале Эстер Дерие окружена мрачными стенами, она видит небо только через решетку своего окна, а между тем она нуждается в солнце, в свежем воздухе, деревьях и цветах. Не следует, чтобы, пробуждаясь от безумия, она находилась как в тюрьме. Сейчас она расспрашивала меня, я отказался ей отвечать, но завтра или спустя несколько дней мне будет невозможно хранить молчание, и, кто знает, может быть, последствия моих слов будут роковые. Во имя гуманности я требую свободы для этой женщины, а во имя науки прошу позволения дать ей убежище, где я буду ухаживать за нею.

Инспектор задумался.

-- Особа, просившая о заключении Эстер Дерие, не потребует ее обратно?

-- Не знаю, - ответил Этьен, - но повторяю, что я готов взять на себя уход за бедной женщиной.

-- Хорошо, сударь, я сегодня же займусь этим делом. Если помещение в секретную есть следствие ошибки, то мне кажется вполне естественным обратить на это внимание господина префекта. Потрудитесь прийти ко мне завтра. Я сообщу вам о результатах моих действий.

-- Приду и заранее благодарю вас.

-- Итак, до завтра. В десять часов утра я вас жду в медицинском бюро.

По окончании осмотра директор привел инспектора в свой кабинет и потребовал приказ о заключении Эстер Дерие. Бумага была сейчас же принесена, и директор с торжествующим видом указал на слово "секретно".

-- Правда, - прошептал инспектор, надевая очки.

Он стал рассматривать бумагу.

-- Как странно, - вдруг вскричал он, - это слово, кажется, написано другой рукой и чернила другие!

Директор, в свою очередь, рассмотрел бумагу.

-- Вы правы, - сказал он, - почерк кажется измененным, а чернила бледнее. Нет сомнения, что это слово было вписано позднее.

-- Можете вы дать мне эту бумагу?

-- Невозможно, ее нельзя выносить из конторы.

-- Впрочем, она мне не нужна; если понадобится проверка, то ее могут сделать и здесь. Я вернусь в Париж и сейчас же переговорю с кем следует, так как, признаюсь, это начинает интриговать меня.

-- Это, очевидно, ошибка. Я отлично помню дело. Мы не имели никаких причин помещать ту сумасшедшую в секретную. Я вижу в этом только неловкость рассеянного чиновника.

-- Извините, - возразил инспектор, - я сейчас видел приказ о заключении. Слово, о котором я говорю, было вписано не у вас, или, по крайней мере, не той рукой.

-- Вы убеждены в этом?

-- Совершенно.

-- В таком случае, тут есть что-то непонятное. Ошибка, во всяком случае, очевидна, и я отдам приказ о ее исправлении.

-- Я буду вам более благодарен, что положение особы, о которой я говорю, сильно изменилось.

-- Ухудшилось?

-- Напротив. Благодаря таланту одного моего собрата, доктора в Шарантоне, Эстер Дерие вылечилась или, по крайней мере, на пути к выздоровлению. Если она заключена только как сумасшедшая, то совершенно излишне держать ее там.

-- Вы совершенно правы. Великодушная особа, которая в течение двадцати лет заботилась о больной, будет извещена и, без сомнения, возьмет ее. Эта дама живет на Королевской площади, я пошлю к ней. Но если она откажется взять ее, что тогда делать? У Эстер Дерие нет средств.

-- Тогда мы подумаем, - сказал инспектор, считая бесполезным сообщать начальнику полиции о предложении Этьена Лорио.

-- Когда вы можете дать мне ответ? - прибавил он.

-- Через два часа.

-- Хорошо, я вернусь через два часа.

Начальник полиции сейчас же отправился к комиссару, размышляя по дороге об этом деле, и невольная ошибка, как он думал сначала, начинала казаться ему менее вероятной. Инстинкт полицейского подсказывал ему, что тут кроется какая-то тайна.

-- Вы помните, - спросил он комиссара, - Эстер Дерие, сумасшедшую, жившую на Королевской площади и заключенную в Шарантон по просьбе ее покровительницы, старой дамы с довольно странными манерами?

-- Отлично помню!

-- Инспектор сумасшедших домов Сенского департамента сейчас сообщил мне, что Эстер Дерие выздоровела и ей необходима свобода.

-- Надо узнать, хочет ли эта старая дама взять ее.

-- Пошлите, прошу вас, на Королевскую площадь.

-- Это еще лучше. Представьте себе, Эстер Дерие была помещена в секретную по приказу, написанному на нашем бланке.

-- Это ошибка.

-- Конечно, ошибка, но вы сделали эту ошибку.

-- Я? - воскликнул комиссар. - Каким образом?

-- Так как дело было спешное, то вы сами написали приказ о заключении, который затем отнесли в префектуру.

-- Я помню также и то, что не писал ни одного слова в графе особых замечаний.

