Возвращение Генриха на родину

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Возвращение Генриха на родину (старая орфография)

Возвращение Генриха на родину (*)"

После семилетняго отсутствия молодой столяр Генрих с нетерпением в душе возвращался на свою родину, в один Немецкий город. Уже близок был час полудня; но ему оставалось еще идти восемь миль. Он отобедал в небольшой деревне, и отдыхал при дороге, чтобы подкрепив силы идти далее и ввечеру обрадовать семейство своим прибытием. Он представлял себе то удовольствие, которым насладится при свидании с родителями своими и друзьями. Душа его наполнена была сладостными воспоминаниями, самое время года располагало ее к меланхолии. Была осень; влажный и холодный ветер дул с запада, и пар дыхания становился видимым. При облачном небе и мрачности дня картина разрѵшения, представлявшаяся его взорам, казалась еще печальнее: на обнаженных нивах видны были только остатки соломы от сжатого хлеба; зеленые луга завяли и пожелтели; роща становилась прозрачною; смуглые и красноватые листья падали с дерев плодовитых, самая ива, под которою сидел Генрих, теряла желтые листья свои, отрываемые ветром и уносимые на другую сторону речки.

Все предметы питали задумчивость Генриха, и возбуждали в душе его воспоминания о протекшем времени. Обыкновенно воспоминают с печалию о минувших летах жизни, однакож не всегда потому, что он проведены безполезно, или что мысль о них производит раскаяние; по крайней мере нашему Генриху вовсе не о чем было раскаеваться. Он в точности следовал всем правилам добродетели, преподанным ему еще в младенчестве простодушными и добрыми его родителями; сердце его не заразилась никакими пороками; ни один мастер, у которых он работал, не отпускал его без сожаления; Генрих везде отличался верностию, прилежанием, догадливостию, благонравием, усердием и услужливостию; везде любили его как своего родного. Не всегда также и страх будущих печалей заставляет нас жалеть о прошедшем; минувшее время для нас драгоценно; мы жили в продолжение оного; оно было свидетелем всех наших мыслей и ощущений; мы привыкли почитать его частию самих себя и не можем разлучиться с тем без прискорбия, сердце наше стесняется, когда обращаем мысленные взоры свои на прошедшее, точно как при воспоминании о любезном человеке; с которым разлучились мы навеки. Иногда хотим возвратить прошедшия минуты; и жалеем даже о тех; кои были для нас не весьма благоприятны; иногда кажется нам; будто стоим на краю пропасти, в которую упала вещь для нас драгоценнейшая - хотим броситься за нею, но сила невидимая удерживает нас, устремляем взоры свои ко дну пропасти, ничего не видим во мраке и против воли своей удаляемся; часто оглядываясь в бездне, поглотившей вещь нами любимую. Почти таково было состояние души молодого нашего путника; размышлявшого о протекших днях своей жизни. Ему живо представлялась та минута, в которую он оставил дом родительской; ему казалось; будто видит перед собою нежную мать, снаряжающую его в путь дальний, и все её заботливые приготовления, и слезы из очей её текущия при укладывании чемодана, и важной вид отца, которой однакож не мог скрывать внутренней печали, и даже ласки резвой собачки, непредвидевшей разлуки с своим хозяином; Генрих помнил даже треск огня, когда приготовлял ужин в день его отшествия из родительского дома, помнил, какие за ужином подавали кушанья, которых почти совсем не ели; более же всего помнил наставления добродетельного отца и советы нежной матери, которая страшилась предстоящих сыну своему опасностей.

При таком расположении духа он воспоминал и о тех странах которые видел, о городах в которых жил, о людях с которыми познакомился, о веселых прогулках, о забавах с товарищами, о работе; приводил себе на память, сколько сделал в жизнь свою кроватей для новобрачных, колыбелей для новорожденных и гробов для людей всякого возраста.

Занимавшись мыслями сими около получаса, Генрих вынул из кармана письмо, перед тем за шесть недель полученное от матери, которая приказывала в нем Генриху возвратиться на свою родину. Уже несколько раз было оно читано; в теперешнем расположении захотел он прочитать его еще однажды. Вот письмо от слова до слова:

"Любезный сын! начинаю благодарением Богу, даровавшему тебе силу и здоровье; ты можешь теперь отправиться в путь и обрадовать родительской дом своим возвращением, нетерпеливо нами ожидаемым. Отец твой уже для меня длинны; их перешивает Елисавета, старая мастерица, которую ты верно еще помнишь и которая тебе кланяется. Я отложила наряднейшия платья для будущей своей невестки; ибо мы для того и призываем тебя, чтобы ты женился, и чем скорее тем лучше. Отец твой становится час от часу старее и слабее; руки его не могут уже управляться со скобелем и с пилою; он часто страдает от лому в костях, и во время болезненных припадков худо слышит. Тебе известно, что завистливые люди всегда ищут случая отнять работу у своей братьи ремесленников; пожалуй возвратись поскорее. Отец отдает тебе свою рабочую; ты женишься и упокоишь нашу старость. В работе недостатка не будет; надейся на Бога. Подле нас поселился один старой господин, знавший отца твоего еще в молодости; вчера был он в нашей рабочей и долго с ним разговаривал; он такой доброй, такой приветливой, что и подумать бы мудрено о его достатке; однакож он очень богат и нас жалует. Будущею весною выдаст он внучку свою за муж; он хочет заказать нам, то есть тебе, делать кровать к свадьбе и прочие домашние приборы для нового хозяйства. Старой отец твой не мог слышать всех слов барина, и потому при исчислении поделок, я должна была повторить ему раз двадцать, что ты все нужное для него сделаешь прекрасно. Барин каждой раз улыбался, и сказал напоследок: я хочу также убрать дом свой, которой имею в город; ваш сын, а не кто другой, будет работать для моего дома, и даже сделает гроб для меня самого. Я заплакала при сих словах честного, барина, хотя и думала, что ни я, ни отец твой не переживем его. Смотри, какое доброе начало! Что же касается до жены твоей, но я уверена, что ты ее полюбишь. A она, скажу правду, она и со свечкой не найдет себе мужа, которой бы во всем походил на умного и пригожого нашего Генриха. У нее нет матери; за то она меня будет любить как родную мать свою; отец её, у которого она и живет, старик пречестной, мы уже с ним говорили о сем деле, и он согласен. Ты не знаешь будущого своего тестя; только за четыре года перед сим он поселился в ближней деревне от нас в двух милях.. Когда придешь домой, то все вместе посетим его в первое воскресенье. Мы с ним очень дружны; к тому ж еще он нам и не чужой: сестра его бабки была за шурином покойного моего деда. Я уверена, что ты полюбишь свою родственницу, будущую жонушку. Видя ее, не подумаешь, чтобы она выросла в деревне; щеки у нее как цвет розовый, глаза как ясные звезды; словом сказать, она красавица, и я заранее любуюсь; представляя себе, как будет она стоять под венцем в свадебном нарядном платье. Женись только на ней, любезной сын мой; уверяю тебя что ты будешь счастлив. Я в молодости была не красавица; однакож отец твой женился на мне с охотою, и мы прожили век свой благополучно. Все будет так, как Богу угодно; только и день и ночь думаю об етой свадьбе.

"Отец, твой ожидает тебя с нетерпением. Ах еслиб скорее возвратился наш Генрих! повторяет он ежедневно. Чадо наше милое! посмеши на родину. Ты будешь утехою и жезлом нашей старости. Всевышний был до сих пор для нас милостив; надеюсь на Него, и уверена, что буду любоваться твоими малютками. Да возвратит Он тебя в наши объятия! о сем возсылаем, к Нему всегдашния наши молитвы. Остаюсь любящая тебя мать твоя Мария Золданова."

человека, которой хочет жениться; но при всей уверенности своей доброй матери, Генрих не мог совершенно положиться не разборчивость её вразсуждении пригожства; он думал, что женщина, и самая даже нежная мать, не всегда может угадать, какая именно девушка понравится мущине. Путешествуя по разным городам, он видел многие примеры супружеств, несчастных единственно от того что молодых людей женили не спросившись об их согласии и не посоветовавшись с их склонностями. Он решился поступить в сем деле со всевозможною осторожностию, и заранее предусматривал, что сие намерение его может быть в противуположности с желанием родительским.

