Коробейник
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Коробейник

КОРОБЕЙНИКЪ

Сколько мимолетныхъ воспоминанiй о мелочныхъ, какъ будто ничтожныхъ фактахъ, случайныхъ встречахъ, подмеченныхъ, угаданныхъ или только заподозренныхъ интимныхъ драмахъ, внедряется еще смолоду въ нашъ юный неопытный умъ, и затемъ, играя роль какъ бы путеводныхъ нитей, постепенно навязываетъ ему безотрадное познанiе житейской действительности.

Скитаясь безъ определенной цели по проселкамъ, охваченный длинной вереницей мечтанiй и думъ, я развлекаюсь причудливою ихъ сменой и уношусь душой далеко отъ всего окружающаго.

Каждый разъ, когда мысль возвращается при этомъ къ пережитому прошлому, она воскрешаетъ какiя нибудь давнишнiя мои приключенiя, смешныя, или зловещiя. Ихъ образы появляются передъ моими думами неожиданно целыми группами, словно полевыя пташки, выпархивающiя стаями изъ-за кустовъ при моемъ приближенiи.

Разъ нынешнимъ летомъ я шелъ, какъ говорится, куда глаза глядятъ по горной дороге, нависшей надъ правымъ берегомъ озера Бурже. Взоръ мой блуждалъ по зеркальной поверхности водной массы, привлекаемый ровною бледной ея синевой, подернутой отблесками скользившихъ по ней лучей солнца, которое склонялось уже къ закату. Я чувствовалъ, какъ въ сердце у меня шевелилась возникшая еще въ детстве нежная любовь къ поверхности озерныхъ, речныхъ и морскихъ водъ. Озеро тянулось передо мной широкой полосою, такою длинной, что не видать было ея окраинъ, исчезавшихъ вдали на горизонте: одна - къ стороне Роны, другая - по направленiю къ Бурже. На противуположномъ берегу подымалась высокая гора Кошачьяго Зуба, зазубренная словно гребень до самой вершины. По обе стороны дороги, заглушая своею пышной листвой поддерживавшiя ихъ тонкiя ветви, перебрасывались съ дерева на дерево виноградныя лозы. Оне раскидывались по окрестнымъ полямъ зелеными, желтыми, красными гирляндами и свешивались съ ветвей изящными фестонами, пестревшими сочными гроздьями чернаго винограда.

На белой отъ пыли дороге никого кроме меня не было, когда вдругъ, изъ-за рощи высокихъ деревьевъ, за которой скрывается деревня Сентъ-Инносанъ, появился человекъ. Согнувшись подъ тяжестью ноши и опираясь на палку, онъ шелъ какъ разъ мне на встречу.

Когда разстоянiе между нами уменьшилось, я узналъ коробейника, одного изъ мелкихъ торговцевъ, которые носятъ свою лавку за плечами и ходятъ по деревнямъ изъ хижины въ хижину, сбывая съ небольшимъ барышомъ дешевые товары. Въ моей душе тотчасъ же воскресло давнишнее, совсемъ было изгладившееся воспоминанiе о ничтожномъ повидимому факте случайной ночной встречи на дороге между Аржантейлемъ и Парижемъ. Оно таилось какъ бы за порогомъ сознанiя съ того времени, когда мне было всего только еще двадцать пять летъ.

Счастье жизни заключалось тогда для меня въ катанье на шлюпке. Я нанималъ комнату у одного изъ аржантейльскихъ харчевниковъ и каждый вечеръ уезжалъ изъ Парижа съ чиновничьимъ поездомъ: длиннымъ поездомъ, который ползетъ черепашьимъ шагомъ и останавливается на каждомъ полустанке, высаживая везде целую толпу человечковъ съ узелками и свертками. Все эти человечки, наделенные склонностью отращивать себе брюшко, тяжелы на ногу отъ непривычки къ ходьбе. Брюки на нихъ сидятъ скверно, потому что казенныя стулья ужасно портятъ изящество ихъ фасона. Поездъ этотъ, въ которомъ мне чудился своеобразный запахъ канцелярiй, департаментскихъ шкафовъ и делъ въ форменныхъ обложкахъ, привозилъ меня въ Аржантейль, где ожидала меня шлюпка. Стоило только оттолкнуть ее отъ пристани, чтобы пуститься вдоль по Сене. Налегая на весла, я плылъ обедать въ Бедонъ, Шату, Эпине, или въ Сентъ-Уанъ, а потомъ возвращался въ Аржантейль, отводилъ шлюпку на пристань и отправлялся обратно въ Парижъ пешкомъ, если ночь была лунная.