-- Но если не вы, то кто же?

-- Не знаю!

-- Кто из наших агентов занимался этим делом и принес просьбу госпожи Амадис?

-- Тефер.

-- А кто отвозил сумасшедшую в Шарантон?

-- Опять-таки Тефер.

Начальник полиции нахмурился.

-- Что он делает теперь?

-- Он занимается осмотром меблированных комнат, но, как кажется, не находит это занятие интересным и недолго останется в префектуре.

-- Он думает подать в отставку?

-- Некоторые его слова заставляют меня предполагать это.

-- У него есть средства?

-- Еще недавно говорили, что он не имеет ни гроша.

-- Нет, это было бы известно.

-- Странно! Будьте так добры, съездите завтра в Шарантон и привезите приказ о заключении Эстер Дерие.

-- Хорошо. А теперь я отправляюсь на Королевскую площадь.

Мадам Бижю, привратница мадам Амадис, отвечала комиссару, что ее лучшая жилица, скучая в Париже, неожиданно уехала путешествовать неизвестно куда и неизвестно, когда вернется. Уехала же она почти сейчас после заключения Эстер Дерие.

-- Все это очень странно! - вскричал начальник полиции, выслушав донесение комиссара. - Отчасти похоже на бегство, что же касается слова, вписанного в приказ, мне кажется, здесь пахнет преступлением. Но кто преступник?

-- Конечно, Тефер.

-- Вы обвиняете его в измене?

-- Еще не обвиняю, но подозреваю.

-- Вы очень доверяли ему...

-- Даже слишком, и, по всей вероятности, он воспользовался этим.

Инспектор сумасшедших домов не был, по-видимому, ни удивлен, ни недоволен, когда узнал, что госпожи Амадис нет в Париже.

На другой день, в условленный час, Этьен застал его в префектуре, и вместе они отправились к префекту полиции.

Приемная префекта была набита народом, но инспектор передал свою карточку и через несколько минут они были приняты. Префект был человеком очень любезным, вежливо раскланявшись с Этьеном, он крепко пожал руку инспектору.

-- Господин префект, - сказал последний, - я имею честь представить вам доктора Лорио.

Этьен поклонился, до сих пор он не знал, что приемный сын сенатора хлопотал о его назначении.

-- Не родственник ли вы, доктор, одного очень почтенного человека по имени Пьер Лорио, который недавно подал жалобу по поводу денег, украденных в его экипаже?

-- Пьер Лорио - мой дядя.

-- Глубокая тайна окружает приключения с фиакром, и мы имеем повод думать, что за ним скрывается целый ряд преступлений.

Префект поглядел на молодого человека.

-- Вы можете что-нибудь объяснить нам?

-- Надеюсь, что скоро буду в состоянии это сделать, но не могу ничего утверждать, пока мои предположения не обратятся в уверенность.

-- Дорогой директор, - сказал префект, - сообщите причину вашего посещения.

госпиталя; поэтому доктор просит позволения взять эту женщину из госпиталя, и я присоединяюсь к его просьбе.

-- У больной есть семья?

-- Нет.

-- Есть состояние?

-- Тоже нет.

-- Да, - ответил молодой человек.

-- Причина этого поступка есть только интерес науки?

-- Не совсем.

-- Вы знали ее раньше?

-- Но вы угадали тайну ее безумия?

-- Я думаю и надеюсь, что скоро окажу правосудию большую услугу, если вы согласитесь на ту милость, о которой я прошу.

-- Я согласен.

Этьен в восторге поклонился.

-- Я верю вашим словам, - сказал директор, - и подпишу приказ о немедленном освобождении Эстер Дерие.

Пять минут спустя доктор выходил из префектуры, унося бумагу, делавшую его безусловным повелителем Эстер Дерие.

Вместо того чтобы отправиться прямо в Шарантон, молодой человек поехал на Университетскую улицу. Там он застал у Берты Рене.

-- Победа! - вскричал он. - Через несколько часов Эстер Дерие будет здесь.

-- Да. - И Этьен рассказал все произошедшее.

Сейчас же были приняты меры для приема больной. Было решено, что Берта разместится в одной из комнат второго этажа, а Эстер поселится в первом.

Этьен и Рене сейчас же отправились в Шарантон.

Вдова Сигизмунда сидела в большом кресле, она не спала, но, казалось, была погружена в тяжелую дремоту. Это нисколько не удивило Этьена.

-- Да, доктор.

-- Хорошо. В настоящее время я усыпляю Эстер, чтобы избавить ее мозг от работы, а следовательно, и от усталости, - сказал он, обращаясь к Рене.

Больную одели в платье, которое было на ней в день отъезда с Королевской площади. Затем Этьен положил ее руку в свою и провел до экипажа.

Эстер не выражала ни опасения, ни радости, ни удивления, и по выражению ее глаз ее снова можно бы было принять за безумную.