Будучи занят сими мыслями, он почти не заметил, что наступил вечер и собирались тучи на горизонте. Опомнившись, он увидел себя в окруженной лесом долине, на которой жилья совсем, было неприметно. Быстрое движение птиц, ищущих убежища, шум листьев при деревах стоящих у дороги, падающия крупные капли дождя, час от часу более усиливающагося, заставили Генриха обратит внимание на другие предметы. Судя по всем признакам, он догадывался, что сбился с дороги; смотрел на все стороны, и ничего не видел кроме густой мглы и серых облаков. Дождь полился, как из ведра; платье на Генрихе промокло до последней нитки, и вода струями текла с его шляпы; негде было искать убежища: деревья стояли без листьев, a наступающая ночь заставляла Генриха опасаться совсем потерять дорогу. Он остановился, думал и не знал что делать; напоследок решился пробираться лесом и шел еще целой час; безпрестанный шум, от падения дождя на листья, крики хищных птиц, холод, усталость, тяжесть намокшей одежды, страх проходить всю ночь по густому лесу - все сие делало положение Генриха весьма затруднительным. Очень приятно, окончивши трудное путешествие, сидеть перед камином и в кругу своего семейства с чашкою чаю, или за горячею похлебкою; пускай на дворе шумит ветер и стучит дождь в окна; тем лучше для того, кто претерпевши все трудности непогоды и вспоминая о них, наслаждается вожделенным отдыхом: но каково бедному пешеходцу осенью, в густом лесу, под ливнем. К счастию, небо начинало проясняться, шум дождя; становился тише, и Генрих увидел конец леса. Надобно быть в его положении, чтобы представить себе радостное чувство, когда услышал он сперва лай одной собаки, потом отзывы других собак, и наконец голос петуха; при сих несомнительных признаках обиталища людей, он удвоил шаги и скоро приметил светящийся огонь в разсеянных хижинах; подошедши к ближней, он увидел сквозь маленькое окно горящую на столе лампаду, и за отворенною дверью в другой комнат девушку, которая стояла перед очагом и готовила кушанье. Комната, огонек, похлебка, девушка - какая находка для путника измокшого и утомленного! Генрих постучался; девушка, взявши лампаду, отперла сени; она была одета просто, но опрятно; пригожее лицо её и ласковой голос ободрили нашего пешеходца. Он забыл все свое горе, объявил себя заблудившимся путешественником, спрашивал далеко ли до города и нет ли корчмы в деревне. "До города еще три мили," сказала девушка: "корчма отсюда не близко, там за рекою, a дождик не перестает; войди к нам, доброй человек, отдохни и обогрейся."

Чем более Генрих смотрел на гостеприимную незнакомку, чем более вслушивался в приятной голос её; тем более чувствовал движение в своем сердце. Девушка с своей стороны не могла незаметить пригожства в молодом путешественник, "Милости просим!" сказал отворяя дверь комнаты отец девушки, которой слышал разговор Генриха с своею дочерью: "милости просим! Я знаю, каково путешествуя терпеть не погоду; я сам довольно шатался по свету в молодости своей, и только еще недавно отдыхать начал." Генрих вошел, поклонился, сел и рассказал, как застигла его дождливая ночь и как сбился он с дороги. Речь зашла об удовольствиях и невыгодах путешествий. Старик слушал с любопытством, и спрашивал Генриха, откуда идет, и какие видел города во время своего путешествия. Когда Генрих упомянул о Бремен, в котором долго жил и работал, то старик обрадовавшись, подал ему руку свою в знак дружбы и воскликнул: "Бремен город прекрасной, безподобный!" И пошли вопросы за вопросами. К счастию Генрих долго жил в Бремене у одного столяра, старинного приятеля гостеприимному хозяину. Кто напоминает нам дни молодости нашей, кто говорит нам о минувшем, любезном для нас времени, о старинных друзьях, о товарищах юношеских удовольствий - тот сам бывает для нас любезен и в ту ж минуту становится почти другом нам самим. "Подложи сухих дров на огонь, Леонора!" сказал старик своей дочери: "да накрой на стол, и дай нам похлебки, свежого масла, сыру; гость отужинает вместе с нами; он был в Бремене и знает моего друга; он отужинает с нами". После того советовал он Генриху высушить перед огнем свое платье, a Леоноре велел принести что-нибудь надеть на путешественника, но Генрих догадался, что платье стариково не будет ему к лицу, вынул из чемодана свою пару, и нарядился как прилично опрятному молодому человеку. На все вопросы старика он давал удовлетворительные и любопытные ответы касательно своего путешествия, и сверх того вмешивает в них разсуждения, которые показывала основательной ум и доброе сердце. Леонора, заботясь об ужине, входила и выходила; но слушала внимательно все, и приятно посматривала на путешественника. Генрих, встречаясь с её взорами, забывал свою повесть, a особливо когда Леонора с тарелкою в руке или со стаканом останавливалась y порога и внутренно удивлялась красноречию молодого гостя. Ужин кончился; но разговор продолжался. Генрих никогда еще в жизни своей не чувствовал подобного удовольствия; не смотря на то, каждой взгляд Леоноры, каждое слово её поражало печалию сердце его; он вздыхал, не зная сам от чего; неизъяснимое чувство удовольствия; смешанного с печалию, придавало еще более выразительности словам его; но печаль превозмогала в нем чувство удовольствия.