И вотъ однажды ночью на дороге, белевшей передо мною, я увиделъ человека, который шелъ тоже по направленiю къ Парижу. Мне почти каждый разъ доводилось встречаться съ пригородными ночными путниками, внушающими такое чувство страха запоздавшимъ мирнымъ горожанамъ. Человекъ этотъ медленно шелъ передо мной, сгибаясь подъ тяжелою ношей.

Я направлялся прямо къ нему быстрыми шагами, которые гулво отчеканивались на шоссейной дороге. Онъ остановился, оглянулся, и видя, что я уже близко, перешелъ черезъ дорогу на другую сторону.

Не замедляя шага, я хотелъ пройти мимо, но меня остановилъ окликъ:

- Добрый вечеръ, сударь!

Я отвечалъ:

- Добрый вечеръ, любезнейшiй.

Незнакомецъ осведомился тогда:

- Далеко ли васъ Богъ несетъ?

- Въ Парижъ.

- Ну, чтожъ! Вы скоро туда дойдете! За вами, къ слову молвить, не угоняешься особенно же съ такимъ грузомъ на спине, какъ у меня.

мелькнуло у меня въ уме и возбудило мое любопытство. Каждое утро въ газетныхъ хроникахъ описывается такое множество злодеянiй, учиненныхъ якобы ночью какъ разъ именно тамъ, на полуострове Жанневилье, что все они сплошь не могутъ быть признаны просто на просто утками. Нельзя же изобретать изо дня въ день, единственно лишь для развлеченiя читателей, длинный перечень арестовъ и преступленiй, наполняющiй столбцы репортерскихъ отчетовъ.

Съ другой стороны, однако, въ голосе незнакомца звучала, какъ мне казалось, скорее робкая, чемъ смелая нотка, да и въ манерахъ его, свидетельствовавшихъ о благоразумной осторожности, нельзя было подметить ничего вызывающаго.

На всякiй случай я, въ свою очередь, обратился къ нему съ вопросомъ:

- А вамъ далеко идти?

- Всего только до Аньера.

- Вы тамъ живете?

- Да, сударь, я коробейникъ и живу въ Аньере.

Сойдя съ боковой дорожки, по которой странствуютъ днемъ въ тени деревьевъ пешеходы, онъ началъ приближаться къ середине шоссе. Я последовалъ его примеру. Каждый изъ насъ, не выпуская изъ рукъ палки, подозрительно посматривалъ на другого. Подойдя ближе къ незнакомцу, я совершенно успокоился. У него очевидно тоже разсеялись всякiя подозренiя.

- Нельзя ли будетъ вамъ идти немного потише? - спросилъ онъ меня.

- Зачемъ же это?

- Затемъ, что дорога тутъ въ ночное время не больно мне нравится. Когда за плечами кое-какой товарецъ, то вдвоемъ здесь все-таки надежнее. Напасть на двоихъ смотришь и поостерегутся.

Я чувствовалъ, что незнакомецъ не лжетъ, и что онъ совершенно искренно празднуетъ труса, а потому уступилъ.

Было уже около часа по полуночи, когда мы пошли съ нимъ рядомъ по дороге изъ Аржантейля въ Аньеръ.

- Какъ же вы рискнули пуститься такъ поздно въ обратный путь? - спросилъ я у коробейника.

Онъ разсказалъ мне все "безъ утайки". Выйдя только вчера утромъ изъ дому съ запасомъ товара, котораго должна было хватить дня на три, или на четыре, онъ вовсе не разсчитывалъ вернуться въ ту-же ночь домой.

Торговля пошла однако такъ бойко, что заставила его спешить обратно въ Аньеръ за новымъ товаромъ, который надо было на другой-же день занести покупщикамъ, внесшимъ уже впередъ задатки.

Коробейникъ объяснилъ мне съ видимымъ удовольствiемъ, что маленько маракуетъ въ торговомъ деле, где его на кривой не объедешь. Умея, какъ говорится, показать товаръ лицомъ и расхваливая взятые съ собой образчики, онъ запродавалъ иной разъ товаръ целыми партiями съ обязательствомъ доставить покупателю на домъ денька черезъ два, не позже.

- У меня въ Аньере собственный магазинъ, где торгуетъ жена, - добавилъ коробейникъ.

- Такъ вы женаты?

- Да, сударь, ужь годъ и три месяца, какъ женатъ. И какая, еслибъ вы знали, у меня славная женка! Она должно быть порядкомъ удивится, что я возвращаюсь домой теперь-же ночью.

Онъ разсказалъ мне кстати и про свою женитьбу, объяснивъ, что целыхъ два года присватывался въ девушке, она-же все не решалась выдти за него замужъ.

другими безделушками, которыя дешево покупала благодаря протекцiи фабриканта. Девушка известна была въ Аньере всемъ и каждому. Ее такъ и называли "Синенькой", потому что она ходила больше всего въ синихъ платьяхъ. Мастерица, что называется, на все руки, она зашибала хорошую деньгу, но за последнее время начала словно прихварывать. Оно понятно, дело ея женское.... пожалуй, и затяжелела. Однакоже поручиться въ этомъ онъ не могъ. "Коммерцiя" у нихъ шла хорошо, и мужъ ходилъ съ коробомъ по окрестнымъ селамъ главнымъ образомъ, чтобы показывать разные образчики тамошнимъ мелкимъ торговцамъ. Онъ бралъ товаръ на коммиссiю отъ разныхъ фабрикантовъ и служилъ имъ чемъ-то въ роде странствующаго приказчика, работая вместе съ темъ и на самого себя.

- Ну, а вы, сударь, чемъ изволите заниматься? - спросилъ меня коробейникъ.

Не отвечая прямо на этотъ вопросъ, я разсказалъ, что у меня стоятъ на аржантейльской пристани парусная моцiона и две быстроходныхъ шлюпки для гонокъ. Я езжу въ Аржантейль каждый вечеръ практиковаться въ гребле и, моцiона ради, возвращаюсь иной разъ пешкомъ въ Парижъ, где имею доходное занятiе.

- Знаете-ли что, - возразилъ коробейникъ, - еслибъ у меня водились такiя деньжата, какъ у васъ, то я, клянусь Богомъ, не сталъ-бы шляться по пригороднымъ дорогамъ въ ночную пору. Здесь, сударь мой, не безопасно!

Онъ бросилъ на меня изъ-подлобья такой подозрительный взглядъ, что я внутренно задалъ себе вопросъ, ужь не идетъ-ли со мной рядомъ какой-нибудь ловкачъ, который грабитъ только наверняка и не хочетъ рисковать безъ надобности.

Меня, впрочемъ, тотчасъ-же успокоила высказанная вполголоса просьба:

- Нельзя-ли идти немного потише, сударь? Мне право тяжело поспевать за вами съ такой ношей!

Темъ временемъ показались уже передъ нами первые аньерскiе дома.

- Я теперь, почитай, что добрался до места, - сказалъ коробейникъ. - Мы сами, видите-ли, въ магазине не ночуемъ. Его сторожитъ ночью собака, добрая собака, такая, что постоитъ за четверыхъ молодцовъ. Къ тому-же и квартиры въ центре города для насъ дорогоньки. Однако, знаете-ли что, сударь? Вы оказали мне большую услугу, потому что въ ночное время, когда я иду съ коробомъ, сердце у меня неспокойно. Не побрезгайте зайти къ намъ и распить бутылочку тепленькаго винца съ моею женой, если она только проснется. Правда, что она спитъ довольно крепко и не особенно любитъ, чтобъ ее будили; ну да это намъ, съ позволенiя сказать, трынъ-трава. Безъ короба я, сударь, ничего не боюсь и провожу васъ потомъ со своею дубинкой до самыхъ парижскихъ воротъ.