Есть ли такой человек в свете, которой после приятной беседы с умным и добрым стариком, познакомившись и бывши вместе с прекрасною и любезною девушкою, не ощутил бы в себе мучительного прискорбия при мысли, что должно разстаться с ними и может быть навсегда разстаться? Сердце в таком случае невольно стесняется. В таком

"Ни один монарх в свете не насыщался такими вкусными яствами," сказал Генрих с видом удовольствия и благодарности, "какими вы потчивали меня в нынешний вечер." Старик дружески потрепал по плечу Генриха; Леонора улыбнулась. В самом деле простой ужин сей был очень вкусен; Генрих ел кушанье, приготовленное Леонорою и сидя подле Леоноры. Никогда невидавши и даже не зная имен друг друга, старик и молодой путешественник провели за столом время как давнишние приятели. Можно ли не любить гостя, которой из благодарности за простой ужин рассказывает о таких любопытных вещах и происшествиях? так думала Леонора. Генрих не был говорлив от природы, но в нынешний вечер рассказывал с удивительною неутомимостию. Любовь не всегда одинакова: иногда она делает немым человека, a иногда заставляет его быть слишком болтливым. Генрих, совсем без намерения, старался нравиться Леоноре. Он видел её внимательности, замечал её улыбки и говорил очень охотно; ибо ничто столько непоселяет бодрости в человек, как желание нравиться и надежда, успеть в сем желании. Леонора сидела уже за самопрялкою; но колесо часто останавливалось и пальцы её разучились на ту пору вытягивать нитку; взоры её поминутно останавливались на Генрихе. Она старалась узнать причину сей новой привязанности, и заметила, что прелестной разскащик был умен и добродетелен. Какое уважение к женскому полу! какое отвращение от порока и лживых поступков! Генрих рассказывал старику, как один молодой ремесленник обманул в Бремене бедную девушку; как она бросилась в колодязь, и какие муки терпел соблазнитель в душ своей! Красноречие повествователя извлекло слезы из очей Леоноры. И я точно также решилась бы умереть, думала Леонора; и сердце её сильнее привязывалось к Генриху.

На деревянных стенных часах ударило девять. Генрих вышел наведаться о погоде: небо прояснилось, но в душе его собирались мрачные тучи; он чувствовал, что вечер сей будет ему стоить жизни. Боже мой! думал он: как могли родители мои решиться без моего согласия! Нет, я не могу любить назначенной ими невесты; пойду теперь же и объявлю им, что происходит в моем сердце; a завтра возвращусь сюда, и... Генрих сам не понимал, что хотел делать.

Между тем старик, оставшись в "Леонора!" сказал он: "дорогой наш гость кажется мне весьма честным и достойным человеком; но вспомни, что ты назначена другому...." Генрих входит и слышит, печальной вздох Леоноры, которая уже несмела свести глаз с пряслицы. "Погода хороша, и ночь не совсем темна," сказал Генрих: "пора мне идти в город; хотя севодни же увидеться с родителями; но я опять приду к вам, если позволите." - Как с родителями? разве ты здешний? Я думал, что ты путешественник издалека; кто отец твой? "Старой столяр Волданов." - Волданов? как! возможно ли? Не Ангел ли Божий направил тебя в дом мой! ты мой родственник, и будешь скоро, скоро... Обнимемся, сердечной друг мой! -- A Леонора? Леонора, оставивши свою самопрялку, робко и медленно подошла к Генриху и едва могла сказать дрожащим голосом; милой братец! - Не уже ли отец твой никогда не писал к тебе о нашем деле? спросил старик: он мой старинной доброй приятель; он любит мою Леонорушку, как родную дочь свою; мы с ним часто... о вас говаривали. Леонора! мягкую постелю для милого гостя! Он y нас ночует, a завтра все вместе едем в город. Как же удивится старой мой приятель! Он ожидает тебя не прежде как через две недели.

не мог говорить от радости; ибо и ему также было очень весело, и он.... Но пора окончить повесть.

В сие самое время как я пишу, счастливое семейство пиршествует в сельской хижине на другой день брака. Предоставляю молодым людям, сочетавшимся по взаимному согласию, и родителям, которые сопрягли детей своих также по своему намерению, отгадывают, кто более счастлив, старики или новобрачные. Р. С.