Я отказался, но онъ настаивалъ. Я упорствовалъ въ моемъ отказе, а онъ въ своихъ просьбахъ. Очевидно, что ему и въ самомъ деле хотелось залучить меня къ себе въ гости. Необходимо заметить, что коробейникъ не даромъ называлъ себя краснобаемъ. Онъ говорилъ очень убедительно и съ такимъ обиженнымъ видомъ спрашивалъ о причинахъ моего отказа, высказывая подозренiя, будто я брезгаю распить бутылку вина съ человекомъ "низшаго сословiя", что я подъ конецъ уступилъ и пошелъ съ нимъ по совершенно безлюдной дороге въ одному изъ большущихъ ветхихъ домовъ, которыми изобилуютъ предместья столичныхъ пригородовъ.

Дойдя до этого дома, я, признаться, колебался туда войти. Высокое зданiе, съ обвалившейся гипсовой штукатуркой, производило впечатленiе какого-то притона пригородныхъ бродягъ, или пожалуй даже разбойничьяго вертепа. Растворивъ однимъ толчкомъ двери, оказавшiяся незапертыми, коробейникъ заставилъ меня войти въ темныя сени и провелъ придерживая за плечи, до лестницы, которую пришлось отыскивать ощупью въ непроглядномъ мраке ногами и руками, причемъ я все время томился совершенно законнымъ опасенiемъ провалиться сквозь какой-нибудь люкъ въ подземелье.

Когда удалось наконецъ найти первую ступеньку, гостепрiимный мой спутникъ сказалъ:

- Ну-съ! Теперь намъ осталось только подняться въ шестой этажъ.

Порывшись у себя въ кармане, я отыскалъ коробочку восковыхъ спичекъ и благодаря этому могъ осветить себе путь по лестнице. Хозяинъ шелъ за мной следомъ, кряхтя подъ своей ношей и шагъ за шагомъ повторяя: "Признаться оно и впрямь высоконько!.."

Когда мы наконецъ поднялись въ верхнiй этажъ, коробейникъ вытащилъ у себя изъ-за пазухи ключъ, висевшiй на какой-то веревочке, отворилъ двери и пригласилъ меня войти. Я оказался въ выбеленной известью комнате, где посредине стоялъ столъ, а вдоль стенъ помещались шесть стульевъ и кухонный шкафъ.

- Попробую разбудить жену, - сказалъ хозяинъ, - а потомъ сойду въ погребъ за виномъ. Здесь у насъ его держать нельзя, потому что въ тепле оно портится.

Подойдя къ одной изъ двухъ дверей, выходившихъ въ комнату, коробейникъ крикнулъ: "Эй ты, Синенькая!" Такъ какъ она не соблаговолила ответить, то онъ повторилъ свой окликъ раза два все громче и громче, а затемъ принялся стучать кулакомъ въ двери, ворча сквозь зубы: "Проснешься-ли ты, наконецъ, чортъ возьми!..."

Обождавъ несколько времени, онъ приложилъ ухо къ замочной скважине и добавилъ совершенно уже спокойнымъ тономъ:

- Ну чтожь, пусть ее спитъ, коли заснула такъ крепко! Обождите меня минутку, - я сейчасъ сбегаю за виномъ.

Онъ вышелъ, а я опустился на стулъ, безропотно подчиняясь своей участи.

Къ чему я собственно сюда зашелъ! подумалъ я и тутъ же внезапно вздрогнулъ, услышавъ, что рядомъ, въ комнате жены коробейника, говорятъ шепотомъ и осторожно шевелятся.

Какъ могла она не проснуться, эта Синенькая, при возвращенiи мужа, когда онъ поднялъ такой шумъ и принялся такъ громко стучать въ дверь? Ужь не было ли это заранее условленнымъ сигналомъ, чтобъ объяснить соучастникамъ: "Молодчикъ у насъ въ западне: я буду караулить у выхода, остальное же ваше дело". Действительно, въ спальне у Синенькой шорохъ все более усиливался. Вотъ взялись за ручку замка и повернули въ замке ключъ. Сердце у меня учащенно билось. Внутренно говоря себе: "Hy что-жь, будемъ защищаться!" я отступилъ вглубь комнаты, и схвативъ обеими руками деревянный стулъ за спинку, приготовился въ отчаянной борьбе.

дверью и стеной, я увиделъ устремленные на меня два глаза. Прежде чемъ можно было сделать какое-нибудь оборонительное движенiе, хозяинъ этой головы, въ которомъ я подозревалъ злоумышленника, рослый детина, босикомъ, полуодетый, безъ галстуха и съ ботинками въ рукахъ, но темъ не менее очень недурной собою и смахивавшiй немножко на барина, очутился однимъ прыжкомъ у выходныхъ дверей и мгновенно исчезъ на лестнице. Приключенiе очевидно принимало забавный характеръ. Я снова уселся на стулъ и сталъ ждать возвращенiя мужа, который долгонько-таки не могъ разыскать въ погребе вино. Наконецъ я услышалъ шаги его на лестнице. Ихъ шорохъ заставилъ меня разразиться смехомъ, которымъ смеешься иной разъ наедине и отъ котораго такъ трудно бываетъ удержаться.

Коробейникъ вошелъ съ двумя бутылками и спросилъ:

- Что моя жена все еще спитъ? Неужели она до сихъ поръ такъ и не пошевельнулась?

Угадывая, что Синеньная прильнула ухомъ въ замочной скважине, я ответилъ:

- Должно быть, что спитъ!

- Полина!

Убедившись, что она не отвечаетъ и не шевелится, онъ отошелъ отъ двери и объяснилъ мне:

- Она не долюбливаетъ, чтобъ я приводилъ въ ночное время сюда прiятелей, съ которыми можно выпить стаканчикъ-другой винца.

- Такъ вы, значитъ, думаете, что она проснулась?

Онъ изъявилъ твердое намеренiе роспить помаленьку со мною обе бутылки одну за другой,

На этотъ разъ однако я выказалъ надлежащую энергiю и решимость. Выпивъ стаканъ вина, я всталъ. Коробейникъ не упоминалъ уже о своемъ обещанiи проводить меня до парижскихъ воротъ. Злобно поглядывая на дверь жениной комнаты, онъ проворчалъ, съ видомъ раздраженнаго простолюдина, или точнее зверя, въ которомъ ежеминутно можетъ проснуться бешенство:

- А все-таки, по вашемъ уходе, она должна будетъ отворить!

Я внимательно гляделъ на этого труса, который начиналъ приходить въ ярость, самъ не зная отчего - быть можетъ, вследствiе смутнаго предчувствiя, подсказаннаго инстинктомъ обманутаго самца. Очевидно, ему не нравились запертыя на замокъ двери. Онъ только что говорилъ мне о своей жене съ чувствомъ нежной привязанности, а теперь, безъ сомненiя, собирался ее отколотить.

- Полина!

Голосъ какъ будто только что проснувшейся женщины отвечалъ изъ-за перегородки:

- Ась?.. Что?..

- Отвори двери!

- Когда уйдетъ отъ тебя гость. Что за охота приводить сюда по ночамъ постороннихъ и устраивать здесь съ ними попойки!

Спотыкаясь по лестнице, я ушелъ, почти такъ же поспешно, какъ и детина въ круглой касторовой шляпе, соучастникомъ котораго сделался противъ воли, а затемъ вплоть до самаго Парижа думалъ о томъ, что виделъ въ этой лачуге одно изъ действiй вечной драмы, которая дается ежедневно и повсеместно при всевозможныхъ условiяхъ сценической обстановки.